Долгие каникулы в Одессе

Глава 11 Одесса не только поёт, но и танцует!

Премьера нашего концерта в клубе торгового флота и одновременно презентация нового ансамбля для широкой публики закончилась полным триумфом «Поющей Одессы». На следующий день восторженные слухи о прошедшем концерте шумными воробьиными стаями разлетелись по улицам и дворикам Одессы и обсуждались на каждом углу всеми, кто имел язык и уши.

Имена Танечки Волгиной и Хачика Гаспаряна то и дело всплывали в разговорах на совершенно посторонние темы и это ни у кого не вызывало удивления. А словосочетание «Мендель Фляйшман» спустя какое-то время приобрело устоявшееся и общеупотребительное значение успешного человека сумевшего организовать сверхприбыльное дело из ничего, буквально на пустом месте.

Эйфория от выступления чувствовалась и на следующий день после концерта на собрании группы. В отличие от остальных музыкантов, с жаром обсуждающих вчерашнее выступление, я не только не разделял общего восторга, но и находился в подавленном состоянии духа. Успех, конечно, но мне было с чем сравнивать из прошлой жизни, и я понимал, что даже в это время мы могли бы выступить на порядок лучше.

Эх, сюда бы мой домашний синтезатор Ямаха! Недорогой и простенький, но как мне его не хватает здесь… Что мы сейчас имеем из инструментов? Мой аккордеон и баян Менделя. Из медных духовых есть валторна, туба, тромбон и труба, остальные духовые; флейта, кларнет, гобой и фагот.

Из струнных; скрипка, гитара, балалайка, да из ударных бубен и маршевый барабан. Нет даже контрабаса и саксофона, не говоря уж об обычной ударной установке с минимальным набором барабанов и тарелок. Это ещё хорошо, что в клубе имеется старое, но ещё годное пианино, а всех наших музыкантов в группе можно смело называть «многостаночниками». И благодаря тому, что все они относительно незанятые и достаточно самостоятельные люди, вопросов с нехваткой исполнителей пока не возникает.

Рафик Хабибуллин из обеспеченной семьи, учится на последнем курсе в музыкальном техникуме, собирается поступать в муздрамин. Может сыграть и на кларнете, и на гобое, а на флейте играет так что заслушаешься. Постоянный аккомпаниатор на гитаре у нашей Танечки и мне кажется, что он в неё тайно и безнадёжно влюблён.

Сергей Осадчий настоящий «нэпманский сынок», в моём времени таких зовут «мажорами». Благодаря папаше забот не знает и ни в чём не нуждается, но в музыку влюблён беззаветно. Нормальный компанейский парень без всяких заскоков и барских замашек. Я вообще не знаю такого инструмента, на котором он играть не умеет, но на трубе ему равных нет. Между прочим, выпускник Киевской консерватории.

Толик Волков, вроде бы и не еврей, но со своей скрипкой не может расстаться и на пять минут. Трясётся над ней как над любимой девушкой и также лелеет её и бережёт. Какая-то она у него именитая и редкая. В прошлом году закончил консерваторию. Но ещё во время обучения у него вышел личный конфликт с кем-то из влиятельных людей в музыкальном мире Одессы. От того все достойные вакансии в городе теперь для него закрыты, но он не унывает. На постоянной основе работает с Менделем и вроде бы, как и не бедствует. При нужде легко сыграет не только на скрипке, но и на валторне, и на тромбоне.

И наконец последний из наших музыкантов, но далеко не последний музыкант, это Яша Супрун. Окончил харьковскую музыкальную профшколу по классу контрабаса и переехал с родителями в Одессу. Здесь познакомился с Фляйшманом и теперь тоже работает на него на постоянной основе. Со слов Менделя Яша виртуоз игры на контрабасе каких ещё поискать. У нас он играет на духовых инструментах, но главное, что особенно мне в нём нравится, так это его склонность к импровизации, вот уж кому ноты точно не нужны!

Таня, наша вокалистка, а ещё скрипка и гитара. Хачатур тоже и вокал, и ударные, и гитара и… балалайка. Когда полгода назад на чьём-то дне рождения я впервые увидел армянина играющего на балалайке, то чуть не заполучил когнитивный диссонанс. Сейчас уже привык, но всё равно иногда ещё пробивает на «хи-хи». Вот такие у нас подобрались «мастера на все руки». Всё-таки Мендель обладает не только талантом организатора, но и «нюхом» на хороших музыкантов. И наш ансамбль при всей его «миниатюрности», а нас всего-то восемь человек, может фактически сыграть как мини-оркестр.

Вот только что б стать настоящим оркестром, мало просто собрать коллектив вместе, нужна ещё идея его объединяющая. Заработать денег? Неплохо, но это не идея, это сопутствующий результат при правильной постановке дела. Стать клубным ансамблем? Считай уже стали, но разве клубная самодеятельность — это предел наших возможностей? Хочется-то большего! Но как этого добиться?

Из прошлой жизни знаю, что сейчас на западе начинают создаваться и набирать бешеную популярность джаз бэнды и танцевальные оркестры. Появляются новые стили в музыке и в танцах, но всё это там, «в европах и америках», где властвует частный капитал и мерилом успеха выступает количество заработанных денег. В Советском Союзе в приоритете идеология, которой нет дела до чьих-то частных интересов. В любой момент наш ВИА могут прикрыть по идеологическим причинам и как «в одну телегу впрячь коня и трепетную лань» пока не имею ни малейшего представления. Мендель первым замечает моё пасмурное настроение и подходит ко мне.

— Миша, а ты чего такой мрачный? Что-то случилось дома?

— Случилось, но не дома. Наш ансамбль случился. — я вздыхаю и начинаю делиться с Менделем своими размышлениями. Потихоньку вокруг нас собираются остальные музыканты, разговоры стихают и все внимательно слушают что я говорю. Ссылаясь на зарубежные музыкальные газеты и журналы, знакомлю музыкантов с последними тенденциями в мире музыки и постепенно подвожу к мысли о трансформации нашего ВИА в нечто большее, с элементами эстрадного театра и мюзик-холла. С увеличением как количественного состава музыкантов в ансамбле, так и с привлечением танцоров сначала на сессионной основе, а потом и на постоянной.

Вижу, что нарисованные мною радужные перспективы ансамбля ребятам нравятся, но Мендель, как старший и более опытный в таких делах, вносит долю здорового скептицизма в мои мечтания.

— Миша, всё о чём ты сейчас говоришь, уже было. И варьете, и кабаре, и мюзик-холлы. Я сам начинал свои выступления именно в таких заведениях. Но после революции всё это было объявлено буржуазным пережитком и выброшено на свалку. Да, сейчас в сильно урезанном виде эти виды музыкального представления мало-помалу возрождаются, но это не то, что было раньше. Давай всё-таки пока остановимся на ВИА? В принципе нам никто не запрещает набирать музыкантов и привлекать танцоров, и если есть необходимость, то для выступления в клубе я могу пригласить нескольких знакомых музыкантов и танцоров на дивертисмент.

— Мы даже можем в своих концертах использовать элементы ревю или мюзикла. Но вот афишировать это, поверьте мне на слово, не стоит, уж слишком неоднозначная реакция на них сами знаете у кого. Мне потому и приглянулось предложенное тобой название «Вокально-инструментальный ансамбль», что оно хоть и непривычно для слуха, но точно отражает суть коллектива и несёт нейтральную окраску, не вызывая раздражения у тех, от кого мы, увы, зависим.

— Но вот в том, что нам нужны инструменты ты безусловно прав. Ну, контрабас для Яши достать постараюсь, думаю нам это не дорого встанет. А вот насчёт твоей ударной установки я даже не знаю, что сказать. Сам говоришь, что в Союзе их не делают. Значит надо обращаться к руководству, но как это обосновать мы с тобой потом обсудим отдельно. А пока хватит прохлаждаться, все за работу, репетицию никто не отменял!

Руководство конторы, приятно озадаченное таким шумным успехом своего, но дотоле никому не известного ансамбля через неделю после концерта пригласило худрука «на предметный разговор» о будущем музыкального коллектива в свете открывающихся перспектив. Мендель, и сам непревзойдённый «мастер слова» к чему его обязывает профессия конферансье, да ещё получив от меня конкретные наставления и включив своё обаяние на полную мощь произнёс перед заинтригованным начальством прочувственную речь в стиле Остапа Бендера о Новых Васюках. Слава богу, что к этому времени роман «12 Стульев» хоть уже и написан, но ещё не издан.

Начальство, воодушевлённое открывающимися возможностями снискать славу на ниве культурного просвещения и меценатства, а также очарованное завораживающими перспективами прославится на весь торговый флот, без долгих словопрений соглашается с доводами Фляйшмана. Но, к немалому обоюдному сожалению, немедленно построить или выделить нам новое большое здание для будущего «культурного центра всего торгового флота» руководство конторой пока не может.

Вот «подселить и уплотнить» они могут, а выделить — нет. Но вдруг неожиданно нашлись средства и фонды на капитальный ремонт клуба и проводку туда электричества. Благо мощности позволяют, но раньше просто руки не доходили, да и нужды особой не возникало. Вскоре работа в клубе закипела и уже через два месяца мы разместились в новой гримёрной оборудованной специально для нашего ансамбля, а старый, обшарпанный и прокуренный актовый зал благодаря перестройке начал наконец-то напоминать нормальный концертный.

Тем более, что его площадь увеличилась за счёт снесённых перегородок и ликвидации деления на какие-то каморки и клетушки, ранее служившие бог весть для каких целей. Новых закупленных стульев хватило только на первые три ряда, дальше стояли обычные скамейки, но мы были и этому рады, тем более что на зиму Мендель планировал перенести танцы под крышу и у нас уже был считай готовый танцпол, только скамейки к стене убери.

Скверик напротив клуба тоже благоустроили. Построили небольшую летнюю сцену для музыкантов и навес от дождя и солнца. Установили скамеечки вокруг площадки да вкопали несколько столбов под электроосвещение и огородили скверик забором, сделав проход на танцевальную площадку платным. Стоимость билета установили сравнительно небольшой, так что народ побухтел, но всё-таки понёс свои гривенники в кассу. Танцевать бесплатно, но за забором стало считаться «босячеством» и «подзаборное» место было отдано на откуп совсем уж мелкой ребятне да любителям по-тихому распить перед танцами бутылочку вина «для храбрости».

Случились подвижки и в приобретении музыкальных инструментов. До этого из «ударных» у нас были только «инвалид» гражданской войны, простреленный и залатанный маршевый барабан, да пара бубнов, принесённых из дома. Но Фляйшман при встрече с руководством сумел вначале заронить в их души смутное беспокойство и некоторую растерянность загадочным и оттого волнующим словом «перкуссия». А затем усугубил душевное смятение заявив, что без перкуссии музыкальный коллектив возможно ещё и проживёт, но вот без ударной музыкальной установки мы вообще не ансамбль, а только посмешище курам на смех.

Выяснив, что грозное и внушающее уважение название «ударная установка» обозначает всего лишь «барабаны и тарелочки», начальство облегчённо выдохнуло и пришло в благодушное настроение с лёгкостью дав отмашку на их приобретение. И уже через месяц из самого Нью-Йорка приплыла долгожданная установка, укомплектованная по последнему слову музыкальной техники. Что поделать, если только там оказались и контрагент конторы, и магазин, торгующий необходимыми музыкальными инструментами, и пароход в порту под погрузку на Одессу.

К слову сказать, видимо контрагент оказался большим любителем музыки, но не исключаю что это и заинтересованные в продажах работники магазина подсуетились. Но когда распаковали ящик «с подарками» даже у меня челюсть упала от того богатства что мы там увидели. Когда я составлял Менделю «шпаргалку» по ударной установке, то, не помня в точности названия всех этих тарелочек и барабанов просто приписал «полный комплект». Что и было выполнено контрагентом в полном соответствии с полученным распоряжением.

Увидев, на какую сумму в валюте приходиться принимать подотчёт, завхоз поначалу грозился уволиться. Затем пообещал застрелиться сам или пристрелить «ту сволочь», что лишает его спокойного сна на ближайшие несколько лет. Но, как обычно и случается в подобных случаях, всё закончилось грандиозной совместной пьянкой «творческой интеллигенции» в кабинете завклуба. Где уже Василий Иванович и Опанас Богданович с превеликим трудом смогли успокоить и удержать подвыпившего и разбушевавшегося худрука. Всё порывающегося вскочить и куда-то бежать чтоб кому-то накостылять по шее. А заодно оборвать чьи-то уши за подставу с ангажементом белых медведей и грядущую гастроль в тундру.

А перед нами во всей красе встала проблема поиска ещё одного члена коллектива. Дело в том, что в Советском Союзе и понятия такого как «ударник музыкальной установки» ещё не существует. Барабаны есть, бубны есть, литавры есть, даже барабанщики есть, а вот «музыкальных ударников» ещё не было и нет. Они «как класс» начинают только-только появляться, в основном в джазовых коллективах и танцевальных оркестрах. Но опять же, «появляться» там, на западе.

И где теперь нам взять «драммера» я понятия не имею, но это головная боль Менделя, он худрук вот пусть и ищет. А пока, выбрав место для установки барабанов и освободив музыкальные инструменты от упаковки мы с восхищением любуемся блистающими лаком барабанами и сверкающими медью тарелками. Даже все стойки и каркасы покрыты полированным хромом вплоть до самой последней гаечки и болтика. Но меня больше всего поразил бас-барабан. Да он с креплением в каркасе чуть ли не с меня ростом, настоящая «Бочка»! В моё время бас-барабаны стали гораздо меньшего размера, возможно, это было связано с появлением микрофонов устанавливаемых прямо внутри бас-барабана?

— Это сколько же человек надо ещё принимать, чтоб играть на этих инструментах? — Мендель, опухший после вчерашней «приёмки подотчёта» угрюмо смотрит то на меня, то на установку. Так-то я уже объяснял ему ещё до покупки установки, что хватит одного музыканта, но видимо он теперь уже мне не верит, да и остальные музыканты поглядывают на меня тоже как-то недоверчиво. Конечно, установка вызывает уважение и опасение у незнакомых с ней людей своими габаритами и количеством «предметов».

Помимо «Бочки» в специальном каркасе, к которому крепится педаль колотушки, в неё входит малый барабан на подставке, напольный том-том тоже на каркасной подставке и два том-тома на стойках. Четыре держателя типа «журавль» для крэш и райд тарелок и сами тарелки в количестве восьми штук, по четыре для каждого вида и разного диаметра. Хай-хэт на длинном стержне и тарелки лоу бой на коротком.

Ничего лишнего, оптимальный набор под наши нужды. Разве что с количеством кронштейнов перебор вышел. Что-то я сомневаюсь, что сейчас кому-то понадобятся одновременно две крэш и две райд тарелки, но лучше уж пусть будут запасные, чем в случае чего искать, где их купить или изготовить. Да и сама установка, заставленная «шляпами» на «журавлях» среди том-томов, выглядит стильно и своими строгими геометрическими формами как нельзя лучше вписывается в «конструктивизм», новый «пролетарский стиль», зарождающийся в СССР. Всё оборудование совершенно нулёвое и по виду самого высокого качества. А судя по понурому виду Менделя, ещё и запредельно дорогое по нынешним ценам.

Хачатур с восхищением оглядывает установку, довольно цокает языком, садится на стул и начинает ладонями выбивать на малом барабане ритм лезгинки. Затем пытается продолжить на том-томах и тарелках, но ударив палец о край хэта прекращает баловство и встаёт со стула.

— Вай! Какие хорошие барабаны, но как на них играть?

— А вот это на что? — Таня показывает Хачику барабанные палочки и отважно садится на освободившееся место. Раздаётся быстрая барабанная дробь и новоявленная «драммерша» начинает выбивать ритм вначале на барабане, а затем подключается «бочка». Девушка, азартно приоткрыв рот и высунув кончик языка уже лупит палочками по крэшу и бренчит хай-хэтом. Пытается дотянуться ногой до педали лоу боя, но при этом раскорячившись как лягушка чуть ли не валится со стула на пол. Мендель в отчаянии хватается за голову и стонет:

— Нет! Таня, прекрати немедленно! Моя голова сейчас лопнет. — Таня с сожалением прекращает «музицировать» и встаёт со стула.

— А я бы попробовала, мне нравится! Просто здоровски всё гремит! Но кто меня научит? И кто тогда будет петь? — девушка с грустью осматривает установку и со вздохом протягивает барабанные палочки мне. — Миша, не хочешь попробовать? На, постучи!

Забрав барабанные палочки и удивившись их непривычно большому размеру, действительно «палки», с независимым видом усаживаюсь на стул и подмигнув Танечке легонько пару раз нажимаю на педаль колотушки, проверяя мягкость хода и удобство её расположения. Затем то же самое делаю с хай-хэтом и лоу боем прислушиваясь к их звукам. Затем примеряюсь палочками к барабанам и тарелкам просто имитируя удары в воздухе, но не касаясь самих инструментов.

Когда-то давно, ещё в молодости, по просьбе друга подменял приболевшего аккордеониста, недолго, всего пару недель. Ребята летом лабали на танцплощадке и я неплохо провёл с ними несколько вечеров. Вот их ударник Димка, по кличке «Демон» и дал мне несколько уроков игры на барабанах. Самые простые сбивки. Ничего сложного, любой человек со слухом и чувством ритма выучит за полчаса.

Я прикрыл глаза и попытался припомнить последовательность. Так, как там… для начала играю чуть быстрее, чем адажио, счёт на восьмые ноты. Сначала бочка и одновременно акцент на крэш. Затем хэт, четыре удара по малому барабану, затем два удара в первый том. Далее два удара во второй и опять крэш. Главное не забывать, что бас — это правая нога и играется на счёт «раз» и счёт «три». Поехали!

Получилось с первого раза, да там и нет ничего сложного. Можно даже просто ладонями по стулу и коленям ритм выбить. Я взглянул на молчащего Менделя, заинтересованно смотрящего в мою сторону, и лукаво усмехнулся. А вот сейчас совсем простой ритм, но он когда-то звучал в культовой песне времён моей молодости. И на своём синтезаторе я её играл неоднократно.

Естественно, здесь её петь не собираюсь, времена не те, могут не понять! Да и в моё время «не понимали», но ничего поделать не могли, ни на западе, ни в Союзе. А ритм там заводной, просто с первого раза запоминается. Лет пять назад «в прошлом» наткнулся на ролик в ютубе, там парнишка на барабанах соло из квинов выдавал, ничё так, зачётно, мне понравилось. Я начинаю про себя напевать песню. Поехали!

Не успел я закончить играть как на меня с визгом налетела Таня.

— Мишка! Ты где так барабанить научился? Научи меня! Я тоже хочу так играть! — я был затискан и расцелован под завистливые взгляды Рафика, а меня уже обнимал и хлопал по спине Хачик.

— Вай, маладэц ахпер! Брат, ты чего молчал что на барабанах играть умеешь? Я тоже так хочу! Если Таню будешь учить, то прошу как брата, меня тоже учи! — и тут меня накрыло плотным ядрёным облаком вчерашнего перегара. Я сдавленно запищал и попытался вырваться из удушающих объятий восторженного худрука, но куда там, бесполезно! Мендель вцепился в меня как голодный медведь в колоду с мёдом.

— Мишка! Паршивец! Что ж ты молчал что играть умеешь? Я ж думал всё… Упекут растратчика за полярный круг с медведями хороводы водить. Ты хоть знаешь сколько она стоит? — Мендель ногой небрежно пихает барабан. — Я б вовек не рассчитался! Но теперь-то ого-го! Вот где они все у нас будут! — худрук воинственно потрясает кулаками грозя гипотетическим недоброжелателям.

— Да вы что, все тут с ума посходили, что ли? Какой из меня драммер? Я пианист! И вообще музыкальный руководитель, а не барабанщик!

— Ну, уж нет! — Мендель ожигает меня хищным взглядом, — Если б я, хотя бы немного представлял себе, что из себя представляет эта твоя «небольшая установка» и сколько она стоит, то хрен бы ты когда её увидел! И хочу тебе напомнить, что у нас в Одессе пианистов — как тюльки на Привозе, а вот таких дромадеров как ты, нет ни одного. Так что хочешь ты или нет, но тебе на ней играть придётся. Других верблюдов у меня нету! — вот так и появился в ансамбле свой самый первый драммер. Но ребята ещё долго надо мной прикалывались, называя не иначе как дромадером. Спасибо Менделю, конечно, но что-то есть в этом слове символическое.

Всё-таки Мендель мужик адекватный. Побурчав для приличия всё же с моими доводами согласился. Не смогу я постоянно играть на ударной установке. Придёт осень, начнутся занятия в институте и мне вообще не до ансамбля станет. И сейчас-то просто разрываюсь между учёбой и игрой, но летом у меня свободного времени всё же побольше чем зимой. Но и для Столярова надо писать партитуры к песням, он следит за этим строго, и для Тани с Хачиком каждую неделю новую песню вынь да положи.

Так-то этих песен у меня «как гуталину», но приходится тщательно отбирать что подойдёт для этого времени, а что пока ещё «рано». А для музыкантов надо к каждой песне приготовить нотную запись. Этого с меня тоже никто не снимал. И репетиции с ансамблем проводить тоже надо. Просто написать текст песни и расписать ноты музыкантам недостаточно, надо ещё и показать, как лучше сыграть, чтоб это был не просто «текст под музыку», а небольшое такое представление для зрителей.

Хорошо хоть Григорий Арнольдович и Николай Николаевич мне в этом помогают. Вилинский так вообще молодец, его можно в соавторы смело записывать. Такое ощущение что он музыку прямо с листа слышит и если видит мои косяки, то тактично указывает и говорит, что он бы записал это по-другому. И никогда даже не намекнёт на соавторство. Однажды я сам это ему предложил, так он на меня таким взглядом посмотрел, что я чуть со стыда не сгорел.

Столяров тоже с интересом следит за моим «творчеством» и на ошибки если они есть тоже указывает, но никогда не подсказывает, что и как надо записать:

— Миша, автор — ты. Тебе и решать, как должно твоё произведение звучать. Вдруг я влезу тебя править, а это окажется гениальной находкой, которую я своей косностью и консерватизмом только испорчу? А если в произведении и будут какие-нибудь шероховатости, так со временем ты их сам увидишь и устранишь.

А вообще-то мне кажется, что некоторые песни у меня тут стали звучать чуть иначе чем в моём времени. Наверное, я всё же их неосознанно адаптирую под это время и имеющиеся в моём распоряжении инструменты. Слова-то у песен понятно, менять приходится чтоб не звучали чужеродно, но вот музыка? Как-то раньше не задумывался над этим, хотя в «своём» времени тоже иногда на синтезаторе что-нибудь мудрил с чужой музыкой, но тогда это называл незатейливо — аранжировка. Если друзьям нравилось, то записывал на диск, просто «чтоб было», но вообще-то, конечно, считал свои оркестровки баловством, но вот неожиданно пригодился тот навык.

Через пару недель Фляйшман привёл на репетицию своего знакомого, Костю Волобуева. Тот уже пять лет играл в городском оркестре Одессы, сейчас перешедшим в подчинение Одесскому филармоническому товариществу. Костя в оркестре играл на литаврах и тарелках и пришёл просто из вежливого интереса посмотреть на «иностранную музыкальную ударную установку», о которой ему рассказал Мендель.

Пришёл, посмотрел, как я играю, сам сел на место барабанщика… И встал уже поздним вечером, когда все расходились с репетиции. Что сказать? Любовь с первого взгляда! Так у ансамбля появился новый член коллектива — «драммер» Костя. Очень уж ему это иностранное слово по вкусу пришлось, хотя, по сути, тот же «барабанщик» только на английский лад.

Лето пролетело незаметно. Постоянно занятый или в ансамбле, или в институте, я как-то совсем «отбился от коллектива». И Соня и братья начали на меня всерьёз обижаться за то, что я почти не общаюсь с ними. Но что поделать, если утром они со мной на пляж бегать ленятся, а весь день и почти каждый вечер я постоянно занят? Хорошо хоть что мне теперь не приходится ездить на свадьбы и дни рождения.

Но ни у кого и вопросов не возникает, а сколько и за что Мендель мне платит. Уже почти весь репертуар ансамбля состоит из моих песен. А «ценник» за выступления на торжествах Мендель задирает такой, что нэпманы только кряхтят… но платят! Так-то музыкантов желающих сыграть на именинах или свадьбах в Одессе пруд пруди. Но «Поющая Одесса» одна! А понты, они такие… всегда дорого стоят.

— Ай! Лазарь Абрамович, не делайте мне больные нервы и не морочьте голову своим Сёмой! Ну какой из него жених для моей Цили? За какое такое богатство вы мне можете сказать што я за него ничего не знаю, если вы даже не можете пригласить на свадьбу «Поющую Одессу» всего на один вечер? Вот когда Автандил Давиташвилли выдавал замуж свою дочь, так «Одесса» три дня играла и пела на свадьбе его дочери и сына уважаемого Ираклия Каландаришвилли. Вот! Сразу видно, что родители невесты и жениха очень приличные и уважаемые в Одессе люди!

Каждые две недели наш ансамбль даёт один концерт в клубе и три раза в неделю играет на танцевальной площадке по вечерам. Популярность ансамбля такова, что в сквере для поддержания порядка на танцах стал дежурить милицейский пост, а на концерты в клуб пришлось печатать билеты. Хотя сам концерт бесплатный, но мест в зале для всех желающих опять не хватает и билеты на концерт теперь распространяет местком. Насколько честно, справедливо и по какому принципу идёт распределение мы не знаем и не интересуемся.

Я сразу предупредил Менделя, чтоб он в это дело не совался, и даже не вздумал бы спекулировать билетами. Мы и так зарабатываем достаточно, хотя официально получаем ставку матроса всего в полста пять рублей месячного оклада, в то время как пособие по безработице составляет одиннадцать рублей шестьдесят копеек. Правда прожить на эти копейки в Одессе, не имея побочного приработка было просто нереально. Ну, так всегда и во все времена пособие было всего лишь средством для поддержания штанов, а не способом для выживания.

Так незаметно лето и пролетело, а затем наступила осень начались занятия в институте и над моей головой неожиданно стали собираться грозовые тучи, но слава богу гром прогремел в стороне и не надо мной. Я хоть и храбрился, мол, если что, то я и так проживу не бедствуя, но всё-таки вздохнул с облегчением, когда всё успокоилось. Всё-таки диплом о высшем образовании мне был нужен.

А к новому году как-то незаметно для себя я избавился от «цыганщины» в своих импровизациях. Всё-таки педагоги перебороли мою склонность к «ресторанной» музыке и меня больше не тянуло переиграть лёгкую фортепианную пьесу на мотив русского шансона. Да и с учёбой стало как-то полегче, то ли я уже привык к большим нагрузкам, то ли их и правда стало меньше, но я стал проводить с ансамблем времени гораздо больше, чем раньше. И Фляйшман, хоть и неохотно, но всё-таки тоже пошёл мне на уступки. С наступлением холодов и переносом танцев под крышу клуба, Мендель стал приглашать на дивертисмент своих знакомых танцоров из кордебалета.

И первым танцем, что показали в нашем клубе, стала легендарная Кумпарсита, более известная в моём времени как Аргентинское танго. Благо достать слова песни и ноты мне было несложно. К этому времени танго, написанное чуть более десяти лет назад, уже успело завоевать не только новый свет. В Европе это танго в прошлом году стало самым популярным и имело оглушительный успех. Пришла пора и советских людей ознакомить с этим шедевром и не вижу препятствий для того, чтобы это знакомство не началось с Одессы.

На танцпол, освобождённый от стульев и лавочек, выходит танцевальная пара, раздаются первые аккорды и начинается танец, а потом в музыку вплетается голос Татьяны: