— Тебе в последнее время явно не везет, Паша: дочь вышла замуж за какого-то пройдоху, жена попала в больницу, тебя уволили, и карта не идет, — ухмыльнувшись, сказал один из партнеров Павла.
— А когда она к нему шла? — рассмеялся другой, очкастый, с крупной, как у быка, головой и шеей. Этот всегда издевался над Павлом, за что его Павел и недолюбливал.
— Но денег-то Паша никогда не считал, — констатировал третий, интеллигентного вида, с заметной сединой в волосах.
— Не считал, — набычился Павел, — и сейчас считать не стану!
— Так просадишь все — на что жить будешь, дурак-человек? — снова ухмыльнулся первый. Как всегда с ехидством.
— А я, может, и не собираюсь больше жить! Я, может, себя к смерти уже готовлю!
— Ну-ну, — выпятил губы очкастый, качая головой и пристально глядя в свои карты. — К смерти готовиться надо, надо… Особенно, когда проигрываешь много. — Он замолчал, потом свернул веер своих карт и посмотрел в таблицу. — А ты уж залетел солидно, голуба: в горке, что на лугу — одни цветочки.
— Цветы не ягоды, не всякому по вкусу.
— Вот-вот!
Павел совсем пал духом. Он в самом деле просаживал свои последние гроши и ему по-крупному не везло, хотя всегда он считался не последним игроком. Но что-то, видно, в последнее время действительно круто изменилось: на него как гром среди ясного неба посыпались какие-только возможны беды и несчастья. Он даже и не знает, по какой причине и когда все началось. Вдруг ни с того ни с сего дочери захотелось замуж и избранником ее оказался какой-то сирый — голь лапотная, — бесцветный ухажер, который учиться вместе с ней в одном вузе; потом жену схватили почки; затем ему недвусмысленно намекнули убраться из института. Новый зав. кафедрой так и заявил: «Нам с вами, Пал Палыч, не сработаться!»- и указал на дверь. И вот среда, день, когда он с приятелями «пишет» преферанс, — и снова полное фиаско: он отдает последнее, что у него осталось.
Он до конца надеялся на выигрыш, но надежда его не оправдалась, — он слишком заинтересованно играл и в результате потерял всё: деньги, имя, уважение.
По реакции своих партнеров он понял, что его больше не примут в этом кругу. Он перестал для них быть «кем-то», его выкинули за борт, он больше никто.
Павел в отчаянии пошел на «мизер» и получил «паровоз».
— Мы надеемся, за неделю ты вернешь проигрыш? — Лицо очкастого страшно вдруг вышло из света настольной лампы. Одни очки своим легким блеском напоминали о его присутствии.
— Я разыщу деньги, — твердо сказал Павел, поднимаясь.
— Можешь прихватить с собой коньяк, — ухмыльнулся снова первый. — Он тебе сейчас наверняка понадобится. Такси я вызвал, оно будет с минуты на минуту.
— Вы так любезны, сэр, — не удержавшись, съязвил Павел, — но предпочитаю прогулки пешком. Люблю, знаете ли, принимать вечерний моцион.
— Особенно, когда в карманах ветер свищет, — рассмеялся очкастый, и все остальные тоже рассмеялись. Одному Павлу было не до смеха.
На улице прямо из горлышка он высосал остатки прихваченной с собой бутылки и гахнул ею со всего маху об асфальт.
В темной глухой подворотне он наткнулся на человека в шляпе и черном пальто с поднятым воротником. Тот опирался плечом о стену.
— Всегда есть выбор, Павел, — тихо, но отчетливо сказал тот, едва Павел поравнялся с ним.
— Ты кто? — осоловело и несколько обескуражено спросил Павел.
— Я? Твое спасение, — ответил человек.
— И в чем же оно — мое спасение? — немного протрезвев, спросил Павел.
— В твоем желании, — все также туманно ответил человек.
— Желания мои безмерны, — решил раз и навсегда отвадить этого приставалу Павел. — Еще никому не удавалось их осуществить.
— В мире все возможно, — не унимался, однако, тот.
— А ты настырный, — совсем осмелел Павел. — Может, тебе взамен душу отдать?
— Можно и душу.
— Ну, бери, бери, коли хочешь: не жалко! Только что взамен дашь?
— Душу-то я возьму, не откажусь, но погодя. Еще она больно чиста у тебя и не замарана.
— Не замарана! У меня-то! — расхохотался Павел. — Ну насмешил!
— Будь тебе срок — полгода. Еще один. И будет тебе везти, и деньги будут водиться. Подумай только, сколько захочешь, — они враз у тебя и окажутся.
— Нет, ты, мужик совсем, видно, сбрендил. А может, ты галлюцинация, или сон какой, или хмель мой неугомонный?
— Договорились?
— Да ну тебя к лешему! — махнул на него рукою Павел и двинулся дальше. Оставшийся путь он все забавлялся этой нелепой встречей.
«Привидится же такое», — думал, бредя дорогой и глядя, как постепенно гаснут уличные фонари — приближалось утро.
Проспал он часов до десяти без задних ног. Проснулся с тяжелой головой. В холодильнике, однако, на похмелье ничего не оказалось.
«И денег же нет, чтобы хоть грамм сто опрокинуть», — подумал он с сожалением, но полез по карманам: может, где червонец завалялся. В боковом, на радость, действительно обнаружился червонец.
«Во, черт! — мелькнуло у него. — Неужели удача возвращается ко мне? Не было ни гроша, да вдруг алтын!»
Он сам не верил в то, что нашел. Он же хорошо помнил, что просадил все деньги. К тому же в карманах никогда наличку не держал: плебейская привычка, он не из таковских. Но все равно обнаруженному обрадовался: этих денег хватит и на сто грамм, и на пачку недорогих сигарет.
Довольный Павел быстро оделся и выскочил из дому. В ближайшем кафе опрокинул стопку и с наслаждением затянулся «Опалом».
«Нет, есть еще порох в пороховнице, — просветленно посмотрел он вокруг. — Жизнь для меня еще не кончилась, не кончилась!»- восторгался он.
Докурив, решил сразу же навестить жену. Поехал в больницу.
Жена еще не вставала. В палату к ней не пускали, передали только записку. В ней она перечисляла все лекарства, необходимые для лечения.
«Эге ж! — подумал Павел. — Список солидный. Где только деньги взять?» Подумал и все же заглянул в аптеку — для информации.
Цены поразили его. Никогда не думал, что лекарства так дорого будут стоить. Один дипиридамол тянул на четверть червонца, а в перечне не меньше шести наименований.
«Эх, будь у меня еще десятка-другая, купил бы ей все, что прописали, но — увы — у нашего Андрюшки нет ни полушки…» Вздохнул с грустью и вышел из аптеки.
А солнце палило нещадно. Уж рубаха к спине прилипла. Засунул руку в задний карман брюк, где обычно носовой платок носил, выпростал, глядь — а в платке две десятки завернуты.
«Что за холера! — подумал Павел. — Может, супруга случайно положила или я заначил?»
Павел совсем очумел. Вернулся в аптеку, взял лекарства, отнес в больницу, передал с запиской: «Ты не волнуйся у меня все в порядке. Пока глотай эти пилюли, а завтра или послезавтра куплю другие. Твой Павел».
Он не мог поверить в удачу. И дома все никак не приходил в себя. Кошмарный день!
Пришла Елена. Сразу:
— Папа, ты можешь мне занять полтинник? Думаю — у тебя есть.
Павел возмутился:
— Да ты что, Ленка, какой полтинник! Ты же прекрасно знаешь, что я сейчас не работаю, что мать лежит в больнице…
— Папа! — разрыдалась Елена. — Папа, поверь мне, это так важно, так важно. Я обязана отдать их: у меня украли товар.
— Украли товар? — взбеленился Павел. — Да куда ж ты, дура, смотрела? Куда глаза свои девала! И где теперь взять этот полтинник? Где?
— Но у тебя же была заначка, папа, выручай!
— Заначка? Заначка! Где эта заначка? Да пусто везде, пусто! На — смотри! — открыл он ей шкатулку, раскрыл портмоне. — Может, по карманам поскрести? — стал выворачивать он карманы брюк, затем пиджака. — Смотри! Смотри, видишь — и мышей нечем кормить!
Но, видно, было чем. Неожиданно из одного из вывернутых карманов пиджака вывалились пять червонцев.
— А это, папа, это?! Спаси меня, папочка: вечером же смену сдавать. Да хозяин растерзает меня!
Павел опять ничего не понимал.
— Да бери уже, — приглушенно сказал и почувствовал, как слабеют колени.
«Нет, все это очень удивительно, — стал размышлять он про себя, когда Лена ушла. — Утром — я это определенно знаю — у меня не было ни копейки. Потом я захотел десятку, и десятка объявилась. Затем мне понадобилось две десятки, и они не замедлили обнаружиться. Теперь пять. Есть в этих находках что-то странное и очень зловещее. Тот человек в черном, который встретился мне — его проделки или игра судьбы? А если я захочу сейчас еще десятку? Найду или не найду?»
Павел закрыл глаза и мысленно произнес: «Хочу червонец». Открыл глаза, полез в карман брюк — пусто. Сунул руку в боковой карман пиджака — и там ничего нет. В другой — то же самое.
«Уф!»- с облегчением вздохнул он и почувствовал, как камень свалился с плеч. Нет никаких чудес, да и не нужны нам чудеса, нам и без чудес хватает.
Захотелось есть. Павел пошел на кухню, открыл холодильник, вытащил кастрюлю с борщом, поставил на газовую плиту.
«Чудеса развращают, они просто убивают человека, — думал он. — Да если бы всё с волшебством было, люди давно бы посходили с ума».
Он вынул из хлебницы батон, отрезал кусок. Достал банку майонеза, но открывалки на месте не было. Опять Людмила куда-то задевала? Выдвинул верхний ящичек буфета и… отпрянул. В нем поверх кухонной утвари лежала новенькая, еще не засаленная купюра в десять рублей. Павел про борщ забыл.
«Не может быть! Этого не может быть!»- не верил Павел своим глазам.
— Хочу тридцать рублей, — произнес он вслух и выудил из кармана три десятки.
— Сто! Хочу сто рублей! — сказал и обнаружил их в трельяже супруги.
«Неужели я стал богатым? — подумал Павел. — Я становлюсь богатым!»
Теперь партнеры по преферансу на него смотрели по-иному. Еще бы! Не прошло и недели, а он вернул все деньги и даже завел в кармане лишние!
— Признайся, Паша, ты, наверное, ограбил банк, — как всегда подтрунивал над ним очкастый, но теперь в его голосе и не сквозило сарказмом.
— И не один, — поддакивал ему Павел.
И в карты теперь он был не из последних. Уходил опять навеселе, но уже довольный жизнью. И кто поверит, что еще неделю назад он был чуть ли не на грани самоубийства?
Возвращался снова под утро. И снова в той же темной глухой подворотне его поджидал человек в черном.
— Ну как, Павел, такая жизнь тебе нравится?
Павел был хорошо на бровях. Он посмотрел прищурено на заговорившего с ним и, узнав его, произнес:
— А, это ты? Что тебе опять надобно?
— Да все того же, Павел, все того же…
— Душу, что ли? Да забирай! На кой хрен она мне теперь нужна! Теперь я и без души прожить могу: видал, как мне везет? Видал, какими деньками ворочаю? Хочешь, и тебе отвалю? На — не жалко! — он стал выуживать из карманов банкноты и бросать их человеку в черном. — Бери, Паша щедрый, Паша никого не обидит!
— Вот и договорились. Через полгода окончательный расчет.
Сказал и пропал.
— Что-что через полгода? — не расслышал Павел, но, увидев, что человек исчез, махнул на него рукой и побрел восвояси.
Уже засыпая, почувствовал, как что-то отделяется от его тела и поднимается вверх. Светлое, будто посеребренное, и какое-то воздушное, эфемерное.
«Неужели душа!»- подумал Павел и встревожился не на шутку. Кто-то хочет увести его душу? Человек в черном?
Павел встрепенулся, серебристая оболочка быстро вернулась в него, и он проснулся. По крайней мере, открыл глаза, а спал он или не спал, сказать точно не мог, но очнулся весь в поту.
Выходит, вот плата за то, что ему так легко стали доставаться деньги: его душа! И всякий раз, когда он засыпает, некто уводит её и делает с нею всё, что ему заблагорассудится!
А через полгода? Через полгода Павел и вовсе её потеряет?
Павел в ужасе затрепетал. Такого страха он не испытывал, наверное, с самого детства, когда однажды осмелился с другом забрести в полночь на топкие болота. Но как остановить этот процесс? Он же сам согласился отдать свою душу! Значит, договор вступил в силу, значит, он сам подписал себе приговор!
Павел сник. Ему казалось совсем безвыходным положение.
Но если он не будет желать этих денег? Быть может, они не будут и появляться? Того, что есть, хватит на первые дни. Можно будет устроиться на работу и зарабатывать деньги честным трудом, а карты навсегда забыть: они же такое зло, как и деньги.
Эта мысль немного успокоила Павла. И хотя на работу ему так и не удалось устроиться, он твердо решил жить по-другому.
За полгода человек в черном ни разу Павлу больше не являлся. Но ровно в назначенный срок он снова встретился ему в темной глухой подворотне. Павел не испугался его. Он был готов к этой встрече.
Человек в черном улыбнулся, и Павел увидел, как загорелись в темноте его глаза.
«Глаза хищника», — подумалось Павлу.
— Ну что, мой друг вполне насладился жизнью? Уж чего-чего, а денег у тебя, как я и обещал, было предостаточно.
— Спасибо, милый друг. Действительно, столько денег, сколько прошло через мою мошну, не имел, наверное, даже сам Крез. Чего же ты хочешь?
— Я? Скромно: по договору. Ты, помнится, взамен обещал мне свою душу.
— Ах, душу! Наверное и так, — не стал препираться с ним Павел.
— Тогда отдай же ее мне, отдай! — протянул свои когтистые руки к Павлу человек в черном, и Павел почувствовал, как нечто начинают вытягивать из него.
Павел повернул голову и увидел, что внизу, всего в метре от него, лежит, распластавшись, его физическое тело.
Получается, он теперь совсем не он? А он есть то, чего так жаждет человек в черном?
Павел испугался, и ему захотелось обратно, в свою земную оболочку. Он увидел, что с нею окончательно еще не разорвана связь, что от него еще тянется вниз, к его плоти, серебряная нить, и что через нее он еще ощущает себя целым и неразделимым. Но кто-то упорно хочет её разорвать, какие-то темные силы тянут его со всех сторон во тьму, в страшную бездонную пропасть без всякого просвета, и нет возможности вернуться, и нить становится все тоньше и тоньше, пока, наконец, совсем не обрывается…
«Ну что ж, — подумал Павел, — это был мой сознательный выбор и раскаиваться я теперь не вправе…»
А вокруг него уже вихрем кружились какие-то тени. Они торжествовали, Павел чувствовал это по вибрации, странным и необычным звукам, режущим слух. И торжество их было кошмарным.
Но Павел не зря провел эти полгода. Он подготовил себя и к более ужасному. Он знал, чем он теперь будет жить. Он будет жить тем, что успел сделать за те короткие полгода, прошедшие с того момента, когда он впервые встретил человека в черном.
А тьма все уплотнялась, и тени все пуще неистовствовали: шипели, жужжали и вскрикивали в восторге, увлекая за собой Павла.
Но вдруг где-то в вышине над ним заструился яркий голубой свет и прорезал сгустившуюся тьму, осветив Павла.
Тени шарахнулись в стороны, заметались в страхе, не смея вторгнуться в зону света и будто о преграду разбиваясь об нее.
Враз перед мысленным взором Павла стали проноситься образы его прошлого, отчетливо и ясно представляясь, и Павел обрадовано понял, что поступил правильно в эти последние полгода.
Да, он продолжал извлекать из кармана те злополучные купюры, однако ни разу ими не воспользовался. Он запретил жене покупать ему обновку, он ограничил себя в еде и довольствовался малым. Он всё отдавал жене, дочери, родственникам и знакомым, и даже нищим на тротуаре. Он не оставил себе ни гроша, значит, его выбор оказался верным, и Павел безбоязненно поднял глаза навстречу льющемуся сверху свету и увидел прекрасный голубой небосвод с маленькими лиловыми и розово-красными облачками. Он поднимался туда, он чувствовал, что другие силы уже не разрываю его на части, всё вдруг наполнилось неведомым доселе ощущением легкости и неописуемого счастья. Павел оставил все свои сожаления и полностью подчинился увлекающему его потоку…