Дом смерти

Глава 22

— Почему ты меня не разбудил? — шипит на меня Клара, пока мы спускаемся на завтрак.

Сегодня последнее утро перед приходом катера. От волнения я весь как на иголках, поэтому гнев Клары застает меня врасплох. У нее яростно горят глаза, губы поджаты. Раньше она никогда так себя со мной не вела, и ко мне снова подступает черный туман страха. А вдруг она наконец-то поняла, какой я кретин?

— Извини. Я думал, ты устала. Вот и решил, что лучше дать тебе выспаться перед… сегодняшней ночью.

Не хочу, чтобы Клара на меня злилась. Я еще не говорил ей о Луисе, а это наверняка до смерти ее перепугает. Не знаю, что буду делать, если она откажется. В любом случае я возьму его с собой, а с последствиями буду разбираться потом. Если Луис вообще захочет сбежать. Рассказать ему обо всем — большой риск, но иного выбора нет, если, конечно, я еще хочу пожить в мире с самим собой.

— Это была наша последняя ночь, — говорит Клара, и я вижу, что она обижена. — Это важно!

— Извини, — жалким тоном повторяю я.

Собственно, я и чувствую себя жалким. Хочу сказать ей, что с трудом сдержался, чтобы ее не разбудить. Что мне хотелось сходить в пещеру и побыть вдвоем в доме, чтобы попрощаться с ним навсегда. Пусть я его ненавижу, но многое от нас с Кларой останется в этих стенах. В конце концов, здесь происходили не только ужасные, но и прекрасные события. Еще хочу сказать Кларе, как злился на нее за то, что она уснула в такую важную ночь, и как в итоге просто смотрел на нее спящую, а потом занялся тем, чем занимался по ночам до ее появления. Взял в кухне еду и долго сидел в комнате отдыха, глядя на темное небо. Без Клары было одиноко, хотя в некотором смысле мне даже понравилось побыть наедине с мыслями. У меня появилось время сказать собственные «до свидания». Я пробыл здесь дольше Клары, и теперь у меня два прошлых, с которыми нужно было попрощаться. Одно — нормальное, до дома смерти, а второе — до того, как здесь появилась Клара.

Но сказать все это вслух не хватает духу. Не хочу с ней ссориться. Ночь уже все равно не вернуть.

— В общем… я и правда думал, что ты устала.

Клара еле слышно вздыхает. Когда мы садимся, она все еще напряжена, но я сжимаю под столом ее ладонь, и она сжимает в ответ мою. Трудно представить, чтобы Клара на кого-то долго злилась. Она живет одним днем, и злопамятность ей совершенно чужда.

— Извини, — снова шепчу я.

— Ага, ты уже трижды это сказал.

— Больше не буду, — улыбаюсь я и подмигиваю.

Последняя ночь прошла. Поверить не могу, что завтра в это же время мы уже будем на материке. По поводу катера я не волнуюсь. Мы найдем, где спрятаться. Например, в спасательной шлюпке. Как-то я видел такое в фильме, и там у героев все получилось. Наша судьба ждет нас за пределами дома смерти.

Между завтраком и уроками десять минут. Я ловлю Клару внизу, когда она выходит из уборной, и тащу в музыкальную комнату на том же промозглом этаже.

— Что случилось? — бледнеет от волнения Клара.

Ее глаза широко распахнуты. Наверное, ей тоже до смерти хочется поскорее сбежать.

Я глубоко вздыхаю. На сегодня это не последний трудный разговор, а мне, как обычно, хреново даются слова, когда нужно быть серьезным.

— Луис.

— А что с ним?

Сердце несется вскачь.

— Думаю, нужно взять его с собой. Не до самого пляжа, конечно, но мы должны вытащить его отсюда. После Уилла он сам не свой. Если и мы исчезнем… — Я наваливаю оправдания одно за другим, но ни одно из них не является правдой. — Боюсь, он окончательно сломается.

— Конечно! — тут же отзывается Клара. — Отличная идея.

— Я и правда хочу, чтобы мы были только вдвоем, но я не могу его бросить. Никак не могу.

Оказывается, я так накрутил себя на то, что мне придется ее уговаривать, что даже не сразу осознаю ее слова и продолжаю говорить.

— Я же сказала, я за. — Клара сжимает мое плечо. — И вообще считаю, что это замечательная идея. — Приподнявшись на цыпочках, она целует меня. Такое ощущение, будто моих губ коснулись крылья бабочки. — Честно-честно!

— Уверена?

Я-то ожидал, что она задаст хоть пару вопросов. Мы ведь не обсуждали возможность взять с собой кого-то еще. Речи даже о маленькой Элеоноре не было.

Клара кивает и улыбается, а через секунду уже выскакивает в коридор. Наверное, мне ее никогда не понять. Зато гора с плеч свалилась. Даже врать толком не пришлось. Все причины, которые я назвал, настоящие, хотя и не совсем правдивые. Остается только поговорить с Луисом.

Странный сегодня день. Всю свою жизнь в доме я хотел, чтобы время текло медленнее, а теперь, наоборот, хочу его поторопить. С трудом просиживаю уроки. Еще никогда деревянные стулья не казались такими неудобными. За окном ясный и солнечный день. Надеюсь, до ночи погода не изменится. Я вообще не могу думать ни о чем, кроме предстоящей ночи. Стараюсь внимательно читать вопросы и задания, но слова расплываются перед глазами. Понимаю только одно: у Ральфа и Хрюши на острове все покатилось к чертовой матери, но с нами такого не случится. Как бы то ни было, я умудряюсь нацарапать какие-то дурацкие ответы. Не хочу привлекать к себе внимания, да и плевать, правильно я отвечаю или нет. Все равно оценивать работу никто не станет.

Кажется, время совсем остановилось, но в конце концов мы выбираемся на обед, и я заставляю себя поесть запеканки с мясом. Клара съедает пару кусков, говорит, что не голодна, и уходит с Элеонорой. Я не против. Элеонора будет скучать по Кларе. Особенно после Уилла. Мне опять становится не по себе. Я продолжаю есть, а Том что-то говорит о новичках и о мальчике, который постоянно плачет, но я не слушаю. Джейк, как обычно, в своей стихии. Двое новеньких из седьмой спальни уже успели заразиться его заносчивостью, и Дэниел снова оказывается в хвосте их стаи. Я смотрю на все это, но практически ничего не вижу. В ушах гудит. Это наш последний обед в доме. Невероятно!

Когда в комнате отдыха я смотрю через окно в сад, появляется Джейк. Клара сидит на дереве и вглядывается в море. Ее пальцы легко касаются коры. Конечно, отсюда мне не видно, но я знаю: Клара поглаживает наши инициалы. Сердце наполняется теплом. Сегодня чудесный день, и все кажется прекрасным.

— Я тоже заметил, — говорит Джейк.

Я оглядываюсь:

— Что именно?

Все еще жду, когда кто-нибудь раскусит наш план, хоть и понимаю, что это бред.

— Этот ваш священничек, — Джейк кивает на окно. — Он заболел. Джо говорит, он воняет.

Только теперь я замечаю Эшли на качелях.

— У вас уже минус два, — самодовольно ухмыляется Джейк.

Приезд новичков его явно приободрил. Он снова стал старым Джейком, вожаком стаи, которого интересует только победа. Как бы он ни относился к дому, все свои чувства он опять запер на замок. Надеюсь, ему так легче.

— А у нас пока минус один.

— Эшли еще никуда не делся.

Джейк смеется и уходит из комнаты. Плевать, считает ли он себя победителем. Я вообще не играю в эту игру. Да и никогда по-настоящему не играл. Смотрю на Эшли и впервые вижу тощего пацана, а не чопорного придурка. Пусть Джейк посмеялся, но если Эшли и правда болен, меня это беспокоит. Слишком быстро после Уилла. Думаю о Хозяйке, таблетках и новичках. Может быть, ей не нравится, когда количество дефективных в доме растет.

Эшли выглядит одиноким. Может, мне стоит выйти к нему. В конце концов, он из четвертой спальни.

— Ты как?

Дурацкий вопрос. Даже несмотря на танцующий в травинках ветер, я чувствую запах скисшего молока. Должно быть, Эшли бешено отмывался в ванной, чтобы мы ничего не заметили, но воняет все равно ужасно, а это плохо. Запах медсестры быстро вычислят.

Эшли качается взад-вперед. На коленях у него лежит Библия.

— Не так уж плохо, — отвечает он.

Его глаза смотрят на верхний этаж дома. На лазарет. Ему страшно. Верит он в Бога или нет, ему все равно страшно. Всем страшно, и Эшли не исключение.

— Надеюсь, они все же придут, — тихо говорит он.

Я задумчиво свожу брови:

— Кто?

— Люди, которые ходили в церковь. А еще надеюсь, что я их не подведу. Не хочу быть как Генри. — Тут он смотрит на меня. — А тебе вообще какое дело?

Вспоминаю, как всячески гнобил его с самого своего приезда сюда. А за что? Если подумать, он никогда ничего плохого мне не делал.

— Ты из четвертой спальни, — еле-еле выдавливаю я. Хочется извиниться, но я не знаю как. — И ты не будешь как Генри.

Стараюсь дышать неглубоко и надеюсь, что Эшли этого не заметит. Если судить по запаху, болезнь пришла к нему внезапно и протекает очень быстро. Вряд ли ночью он так же вонял. К утру этой вонью пропиталась бы вся спальня. С Уиллом все случилось очень быстро, и теперь то же самое происходит с Эшли. Я опять думаю о витаминах. Уверен, Хозяйка не видит в нас людей, потому что и сама она далеко не нормальный человек. Сомневаюсь, что ее вообще можно назвать человеком. Мы для нее — как ящики с продуктами на складе. Ей привезли новые ящики, и пришло время избавиться от просроченных. После того, что она сделала с нашей медсестрой, легко поверить, что она способна ускорить течение нашей дефективности.

— Надо мной всегда смеялись, — продолжает говорить Эшли, глядя в землю. — Мой отец был проповедником. Причем отличным. Люди по-настоящему к нему прислушивались, но он их пугал. — Эшли замолкает и усмехается. — Никогда не понимал, зачем приплетать сюда страх. В мире и так полно пугающих вещей. Я всегда считал, что дело в любви. Даже когда другие дети в школе смеялись надо мной, пинали мои вещи и обзывались, я старался хранить в сердце Иисуса.

Я слегка съеживаюсь. Не могу удержаться. Наверное, дело во мне, а не в Эшли. Как бы страшно мне ни было, не могу я поверить во все это дерьмо. Гораздо легче и приятнее верить в Клару, атомы и вечные путешествия по миру.

— Когда оказалось, что я дефективный, я ни капельки не удивился. Я всегда таким был. Никуда не вписывался.

Эшли словно прорвало. Он начал говорить и уже не может остановиться. Я вижу на ветке ноги Клары и жалею, что не полез за ней на дерево.

— Когда за мной приехали, мама была наверху. Я с ней даже не попрощался. Зато папа был рядом, и вид у него был весьма довольный. Разве это нормально? Он сунул мне Библию, велел прекратить плакать и нести слово Божье гнусному отродью. — Эшли словно задыхается и тяжело сглатывает. — Он назвал меня отродьем. — Потом смотрит на меня. — Думаешь, это очень плохо — ненавидеть собственного отца?

— Честно говоря, он у тебя, кажется, тот еще козел.

До сих пор у меня в ушах стоит мамин крик. А папа наверняка так и не простил себя, что его не было дома, когда приехал фургон. Я вспоминаю, сколько лжи нагородил о родителях, сколько ужасных историй о них рассказывал, когда попал в дом, только чтобы выглядеть крутым, и меня с головой захлестывает стыд.

— Ага, — почти улыбается Эшли и в этот момент кажется самым обычным пацаном. — Таким он и был, наверное. Но я не отступил от своих убеждений. Я никого не пугал и не потерял веру. Я все делал по-своему.

— Это точно. И до сих пор делаешь.

Я честно пытаюсь сказать что-то приятное, но не знаю, получается или нет.

— Надеюсь, я никого не подведу, — повторяет Эшли. — Не хочу, чтобы меня видели испуганным.

Больше он ничего не говорит, а я не могу придумать, что такого сказать, чтобы ему стало легче. Чувствую себя последним куском дерьма. Само собой, Эшли все еще может взбесить меня только тем, что дышит, но прямо сейчас мне его жаль. Он заблудился в собственном мире. Через пару минут я встаю с качелей и оставляю его в покое. Хорошо, что завтра утром мне не придется смотреть на пустое место, где пока еще стоит его кровать. Может быть, когда мы с Луисом исчезнем, Тому разрешат переехать в седьмую спальню.

Я иду на другую сторону сада. Легкий свежий ветерок совсем стих, и солнце пригревает спину. Даже после разговора с Эшли мне все равно приятно ощущать тепло. Напряжение в мышцах ослабевает. Сразу вспоминается бумажка, которую я повсюду ношу с собой. Я останавливаюсь перед могилой Джорджи. За спиной шелестят листья, и похрустывают ветки — Клара спускается ко мне. Это «до свидания» мы скажем вместе. Мои пальцы все еще помнят торопливое сердцебиение птицы и мягкое тепло перьев. Я помню, как смотрели на нас темные глаза.

— Мне очень хотелось, чтобы он улетел, — печально говорит Клара и переплетает тонкие пальцы с моими.

— Мы улетим за него, — отзываюсь я. — За всех.

Она кивает и опускает голову. На лицо падают густые волосы.

— Ночью встречаемся в кухне, да? — начинаю я. — С Луисом я еще не говорил. Поговорю перед отбоем. Не хочу, чтобы он как-то нас выдал.

Внезапно мной снова овладевает волнение.

— Лучше зайди за мной в спальню, когда будешь готов, — говорит Клара и снова мне улыбается.

Сегодня она какая-то другая. Тихая и задумчивая. Наверное, нам обоим странно прощаться с домом.

— Я люблю тебя, Тоби.

— Я тебя больше люблю.

— Такого не может быть.

— Продолжим в том же духе — и меня стошнит.

Клара смеется, и ее смех кажется прекрасной музыкой в солнечных лучах.

Не помню, чтобы когда-нибудь был так счастлив.