До Берлина - 896 километров

Свидание на Шпрее

Петрович отпросился на несколько дней в автобат восстанавливать сгоревшее заднее сиденье нашего «слона», как мы прозвали «бьюик». Что ж, в самом деле не сидеть же нам, офицерам, как сельским девчонкам под окном на деревянной скамейке, слушая «Страдания». Догадываюсь, что мой дорогой водитель, как некий веселый вдовец, продолжая вздыхать о погибшей «пегашке», влюбился по уши в эту роскошную иностранку, и ему не терпится приласкать и похолить ее.

Да и в самом деле это великолепное детище американских автострад все-таки мало приспособлено к движению по фронтовым дорогам, в особенности по сегодняшним, пролегающим там, где вчера еще бушевали яростные бои. Тела убитых противников еще не убраны, и видно, что погибли они, отступая, а не в бою. На подступах к Шпрее стали попадаться наши подбитые и сгоревшие танки. А потом мы обогнали несколько колонн, находившихся на марше или замаскировавшихся в лесках. Уточнили: да, это третья гвардейская танковая. Да, мы у Рыбалко. Но как отыщешь его наблюдательный пункт, когда все находится в движении?

Остановили двух всадников, молодых лейтенантов, на замученных конях. Странно было видеть их здесь, в царстве могучей техники, странно было вдыхать запах лошадиного пота, тут, где господствовали запахи солярки и бензина. Да, мы угадали, они офицеры связи. Да, только что с наблюдательного пункта командарма.

— Командующий фронтом маршал Конев там?

Они потребовали наши документы. Проверили.

— Так точно, там. Везем его распоряжение.

— Что он делает?

— Не могу знать, — сказал один.

— Он стоит с генералом Рыбалко на берегу и смотрит, как переходят через реку танки.

— Переходят танки? Неужели уже форсирована Шпрее и наведены мосты?

— Нет, вброд переправляются. Много уже перешло.

— И немцы не сопротивляются?

— Куда там. Стреляют вовсю. Такая кругом пальба. Из пулеметов и из винтовок с того берега стреляют. Да, слышите, бой? Это оттуда доносится. Разрешите следовать?

— А как найти этот НП?

— Поезжайте на звук перестрелки. Там, за лесом, низина, болотце, а потом снова наверх. Вот и наблюдательный пункт за ним.

Поехали на звук перестрелки. Честно говоря, я ничего не понимаю. Какие процессы начались в немецкой армии за те недели, что я был занят операцией «Алена»? Фронт форсирует вторую реку, вторую немецкую реку за три дня. И не какие-то там ручьи или протоки, а реки шириной сорок — шестьдесят метров. Когда-то на Волге, под Калинином или под Сталинградом, мы мечтали дойти до Шпрее. Само это название как-то со школьных времен увязывалось с понятием "центр Германии". И вот танки уже форсируют ее… вброд. Разумеется, на пути от Волги сюда мы перешли через десятки, а может быть, сотни рек, накоплен огромный опыт, но даже суворовским чудо-богатырям, вероятно, не доводилось за такой короткий срок переходить через такие водные преграды.

Дорога пересекает густой лес, просвечивающий складками просек. С нетерпением смотрим вперед. Вот-вот должна показаться эта самая немецкая из всех немецких рек — Шпрее. Для нас, литераторов, это не просто река и не просто водный рубеж на пути наступления. Сколько раз упоминали мы ее в своих публицистических выступлениях. Прощаясь при расставании, шутливо говорили друг другу: "На Шпрее встретимся". В день, когда Москва салютовала в честь освобождения Сталинграда от захватчиков, в газетах были шапки: "На Шпрее расплатимся за все". И высшей мечтой воинов и на Волге, и на Днепре, и на Дону, и на Буге, и на Неве, и на Москве-реке было: "Дойти до Шпрее".

И вот она наконец перед нами. Шпрее, с виду не очень даже широкая, быстрая, по-весеннему бурная река, лежит в оправе ярко-зеленых травянистых берегов. У переправы, как солдаты в очереди в баню, выстроились танки. Они по одному отрываются от своего сборища, с урчанием сбегают с отлогого берега, плюхаются в воду и идут по дну, заливаемые водой до самых башен, а потом, урча и как бы отряхиваясь, выходят на том, противоположном, берегу и направляются куда-то в лес. И идут они нагруженные всяким танкистским добром. К бортам придраены канистры и банки с горючим, бревна, ваги. На некоторых будто мелкие мошки, обсевшие большого жука, десанты пехотинцев, которые, миновав реку, сейчас же спрыгивают с машин и строятся в боевые подразделения.

Все очень буднично. Никакой романтики. Вожделенная река нашими танками форсируется, как на учении.

На холме в куще лип барский дом. На балконе этого дома мы сразу увидели маршала Конева и генералов Рыбалко и Лелюшенко — командующих двумя знаменитыми гвардейскими танковыми армиями. Они о чем-то оживленно разговаривали, следя одновременно за переправой. Ну, а возле дома мы встретили двух опередивших нас коллег из «Известий», Полторацкого и Булгакова. Посмеиваясь, они рассказали, что произошло сейчас с ними. Еще вчера, обуреваемые все той же общей мечтой поскорее увидеть Шпрее, они приехали в армию Пухова, когда к реке еще только выходила разведка. Вместе с разведчиками под прикрытием тумана подобрались к самой реке. С той и с другой стороны постреливали. И тогда романтически настроенному Полторацкому вспомнилось, что в "Слове о полку Игореве" русские воины, прорвавшись на реку, шеломами пили воду. Шеломов у наших коллег, естественно, не было. Не оказалось и касок.

Попечалившись об этом, они все-таки нашли выход, У Булгакова на поясе была пристегнута солдатская фляга. Привязали к ней ремень, опустили в реку и добыли воды. Вода из Шпрее! Но вода даже из знаменитой реки не тот напиток, который уважают корреспонденты. Пить ее было неинтересно. И тогда у друзей родилась идея поднести эту воду из Шпрее в подарок командующему фронтом как свидетельство журналистской оперативности, дескать, а мы уже побывали на Шпрее.

В эти минуты переправа еще только намечалась. Первый танк с самым опытным экипажем шел в реку, как бы прощупывая гусеницами брод. И командующий фронтом и командарм были заняты одной мыслью: пройдет или не пройдет? От этого многое зависело. С той стороны танк поливали огнем. Командующий рассеянно выслушал наших друзей и даже, по-видимому, не очень понял, зачем это ему протягивают флягу. Да еще с водой.

— Что за фляга? К чему вода? — А уразумев, сказал с досадой: — Тут война, а вы с какой-то ерундой. Вон ее целая река, а вы с флягой.

И вот теперь мы уже вместе стояли возле барского дома, и я не знал, как поступить. Задание генерала Галактионова — взять у командующего хотя бы несколько слов по поводу нового наступления. Но Конева я хорошо знал. Когда он занят, под горячую руку ему лучше не попадаться. Но по-видимому, напряжение уже схлынуло. Переправа через Шпрее работала, можно сказать, идеально. Ему докладывали, что и в других местах танковые колонны уже отыскали и осваивают другие броды. Стрелковые армии Жадова и Гордова, ведущие на флангах бои с контратакующим противником, держатся стойко, имеют успехи. Все вроде бы шло хорошо. С тем чувством, с каким бросаются в холодную воду, я поднялся, почти вбежал на крыльцо террасы.

— А, вот кто появился, — сказал командующий. — Вовремя, вовремя. Нюх у вас есть. Еще немножко помедлили и все бы на свете прозевали. Видите, как наши Шпрее форсируют? То-то вот, за считанные минуты. — Командующий был явно в хорошем расположении духа и не прочь был поговорить.

Подтянулись остальные коллеги.

— Ну, а какова сейчас задача? — спросил Полторацкий, позабыв, что о будущих задачах наступления, о целях его полководцев спрашивать не годится.

— Теперь наша главная задача — быстрота. Вот как тот танк, с ходу в брод — и на той стороне. Смело вырваться вперед на оперативную глубину и основными силами наступать, не оглядываясь. А опорные пункты обходить и блокировать. В затяжные бои не втягиваться. К Берлину надо подойти свежими, боеспособными…

— К Берлину? — в один голос спросили мы. Берлин был значительно севернее. На дальних подступах к нему уже вел гигантские бои Первый Белорусский фронт под командованием маршала Жукова.

Конев усмехнулся.

— "К Берлину" — это я выразился фигурально. Это, так сказать, общая мечта наших воинов. Понятно это вам? — Он говорил своим ровным голосом, спокойно, но я, знавший его более трех лет, все-таки уловил веселые искорки в его голубых глазах.

Неужели в самом деле и нашему фронту тоже предстоит участвовать в штурме Берлина? Но командующий прервал разговор на эту тему.

— Ну, а как там Москва?

— Салютует почти каждый день. Ждет от нашего фронта новых побед.

— Ждать ей долго не придется. Будут победы. Разве форсирование вот этой самой реки не победа?..

Устроившись тут же, в этом доме, за каким-то столом, все мы постарались, как у нас говаривают, побыстрее отписаться. Я озаглавил свою корреспонденцию "Прорыв на Шпрее" и отправил ее с попутным офицером связи на армейский телеграф. Когда мы вернулись в нашу штаб-квартиру, меня уже ждал ответ Москвы: "Тема превосходная, спасибо, но восклицательные знаки не заменяют фактов. Дополните корреспонденцию фактами героизма танкистов Рыбалко и Лелюшенко. Генерал Галактионов". Ну что ж, он прав, наш генерал. Сегодня перевернулась значительная страница военной истории, и бегло описывать происшедшее нельзя. Шпрее — последняя большая водная преграда на нашем пути в глубь Германии, а может, кто знает, и к Берлину.