Дом для Пенси

2-7

Перед глазами Пенси всё кружится. Даже не от впечатлений и жары, есть и другие причины хоровода огней и ощущения комка невнятных ниток вместо мыслей. Это и пар, слегка белесый, ароматный, плотный. Он стелется по камням, клубится в воздухе, формирует почти настоящие кучевые облака где-то вверху. Пенси прищуривается — так и есть: пар вьется вокруг выступов на потолке пещеры. Виной, конечно, и усталость. Она крепко сжимает Пенси в своих объятьях, так что не остается ничего другого, как откинуться на горячие камни, обрамляющие источник, и прикрыть глаза. Не то чтоб шевелиться, даже дышать не хочется. Это и запоздавшее понимание, что в который раз она прошла по лезвию ножа, неожиданно для себя рискнула — и, по всей видимости, победила. Вот только такие приключения не совсем во вкусе Пенси. Ей больше нравится их счастливый конец — звездные переливы, бликами заполняющие огромный зал, щебечущие ручьи в закоулках Лабиринта и круглый зал купальни, где дрожит убаюкивающий ее горячий воздух.

— Не спи! — чужие когти скребут ее за пятку. Пенси от неожиданности подскакивает, баламутя вокруг спокойную воду молочного цвета.

— Эй, мне щекотно вообще-то! — ворчливо протестует она, прежде чем снова откинуться на камни. Руинница только криво усмехается, показывая крупные клыки.

— Вы, люди, такие смешные, — лениво потягивается Ланалейтис и, не обращая никакого внимания на возражения, снова обхватывает цепкими пальцами левую ногу Пенси, тщательно ощупывает пятку и подъем стопы, трогает каждый палец. Очень важно проверить: не отморозила ли Пенси себе что-то важное, пусть это даже и мизинец. Потому приходится терпеть. Хотя сами действия руинницы действительно невыносимы: в горячей воде кожа стала очень чувствительной. Пенси, что есть сил, вцепляется в плоские камни, на которых лежит, и слабо хихикает. На большее сил нет.

— А вы, карены, не смешные? Не так и много между нами различий, если ты об этом.

— Ты про руки, ноги и голову? По-моему вы обращаете слишком много внимания на то, что не стоит его, и не концентрируетесь на действительно важном.

— Например? — Пенси чуть прикусывает губу, чтобы сосредоточиться. Легкий дискомфорт, даже не боль, заставляет вспомнить о том, кто она и что делает, собственные цели. Ланалейтис понятливо хмыкает, похоже, даже одного дейд ей хватает, чтобы читать обычных людей, как книжки.

— Да-да… Ведь ты все это время хотела поговорить о чем-то, но теперь ломаешь голову, можно ли обсуждать со мной какие-то темы, когда мы лежим голые в купальне. Так вот, можно.

— Если вы от людей не отличаетесь, то и дети могут быть? — Пенси задает этот вопрос, будто продолжая веселье, но внутри нее всё замирает в ожидании ответа. Ланалейтис фыркает, отпускает ногу и, наконец, заливисто смеется, потрясая головой.

— Только тройни и только если понесет мужчина! Предки с тобой, человеческая женщина, ты как выдумаешь!

Пенси хмурится и ждет разъяснений, уж больно странная реакция у руинницы. Точнее слишком легкомысленная.

— Вот ты мне ответь тогда первая: собаки и кошки разве имеют общее потомство? А может птенцы из яиц одной кладки вылупляются все разные и от разных родителей? Или есть человекозвери? Ведь у зверей тоже четыре конечности и одна голова. Нет, конечно, не водится такого, даже чудовища имеют свой род, — сама же отвечает Ланалейтис. — Так и мы с тобой: с виду похожи, но живем не так. Да наша кровь красна, в голове схожие мысли, мы представляем, что такое боль и удовольствие, но это лишь из-за того, что вокруг нас один и тот же мир. Поэтому, как два разумных существа, мы можем подарить немного приятного друг другу, но продолжить жизнь… Нет. Это было бы нашим спасением, возможностью сохранить хотя бы осколки нашего мира. Но этого не произошло.

— Ясно, — кивает Пенси. Ей даже немного жаль руинников, но не более того. Зато теперь точно известно, кто отец ее ребенка. Тот случайный охотник. Впрочем, искать его ничуть не проще, чем искать Халиса. Да и нужды больше нет. Имя своей дочери Пенси уже знает.

Потом Пенси остается одна, долго сохнет после горячего озера, перебирает оставшуюся в порядке одежду и с каждым моментом становится всё печальнее. Куртка пропала, от шарфа осталась половина, вещи, сброшенные на камни Ланалейтис, испорчены острыми льдинками и тоже не годятся для носки. Возвращаться к дочери ей не в чем, а почти дневного перехода Пенси, одетая всего лишь в исподний свитер и едва высохшие гамаши, не выдержит. Чувство паники начинает захлестывать ее подобно морским волнам: от мелкой ряби к большим и более грозным перекатам. Пенси закусывает губы и сжимает кулаки. Решение должно найтись. Можно ведь поискать вдоль берега остатки вещей охотников Джефа. А еще очистить от крови и других ошметков вещи мертвецов. Там точно должно найтись что-то годное. Но на всё это нужно время, которого у Пенси нет.

У Ланалейтис наоборот замечательное настроение, такое видно издалека. Она напевает своим чудесным голосом, на лице ее довольная улыбка, а заходит она в пещеру полностью нагая и ни единого мгновения не волуется насчет этого. Так что раздраженная Пенси не сразу обращает внимание на немалых размеров мешок в руках руинницы.

— Вот, — говорит Ланалейтис. — И помни, любой печали всегда можно помочь. Иногда достаточно попросить. А в некоторых случаях хотя бы подумать, — и поклажа оказывается в руках Пенси. — Новой встречи не обещаю, но наша добрая память друг о друге станет ей заменой. Прощай, спасительница по имени Пенси. Добрых дорог тебе и удачной охоты!

* * *

— Стой, где стоишь!

Она сама бы себя тоже окликнула. Хотя остановить, наверное, побоялась бы. Картина занимательная, спорить сложно: полуголая, вооруженная огнестрелом девка с огромным мешком идет напрямую по зимнему лесу, а под ее ногами тает снег. Даже для Черного леса накал небывальщины слишком высок.

— Я вообще-то занята, и ты меня задерживать не смей, — Пенси многозначительно достает из-за пояса огнестрел и усмехается. Камни в котомке легкие, отлично греют спину и воздух вокруг, так что руки и ноги работают уверенно и нескованно. Она успеет и выстрелить, и убраться от нежеланных собеседников.

— Если товар какой, дивный принесла, то быстро отчитаться нужно! — возникает из ниоткуда закутанный в шубу человек, он нетерпеливо топает ногой и пощипывает себя за длинный ус. Пенси даже на секунду притормаживает, удивленная такой наглостью. Как он посмел что-то требовать от охотника?

— С дороги, а то все дивности Черного леса мигом будут твои, не отобьешься! — рычит она, и человечек, взвизгнув, прячется за зеваками.

За спиной слышатся шепотки и разговорчики, да разве Пенси этим удивить? На Людоедском перевале всё было проще: притащился обратно — молодец. А как ты это сделал, всем наплевать — хоть на руиннике верхом, хоть на палке прискакал или и вовсе прилетел, погоняя крылатых лошадей. Но тут народ другой, будто не у Черного леса живут. Удивляются, пальцем показывают, охают, беспардонно дергают мешок. Пенси особо наглых, посмевших протянуть руку к мешку, отгоняет рукоятью огнестрела. Вот что за манеры у людей? Противно. Совсем распоясались в Мариусском лесу и охотники, и обычные люди.

Она проходит мимо трактира и союзного дома, мимо торговцев и мастеровых. Это всё потом, когда она выспится, приведет себя в порядок, наденет новые, отлично сидящие по фигуре вещи и со свежей головой будет решать, что и кому продавать. Часть камней она, конечно же, оставит себе. Ведь они созданы для того, чтобы тускло гореть в огромном очаге — создавать тепло и уют в ее собственном доме, который все эти месяцы скучал по жильцам, остывал и терял свой медовый оттенок стен.

Но это всё потом. А сейчас ей нужно лишь увидеть ее — свою крошечную Кейрамидахатереланатасолис. Пенси заставила руинницу дюжину раз — не меньше — повторить вслух это длинное имя. Конечно, для других девочка будет Кейрой. Вряд ли выбранное имя в своем оригинальном варианте когда-нибудь будет записано в свидетельство о рождении, но, наверное, достаточно и того, что полное значение известно хотя бы паре существ.

— Здравствуй, Кейра, — говорит Пенси своей малышке. — Твоя мама задержалась, но теперь всё будет хорошо.