Дни тревог

Ни в прохладе сельской конторы,

Ни в домашней сонной тиши

Не ищите в такую пору

Беспокойной его души.

Там она —

под высоким небом,

Где июльская кутерьма

И потоки Большого хлеба

Устремляются в закрома.

Люди видеть его привыкли

На проселках, среди полей

На рокочущем мотоцикле —

Запылен до самых бровей.

Остановит машину с грузом,

На уме и в душе одно:

Ну-ка, глянем,

надежен ли кузов

И не точится ли зерно?

Завернет до копешки крайней,

Сунет руку соломе в бок:

Не халтурят ли тут комбайны,

Не потеряй ли колосок?

Оглядит ревниво дорогу —

Глаз особый за ней теперь.

Есть ли выбоины

и много ль

И не видно ли здесь

потерь?

Тормознет где-нибудь у колодца —

Ах, как хочется в тень залечь!

Но

студеной воды напьется

И опять на жару — как в печь.

И проверки, осмотры

снова —

До всего ему дело есть.

Ныне он тут

и участковый,

И ГАИ,

и ОБХСС.

Лишь под вечер, после работы

Вновь увидит его жена,

Просоленного крепким потом,

Прокопченного дочерна.

Пожурит:

— Опять без обеда?!

Усмехнется он:

— Не беда.

И плечами пожмет, непоседа:

Что поделаешь, мол, —

страда!

Мне порой от бабушки влетало,

За большие шалости — вдвойне.

Не однажды вица краснотала

Делала прогулочки по мне.

Быстро забывал я день вчерашний,

Вновь шалил во сне и наяву.

Бабушка грозила самым страшным:

— Милиционера позову!

Детство, детство…

Годы отзвенели,

Но не позабыт родной очаг.

Прихожу домой теперь в шинели —

Строгие погоны на плечах.

Бабушка меня ласкает взглядом.

Знаю, почему и отчего:

Милиционер-то —

вот он! —

рядом

И уже не нужно звать его.

Ах, милиция, что ты наделала

Над бедовой моей головой!

На углу, возле дома белого,

Встала девушка-постовой

Молодая,

красивая,

гордая!

Я сражен.

На уме одно:

Вот бы с нею пройтись по городу,

Или, скажем, махнуть в кино,

Или, как там…

(читал в романе я):

«Вот вам сердце! Да или нет?»

А она:

— Гражданин, внимание!

Вы идете

на красный

свет!