1 Апреля. Пасмурно с просветами. На Оке ледоход. Вот-вот и река Москва пойдет.
Как просто взял власть Симонов! неплохо и у Фадеева. Не зависть чувствую, а удивление и некоторое унизительное в себе подозрение в зависти. Ночью проектировал этих любовников власти на любовь к женщине, и вспомнилась «Козочка». Казалось, ничего не стоило взять ее (вместе спали!), но я не взял. А без меня какой-то черноусый в доме напротив нашего стал ей моргать, и в три дня все совершилось. Но мало того! вся жизнь прошла до 67 лет, и ни одна женщина не могла соединить в
462
единство мой дух и тело, и вышло это только с одной-единственной Лялей.
Так точно и власть! Нечего лицемерить, втайне мы все к ней льнем: хочется каждому власти (любоначалие = любострастие). Но как легко она дается Симонову! плюнул в сторону, откашлялся и царствует, а мы достигаем этого всю жизнь, работая в таланте, и царствуем уже после смерти своей.
Так вот, товарищи, я выступаю перед вами делегатом от мертвых.
Березин (секретарь ОХПРИ) принимает витамины и мятные капли. Ищет долгую жизнь, мечтает о бессмертии. Мы доказывали ему час целый, что бессмертие не в долготе, а прекрасном мгновении. И когда связали его по рукам и ногам, он сказал: – Скорее всего, есть два рода людей – для гениальных бессмертие в мгновении, а для обыкновенных людей в долготе жизни.
Закончил рассказ «Золотая медаль» (раз – пришло в голову на прогулке воспоминание о Чумакове – что «проглядят», два – записал сюжет, три-четыре – написал).
Вчера были Женя с Сашей – любящая пара. У Жени с Сашей я понимаю: С. эгоистически вызывает, а Ж. отдается, обнимает и вообще делает то самое, что в физической жизни делает сосуд, утоляющий жажду жизни (церковь на место того сосуда). Ляля то же самое делала со мной: топила в своем материнстве мою «идею». (Идея вообще в физическом мире отвечает penis'y.) Происходит материализация идеи, отвечающая творчеству или деторождению. Какая же, и есть ли граница между природным размножением и творчеством (там и тут со-итие).
Вспомнить спор с Березиным о долгой жизни и прекрасном мгновении. Наивный философ кончил разделением людей на гениальных с короткой жизнью и на рядовых с долгой. А это разделение в действительности есть
463
разделенность пола: идея, мужское начало несет в себе «прекрасное мгновенье», материнство – длительность, вот когда раскрылся смысл нашего длинного спора с простаком. Ох, и чудесна Россия этими своими простаками, в них все наше будущее, это есть форма детства и отрочества.
Человеческое творчество есть организация материи в интересах человека.
Размножение есть самодеятельность природы (материи): само-, т.е. без участия человека, деятельность, самодеятельность есть творчество.
Итак, в жизни есть две силы: 1) размножение как творчество природы или самотворчество и 2) творчество человека или организация материи (природы) в интересах человека (вопрос: что есть «человек», во имя которого все на свете организуется).
<Приписка: Первое в человеке есть стремление к единству (идея), включающему порядок, т. е. расстановку предметов согласно плану, имеющему в виду «лучшее» для человека.>
Материя находится в состоянии непрерывного самотворчества. Такая живая материя проникает в существо человека и образует в нем то, что мы называем «сам». Напротив, идея нас «осеняет», «приходит в голову», говорят: «идея родилась» или фаустовское «прекрасное мгновенье», и вообще «отец» – он не сам, он больше, чем сам, это mater (мать, материя) делает в нас то, что мы называем «сам».
Так что в собственном своем смысле жизнь есть самотворчество природы (материи), с вечной заботой о длительности существования, возрождении, возобновлении, жизнь эта похожа на искру прерываемого тока электричества.
Самотворчество природы способствует размножению человека, и это размножение подчиняет себе «идею», т. е.
464
творчество самого человека – это падение. (NB. Гитлеризм был уничтожением человечества в пользу господства расы, коммунизм рано или поздно бросится на размножение (пойдет хирургия).)
2 Апреля. Тепло, пасмурно с просветами. Ляля вышла на воздух.
Антокольский в журнале «Знамя» опубликовал статью, посвященную культурному преодолению «постановления». Моя тема не удалась мне, а ему удалась вполне. Не удалась мне, потому что я не мог обиду оторвать от сердца своего и, желая это укрыть, затемнял смысл, и местами выходило двусмысленно. При новых попытках выйти на общую дорогу надо твердо помнить, что дорога наша одна, что люди по ней тесно идут, и ты иди тоже по ней и неси свою котомку, как все. Но помни, что...
3 Апреля. Утро в тумане. Ляля поедет за моей путевкой на 15-е Апреля (вторник на Пасхе). Я побываю в Дунине в понедельник 7-го Апреля. В субботу студия созывает новый суд над моим сценарием, сказали: «Спешное совещание, чтобы поскорее заплатить Пришвину деньги».
Антокольский приводит пример из речи Мануильского: министр тысячу раз извинится за то, что подвинул к себе пепельницу, и в то же время обдумывает, как бы отнять для своего государства целый какой-нибудь остров с большим населением. Я бы не мог воспользоваться таким примером, потому что слишком много вижу обратного: министр восторгается жизнью на острове будущего и рассеянно тычет зажженной папиросой в глаза ближнего.
Что-то делаю, ничего не вижу в природе, ни за чем там не слежу. Но чувствую, что кто-то ходит со мной желанный, и как о нем подумаешь – так хорошо становится. А бывает, что-то не клеится, плохо выходит, и в то же время чувствуешь что-то хорошее. Станешь догадываться о хорошем и поймешь: это весна.
465
Антокольский взял темой пушкинский парадокс «поэзия глуповата» и стал серьезно доказывать обратное: что поэзия умная, как это у нас требуется. Смысл же пушкинских слов в том, что нельзя человека в реторте* сварить. А еще отсюда вытекает правило смирения для неудачника, который «умом» хочет выйти из своего положения. (Такие Игнатовы, умные кузины мои.)
Ляля достала путевки мне на месяц, себе на две недели, начиная с 15-го.
Приезжал Борис Кирыч Анюхин, рассказывал безутешное о Хрущеве, о Ельце. Он очень понял меня, когда я сказал, что ночью вижу Хрущеве, каким оно было, и дивлюсь его существованию в себе. – И еще больше удивительно, – сказал я, – что это видение свое я могу описать, и люди не только наши это видят, но и чужие. И я принес ему английские книги, в которых Курымушка называется little Peterkin**. – Как меня примут на родине? – спросил я."– Примут с почетом, как важное лицо, и ничего не выскажут и вопрос свой личный к вам затаят. – Что же это за вопрос? – Этот вопрос каждого из нас: а что же для человека сделано такого, на чем вы несете свою славу? Вы же помните соломенные избушки Хрущева с земляным полом? Теперь хорошо, если встретите всю крышу: часто половина раскрыта и съедена голодным скотом, в окнах стекло – только одно, другие заложены подушками или соломой. Из всех ваших сверстников осталось два-три, остальные умерли от недоедания.
4 Апреля. Делегаты весны. За окном моим под черной железной планкой балкона привесились четыре большие, тяжелые, светящиеся капли и светят мне, как делегаты
* Реторта (лат. – букв, повернутая назад) – сосуд с длинным отогнутым горлом, употребляемый для перегонки каких-либо жидкостей.
** Peterkin – герой английской сказки.
466
весны, и говорят мне по-своему на понятном только мне языке: – Мы, делегаты этой весны, новой, приветствуем тебя, старого делегата своих отцов и дедов, и просим тебя, старого человека, от новой весны – возьми нас и покажи нас людям молодым, рожденным любить этой новой весной.
Апрельский свет – это темно-желтый, из золотых лучей, коры вербы и черной, насыщенной влагой земли. В этом свете мы теперь ходим.
Вчера после рассказа Анюхина о моей родной деревне был на юбилее соратника Маяковского, режиссера Кулешова. Зал был наполнен его учениками, режиссеры Айзенберг, Пудовкин, Герасимов и другие знаменитости искренно приветствовали. А от министра вместе с поздравлением что-то вроде плевка: премия в размере месячного оклада. И это человеку, который всей душой, как Маяковский, отдавал себя открыто делу Сталина. Так что есть у всей этой компании во главе с Маяковским какая-то непрочная склейка с делом Ленина – Сталина, как будто склеивают их только слова, а в существе у них в самой народности нет ничего (ничевоки).
И все искусство это кинематографическое, без авторитета, без традиции, ничевошное, и становится тогда только искусством, если к нему присоединяется живопись, драма, поэзия и музыка. Кино само по себе не искусство, а механизм, подобный микрофону или автомобилю. И «урбанизм» их ничевошный, нечто вроде того, как я искал душу машины, ее индивидуальность, а на заводе мне сказали, что индивидуальность в машине – это порок, машина не должна иметь индивидуальности, она бездушна. Я не нашел души в машине, Маяковский в своем городе: ничевошники.
И все-таки она есть, душа эта, и в машине и в городе, это душа хозяина машины.
В нашем Обществе охраны природы наметились два понимания природы: 1) традиционно-биологическое:
467
природа за городом; 2) природа в городе, т. е. урбаническая точка зрения.
Человек приходит в природу из города, музыкально, поэтически, живописно исследует ее и создает новую природу по своему образу и подобию.
Вся живопись, музыка, поэзия, поскольку они направлены к природе, движутся одним мотивом охраны ее.
Наука, присоединяясь к делу хозяйства (Морозов), вся направлена к делу охраны наших естественных богатств от истощения.
Кто же против нас?
От поэта до ученого все за охрану, кто же наш враг, от кого мы будем охранять природу? кто наш враг? (NB. Здоровье человека – это главная область природы, подлежащая охране. Значит, вредители здоровья человека – это первые наши враги.)
Скрижали завета.
1 Заповедь. Дело охраны природы есть дело охраны здоровья человека.
Отсюда вопрос: что такое здоровье, и каков этот человек, здоровье которого нам надлежит охранять – и раскрытие этих вопросов составит содержание всех скрижалей. («В здоровом теле здоровая душа», элемент здоровья – чувство праздника («Помни день субботний»).)
Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози и пр.
Итак, это Бог в нас говорит: «Я», и рядом с этим «Я» находится «я» личное, рожденное, долженствующее расти до «Я» Сына Божия. Одно «Я» как идеал вне времени и другое [во времени].
Ход весны. Движение весны в этом году было ровное,больше пасмурными днями, чем солнечными полднями. Вчера 3-го в Москве валил сплошной лед по реке. Сегодня лучи солнца проходили сквозь пары. Вечером теплый,мелкий и частый дождь. Река очистилась и быстро наполняется. Канава забита льдом. Везде строятся заграждения. Паводок в полном разгаре.
468
На юбилее Кулешова повидал весь наш киношный актив и понял ясно, что кино есть лишь механизм для распубликования искусства, нечто вроде микрофона, печатного станка и т. п.
5 Апреля. Утро солнечное.
Завтра Ваня отвезет меня до станции Звенигород, и я пешком пройду в Поречье и все увижу в природе.
Спросите кого угодно, что это значит, природа, о которой мы говорим ежедневно, и никто не даст ясный ответ.
Мы скажем: природа – это все, что существует и возникает без участия человека. При таком определении непонятна задача нашего Общества охраны природы, потому что в природе находятся вековые враги человека, с которыми он и теперь ведет повседневную борьбу за существование.
Нет, мы не всю дикую природу хотим охранять, а только ту, которая в борьбе человека за существование стоит на стороне человека, ту природу, которая идет ему на здоровье.
Решаемся сказать: охрана природы в нашем смысле есть дело охраны здоровья человека.
Но, скажем, книгохранилище, лаборатория: они, несомненно, являются тоже условием здоровья современного человека. Мои сверстники, с которыми я в деревне играл, теперь все почти умерли, а среди ученых, бывших еще моими учителями, некоторые живы и некоторые работают усердно на славу нашей родины. (Назову профессора Прянишникова.) Полезно приглядеться, каким способом эти старцы охраняют свою «природу», или здоровье, для своей творческой работы. Мы увидим, что книгохранилище и лаборатория играют немалую роль в охране их здоровья. Мне кажется больше: изучение борьбы за достойное существование этих замечательных старцев дало бы больше материалов в деле изучения вопроса о продлении жизни, чем изучение мумифицированных старцев, живущих где-то в счастливых горных долинах.
469
Итак, не одна природа является источником здоровья современного человека и, значит, наше Общество нельзя назвать просто Обществом охраны здоровья человека. Но, несомненно, наше дело состоит в охране той природы, которая способствует здоровью и силе человека в его борьбе за существование.
Заповедник является хранилищем условно самозарождающейся благодетельной силы природы. Мы вносим культурную жизнь, напр, отстреливаем ястреба, истребителя домашней птицы. В заповеднике наличие ястреба благодетельно для выработки сил в борьбе за существование куропаток и тетеревов: без ястреба куропатки вырождаются.
<3ачеркнуто: Наряду с заповедником дикой природы нашей охране подлежит и городской парк, хотя он и не является предметом той природы, которая возникла без человеческих усилий.>
Перечислить все, что подлежит охране. И после того показать необходимость включить в дело охраны вторую природу.
И кончить охраной детства.
Детство как явление природы, этот «золотой век» наш требует особой охраны. Может быть, и вся наша «природа» есть воспоминание золотого века каждого из нас, когда мы были заодно с природой и не знали страданий, связанных с именем человека. Вот эту природу детства мы должны особенно оберегать – «верните нам ребенка».
«Ум», к которому апеллирует Антокольский против «глуповатой» поэзии, часто является заплаткой или сшивкой на том месте, где обрывается талант.
6 Апреля. С утра дождь. Все-таки поехали с Ваней в Дунино. По дороге началась снежная метель. Возле туберкулезной больницы отпустил Ваню и пешком пошел в Поречье. В лицо било снегом. Ноги скользили по льду, проваливаясь, сапоги подтекали. И все-таки где-то из засыпанного снегом седого дерева слышался хрип скворца.
470
Пришел к Шахновским, болтал часа два. За это время явилось солнце, и все засияло.
Поля голые, в лесах еще снегу довольно. Река прошла (передвижка) третьего дня, но повыше еще стоит лед. За последнюю ночь вода поднялась на 80 сантиметров.
Вечером берегом реки прошел на дачу свою. Сильный холодный ветер при ярком солнце. Редкие льдины, иные стояком, розовые на солнце, стремительно неслись по лазурной реке. В легком пальто было холодно, и страшно было смотреть на реку, и красива она была страшно. Пролез на дачу по снегу. В лесу еще довольно снегу, и только морозы изо дня в день могут спасти Москву от потопа.
Вечером радовала меня милая женщина Татьяна Сергеевна (очень простая и веселая, напомнила мне брата Сашу, простая, а видит и слышит хорошо). Познакомился с пианисткой (преподаватель консерватории, встречался в Кабарде). Лия Моисеевна Левинсон, К 3-11-75, ул. Огарева, д. 5, кв. 4. Еще была хитрая Фрида.
NB. Моя мать только к старости стала красивой женщиной, привлекавшей общее внимание и почет. Так и у меня...
Говорили о вреде лиризма.
7 Апреля. Ранним утром было солнце, а потом повалил снег, и на весь день. Ехал на грузовике к поезду 8.40. Приехал домой очень усталый от холода и болтовни.
Будьте как дети – это не значит: будьте детьми. Это значит, будьте только подобны детям.
8 Апреля. Пасмурно с просветлением, ночь прошла без мороза.
Женщины: Раиса забывает все у мольберта, Татьяна – с античной природой, проста, но все видит и слышит.
471
9 Апреля. Раисе сказал, что был в кругу интересных женщин; она чуть дрогнула и выдала свою женскую ежедневную тайную борьбу за себя как за самую интересную. (Нам, писателям, это знакомо: втайне каждый из нас – лучше всех, и в этом нет ничего дурного: это условие борьбы за первенство.) Татьяне Сергеевне тоже я сказал, что с нами приедет в дом отдыха красивая Раиса. И по ее простому лицу пробежала тень. Но если бы Ляля узнала, что я люблю достойную женщину – она бы, мне кажется, перемогла себя и постаралась бы растворить свое страдание в великодушии и так вышла бы из этой борьбы за первенство.
Лева вчера пришел в условленный срок, принес деньги, показал их. Ляля сказала: – Вы нуждаетесь? Спрячьте и принесите, когда будет лучше. И дала ему 1000 руб. на праздник для матери. У Пети родился новый мой внук Николай. Ия тоже там живет, в Пушкине. И Петя между женами как петух.
Написал ответ Серовой и через ее попытку написать «Байкал» (ее сочинение распалось на Байкал без девушки и девушку без Байкала) понял свою заслугу изображения природы «с девушкой», т. е. мне удалось превратить свою лирику в зеркало с отражением в нем природы (чего стоит «Черный араб» или «Жень-шень»!).
Эта осознанная моя способность дает мне надежду на то, что я вернусь к «Каналу» и напишу.
В этой работе я должен сделать шаг вперед от изображения такой-то земли к человеку, царю природы.
Да, я думаю, это правда, что Ляля вышла из бабьего круга: если бы я сошелся с женщиной, недостойной меня, она бы, презирая, переболела скоро и вернулась к себе; если бы я нашел женщину, с которой бы мог идти дальше – она бы с болью, но без спора уступила меня. Вот моя Ляля – это святая.
10 Апреля. Великий Четверг.
472
Вечером вчера резкий ветер, ночью морозик, утро ясное, но... что-то не везет Апрелю в этом году, весь он был пасмурный и деловой: не нам на радость, а только чтобы растопить снег и затопить низменности. Зато как хорош был в этом году март, и я этот март записал (сценарий).
Вчера был Игренев, говорил, что «Русский вопрос» – смертная скука. Так оно и быть должно, потому что в этом «вопросе» ни направо, ни налево нельзя чувствовать себя свободным в сторону правды.
Ездили в Ховрино к теще. Уговорил доктора продержать ее еще 3 недели после срока, до 4-го мая. Доктор армянин и симпатичнейший, и у нас с ним возник обмен философских настроений в плане Надо и Хочется (врач и поэт, Евгений и Медный всадник и т. п.), и опять какой же выход? Метода нет, если только признание личности в человеке не включает в себя и метод.
Ляля выдержала стояние до 9-го Евангелия, и в давке видел, как у одного длинноволосого на конце каждого волоса блестела капелька пота. Упасть нельзя, и если даже умрешь, то будешь стоять. Эта пытка верующим создалась из-за разрушения церквей, естественное возмездие и пример невозможности извне подавить веру в человеке. Давка в церкви – это форма борьбы за веру.
А разве вся наша жизнь в <1 слово вымарано> не есть тоже давка с потовой капелькой у каждого на каждом волоске? И разве тоже нет среди нас мертвецов, задавленных людей, которым и упасть некуда?
Возвращаюсь и не могу вернуться к своему «Каналу», к этому вопросу о выходе из давки, из этой необходимости давить друг друга – к личной свободе и миру. Чувствуешь, что никаким домыслом тут не возьмешь и сознание необходимости требует поступка (в данном случае поступком будет создание книги).
473
Хочется и Надо – это у меня с первого сознания, между этими скалами протекла вся моя жизнь, и выходом всегда был поступок.
Побег из школы в Азию кончился неудачей в утверждение «Надо», в марксизме («женщина будущего») кончилось тюрьмой, в любви (Ина) – последним унижением; но благодаря той тюрьме я не попал в нее в советское время, благодаря Ефр. Павл. явилась Ляля, благодаря писанию агрономических книжек о картофеле явилась поэзия.
Итак, всякое влечение у меня в сторону свободы личной кончается неразумным поступком, который непременно приводит меня к необходимости (Надо), и переживание необходимости (гимназии, тюрьмы, брака, нелюбимого дела) приводит к выходу из царства необходимости в царство свободы. Нет! значит, выход на волю заключается не в самом поступке, который приводит сначала к необходимости и после того к свободе. Не поступок только решает вопрос, а явление (образование) личности. Умирение («да умирится же с тобой...») происходит в рождении личности, как в физическом рождении человека мать после мук приходит к радости через явление нового существа.
Медный всадник (Надо) есть образ безличный, образ человеческой необходимости, через которую должен пройти каждый человек и сама стихия. Он прав в своем движении... и не он будет мириться, а с ним будет мириться «стихия» путем рождения личности.
Итак, «да умирится же с тобой и покоренная стихия» означает рождение личности. И, значит, Евгений (как тоже и еще сильнее: Филемон и Бавкида) является нам как вестник наступающих родовых мук. И окончательное решение этой борьбы Хочется и Надо в пользу Хочется с воскрешением Евгения и Филемона с Бавкидой есть рождение Христа, есть явление света в темной борьбе, выход свободной личности из недр необходимости.
Примирение состоит в том, что личность приносит с собой новое измерение всех ценностей, создаваемых
474
Медным всадником. Примирение в том, что то, прошлое измерение было необходимо. Примирение заключается в улыбке личности и, может быть, осторожно, шепотом и любовно сказанных словах: «Мы говорим на разных языках». И окончательно: «Любите врагов своих».
В природе рождается человек, и потому мы часто говорим «мать-природа». Из этого факта является у нас милость к природе.
В природе человек умирает от нападения на него видимых и невидимых врагов. Он умирает в борьбе с этими врагами своими, включенными в природу.
Природа является местом борьбы человека за существование. Значит, природа человеку и мать, и злая мачеха.
Из этого начались все наши сказки.
Сборы: Пятница. Суббота, Воскресенье, Понедельник.
Пятница: Еремин после обеда, с 5-9 заверить справки. Позвонить в 11 д. Лоцманову о конце Апреля. Доверенность Map. Вас. на книги у Чагина, она же в Литфонд бумагу и одеяло; Рукопись Платонова. Разговор с Сурковым.
Книги об Армении.
Барютиным телеграмма: Уезжаем Дунино вернусь 25-го Апреля вас перевозить.
Воскресенье: Map. Вас. в Ховрино насчет картошки.
11 Апреля. Солнце, мороз и ветер. Ходил в студию, выправил анкету на вторые 25%.
Пробовал войти в работу, раскрывая себе свою вечную спутницу, мысль о Надо и Хочется.
Напросился на воскресенье Перцов. Ничего как-то не ждешь от этих разговоров хорошего. Вот в Николе Новокузнецком, Ляля рассказывала, поп очень сытый и коренастый устроил в церкви лесенку и над лесенкой кафедру
475
и залезает сам по лесенке и говорит. – Сытый, – сказала Ляля, – коренастый, и благодаря этому сохранил способность и охоту говорить проповедь. – Так вот это же и у нас в литературе, хотят чиновники разделить писателей на три класса: первый – немногие совершенно сытые, второй вроде меня – средние и третий – голодные. Через сто лет поймут, почему писатели наиболее ревностные <4 слова вымарано> были и наиболее сытыми.
Странно, что я не могу побороть в себе и неприязни к политикам, и в то же время приятности, если меня кто-либо из них похвалит. И тоже ловлю себя иногда на приятном чувстве, когда воображаю, что меня куда-то позовут и там признают. Чуть только подумаешь холодно, и все это исчезнет, как дым, но... это подлое во мне все-таки есть и действует тайно и, несомненно, составляет одну из сил, образующих борьбу человека за первенство. Эта подлость есть, наверно, и у святых и тоже у них действует где-то под лостью (что это – лость?).
Итак, под лостью, а сверх лости у меня все-таки есть вера в Слово. Только благодаря этой вере я мог заняться такой расстановкой агрегатов моей души, чтобы направить бормотание своего ручья в Океан (т. е. Слово).
Если я приеду на мою родину в Елец как знаменитость, мне покажут достижения агротехники, каких и не снилось моей матери. Но если я потребую, чтобы мне показали мою родную деревню, то я увижу, что за 30 лет она вконец разорилась. И так во всем мы живем напоказ, и война, единственное наше достижение, выходит теперь, тоже была не для нас и тоже напоказ. На родине моей личной и на твоей родине, мой друг, ничего нет, но вся наша родина славится и величится. <3ачеркнуто: Так все, как небо, раскинулось над пустым Ничего. Другими словами, у нас нет личности.>
Нет писателей, и есть большая литература!
476
Столб. На Большой Садовой есть чугунно-граненый столб и на нем два больших кругло-матовых фонаря. Столб стоит на самом краю панели, а с другой стороны забор, ограждающий ремонт дома. Между столбом и забором может пройти только один человек. И если двое встречаются, то другой должен идти по другую сторону столба. Но там с панели на улицу ступенька, и возле ступеньки бежит весенний грязный ручей. Встречному приходится одну ногу поставить прямо у подножия столба и, обняв его, другую ногу пронести над ручьем. Так целый день с утра до полночи бедные люди обнимают чугунный столб, а он ничего-то не чувствует! И сколько между нами, людьми, таких столбов: их обнимают, а они ничего-то не чувствуют.
Это не способ! Вот это «не» и есть то самое отрицание, которое лишает сил действовать и воскликнуть осанну. Для «способа» нам нужен наш личный идеализм с возможностью каждому достигнуть свободы. Вместо этого <4 слова вымарано>: мы можем, восхваляя <1 слово вымарано>, получить славу и деньги. Так и получают этим способом ловкачи <2 слова вымарано> деньги и славу. Но есть у нас в зрачке у каждого какой-то человечек, голова вниз, ноги вверх: этот человечек нашептывает нам, что это не способ. Вот бы этого человечка вывести нам из опрокинутого состояния, вот бы поднять его! И вот это усилие, этот каждому из нас присущий идеализм чурается того способа.
Чуть непоздоровилось, и сейчас не знаю, к чему это выйдет. Но солнце на дворе такое яркое, так празднуют дома, крыши, кресты и всякие цветные тряпки канун великого праздника Светлого Христова Воскресения, что и я это почувствовал и понял эту свою прирожденную радость жизни как существо здоровья. Это все было мое здоровье и поэзия в нем, вернее: такое здоровье, что даже и поэзия в нем. Охотничье чувство – это и есть чувство здоровья или радости жизни, и поэзия, свойственная охотникам, есть выражение радости жизни.
477
В здоровье рождается радость жизни и может дойти до поэзии, и религия наша христианская вышла из радости жизни (другое дело, во что это вылилось).
12 Апреля. Солнечный день после ночного мороза. Вечером пасмурно, ночью подмерзло и трусил снежок. Но мы пошли в церковь (Новокузнецкую) до снега, и было очень хорошо: тихо и не холодно. В домах у верующих светились огни, неверующие спали. На Пятницкой отдыхающие рельсы подсказали нам и на все вокруг так поглядеть: закончилась грохочущая жизнь, и все предметы теперь имеют возможность раздумать: что это было? Вдруг в этой московской тишине закричал петух, и раз, и два, и три, как по Евангелию...
В церкви великое событие: приспособили микрофон, и богослужение вышло на воздух. Мы стояли, прислонившись к забору, и слышали все до одного слова, <1,5 строки вымарано>. Но это нам так хорошо от радио, а настоящие народные верующие, наверно, не могли в сладость помолиться без мучения. Когда из церкви выходили потные, измученные и все-таки радостные люди, Ляля что-то сказала вслух о вере, и ей кто-то ответил, имея в виду перенесенные мучения: – Будешь веровать! – А старушка на это прибавила: – Господь за нас больше мучился!
И это настроение как-то присоединялось к тону всей нашей жизни нынешней: что так ли мы сами в жизни теперь мучимся, и даже все наши муки ничто в сравнении с тем, как мучился Господь, но все это мы перенесем, переживем, и все кончится радостью воскресения.
Мы дома разговелись вдвоем с Лялей и, обнявшись, радостно уснули.
13 Апреля. Все наши серванты*, и даже Ваня, собрались за чайным столом.
Взять с собой: 1) Пирамидон. 2) Чай, сахар. 3) Мыло. Дневник. Канал. Ружье. Часы большие. Набить 24 к.
* Имеется в виду прислуга: servants (англ ).
478
патроны. Масло. Термос. Фото (заряд, катушки). Лодка. Спиннинг. Бритье. Компас.
14 Апреля. Утро солнечно-морозное, тихое.
Вечером вчера были Родионов, Елагин, Громов, Игренев, Перцов. Уговорились с Игреневым, что кукольная пьеса назовется «Блудово болото» и автор будет куклой.
Вчера Ляля потащила к Пасхальной вечерне. Вначале было хорошо, но потом началось потение общее, коммунизм православный. Я снял пальто, шляпа в лепешку. По пути к выходу потерял палку и сам впал в паническое малодушие. «Будешь веровать!» – чудился вчерашний голос в том смысле, что жить хочется – будешь стоять за жизнь, за Христос Воскрес.
Приходила Марья Алексеевна и прочитала свое личное «верую».
Слово содержит в себе и дела, но слово больше действия, нельзя все свое Слово подменять делами: вначале было слово, потом из слова вышло дело. И не так оно вышло, что непременно тот самый, кто поднял слово, перешел потом к делу. Поднявший слово тем самым поднял и дело, он подумал (той рече!), и оно сделалось (быша), «той повеле», и «создашася». Это положение первенца в творении. Но возможно, что кто-нибудь начнет с дела, и это значит, что он не сам от себя делает, а по чьей-то инициативе: такова вся техника.
Вчера Перцову оговоркой сказал о своей работе: мысль мою выразить можно только в образе, но мысль эта такая большая, что я не боюсь судьбы моей вещи: мысль эта больше наших препятствий.
15 Апреля. Густой туман с обещанием подняться и раскрыть богатства Апреля.
479
Сегодня после обеда (часа в 4) переезжаем в «Поречье».
Говорили о перевоплощении поэтов и трудностях такого перевоплощения (в пример приводили моего «Черного араба» и вообще мою природу). Понимаю условие для такого перевоплощения: страстное одиночество в пустыне, когда сама земля, природа и какие-то люди на ней становятся заместителями желанного существа. Это чувство есть исходящий из себя свет любви, и дело поэта изображать освещенные этим светом предметы.
NB. При анализе происхождения поэзии как заместителя любви (Эрос) надо не забывать, что у меня это чувство утраты предшествовало во мне встрече с предметом моей любви, т. е. что чувство утраты, свойственное моей личности, преобладало перед стремлением к обладанию.
Когда она передала мне письмо к родителям и попросила прочесть его, и я прочел простые слова о том, что она полюбила порядочного человека и намерена выйти за него замуж, я вдруг охладел, смутился, на мгновенье увидел я ее как очень обыкновенное существо, повязка вдруг упала... Это продолжалось какое-то мгновенье, но она, по-видимому, поняла меня и вскоре взяла письмо обратно. И как только она это сделала и снова стала недоступной, я опять начал безумный роман с Альдонсой, обязанной быть Дульцинеей. Вот эта «Дульцинея» и стала ее врагом, и за нее она меня возненавидела: она отстаивала в себе Альдонсу.
Итак, моя «Ина» была поводом для явления Дульцинеи: моя Дульцинея явилась из обрыва родового провода жизни.
Все раскрытые мною богатства содержатся внутри каждой жизни и действуют невидимо и бессознательно, проводя жизнь из рода в род.
Свет сознания человеческого является, как и свет электрический, – между полюсами, в человеке [проявляет] личность. Без личности не может быть сознания, но жизнь протекает, конечно, безлично, сама по себе.
480
В настоящее время выхода на историческую сцену народных масс сознание стало вредной силой, и стахановец подменил собой личность. Наши коммунисты чувствуют жизнь как государственно-общественно-родовую, и почти все утрату личной силы сознания вовсе не чувствуют.
Большевики безличны, их враги стоят за личность. Большевики подменяют личность, творящую сознание, индивидуальностью, и даже капиталистической (буржуи).
Возвращаюсь к теме: разлука (Дульцинея), т. е. прекращение чувства рода, т. е. фактор образования личности и сознания, потенциально был во мне и до встречи [с Дульцинеей], я родился обреченным на разрыв с Альдонсой.
Подлежит анализу явление Фацелии, т. е. как бы вмещение Дульцинеи в Альдонсу. Фацелия – это как бы склад всех собранных мною за время разлуки богатств сознания.
Итак, чтобы понять мою «природу», надо понять жизнь мою в трех ее периодах: 1) От Дульцинеи (детство: Марья Моревна) до встречи с Альдонсой. (Парижская Варвара Петровна Измалкова: Ина Ростовцева.) 2) Разлука и пустынножительство. («Семейная жизнь» с Ефр. Павл.) 3) Фацелия (встреча с Лялей и жизнь с ней). И все как формирование личности, рождающей сознание. Итак, природа, с одной стороны, есть сама наша жизнь, протекающая в берегах родового общественно-государственного долга («Надо»), и тоже природа в свете нашего сознания, порождаемого личностью (Свобода, «Хочется»), природа как зеркало нашего личного сознания.
Вывод: 1) Рост нашего личного сознания открывает нам, какие несметные богатства таятся в нашей жизни. 2) Природа в берегах долга есть место борьбы человека за свое первенство среди населяющих землю тварей. 3) Природа в свете нашего сознания есть место строительства новой желанной природы как царства свободы (свидетельство предметов нашего искусства).
481
16 Апреля. Вчера мы доехали благополучно. Сегодня третий день, как стало тепло и пришел настоящий Апрель. Поле озими еще не омылось и желтое, а лужица на поле ясно-голубая, а синий лес вдали подчеркнут белой полоской. Вдоль реки лежит цепь оставленных водою льдин. Одна особенно большая лежит на другой и сверху на нее капает, капает. Малые льдины от толчка распадаются на длинные чистые кристаллы, похожие на хрустальные подвески от люстры. В лесу пестро, где белое, где черное, на черном виднеются зеленые листики перезимовавшей земляники, а земля под нею еще не оттаяла. Зяблики поют везде, и начинают оживать лягушки. Одна скакнула в ручей и понеслась вниз (мотив каждой весны: есть ли сок в березах?).
Раиса с сыном и Татьяна с сыном, и мы, и я как предводитель женской дивизии. Мальчики подрались, женщины, как кошки, – уши прижали. Но женщины и умные, и милые, обе с мужьями, но не постоянно возле мужей.
17 Апреля. Солнечно и холодно, ветер. Я утром до завтрака проходил в лесу: еще много снегу, и даже ходить тяжело. Большая поляна, где тянут вальдшнепы, вся очищена от снега, и даже дубовые листья просохли, и ветер играет листьями. На поляне этой могучие дубы.
Дятлы напали на елку и раздолбили ее внизу со всех сторон.
Северные опушки лесные белые, южные в голубой воде, поле чистое и мажется, а березы мокнут (капает березовый сок). На реке за одни сутки от всей цепочки льдин остались небольшие грязные бугры, ударишь по ним ногой, и разбиваются на длинные чистые кристаллы. Кроты работают. Но трава, даже на опушках под лужами, еще не зеленеет, и нога на земле чувствует лед.
Я спросил двух женщин, одну с мальчиком, другую свободную: – Кто ближе к природе во время родов, мать или ребенок? Женщина с мальчиком ответила: – Ребенок.
482
Женщина свободная: – Мать. – Понятно, – сказала первая, – ребенок, говорят, вначале и видит не так, и слышит плохо, и ничего не понимает. Он, конечно, ближе к природе. – Так вы понимаете природу, – ответила вторая, – будто природа слепая, глухая. В природе есть все, и это может знать только человек очень близкий к природе. Ближе всех в этом к природе рождающая женщина: она одной стороной своей даже сама природа, а другой – она человек.
Я вчера высказал свою заветную мысль о немцах, что они и русские – единственные идеалисты на свете, что география даже обеспечивает единство этих народов, и если эти народы соединятся, они добьются хозяйственного единства во всем мире. – Не дадут, – ответила Раиса. – Но ведь в этом же и есть смысл нашего требования единой демократической Германии. – Все равно не дадут! – сказала она решительно. И я по тону реплики понял, что в этих кругах нет ни малейшего даже сомнения <1,5 строки вымарано>. Так оформился новый этап контрреволюции. Положение ухудшается сравнительно с прошлым тем, что невозможно прибегнуть к обману, каким был НЭП: теперь всякую такую уступку поймут как сдачу позиций: сдай в одном, и все полетит. Остается усиление диктатуры и надежда на большой урожай. Диктатура – это в руках человека, а урожай? (Вот когда пришло время решать загадку «природа науку одолевает».) Тридцатилетие все скажет. Но все-таки дело в руках «природы», или «счастья», или случая.
– Вдохновение! – сказала Татьяна. – Никакого вдохновения нет, – ответила Раиса, – есть только труд, труд и труд. А вы как думаете, Михаил Михайлович?
– Я думаю о чудесном саде, какой мне достался от матери без всякого моего личного труда. После я пробовал делать сады, но они даже в малой степени не дали мне той радости, какую дал мне сад матери, полученный мной без труда. Есть ли вдохновение? я не знаю, но есть целый мир
483
как великое Данное, получаемое нами без труда. Мой личный труд есть лишь средство добиться права на обладание этим наследством: одному это легче дается, другому труднее. Есть, наверно, счастливцы вроде Моцарта, кому это право дается одним вдохновением, другой, как осел, идет в гору с тяжестью и до снежной вершины никогда не дойдет.
Иван Тимофеевич (Филемон и Бавкида) ни за что (караул соседский) получал ежемесячно от меня 200 рублей. Он счистил снег с крыши и за это попросил еще 150 р. И в тот самый момент, как он попросил, он погубил всю свою карьеру (мы его поняли и отстранили). Так это правда, что с человеком надо съесть пуд соли: соль ешь – это надо! Но постижение человека совершается мгновенно, и случай возможен, когда поймешь и без соли. Но метод постижения – это соль, на соль можно всем опираться, а на случай только счастливому.
Занимаюсь с Женей проектом электрификации дома. Завтра он к этому приступит.
Отказал Константину в жительстве в моей избушке. Придется то же сказать и Марье.
18 Апреля. В пятницу после обеда постучался Женя – проводить электричество в даче, я хватился – нет ключа.
Я хватился – нет ключа, искал, Ляля взялась точить, ключа я не мог найти. Пошел дождь, я накинул плащ, и мы пошли без ключа. Дождь был не особенно теплый, лягушки прыгали редкие, вялые. Я с горечью думал о ворчании Ляли, стараясь очистить ее от этой истерической шелухи, присущей, оказывается, всем женщинам. Понимаю это явление как рефлекс материнства, как Надо самой природы, обращенное к детям своим. Так это и следует понимать: Надо, как надо носить, как беременность, как проклятие Божие: в болезнях рождать и в поте лица трудиться для добывания хлеба (к этому еще и драться за хлеб и любовь).
484
И рядом с этим Надо природы – какие в той же природе образцы свободы: эти порхающие с цветка на цветок бабочки, не имеющие даже пищеварительных каналов... да и мало ли всего! А наше искусство, все наше человеческое Хочется! А наше упование на то, что рожденный Девой сотрет главу змия (этот наш обдуманный путь к свободе).
По приходе на дачу оказалось, пробой держится на двух маленьких гвоздиках. Женя принялся за электрификацию. Завтра он поедет в город, привезет калоши и замок.
Ходили к директору и получили отказ в жилище семье рабочего, которого они же спихнули нам. Вообще директор этот человек из подполья гепеушного, т. е. человек малый, на малом месте, ищущий повода демонстрировать свою власть. Только при помощи Ляли я не вышел из себя, а колол его со смехом мефистофельским. Потом мы ходили к его жене, и я наблюдал после Надо (одного из факторов государственной власти) у женщины явление дипломатии. После дипломатической дамы спустились к Константину, герою нашей беды, и не могли понять, гордец он большой или тоже плут. По пути познакомились с новым соседом, башкиром и капитаном, танкистом, имеющим виды на разведение белых мышей.
Еще в этот день (пятницу) Раиса удачно начала портрет Ляли. Я долго рассказывал ей о судьбе Трубецких и Лопухиных, соревновавшихся в деторождении (как оказалось, в интересах рода). После рассказа осталось такое чувство, будто целые миры человеческие сошли в океан, а я на островке зачем-то живу и пишу о себе, стараясь представить свое как смысл всего прошедшего.
19 Апреля. Вернулась зима, все белое, летит снег. Лягушки все спрятались.
Много раз сегодня появлялось солнце и пряталось в летящих по ветру тучах. В промежутках валом валил снег, лавины белых крупных хлопьев закрывали собой темные ели, и опять солнце сметало с земли снег. И так весь день,
485
а вечером на заре ветер кончился и в светлой тишине начало морозить.
20 Апреля. Утром тихо, солнечно, морозно. Но, скорей всего, днем будет, как и вчера.
Женщина ходит между женщинами, как в музее между картинами. Они все замечают друг у друга и все разбирают между собой, и со стороны кажется, будто они и родятся только для своего женского суда. Но мужчина не обращает никакого внимания на средства, какими достигается общее впечатление. Он проходит между ними, как жених, выбирающий себе невесту по сердцу, но не по одежде. И, конечно, женщины иначе судят мужчин, чем своего брата: как он одет – это на втором плане и больше для глупых.
Раиса продвигает портрет Ляли, но портрета, вероятно, не будет, потому что Раиса не может чувствовать духовного человека («язычница»).
Сюжет, рассказанный вчера нам Раисой. Старушка одинокая, домик разваливается, некому помочь. Великий безучастный мир и одна-единственная, никому не нужная старушка годами за семьдесят. Приходит странник, ему тоже за 70 и никого из родных. Уговорили их жить вместе. Все повеселели, радость пришла: человек с человеком встретились. Утром бабушка злая сидит одна на ступеньках. – Чего ты? – Прощелыга оказался, я его выгнала. С чем пришел! мне за 70 лет, к смерти готовлюсь каждый день, а он с чем пришел! Не стерпело сердце, выгнала я его: пакостный старик. И опять одна.
Фокус рассказа: 1) Радость встречи человека в пустыне. 2) Неловкий шаг. 3) Чувство ада: ее вечность в том, чтобы сидеть на месте в ожидании, пока избушка завалится и выгонит ее к перемене; его вечность в движении, в ожидании встречи.
(Крестьяне до того обнаглели, что драли за свои углы невозможно. После долгих исканий мы нашли себе в Дунине
486
избушку с разваленным сараем, бабушка Лиза: печальные большие глаза.)
Раиса очень кокетливая, вечно представляется, и у нее это выходит мило: глядишь на нее и радуешься. И красивая, и талантливая, и умница. Но она совсем «француженка», и духовного человека нет в ней вовсе. Я бы не мог влюбиться в нее, как у нас это вышло с Лялей, а «пошалить» мне совсем не дано, и мало того: я этого боюсь, и всякая попытка в этом привела бы к «неловкому шагу» (вот откуда взять образ старика, вечного странника).
Чувство «неловкого шага» (боязнь этой опасности) преследовало меня с малолетства, оно породило мой романтизм, мое странничество. Оно назначило мне 30 лет жить с ничего не понимающей во мне женщиной, оно привело меня к Ляле, страдающей, как и я, невозможностью выйти к «обыкновенному» состоянию из своей «духовности».
Раиса рассказала о своем отце (академик Зелинский), как к нему в его 72 года пришла женщина молодая и начала жить у него в кабинете и стала его верной женой, даже родила двух детей. А старая жена отдавалась музыке, и академик оставался без ухода («странник»). В этом вышел счастливый шаг, как и у меня с Лялей: счастье в выходе из «духовного» состояния в обыкновенную жизнь (Фацелия): Дон-Кихот нашел свою Дульцинею (наверно, так и Сологуб женился на Чеботаревской Анастасии).
И вот почему, если большой, знаменитый человек (у А.Н. Толстого это было, как у Зелинского и др.) сходится с новой женщиной, говорят бабы между собой: «она его поймала». Это значит, что в какой-то степени все мужчины застенчивые странники, и женщины их «ловят».
Сочетание Мужчины и Женщины – явление очень сложное: все бывает, но «выход из духовности» (застенчивость), по-видимому, есть трудность, противоположная «язычеству», Дон Жуану, свойственная в той или другой мере многим, быть может – один из факторов
487
культуры. Да и сам Дон Жуан есть один из идеальных моментов выхода из трудности, образ, созданный мучительной думой о выходе.
NB. Быть может, трудность выхода из духовности есть коренной вопрос девушки и редко лишь для мужчины, носителя необходимого насилия..
Сколько мы должны были «сговариваться» с Лялей, чтобы соединиться: я должен был войти в церковь, она – пойти со мной на охоту.
NB. Может быть, не разумом, главное, человек отличается от животного, а стыдом: человек начал стыдиться животного размножения и, как в Книге Бытия, стал одеваться. Вот с тех пор именно, как человек почувствовал стыд, русло реки природы сместилось и осталось на старице, а человек в своем движении вырыл новое русло и потек, все прибывая, а природа течет по старице, все убывая. На свои берега человек теперь сам переносит и устраивает по-своему все, что когда-то он взял у старой природы.
21 Апреля. Утро почти теплое было, солнечное, потом пасмурно. Поют певчие дрозды. На северной опушке под синим лесом исчезла белая полоса. На южной опушке ручьем стекает из леса последняя вода. Ледяные тропинки. Березовый сок. Бабочки на теплых опушках.
Вчера с Раисой ходили в Марьино, где живет эта бабушка Марфа Никитична, прогнавшая странника. Оказалось, странник этот был садовником, и старуха (82 года) вся оживает, когда гордо рассказывает, что она его прогнала.
В Лялином портрете Раиса как будто нарочно выбрала такой ракурс, с которого видится самое некрасивое. Я так люблю свою Лялю, что никогда не смотрел на нее с этой точки. И теперь никак не могу отделаться от портрета: так он торчит из Ляли, как из зеленой весенней травы
488
прошлогодняя желтая солома. Вот если бы я был молодой и желанный для Раисы человек, то какую бы свинью она подложила этим портретом своей сопернице. Мало-помалу Раисина точка зрения на Лялю победила «родственное» сопротивление, и сама Ляля вместе со всеми радуется портрету. (Но мелькнувший сюжет о портрете, похожем на атомную бомбу, разрушившую семейное счастье, пусть останется в памяти.)
22 Апреля. Коронный день апреля. Все сбросили зимнюю одежду и вышли по-летнему.
Земля начала оттаивать. На сильно разогретой опушке леса, усыпанной старыми листьями, невидимо исходящий пар в полной тишине всего воздуха создавал частные вихревые движения: сухие листья поднимались вверх и кружились в воздухе, как бабочки. И бабочки, и зяблики порхали между листьями, не поймешь, где бабочка, где птичка и где лист.
Утром на еще желтой, в зимней рубашке паутинно-плесенного цвета озими зеленели только края луж, а к вечеру вся озимь позеленела.
Лягушки показывались поодиночке то там, то тут, вялые, сонные, и в эти последние ненастные дни, но спаренные лягушки показались только сегодня.
<Приписка Убил вальдшнепа.>
К вечеру леса вдали начали синеть, и воздух стал как вуаль, почти как туман: это пар, поднявшийся за день от земли, начал сгущаться.
На тяге дрозды пели особенно выразительно, и я слушал на пне в полном чувстве свою литургию.
Попробуйте записать песнь соловья и посадить ее на иглу граммофона, как это сделал один немец. Получается глупый щебет и ничего от самого соловья, потому что сам соловей – не только он один с его песней: соловью помогает весь лес или весь сад...
489
И даже если рукой человека насажен сад или парк, где поет соловей, все равно: человеком не все сделано, и человек не может сделать того, о чем поет сам соловей. Его можно дождаться – он прилетит, можно создать место, сад или парк – он прилетит, но петь он будет сам, его не заведешь (природа неподражаема).
Так я думал, слушая певчих дроздов, разыгрывающих вечернюю зарю. Было так, что они пели все вместе, хором, потом был перерыв, и после перерыва пели птицы поодиночке, как будто один дрозд задавал вопрос, и другой, подумав, отвечал ему (как в Голубиной книге, один спрашивал, от чего зачался свет, отчего солнце, отчего звезды, а другой отвечал).
Мне вспомнились почему-то Тузик и Серый. Тузик – маленькая собачка под стать моей Норке, Серый – огромная нелепая помесь русского дверного кобеля с немецкой овчаркой. Оба они, Тузик и Серый, смертные враги (как Тузик морщит нос и гонит великана). Когда Норка вышла и побежала далеко от меня, Серый побежал за ней, а Тузик пришел ко мне и стал дожидаться: он знал, что Норка не дастся Серому и в конце концов прибежит ко мне. Так и вышло. А когда пришел Серый, то Тузик, как хозяин, просто сморщил нос, и Серый не посмел подойти... Ему стало не по себе, он подошел к дереву и поднял ногу. Как раз в это время раздался гудок у металлистов. Серый, потомок древних волков, узнал в этом звуке сирены голос предков своих, поднял голову вверх и завыл. И как же иначе ему петь? в природе звук – это сигнал общей жизни. И пусть тысячи лет прошли с тех пор, как предки Серого выли, сигнал общего дела, общей жизни стаи сохранился у Серого. Он туда отзывался, Серый, он это не для себя.
И соловей поет сам.
Но почему же я когда шел на тягу и услыхал, что какой-то дачник где-то там в лесу напевал своим дамам из какой-то оперетки свое «тру-ля-ля», я испугался встречи с таким
490
человеком, как испугался Робинзон, увидав след человека в первобытном лесу?
Неужели этот испуг оттого, что человек раздробил свой основной голос, голос всего человека, на частные голоса индивидуальных претензий?
Первого вальдшнепа я прозевал, второй прошел стороной, третий свалился далеко, я его долго искал, и когда Норка наконец нашла его, показалась звездочка и тяга кончилась. Но когда я укладывал ружье в чехол, один еще протянул.
В доме отдыха все собрались на кино. Мне пришлось пройти в грязных сапогах и с вальдшнепом между публикой. Все мне аплодировали, и я подарил нашей художнице два краевых пера вальдшнепа.
До Ляли у меня был такой голод на женщину, до того я был нищ в этом, до того беспомощен на всякую, какая бы захотела взять меня... И ни одна не хотела, как я узнал от Перовской: потому больше, что не смели, думая, что такие, как они, мне давно надоели. Но с Лялей я стал богатеть, и сейчас я, пожалуй, такой, как меня представляла Перовская. Тот страх нищего у меня теперь совсем прошел, и с женщинами у меня теперь спокойная хорошая дружба.
Природа неподражаема (нельзя ни соловья, ни ветер записать на пластинку). Творчество в человеке (талант) есть сила природы. Формализм, урбанизм и пр. имеют отношение к природе такое же, [как] рука, расстанавливающая вещи, к самим вещам.
23 Апреля. Повторился, только еще жарче, вчерашний день. Но к вечеру началась в природе тревога, хотя было тихо, но птицы не пели. На тягу пошел с Лялей, тянуло хорошо, и я три раза подряд промазал.
24 Апреля. Все утро провожал Лялю в Москву. Вечером позировал Раисе на балконе у себя. День очень жаркий
491
с ветром. Тревога в природе нарастает. Наверно, будет гроза.
Петухов приступает к ремонту.
Проводил Лялю в Москву.
25 Апреля. Тревога перешла и на сегодня: тепло, солнечно, ветрено. Боюсь, что начинается самое неприятное для весны: сушь. И как только начнет сушить, так начнешь думать о засухе, а если засуха, то и конец...
(«По краюшку, деточки, ходите».)
Но люди как ни мучились, как ни умирали, как ни издевались враги над всем, что для них было свято, люди оставались людьми и рождались с чувством бессмертия.
...и вдруг явилось это особое чувство, как будто поглядел на всего проходящего в мучениях и смертях человека со стороны и бесстрастно и подумал: а как же иначе? как иначе понять и назвать этот путь к бессмертию, как не Голгофой? Вот она, Голгофа, перед нашими глазами, и человек, спотыкаясь, несет свой крест, не забывая ни на мгновенье мысль свою о <зачеркнуто: жизни вечной> бессмертии...
Сегодня утром в шоколадного цвета березовых густых почках (птица сядет и скроется) я разглядел кое-что. – Так ли? – подумал. И еще раз поглядел с другой стороны, и отсюда тоже мелькнуло зеленым: начинают раскрываться березовые почки.
На березах натюкнулись в почках зеленые носики. А ночью видел во сне опять, теперь уже, значит, через 45 лет Парижскую встречу. Итак, прошло почти полстолетия, и она все приходит с упреком: – С моей стороны было для тебя все: я тебе отдавалась – ты не взял; я за тебя хотела выйти и принесла тебе письмо к родителям – ты не захотел: я поняла это и разорвала письмо. Ты захотел взять душу мою – и взял: я с тобой, пока ты навек не закроешь глаза. <Приписка: – Нет, – ответил я, просыпаясь, – не ты, со мной теперь Ляля.>
492
К вечеру стало тихо, и пошел ровный дождь. Это было счастливым разрешением вчерашней тревоги.
Приехал художник Шурпин, забраковал портрет Ляли несправедливо. Но эти старые вхутемасники* тем хороши, что примитивны и цельны. Любил я когда-то мужиков, погибли они все, но в этих художниках воскрес этот мужик.
26 Апреля. После вчерашнего дождя пришло солнечное утро. Весь лес был одет крупными каплями. Лучи солнца, проходя сквозь насыщенный парами воздух, падали там и тут снопами, и в этом кругу света деревце, убранное каплями, сверкало иногда всеми огнями.
Солнце обнимало темный хвойный лес и теплом своим раскрывало на елях пасмурные тайники, освобождая последние семена из шишек. Слетело одно семечко в такую глубину темного леса, куда горячие лучи еще не дошли. Там от вчерашнего дождя натекла с деревьев и собралась лужица, теперь еще покрытая тонким прозрачным цветистым ледком.
Я смотрел на эти цветы в лесу, охваченном солнцем, и вспомнил прекрасную девушку в нашей столовой. Среди некрасивых лиц она была как это цветистое зеркальце природы среди темных стволов и корней, скрюченных и узловатых. Личико у нее было кругленькое, будто снятое с солнца, это солнце у человека было так правильно и тонко отделанное, как только отделывает в ранне-утреннем свете весной мороз свои чудесные зеркальца природы в тайниках темных лесов. В столовой сидит она, заметная отовсюду, и когда встает, то будто лебедь поднимает вверх опущенную голову, а чем выше поднимает голову, тем, как и лебедь, становится прекрасней. Только со страхом смотришь тогда на эту лебедь, превращенную в прекрасную девушку, – найдется ли для такой Иван Царевич?
– Как зовут ее? – спросил я вчера.
* ВХУТЕМАС - Высшие художественно-технические мастерские, учебное заведение, созданное в 1920 году в Москве.
493
– Таня, – ответили мне, – студентка.
Я думал, она или в консерватории, или в поэзии, или в живописи.
– Она изучает музыку? Мне ответили:
– Нет, она изучает нефть.
Разговор наш оборвался на этом, а теперь, удивляясь цветисто-ледяному зеркальцу природы в лесу, охваченном солнечным жаром, я почему-то вспомнил Таню, и мне показалось – это она! Еще несколько десятков минут, и от чудесных прозрачных цветов мороза, этой чистоты, ясности тут останется вода, а там?... неужели от этой чистой девушки с такими ясными глазами тоже останется одна только нефть? Но какой чистотой веет в душу от этих цветов мороза.
Елена Оскаровна Лещинская еще с прошлого года целится написать мой портрет, но теперь ее подруга по институту Раиса Зелинская перед самым носом перехватила ее модель.
– Раиса Николаевна, – сказал я ей сегодня, – просила меня никому не даваться, пока она не кончит. Да и мне самому неприятно служить моделью одновременно двум женщинам.
– Вполне вас понимаю, – ответила она, – я подожду. Ну, как у нее идут дела с портретом?
– Чудесно! – ответил я, – она очень талантливая.
– Очень! – подтвердила она.
– И что мне удивительно, – сказал я, – она превосходная мать, как она воспитывает двух своих мальчиков, где вы такое видели! Как редко в женщине соединение служения семье без ущерба искусству и служения искусству без ущерба семье.
– Совершенно исключительное явление! – согласилась Елена Оскаровна.
Я смотрел на эту Елену и дивился, как она, женщина, претендентка на модель, так искренно подтверждает совершенство своей соперницы. Тогда я опустил свой душевный зонд еще поглубже.
494
– Признаюсь, – сказал я, – Раиса меня увлекает, она очень интересная женщина!
Елена потупила глаза, чуть-чуть покраснела и ничего не сказала.
И я понял, все, все можно уступить Раисе: талант, материнство, образование, ум, но женщину – нет! Прекрасная Елена должна быть интересней прекрасной Раисы.
27 Апреля. Утром не было солнца, но прохладно. Вечером стало теплее и моросил дождь.
На тягу не хожу: проходит моя охота, связанная с одиночеством, нет одиночества, нет и охоты.
На березах еще вчера явились вилочки, двойные и тройные, черемуха раскрывается.
Устиновичу: «Соки земли» – название замечательной и когда-то любимой и популярной в России книги К. Гамсуна. И потому название Вашей книги теми же словами неловкое. Подражание форме календаря Пришвина слишком уже подражание и в существе своем незаконно и не нужно (есть уже вещь, для чего ее повторять?). Есть в книге целый ряд рассказов как сочинения на тему. Напр., можно коротко и ясно сказать: по шерстинке, оставленной раненым волком на кусту, я догадался о направлении убегающего раненого волка. Вы же пишете «на тему» шерстинки волка целый рассказ «следопыта». От этого блинопечения необходимо отделаться и помнить всегда, что только крайняя необходимость принуждает нас умножать слова. Есть, однако, в книге целый ряд простых рассказиков, в которых примерка автора к Пришвину дала хорошие результаты: рассказы охотничьи, т. е. болтовня о природе, делаются рассказами литературными. Рекомендую в дальнейшем не смотреть на Пришвина и вообще меньше думать о литературности, а больше о содержании, которое нужно передать с наименьшим расходом своих собственных слов.
Смотрели чудесный фильм «Погонщик слонов», и я намотал себе на ус героя, мальчика, получившего божеские
495
почести. Мне нужно тоже так же просто сделать своего Зуйка, только незаметно в «Царя природы» вместить Аполлона с глазами, да не безглазого античного, а с нашими современными глазами.
Раиса во время сеанса сказала мне две хорошие вещи: 1) что после смерти Есенина принесла ему на могилу образок. 2) На слова мои о женщинах, в числе которых в болтовню мою попала и Ляля, ответила: Валерия Дмитриевна стоит далеко выше всех нас, обыкновенных женщин, она вообще исключение, и с ней нельзя сравнивать или ее вмешивать. – Простите, – ответил я, – сболтнул. А с вами бывает тоже так: сболтнешь, и стыдно, а слово, знаете поговорку: не воробей. Бывает с вами? – И еще как! – ответила Раиса и расхохоталась. Чем-то она мне очень нравится, и при наличии Ляли отношения мои с ней какие-то детски-пастушеские, чистые и невинные. Не будь же Ляли у меня, непременно бы все перешло в глупости. Вот и видишь теперь, какой чудесной очистительной грозой был мой страшный роман с Лялей, какие умные слова я написал в «Фацелии» о любви...
Жених у Тани очень хороший мальчик, но пониже ее ростом, как будто она Лебедь, а он только гусь. И пока они по-детски любят друг друга, как Лебедь и гусь голова к голове у воды глядят вниз на рыбку – все хорошо! Но что будет, когда Лебедь, желая встряхнуться, развернет вверх свою лебединую шею, поднимет свою лебединую грудь, взмахнет своими лебедиными крыльями и полетит. Она полетит, и за ней полетит не лебедь, а гусь...
Увидел маленькую птичку, и когда она с кустика на кустик перепорхнула на сирень с зелеными бутонами, с большой радостью узнал в ней яркого разноцветного щегла. И тут же увидел, что сверху с неодетой березы между ее весенними крестиками, вилочками, сережками и шоколадными почками следит за птичкой внизу другой щегол: она прыгает внизу, а он с веточки на веточку наверху, она с кустика
496
сирени на смородину, а он [с] березки на березку вверху. Щегол – это моя детская любимая птичка, и, мне кажется, от нее получил я свое неуемное и стыдливое жизнеутверждение. Кто же у них теперь, думал я, там внизу действует, и кто сверху следит, ни на мгновенье не выпуская другого из виду, он наверху, она внизу? Или, наоборот, он внизу. Перышек, отличающих у щеглов самца и самку, нельзя было разобрать издали, и я стал решать задачу по человеку...
28 Апреля. Ни тепло, ни холодно. С луга в речку быстро уходит последняя голубая вода, и вслед за тем скоро сам луг становится как вода, только не голубая, а зеленая: голубая вода в речку уходит, зеленая приходит на луг, а на черный квадрат выдрался трактор и затарахтел.
Лягушку все знают, как она квакает в теплой воде, когда ей хорошо, но мало кто слышал, как она пищит, когда она попадает в зубы собаки. Я первый раз в жизни своей услышал этот звук, быстро оглянулся, освободил несчастную лягушку. Она скакнула в ручей, и быстрая вешняя вода унесла ее. Лягушка исчезла, но панический звук остался во мне. И так все в природе, наверно, так же умирает и оставляет в душе человека что-то свое. И это все от природы, скопляясь в душе человека, ищет выхода, образует талант, создающий новую природу. Может быть, затем и существует на земле человек, чтобы данную дикую природу, обреченную на звериную борьбу за существование, переделать на человеческую в единстве закона и милости.
И, может быть, тоска человека о какой-то чудесной природе и есть начало мук возрождения им новой милостивой и прекрасной природы. И, может быть, эти муки возрождения и радость явления в мир нового, небывалого, мы называем искусством.
Электрификация дачи закончена. Теперь надо переложить печи и выкрасить стены.
Этюд мой делается на даче, портрет – в доме отдыха. С Раисой у меня отношения веселые, вольные, у
497
самой границы, за которой начинается серьезное царство моей Ляли. Все женщины, по словам Раисы, глядят на меня как на единственного интересного мужчину в этом доме, и это в 74 года! Я почти ощущаю, почти, кажется, готов назвать причину моего жизнеутверждения: как будто кем-то от рождения моего был поставлен некий вопрос о единстве природы и человека, и моя жизнь длится как борьба вслепую за это единство. Ничего лишнего, никакой блажи для себя. И если я теперь так забавляюсь с женщинами, то эта свобода невинная, детская дается мне только за то, что я, как рыцарь, стою на часах у врат завоеванного мною царства моей Ляли. И думаю, что эти порядочные женщины за то и награждают меня особенным вниманием, что видят и понимают мою державу и меч. «Вы отличный хозяин! – сказала Раиса, – вы твердо держите что-то, и оттого у вас все само делается».
Это я-то хозяин!
29 Апреля. Пасмурно, холодно. Раиса пишет мой портрет, я для веселого глаза ей сказки рассказываю, и вдруг входит Ляля.
Приехала белоруска Аня, очень некрасивая, но дельная девка: делает и радует.
С Ваней ходили на тягу. Было после дождя солнечно и так холодно, что ни один вальдшнеп не пролетел. Ваня убил рябчика.
Сегодня Раиса мне сказала: – Я думала, вы – святой, а пока писала портрет, догадалась, что в вас тоже... – Враг? – сказал я, – конечно, и у меня свой враг, и у всех святых тоже свои враги, и только тем они святые, что не поддаются врагу.
Надо обдумать это, почему так в моем опыте художники органически нечутки к искусству слова: тем самым, что у них краски и линии, они как будто лишены чувства слова, тупы на него, чужды.
498
30 Апреля. Первая студия Мосфильма,
директору Д.И. Еремину.
Уважаемый Дмитрий Иванович!
На Ваше последнее письмо с предложением сделать новые поправки моего сценария «Серый помещик» согласно высказываниям Ваших сотрудников сообщаю Вам следующее.
«Кладовая солнца», от которой мы исходим, как литературное произведение стоит много выше, чем литературный сценарий «Большая семья», но зато эта вещь много ближе к кинематографу. Переделка этого сценария согласно сделанным многочисленным замечаниям дала нам новый сценарий «Серый помещик», который как литературное произведение стоит еще много дальше от «Кладовой солнца», но совсем уже близок к кинематографу. В новом требовании переделки уже звучат имена режиссеров, к которым я должен приспособить свою вещь: напр., ввести жизнь животных в подробностях по манере т. Згуриди.
Я не могу сделать поправки в этом духе, потому что <зачеркнуто: от меня как писателя тогда уже ничего не останется> не знаю, какой именно режиссер будет работать по моему сценарию. <Приписка: Художественная ценность состоит в том, что природа и человек в нем показаны в полном равновесии.>
Я предлагаю Вам послать в министерство сценарий «Серый помещик» в том виде, как я его написал, он как литературный сценарий будет, во всяком случае, лучше того, который выйдет, если сделать его согласно последним высказываниям <зачеркнуто: противоречивым и неглубоким>. Со своей стороны, согласно договору, я не откажусь от поправок, когда их предложит мне сам режиссер, которому будет поручено министерством написать режиссерский сценарий.