Дневник любовницы мафии

Глава 18

На консультацию я явилась в топике. Не смогла надеть кофту, а Лариса уехала раньше. Зрелище не для слабонервных. Воображение уже рисовало лица подруг, когда те увидят бинты. Или лучше просто не снимать пальто?

— Как они сервак ютуба свалить ухитрились? — с интересом спросил Артур.

— Без малейшего, — покачала я головой, ничуть не покривив душой.

Нас впустили в аудиторию за пять минут до начала консультации. Я не стала раздеваться, дабы не травмировать тонкую душевную организацию некоторых особ.

— Итак, — начала преподавательница. Выглядела она усталой, даже… постаревшей. Что же стало причиной ее странного поведения и состояния? — Ситуация немного изменилась, — сказала она. — Мне срочно надо уехать, потому я поставлю вам оценки автоматом.

Аудитория взорвалась. Некоторые были рады, Артур и Лариса ругались, что без толку учили. А я… я зависла и конкретно.

— Тихо! — призвала Наталья Владимировна к порядку. Аудитория снова погрузилась в молчание. — Несогласные со своими оценками будут сдавать другому преподавателю экзамен завтра в восемь тридцать, по расписанию.

— Я сдаю, — усмехнулась я, уверенная, что автоматом мне может быть только три. — Не зря учила.

Однако когда аспирантка Орехова продиктовала наши оценки, мне был обещан высший балл.

— Кто согласен, несите зачетки, остальные свободны.

Большинство, разумеется, побежали к ее столу. Мне же казалось все происходящее сном, в полутрансе я протянула ей зачетку. Однако Миледи подняла на меня глаза и полностью проигнорировала. Оля, которой сейчас ставили ее заслуженную четвертку, опасливо на меня посмотрела. А вдруг это оговорка или ошибка? Никто не ожидал такой щедрости. Студенты собирались и уходили, а она все не подписывала. Я, наконец, не выдержала, улыбнулась друзьям и кивнула на выход, чего ждать-то? Они ушли, оставив меня, преподавательницу и еще двух студентов. Те были рады и счастливы, а мой нервоз достиг апогея. И только когда я увидела, как она твердым острым почерком ставит роспись под оценкой отлично, отпустило. Так и не сказав ни слова, я медленно начала убирать зачетку в сумку. Наталья Владимировна встала и подошла ко мне. Шокировав меня до глубины души, она помогла мне поправить на плече ремешок сумки.

— Передай это Алексу, — попросила она на удивление мирно и протянула что-то в пакете, очевидно, какую-то продолговатую коробочку.

— Непременно, — ответила я ровно. Хм, интересно. И почему это я должна была выступить посыльным? Она скользнула взглядом по моей шее, обнаруживая там кулон. И тут осенило. — Вы выложили то видео? — спросила я.

— Я, — вздохнула она.

Я могла бы сказать ей все, что думаю, но удалось выдавить только:

— До свидания.

Это было практически невероятно. Почему она это сделала? Чем я так проштрафилась, что ей захотелось сделать мне подлянку? Откуда она вообще его взяла?

— Ну как? — с придыханием спросила Лариса.

— Все путем. Не поможешь? — попросила я подругу, протягивая ей шарф. Около соседнего подоконника меня дожидался Алекс. Наталья Владимировна вышла из аудитории, увидела Алекса и, крепко сжав зубы, отправилась на вахту сдавать ключ. Все пооткрывали рты. А Алекс подошел ко мне.

— Тебе просили передать, — сказала я и отдала ему пакет.

— Спасибо, — он взял его и убрал в карман. — Значит, ты летишь в Лондон, — сказал Алекс. — Не надо, Карина, ты ранена…

— Мне снимут швы уже сегодня. Я в порядке.

— Ты не в порядке.

— А кто тебе сказал, что меня интересует твое мнение? — взорвалась я и прищурилась. — А знаешь что? — я открыла окно и вышвырнула туда собственный мобильник. — Теперь у меня тоже новый номер телефона. Ты был не в настроении со мной разговаривать, теперь моя очередь. Катись отсюда, — я указала забинтованной рукой на выход. Он оглядел бинты на моей ладони. — В Лондоне я буду хотя бы в безопасности!

— Ты в состоянии послушать?

— Нет. Но если ты настаиваешь, я уйду сама! — И, чеканя шаг, направилась к лестнице. — Я вам напишу, — крикнула я друзьям, не оборачиваясь. Мое настроение провалилось в глубокий минус.

Лариса взяла чашечку кофе и села рядом со мной.

— Я Алекса ни черта не понимаю, — призналась мне вечером Лариса.

— Алекса? — фыркнула я. — Он любит, чтобы его боготворили. Он развлекается, как может, живет, как хочет, что еще ему надо от этой жизни? У него куча денег, толпы женщин, друзья его обожают, есть ненаглядный враг, зачем ему о других думать? Еще три недели назад он любил меня, две недели назад — Оксану, неделю назад — Наташу. К чему ему париться по поводу моих проблем? Его волнуют только острые ощущения. Только. Это же Алекс, — воскликнула я весело. — Пока ты ему интересен — ты на вершине мира, а потом он убирает из-под ног ступеньку, и оказывается, что падать больно! Но когда у него хорошее настроение, он — просто совершенство.

— Цинично, — заметила Лариса.

— Раньше я такой не была, — улыбнулась я грустно. — Это он меня испортил.

В тот февраль я приобщилась-таки к неприятной стороне жизни Лизы Степановой. И прошло это на редкость болезненно.

Надо сказать, сначала все казалось безоблачным. Выглядела она значительно лучше, чем раньше. Думаю, привыкла к Англии, может быть, наконец, смирилась и стала принимать ситуацию как данность. Злость разъедает все хорошее, это я по себе знаю. Видимо, ее отпустило. Дэнни уже исполнилось шесть лет. Он был самым очаровательным ребенком из всех, кого я встречала, однако так походил на Константина, что меня дрожь пробирала. Только волосы у него были рыжие, как у Лизы. Или как у меня.

— Дай мне покурить русские сигареты, — попросила тем же вечером Лиза. Затягиваясь обычным LD, она выглядела как самый счастливый человек в мире. Данил уже спал, я перебирала его волосы, удивляясь тому, насколько они пушистые, и временами рассматривая смешные веснушки. Самое удивительное, что они его ни капли не портили. У меня веснушек никогда не было, и я благодарила за это небеса. А у него были, как у Лизы. И ему шло! Невероятно.

— Как у тебя дела? Выглядишь великолепно, — улыбнулась я.

Лиза опрокинула в рот стопку водки и огляделась.

— У меня появился друг, — улыбнулась она кокетливо. — Но вообще тут погано. Понимаешь, — выдохнула она длинную струю дыма. — Одиноко. С одной стороны, я понимаю, что Британия — место далеко не худшее, не у черта на рогах, Европа и так далее. Но тут все чужое. Люди, улицы, запахи, еда, порядки — все иное.

Меня бы одиночество определенно напрягало, рассуждала я, гуляя по Лондону с новеньким фотоаппаратом. Но лично мне нравилось сравнивать города. И я определенно была влюблена в сам Лондон. Дело не в еде, не в запахе, людях или порядках. Просто я смогла бы здесь жить. Да. Точно смогла бы. Если бы Алекс-таки решил меня куда сослать, то я бы предпочла именно Лондон. А еще я стояла и слушала разговоры людей. Наверное, людей смущало, что какая-то девушка стоит и наблюдает, но мне было все равно. Здесь меня не знали. Мало ли причуд у иностранцев? Ведь я не похожа на англичанку! Я слишком яркая. Рыжая, как альбинос белокожая и одета в клоунский костюм. Но мне комфортно быть такой! Это стало частью меня.

В конце дня выяснилось, что из моих фотографий можно составить путеводитель. Однако Лиза даже смотреть не стала. Пришлось довольствоваться компанией Дэнни. За то время, что мы не виделись, он очень вырос. И болтал по-английски так легко, что мы с Лизой обе зеленели от зависти. А самое удивительное в нем было то, что он замечал вещи, которым мы уже вовсе не уделяем внимания. Голубя на крыше, смотрящего в камеру, мордочку из капель дождя. Глядя на этого ребенка я просто… позавидовала Лизе. Тому, что она имеет возможность быть рядом, наслаждаться этой детской непосредственностью. И что бы там про нее ни говорили, сколько бы ни вытирали ноги, сына она любила. Заботилась о нем. Она сама могла выглядеть жутко, но мальчик всегда был опрятен. И пусть мне кто-нибудь посмеет еще сказать, что недостойная профессия — клеймо на всю жизнь!

Когда мы с Дэнни строили пирамидку из его фломастеров, Лиза вдруг спросила:

— Слушай, Карин. Можешь посидеть ночью с Даней? — и прозвучало это виновато.

— А ты? — насторожилась я.

— Я хотела с другом увидеться, — улыбнулась она.

— Да, конечно, иди, — мигом прониклась я.

— Спасибо, — обрадовалась Лиза, развернулась к выходу из комнаты, но вдруг вернулась. — Если что, я в «Сапфире». Просто на всякий случай, — махнула она рукой в сторону сына.

Но кто бы мог подумать, что случай действительно настал. Дэнни спал, а я выкладывала в соцсети фотографии Лондона. Мне не спалось, было немножко грустно. И стало еще грустнее, когда я залезла к Насте на страницу и увидела множество их с Артуром фотографий. Не из-за него, нет, я позавидовала ее счастью. И уже в который раз. Бывает так, что с возрастом обнаруживаешь в себе качества, которые тебе совсем не нравятся. Не то чтобы я была очень завистливой, совсем нет, напротив, наверное, именно поэтому вспышки тоски и злости были мне так неприятны. На самом деле я вообще зря влезла. Они так счастливы вместе. И она действительно может дать ему именно то обожание, на которое он рассчитывает. Жаль, что понять это нам удалось неправильным образом… А затем я услышала хрип и кашель. Я вскочила и побежала к Дэнни.

— Маму позови, — сипел он.

— Ее нет дома, Даня, — воскликнула я. — Что случилось?

— В аптечке мой ингалятор, — задыхался ребенок. Я перепугалась не на шутку. Я никогда не видела человека с астмой, а тут маленький чужой ребенок. Беспомощность, полная и жуткая. Когда я вернулась с ингалятором, Дэнни был уже синего цвета. Однако ему мгновенно стало лучше. И… и мне, кажется, тоже. Клянусь, если бы с ним что-то случилось, инфаркта я бы не избежала!

— Я побегу и найду твою маму. А с тобой останется соседка! — проинформировала я его и спросила, с кем из них он знаком. Оказалось, что Данил несколько раз оставался с миссис Голфридж — старой дамой в истинно английском чепце, от вида которого я чуть не рассмеялась. Прямо из романов Джейн Остин, ей богу! Она к проблеме отнеслась с пониманием и убийственной ответственностью. Прошла, осмотрела ребенка, наверное, боялась, что я убийца. А потом поинтересовалась, не родственница ли я.

Ах да, мы же похожи! Вот так подарок судьбы. Я похожа на Константина, Дэнни похож на Константина, и вообще мы оба рыжие! И я… да… назвалась его тетей. И не потому что это избавило бы меня от лишних вопросов. Мне так хотелось. И я привыкла врать во спасение!

Когда я попросила таксиста подвезти меня к «Сапфиру», тот откровенно неодобрительно на меня покосился. И мне вдруг стало страшно, а не соврала ли Лиза? Таксист пренебрежительно на меня взглянул. Но он ничего не сказал и молча повез меня туда. Да если бы и сказал… я бы сделала вид, что просто не говорю по-английски. И не оставила бы ему выбора.

Сапфир мне не понравился сразу. И вопрос охранника о моем возрасте тоже. Я знала, что кое-где есть возрастные ограничения двадцать один плюс, но пронесло, здесь было всего восемнадцать.

И новый казус: что у меня за вечные истории с клубами и стриптизом?! В тот миг, когда я вошла в двери, девица со сцены бросила в толпу свой бюстгальтер. Повторив про себя раз пять, что меня здесь никто не знает, я направилась к бармену и стала расспрашивать его об иностранке с рыжими кудрями. Но он упорно ее не знал. Что ж, двести фунтов стерлингов развязали ему язык, будь он неладен! Однако он даже лично меня проводил к двери. А на губах играла гаденькая улыбочка.

Русский мат я услышала сразу. Но, чтобы убедиться во всей мерзости происходящего не удержалась и заглянула. Компашка была на загляденье. Толстый мужчина в дорогом костюме хохотал, лапая девицу, одетую в прозрачную тунику, в кресле рядом сидел высокий тонкий парень такого интеллектуального вида, что не хватало только надписи «проблема» поперек лба. Я почему-то сразу Константина вспомнила. И не зря, наверное, потому что очень скоро к нему подошла Лиза (одетая так же откровенно, как и все остальные) и ласково провела пальцем по его скуле. Нет, серьезно? Несколько мужчин играли в карты, а женщины для них танцевали. И все — все! — говорили по-русски. Вот такой чудненький анклавный междусобойчик. И я вдруг поняла, что если переступлю сейчас этот порог, неприятностей станет еще больше. В разы. Да, я люблю Дэнни, но он уже не при смерти, а я опять на свою голову навлеку тонну неприятностей. И я просто развернулась и ушла.

— Я не нашла твою маму, — вздохнула я и погладила Дэнни по волосам. К моему облегчению, он выглядел здоровым. — Спи.

Затем я предложила миссис Голфридж попить чай. В благодарность. А она вдруг говорит:

— Бедный мальчик. Он ведь прекрасно знает о роде занятий собственной матери. — И тяжело так вздохнула.

— Я не понимаю вас, — улыбнулась я опасливо.

— Бросьте, здесь мужчин бывает немало.

Мои кулаки сами собой сжались. И я поняла одну простую истину: все мы судим. Как ни крути, кто-нибудь да обязательно! Иначе не бывает. Но разве она плохая мать? Разве все так однозначно? Мир не делится на черное и белое. В чем-то мы хороши, в чем-то нет. И когда-нибудь обязательно ступаем на скользкую дорожку. Иначе не бывает. У всех свои недостатки. Нет, мы не имеем права судить! Я так долго думала о Лизе, о себе и… конечно, об Алексе, что всю ночь не сомкнула глаз.

Мы с Лизой и Дэнни сидели в кафе. Чумазый и беззубый ребенок бегал с моим фотоаппаратом по кафе и приставал к окружающим, но не существовало человека, который был бы способен устоять перед обаянием этого мальчугана.

— Ты, как я понимаю, приезжала в Сапфир? — спросила Лиза, глядя куда-то вдаль.

— Да. Приезжала. Но за шестьсот фунтов бармен мог бы и промолчать, — попыталась я пошутить.

— И что теперь? — спросила она.

— Ничего, — пожала я плечами. — Мне все равно.

— Так не бывает, — сухо парировала она.

— Ладно. Мне не все равно. Просто скажи почему.

— Карина, — улыбнулась она. — Ты прекрасно знаешь, что такое остаться одной против всего света. Уже никакие методы не кажутся жуткими и пугающими. Как бы ни звучало ужасно, они мои земляки, и я чувствую себя среди них… лучше. Это чуть ли не единственный способ избежать одиночества. Я не могу найти работу, потому что я плохо знаю язык, да и опыт у меня, сама понимаешь в чем и сколько. Я была замужем, это обеспечивало мне все. Теперь у меня ребенок на руках, который никому, кроме меня, не нужен. Понимаешь?

— Да, — кивнула я. Вопрос на этом был исчерпан.

Когда в аэропорту я увидела Алекса, сначала подумала, что померещилось. Снова в сияющих доспехах. Снова… мой? Я не сказала ему ни слова. А он просто подхватил мой чемодан и потащил его к выходу. Все так же, не говоря ли слова, он открыл передо мной дверцу, а я села, не в силах подавить глупую улыбку. Хотя какая разница, если и он тоже не мог? Мы переглянулись, а затем Алекс тронул газ. Я очень старалась не уснуть, но в самолете поспать не удалось, да и лондонские приключения сделали свое дело. Последнее, что я помню — как Алекс был вынужден развернуть машину, так как мы нарвались на разведенный мост.

В мои глаза било солнце. Солнце? Зимой? В Петербурге? Да вы, должно быть, шутите! Откуда бы ему вообще взяться? Я потерла глаза и огляделась. Да, я помнила эту комнату. Я сюда заходила в тот день, когда увидела Элю и Алекса. Итак, я у Алекса дома. Волнует ли меня это? Ни разу!

Я поднялась с трудом, посмотрела на свою помятую одежду и поморщилась. Рядом хозяйку покорно дожидался чемодан. Но переодеваться одной рукой было неудобно до чертиков. Меня хватило только на то, чтобы причесаться, а потом я чуть не бегом бросилась искать Алекса. Я была уверена, что он где-то здесь, хотя, по всему, в десять утра ему было самое место в банке. Хотя, если честно, понятия не имею, какой Сергей задал ему график работы. И тем не менее я угадала. С кухни доносился вкуснейший запах свежего кофе. Мой желудок в предвкушении узлом завязался. Алекс полусидел на окне, и вот на нем-то одежда была отглажена идеально.

— С добрым утром, — улыбнулся он. — Так я и знал, что ты придешь на запах.

Он просто улыбался. Совсем-совсем как раньше. Почему-то это подкупало. Я так скучала, он такой красивый… Я практически подкралась к нему поближе, набрала в легкие побольше воздуха и поцеловала. Кажется, он совсем не удивился. Просто ласково касался моей шеи, волос, шрама на затылке. У него на руке все еще красовалась моя ленточка. На самом деле она была с ним все это время, даже когда я считала, что сказка кончилась… Возможно, именно это не давало мне сделать звонок Виктору, довериться Сергею. Я бы потеряла свою синюю ленточку навечно. Что-то шипело, кажется, это выкипал кофе. И я улыбнулась и отстранилась, как никогда благодарная Лизе за невольно преподанный мне урок. Все не так однозначно. Все не так просто. Иногда нужно уметь прощать. Люди заслуживают второго шанса. И мы с Алексом его тоже заслужили.

— Останься здесь, — предложил Алекс.

— Зачем? — спросила я коварно. А он взял мою ладонь и начал загибать пальцы.

— Здесь тепло. Безопасно. И у тебя с собой чемодан вещей. А еще здесь я.

Не знаю, кто придумал сделать флаг капитуляции белым, вот лично я, например, напротив — покраснела. И в ответ такую глупость сказала:

— Я привезла фотографии. Хочешь посмотреть?

— Разумеется, — ответил Алекс, старательно скрывая усмешку.

— Только я сначала в душ заскочу, можно?

— Конечно.

И пока я не сморозила очередной вопрос, на который он ответит «абсолютно», «естественно» или, еще лучше «чувствуй себя как дома» (а после такого я бы точно сбежала), я ретировалась в душ.

Я честно пыталась вымыться быстро, но с моей рукой не вышло, тем не менее мне ни слова упрека не сказали. И когда я повалилась на кровать и открыла ноутбук, на котором уже красовалась добрая тысяча фотографий, меня тоже приструнить оказалось некому. Алекс просто плюхнулся рядом.

— Одежду помнешь, — заметила я.

— Предлагаешь мне раздеться? — спросил он, посмеиваясь. — Я бы мог, но тогда тебя найдут через пару часов на границе с Канадой.

— Это не смешно!

— Конечно, нет, — предельно серьезно ответил он. И хотя у меня появилась уверенность, что надо мной особо изысканно издеваются, я промолчала. Смерив Алекса подозрительным взглядом, начала листать фотографии, сопровождая их комментариями, все больше вдохновляясь и втягиваясь в процесс.

— У тебя выходят хорошие снимки. — Алекс приблизил лицо к экрану, словно пытаясь рассмотреть. — Особенно мне нравится цветопередача.

— Цвета? — улыбнулась я.

— Да, — кивнул он. — Может быть это странно, но мне нравится, как ты одеваешься. Иногда, конечно, кажется, будто ты шла мимо стройки, и на тебя сверху вылили несколько ведер краски разного цвета…

— Я очень советую тебе замолчать. Вот на этом самом месте.

Алекс рассмеялся и опрокинул меня на спину, нависая сверху. Я думала, что он меня поцелует, но он этого не сделал. Просто наклонился к моему уху и прошептал:

— Мне все в тебе нравится. Твои цвета. И то, что ты любишь останавливаться у окон и смотреть на улицу. И то, что когда я тебя целую, во рту остается привкус кофе. И запах сирени в твоих волосах. И то, что когда ты злишься, так забавно размахиваешь кулаками, будто хочешь меня ударить, и не решаешься. А когда ты напиваешься, ты полностью слетаешь с катушек и говоришь такие приятные глупости. Я бы каждый день тебя поил просто ради этого! Я ценю все это. Я люблю все это. Ты никогда не ассоциировалась у меня с Элей, ты на нее совсем не похожа. И я понятия не имею, каким чудом Константин ухитрился не признать в тебе подмену.

Я просто обняла его. Я не способна так красиво говорить, как он. Может быть, его этому учили. Он должен быть очаровательным в суде. Он должен быть очаровательным перед друзьями отца. Он как ожившая реклама или визитная карточка. Так его воспитал Сергей, а этот жуткий человек, спорю, редко проигрывает!

Так все-таки что я должна была ему сказать? Не знаю.

— Твои глаза, — сказала я, и голос показался мне чужим. — И эта ленточка… — Алекс поднял руку. — Мы с Женей долго спорили, но я настояла.

Он моргнул и вздохнул:

— Это такая генетическая болезнь.

— Знаешь, с генетической болезнью тебе повезло.

Алекс рассмеялся.

— Повтори это, когда я лет через двадцать ослепну.

— А ты ослепнешь?

— С большей вероятностью, чем многие.

— Фотографии.

— Ах да, конечно.

Я перелистнула несколько, и Алекс остановил мою руку. На фото был Дэнни. Перепачканный мороженым и до безобразия счастливый.

— Это Данил, — зачем-то сказала я.

— Он просто рыжая вариация Константина.

— Согласна. Тебе разве не нужно на работу?

Алекс тяжело вздохнул.

— Уже полдня как нужно. Но, откровенно говоря, совершенно не хочется. И мой «забытый» мобильник, уверен, уже давно разрывается.

И тут я вспомнила.

— Алекс, а как теперь маячок…

— Я оставил прежний номер. Ну… я поеду, мне пора.

— Пока.

— До вечера.

Не знаю, почему это все было так легко и просто. Великими усилиями Алекса? Или просто совсем без усилий и притворства? Мы ели привезенную им еду и слушали блюз с настоящих старых пластинок и обсуждали, что можно подцепить китайскими палочками, а что — категорически невозможно. И даже вопросов о том, где я останусь ночевать, не возникло… Хотя, надо сказать, знание, что Алекс находится всего через пару стен от меня, совсем не поспособствовало душевному спокойствию.

Три дня спустя я от Алекса сбежала. Тайком. Взяла чемодан и ушла. Не потому что было плохо, напротив. И не потому что собиралась с ним порвать. Просто мы застряли в мыльном пузыре счастья, настолько плотном и вакуумном, что я начала сходить с ума. Мне банально не хотелось его отпускать и не хотелось уходить. Я могла бы целями днями сидеть в окружении его вещей и млеть от счастья. И поскольку мой мозг начал под гнетом эндорфинов стремительно размягчаться, позорно сбежала. Даже повод придумала: начало занятий. А в универе народ по полной сработал в поддержку восстановления трезвости моего мышления. Взять хотя бы Настасью:

— Слушай, ты в Лондоне всю пыль что ли сфотографировала? — съязвила она. Ее почему-то сильно интересовали мои лондонские фотографии, по крайней мере, откомментировала она каждую. И положительных отзывов не наблюдалось.

— Да, мне нравится Лондон, — пожала я плечами.

— Мне больше по душе Париж, — заметила Настя.

— Романтика-романтика, — усмехнулась я.

— Так вы с Алексом, помирились? — поинтересовалась Настя.

Я сыграла как надо, а вот Ларисе пальмовую ветвь не дадут никогда. Она откровенно захихикала.

— Хватит уже!

— Ты мне трижды звонила с его телефона, потому что свой вышвырнула в окошко и не удосужилась купить себе новый. И один раз это было поздно ночью. Я даже как-то не сообразила, что это тайна.

— Это не тайна, но, блин, Лара! — всплеснула я руками.

— Что? Я занимаюсь моральной поддержкой.

— Поддерживай молча, а то очень скоро по мою душу явится его папочка.

— А ты даже с его родителями знакома? — вытаращилась на меня Настя. — Вот это скорость.

Я уже открыла рот, чтобы объясниться, но до меня вдруг дошло, что они просто наслаждаются поддразниваниями. Ну их! А вот когда мы сели в аудиторию, стало очевидно, что писать я все еще не в состоянии. Я печатала. И со всех сторон, конечно же, посыпались вопросы. Что случилось? И как объяснить? Перемена обещала быть откровенно жуткой, однако, как выяснилось, нашлось нечто поинтереснее: разговоры вдруг стихли. Я обернулась и столкнулась нос к носу с Алексом, у которого, судя по времени, был как раз обеденный перерыв в банке. И вместо того, чтобы есть, он, очевидно, решил меня отчитать…

— Вот так просто вздумала сбежать, да? — спросил он резко. — Хорошо хоть послания на ноутбуке не оставила!

— Я не сбегала. И вообще, как ты обнаружил?

— Провидение подсказало, не иначе. Ты могла бы хотя бы предупредить, а то твоя манера сбегать от проблем и ответственности начинает становиться привычкой!

— Алекс, — рассмеялась я, не в состоянии понять его злости. Ну что такого? — Я поехала домой. Я никуда не сбегала. — Я не выдержала и обхватила его лицо руками, а он при всех поцеловал меня. Я даже не попробовала воспротивиться. Может быть неэтично, некрасиво показывать отношения на людях, однако мы с общественным мнением никогда не жили дружно.

— Позвать или пусть остаются? — донесся до меня ехидный голос Оли. Очевидно, пришел преподаватель. Алекс отстранился от меня и вдруг тоже направился в аудиторию. Мы коллективно удивились, хотя в поточке, конечно, и слона можно спрятать.

Алекс достал свой телефон и показал мне стилус.

«После пар ты поедешь со мной», набрал он.

«Что-то случилось?» написала я в ответ.

«Глаз с тебя не спущу, негодяйка!»

Я захихикала и отобрала у него стилус.

«У меня начинаются тренировки».

Это было слабо сказано… У меня начинались пытки. Тренер свирепела.

— Вот это не олимпийское упражнение. Все, чего мы добивались ценой неимоверных усилий коту под хвост! Ты вообще потеряла связь с предметом. — Рвала и метала она. Ну еще бы не потерять, меня одна рука почти не слушается! Я ведь не рассчитывала, что меня будут экзаменовать по полной программе. А мне назначили шестичасовые тренировки. Ежедневные. И, сдается мне, без Сергея здесь не обошлось!

Учебу приходилось пропускать, с Алексом я виделась мало. И вот только тогда, впервые я подумала о том, что возможно — только возможно — художественная гимнастика действительно стала обузой. Даже не просто обузой, а средством давления. Это осознание стало настолько неожиданным и пугающим, что я стала заниматься с удвоенным усердием. Я оказалась не готова расстаться со своими ленточками.

Тем вечером у меня настолько сильно болели ноги, что Алекс буквально на руках донес меня до кровати. Ни о какой спа-ванне и речи не было — я бы до нее не доползла.

— Я пойду, — шепнул он, но я не хотела с ним прощаться, я безумно скучала по нему.

— Не уходи, — сквозь сон прошептала я, притягивая к себе Алекса за рукав джемпера.

А когда я проснулась утром в кольце его рук, казалось, ничего более прекрасного на свете не существует. Я не удержалась и коснулась пальцами его щетины, проверяя, действительно ли она такая колючая, как кажется.

— Не помню, чтобы я хоть когда-нибудь просыпалась в таком хорошем настроении, — прошептала я. Он уже не спал, но и проснувшимся не выглядел. Я сразу вспомнила тот момент, когда позвонила ему домой утром, а он сказал, что разговаривать со мной будет только после обеда. И тут до меня дошло, что он ужасно устал. С банком, со мной, с трениями с отцом… — Спи дальше. Сегодня выходной. Никто не знает где ты. Телефон твой я унесу в гостиную.

Алекс сначала пытался отказаться, а потом и правда уснул. А ведь я не прогадала. Его телефон звонил с завидной периодичностью. Под него даже пришлось подложить несколько журналов — очень раздражало бесконечное жужжание. К тому моменту, как он встал, я успела прибраться, принять душ и приготовить завтрак.

— Обычно я сплю меньше, — сказал он в свое оправдание. А я что? Я ни разу не усомнилась. — И обычно мне этого хватает. Что ты со мной сделала?

— Ничего, — торжественно провозгласила я. — Будешь есть?

— Буду.

Он сел за стол, размешал сахар в кофе, поднял на меня глаза и вдруг совершенно не к месту спросил:

— Ты меня любишь?

Я аж подавилась. Мне совсем не хотелось отвечать на этот вопрос. Пока он мне мог поставить только шах, но стоит злокозненным словам сорваться с губ, и мат будет тоже обеспечен.

— Ты сам все прекрасно знаешь.

— Я хочу, чтобы и ты это знала тоже.

— О чем ты?

— О доверии.

— Опять?

— Да, опять.

— Алекс, не порти момент.

— Что значит не порти момент?! — его тон стал раздражительным. «А счастье было так возможно!» — продекламировало мое подсознание. — Я просто хочу, чтобы ты произнесла это очевидное невероятное вслух.

— Если ты сейчас ждешь, что я брошусь тебе на шею со словами, что навечно твоя, то этого не будет. Потому что тебе этого от меня не нужно. Мы опять возвращаемся к разговору о шрамах и ленточках?

— Мы возвращаемся к разговору о том, что ты снова замыкаешься. Мы мало видимся, мало разговариваем. Если ты думаешь, что мне не страшно, что ты дашь задний ход, то ошибаешься.

— Что ты имеешь в виду?

— Что я хочу услышать, просто услышать, что ты это признаешь. Я люблю тебя, я говорил тебе это, и не раз. А ты можешь мне это сказать?

— Я…

Свет. Занавес.

Хлопок входной двери.