Дом для Пенси

3-10

Чудесный зал с высокими потолками и яркими фресками остается позади. В первый день они идут достаточно долго, прежде чем Каравер объявляет привал. Пенси устало падает на пол. В коридорах и переплетениях комнат ее внутренние часы сбоят, а пробудившееся чувство направления иногда и вовсе показывает, что они ходят кругами. Эти подозрения развеиваются достаточно быстро: фрески в комнатах еще ни разу не повторились. К концу второго дня привал приходится объявить еще раньше: слишком непривычное для людей окружение давит на всех, а поглощающее звуки покрытие ужасно действует на нервы и выматывает, заставляет постоянно быть настороже. Пенси удается как-то приноровиться к этим особенностям, поэтому она жестом указывает Караверу, что проверит несколько боковых коридоров и вернется через пару часов. Неожиданно, но тот не знает, стоит ли ее отпускать. Пенси понимает это беспокойство, но, что важнее, она помнит о времени. А его осталось не так много.

— Хорошо, иди, — наконец кивает Каравер.

Это боковое ответвление заинтересовывает ее своей простотой. Не сказать, что в лабиринтах из комнат она видела что-то чрезмерно вычурное, но этот коридор выполнен из простого, шлифованного, а кое-где и неровного камня без фресок и узоров. Это настораживает. Пенси идет очень тихо, очень незаметно, но то, что оказывается на том конце, то, какая комната ее встречает, полностью обескураживает ее.

Здесь есть сад. Под землей есть сад, пахнет фруктами и слышен звук журчащей воды.

Первым делом Пенси замечает, что изменилась температура воздуха. Здесь достаточно тепло, чтобы зеленела трава и плодоносили деревья. Может, дело даже не в самой комнате, а в том, что они под землей. Просто жар-камни не давали ей понять разницу в температуре.

Оказывается, деревья с шарами светятся белым цветом, а кора живого дерева светло-коричневая, а не черная. А еще в саду нет ничего похожего на видерс. Сад зарос деревьями: обычными на ощупь и запах, высокими, с множеством длинных толстых узловатых ветвей, которые местами усыпаны круглыми плодами с кулак величиной. Пенси осторожно подходит к ближайшему дереву, касается его листьев и вдыхает аромат. Нет, таких плодов — сладких на запах, желто-розовых и слегка ворсистых, нежных на ощупь — она никогда не видела.

Они съедобные? Пенси сглатывает мгновенно скопившуюся слюну. Кожица плода очень тонкая, неуклюжее движение пальца обнажает золотистую мякоть. Сок скапливается в получившейся ложбинке и стекает по шкурке. Желудок рассерженно ворчит, что пора бы его покормить. Но есть в городе руинников незнакомые плоды — что может быть глупее? Пенси с сожалением делает шаг назад и вытирает сладко пахнущий палец об штаны.

Радом с лицом что-то мелькает — блестящее, сверкающее, искрящееся. Пенси с испугом отпрыгивает, прикрывая глаза рукой. Таким может быть уголёк или осколок. Но опасности нет, и любопытство побеждает: она осторожно оглядывается и на секунду не верит, что всё происходит не во сне. Сладкий запах манит не одну Пенси.

Они вылетают из-за листьев деревьев, выемок в стенах и откуда-то из темноты потолка. Крохотные, яркие, светящиеся точки расчерчивают окружающее ее пространство. Они тихо стрекочут и вьются вокруг сладкого плода: огненные, голубые, ярко-зелёные, нежно-синие. Пенси осторожно обхватает одну искру пальцами — и она действительно живая, щекочет крошечными лапками по ладони, трепещет сверкающими крыльями, а мгновение спустя срывается в полет, оставляя в воздухе призрачную цветную полосу.

— Они действительно существуют, — Пенси ошарашено шепчет себе под нос, а затем прикрывает рот руками. Как то, что казалось сном, может существовать? А если это не сон…

— Удачливая, — раздается в тишине мужской хриплый голос. Пенси чуть ли не подпрыгивает на месте от испуга. Мысли о снах и прочем она оставляет на потом и оборачивается. Кевин стоит у самого входа в сад и с опаской поглядывает на светящиеся искры.

— Что случилось?

— Каравер зовет обратно. Мичу стало плохо.

***

Пенси боится. Страх собирается отвратительным комом рядом с сердцем, давит на грудную клетку, крадет голос. Раньше она чувствовала только легкое беспокойство и желание идти дальше — быстрее найти выход. Она точно знает, что где-то есть тропа наружу, осталось только добраться. Чувство направления порой кружит ей голову, но поддается упрямству и желанию самой Пенси: указывает или пытается указать на выход. А вот страх появляется в тот момент, когда она возвращается обратно к месту привала. Сначала это всего лишь крупинки: растерянность в глазах Кевина, беспокойство за друга на лицах Рожена и Дабрея, тяжело дышащий Мич, предостерегающе поднятая рука Каравера — запрет подходить близко. Крупинки сливаются в одно целое, и в ней поселяется страх.

Пенси слышала такие истории о тех временах, когда охота на дивности только начала интересовать людей, да и позже подобное случалось с охотниками, которые слишком долго оставались в руинах. Болезнь, от которой невозможно полностью излечиться. Охотник мог добраться до селения и сгореть за считанные дни в лихорадке. Или же долго болеть, слабеть и окончательно не оправиться. Но так было давно.

И вот теперь что-то произошло с Мичем. Может, это не та самая зараза. Может, он неудачно упал, а лекарства всего лишь временно улучшили его состояние? Мич, опытный немолодой охотник, всегда готовый помочь и посмеяться, неужели он умрет?.. Несколько часов назад, когда она свернула в боковой ход, он был в порядке. Кажется. Но что бы это ни было, оно очень быстро вгрызлось в его нутро.

Пенси приподнимается на носочках и через плечо Каравера всматривается в лицо заболевшего. У Мича все признаки необычной лихорадки: покрасневшее лицо покрывает испарина, тяжелое частое дыхание, слезящиеся глаза, которые, кажется, видят, что не дано другим. Ведь как еще объяснить то, что Мич пытается погладить воздух, приговаривая «мой сын».

Пока Рожен пытается напоить друга лекарствами, Каравер отводит ее в сторону.

— Ты должна выбраться, у тебя особые условия, — видя, как она хмурится, Лоухи качает головой. — Я знаю о твоей договоренности со старейшинами. Многие в экспедиции знают. Удачливым всегда предлагают специальные условия, нас не так просто подписать на чужую авантюру.

— И Тоннор тоже?

— Он-то больше всех орал, что против, пока его не поставили перед фактом: или он идет на условиях союза, или может вообще никуда не собираться, — фыркает Каравер, но его кривая ухмылка безрадостная.

— Что с Мичем? Это — та самая болезнь из историй?

— Хотел бы я знать, — качает головой Лоухи и трет морщинистый лоб. — В старых записях толком ничего не пишут, а я особо не интересовался никогда такой небывальщиной. Мич стал медленнее идти ее вчерашним вечером, но мы все устали, и я не придал этому значения. Сегодня это стало заметнее, но признавать что-либо он отказался. Уже когда ты ушла, с ним случился припадок: стал задыхаться, потерял сознание. Сейчас у него жар и видения. Травм мы не нашли. Я тоже подумал о той загадочной заразе, но у него на ноге нашлись царапины: есть такие отравленные вещества, которые действуют не сразу, да и ядовитые дивности существуют. Будь осторожна в любом случае.

— А не даешь ты мне к нему подходить, потому?..

— Я многое видел и пережил, был в разных ситуациях, некоторыми из них я не горжусь, — суживает глаза Каравер, — но я никогда не нарушал прописанного в контракте. Значит, ты должна выжить. Так что отойди в сторону от заболевшего.

— Хорошо, — безропотно соглашается Пенси, милый старик на мгновение превращается в очень властного, очень опасного человека, и она не решается спорить: — Я нашла воду неподалеку. Стоит ее использовать?

— Для нас, думаю, да. А ты возьми мою запасную флягу.

— Думаешь, вода тоже отравлена? — удивляется она.

— Мы незваные гости на чужой территории, — Каравер произносит то, что все знают, но никто так и не отважился высказать вслух.

Следующие дни становятся бесконечным круговоротом. Страх Пенси разрастается до невероятных масштабов. Иногда она удивляется, как много это чувства способно вместить ее тело. Мич сгорает быстро, его лихорадит всё сильнее и сильнее, и только за несколько минут до своей смерти он приходит в себя. Кажется, он успевает что-то сказать Рожену, но что именно, Пенси не слышит, а подходить ближе к другим охотникам Лоухи ей запретил.

Мич навсегда остается в той комнате, и у оставшихся совершенно нет сил сделать что-либо с его телом. Жар-камень умершего оказывается в кармане у Пенси. Она толком не может понять, когда и кто его туда положил. А следующим днем становится ясно, что всех, кроме нее и Лоухи, потихоньку гложет неизвестная зараза. Они с трудом добираются до комнаты с садом. И тогда Каравер впервые приказывает ей уходить. Но Пенси остается, на расстоянии, в отдалении, между деревьями. Время тает на глазах, а ее страх слишком силен, чтобы идти в одиночестве. Но она знает, что Лоухи Каравер никогда не бросит своих людей и не пойдет с ней. Поэтому остается ждать. Иногда она уходит, чтобы разведать окружающие их коридоры и комнаты, но всегда возвращается.

— Не отдам, я выживу, — шепчет следующей ночью Кевин и так сжимает в пальцах что-то невидимое, что-то важное, что Пенси с трудом унимает сердцебиение. Слишком сумасшедший у охотника взгляд.

Они уже два дня как не сдвигаются с места. Следующим становится Дабрей, и он не кричит, он хохочет: громко, с ноткой веселья в голосе, с хрипами, задыхаясь и кашляя. Пенси закрывает уши ладонями и сворачивается в клубок, прижимая колени к голове. «Пусть это закончится», — просит она, и смех прерывается. Но долгожданная тишина кажется еще страшнее.

Каравер еще пытается протирать лоб мечущегося в лихорадке Рожена. Пенси хочет помочь, видно же, как устал упрямый старик, какими медленными стали его движения, но тот не дает. Хотя на Удачливых, по всей видимости, зараза не действует. Страх внутри Пенси постепенно уменьшается, ведь заразиться она не может. Но вот от мыслей, роящихся в голове, ее тошнит. Осталось ведь совсем немного, всего лишь дождаться, когда окончатся мучения Рожена. Тогда они все успеют: вместе с Каравером они точно выберутся, и она вернется домой.

— Вы тоже сдохнете, — пытается кричать Рожен, но его горло давно пересохло. — Пусть вы и Удачливые, но вы тоже сдохните! Ваши внутренности будут гореть, а глаза чесаться, умершие будут хватать вас за глотки…

Он говорит очень долго. Пенси снова зажимает уши руками и плотно закрывает глаза. Ей не хочется думать о том, как это могло бы произойти с ней. И как у Лоухи хватает сил выдерживать всё это. Ужасно, что хорошие охотники умирают неизвестно от чего, а всё, что ей остается, это наблюдать. И она благодарит судьбу за что-то: может, за то, что она стала Удачливой, и Черный лес не отворачивается от нее даже сейчас.

— Вот и всё, — произносит Лоухи страшные слова. — Его мучения закончились.

— Пойдем, — шепчет Пенси, подбегая к нему. — Скорее пойдем отсюда. Я нашла коридор, где холоднее, где чувствуется свежий ветер. Мы сможем выйти. Не знаю куда, но сможем.

— Ты сможешь, не я… — Каравер поднимает глаза. Лицо его бледное и посеревшее, глаза покраснели, но это не кажется странным — ведь им пришлось много пережить.

— О чем ты? — Она смотрит на Каравера и не понимает, что он имеет в виду. — Ты же Удачливый, у тебя нет симптомов…

Лоухи Каравер невесело хмыкает, и из него будто бы выдергивают какой-то важный элемент, стержень, основу. Его всегда прямая спина сгибается, руки начинают трястись, а поза выдает болезненность. Он наклоняется вперед и сгибается в гулком страшном кашле, прикрывая ладонями рот.

— Если бы я хоть на миг показал, что тоже болен, ты бы не справилась, — он отнимает ладони ото рта — они в крови. Пенси делает шаг назад, потом еще один, и так, пока не спотыкается и едва не падает. — Они были больны, они были не в себе. Я мог держать их в узде и не имел права оставить твою сторону. Ты еще молода и пока здорова. Я же вижу, что тебя не тронула эта зараза. Уходи.

— Каравер, как так? — Пенси не верит. Как он мог так обмануть их всех, как мог продержаться столько? Почему она не замечала, что он болен?

— Возьми припасы, лекарства. И флягу с огневушкой тоже, мне она уже не пригодится, — Лоухи Каравер невесело усмехается и сползает с камня, на котором сидел, на пол.

— Мы пойдем вместе…

Пенси не заканчивает фразу. Нечто не дает и Караверу возразить ей.

Этот странное ощущение пронзает их двоих: то ли биение сердца, то ли легкий выдох, то ли признак движения. Лоухи настороженно буравит Пенси взглядом и не шевелится. Что-то изменилось в коридорах, понимает она. А может, менялось давно, но постепенно. И сейчас, в этот самый миг, это что-то резко заявило о себе. Пенси чувствует, как шевелятся волоски на шее, и вспоминает, что они на охоте, что перечень опасностей не оканчивается на неведомой заразе.

— Уходи, — шевелит губами Лоухи, но не издает ни звука. — Прячься, — почти просит он ее. Пенси зажмуривается: ей жутко, она знает, что это их последние минуты, ей хочется спасти старика. Но жажда жить и вернуться к родным сильнее. Пенси собирает все свои силы и как можно быстрее ныряет между деревьями, цепляется за ствол с наиболее густой кроной и исчезает в листве.