Дом вечности (сборник рассказов)

СКАЧОК В ВЕЧНОСТЬ

Рэм продвигался медленно и тяжело. Длинная, уходящая во тьму галерея была сильно наклонена. Рэм чувствовал это каждой клеточкой. Дышать становилось всё труднее. Спертая, застоявшаяся атмосфера узкого тоннеля прерывала дыхание. Можно было прихватить с собой пару небольших баллонов со сжатым воздухом, но Рэм отказался от них сразу же, знал, что они станут только обузой, и оказался прав: потолок галереи был так низок, что приходилось ползти на корточках. К тому же ноги скользили по гладким отполированным плитам, и Рэму, чтобы не скатиться вниз и не повредить себе что-нибудь, надо было цепляться за небольшие выемки в стенах.

Огонь скромного факела дрожал и извивался, отбрасывая пляшущие тени вокруг, но даже и он рассеивал вековой мрак с трудом. Рэм двигался минут, наверное, сорок — не меньше, но конца так и не было. Казалось, тоннель уходил в бесконечность, однако Рэм и не думал возвращаться, считая, что двигается по верному пути. Интуиция редко когда подводила его. Не обманула она ни на раскопках возле Дакки, ни около Луксора. И если б не эта его завидная прозорливость, кто знает, был бы он сейчас вообще жив, ведь предусмотрительные цари Древнего Египта неспроста расставили в своих гробницах всевозможные ловушки: от многометровых штольнь до извилистых тупиковых коридоров — кто-нибудь да попадется в них, ослепленный безумной алчностью. Скелеты наиболее беспечных давно пылятся в замысловатых лабиринтах. Гениальные архитекторы словно играли этими ходами, залами и шахтами, словно в своем воображении гнали корыстного грабителя длинными, идущими в никуда коридорами. И действительно, надо быть либо Хемиуном, либо Имхотепом, чтобы так искусно уберечь своих царей. Но даже предусмотрительность редко спасала погребенных от глумления. Имя царицы Хатшепсут умышленно стерли или вырубили почти на всех дошедших до нас памятниках, надгробиях и обелисках. А ведь по представлениям древних египтян исчезновение имени человека влекло за собой исчезновение самой личности в Вечности…

Рэм чуть передохнул и снова двинулся дальше. Когда же он, наконец, завершится, этот бесконечный лаз в неизвестность? Судя по многовековому слою пыли, давненько здесь никто не бывал, хотя разбитая плита у входа говорила о том, что когда-то в проход проникали. А может даже, и проникли, и Рэм битый час потратил всуе, к тому же не предупредил никого наверху, что спускается в захоронение. Случись с ним что — никто не спасет. И надо быть, скорее всего, безумцем, чтобы одному сунуться в могильный зев.

Становилось всё жарче. Жарче и душнее. Но Рэм не обращал на это внимания.

Тут ему показалось, что где-то неподалеку от него что-то стукнуло. Рэм замер, прислушался, невольно перенеся вес своего тела на одну из опорных рук, чуть повернул голову, напряг слух, но ничего больше не услышал, кроме собственного сильно бьющегося сердца. Только почувствовал, что на него надвигается страх. Исподтишка, из небытия.

Рэм захотел весь сжаться, свернуться в один упругий комок, чтобы сохранить в себе хоть каплю смелости и успокоиться, но на неровной поверхности сделать это практически невозможно. Рэм поскользнулся, упал на бок и покатился по лазу вниз, в темноту, в неизвестность…

Очнулся в пещере, высеченной, как ему показалось, в скале. Пещера была пуста, и всего один ход вел сюда — тот, по которому он, вероятно, катился.

Неужели тупик? Неужели он ошибся, и хваленая интуиция его подвела? Рэму не верилось. Так не должно быть. Так не бывает. Он чувствовал, что шел правильно, что не мог так обмануться!

Рэм стал внимательно осматривать стены, обшаривать трещины, выпуклости и расщелины. И потолок, как показалось ему, был глухой, и пол сплошной — ни выемки, ни щели.

В отчаянии он стал рукояткой лопатки, которую прихватил с собой, обстукивать стены. Каждый дециметр, каждый выступ и впадину.

И вдруг, почти у самого пола рукоять углубилась. Не легко, не сразу, но плавно что-то сдвинула, утопила. И тут же пошел вниз, под землю, метровый куб, подогнанный в стену так тщательно, что Рэм не мог его даже прощупать. Пошел и открыл новый ход, не менее узкий, чем предыдущий, и такой же темный, такой же мрачный.

Рэм сунул туда факел. Ход явно уходил дальше. Раздумывать нечего. Он втиснулся в узкий проход и вскоре оставил пещеру позади. То, что открылось ему через несколько минут, превзошло все ожидания.

Склеп, в который привел его тайный ход, оказался чуть больше предыдущей пещеры. Свет факела выхватил из темноты нанесенный на стену рельеф. На нем изображалось некое шествие.

Рэм сразу обратил внимание, что склеп необычный, не гробница — тут не располагался саркофаг, да и рельеф изображал не умершего. В центре его, почти двухметровой высоты, величественно застыл сам бог смерти Анубис. Разве можно было не признать эту царственную осанку, черную, гордо вскинутую морду шакала-собаки? «Владыка Ра-сетау (Царства мертвых)», «Стоящий впереди чертога богов»! Даже когда Осирис затмил божество Анубиса и перенял важнейшие его привилегии (вместе с эпитетами), Анубис продолжал оставаться немаловажной персоной в Царстве мертвых — он готовил тело к бальзамированию, мумифицировал его, а затем превращал в «ах» — блаженного, просветленного небожителя. А здесь, на рельефе, Анубис прежний, царственный. Мир еще не чтит Осириса. Царство мертвых, Царство тьмы у его ног!

Рэм стал светить дальше. Все остальные фигуры шествия, в отличие от громадного, выпуклого изображения Анубиса, оказались небольшими и углубленными. Справа один из участников шествия нес черную фигуру шакала — олицетворение Анубиса. За ним шли вереницы носильщиков, нагруженные вещами умершего, несли сундуки с одеждой и украшениями, мебель, оружие. Такая же вереница приближалась к богу с левой стороны. За носильщиками двигались хоры плакальщиц, за ними — жрецы с кадильницами, потом еще какие-то люди, вероятно, родные и друзья умершего.

Рэм уже встречал подобные рисунки, однако что-то смутило его в изображенном. Чего-то здесь явно не хватало. Какой-то детали. Причем, очень серьезной.

Рэм еще раз внимательно осмотрел изображение. Как же: не хватало важнейшего! Обычно за плакальщицами пара быков тянула салазки с гробом покойника. На этом рельефе гроб отсутствовал, зато у ног Анубиса была начертана какая-то надпись, а под ней пустой овальный картуш, в который обычно вписывали имя ушедшего.

Рэм прикоснулся к незаполненному пространству — следов стирания надписи заметно не было.

Забыли вписать? Или нарочно не вписали?

Хотя зачем она здесь, если в склепе нет даже обычного саркофага, куда могли бы поместить тело умершего?

Рэм окинул взором помещение. Кроме надписи под Анубисом никаких больше иероглифов не было. Это тоже было несколько странно, учитывая, что древние египтяне почти каждый метр испещряли бесчисленным количеством знаков. Оставалось только догадываться, для каких целей предназначался этот склеп.

Рэм сосредоточился на самой записи и вскоре без особых усилий прочел её.

Дословно она гласила:

Рэм оторвался от надписи. Необходимо было переварить всё, осмыслить.

Что значит «дай мне имя своё»? И что значит «Я дарую тебе Вечность»?

Если это аллегорическое высказывание, то кто должен вписать сюда имя? И чьё?

И что значит «попасть в Вечность»?

Рэм затруднился ответить хоть на один из вопросов и снова обратился к шествию. Залитые слезами лица родных и близких, печальные плакальщиц, удрученные жрецов…

И вдруг Рэму стало не по себе: на левой стороне замыкал шествие человек явно неегиптянин, да и одежда его скорее была античной, позднегреческой. К тому же на ногах человека Рэм заметил сандалии, а ведь сандалии имели право носить в Древнем Египте только фараон и его самое близкое окружение!

А позади шествия на правой стороне человек и вовсе был арабом, с тюрбаном на голове и в теплом стеганом длиннополом халате — за три тысячелетия до нашей эры?!

Рэм поверить не мог. Может, кто-то из его современников решил пошутить? Проник в склеп и нарисовал две необычные фигуры, чтобы ввести всех в заблуждение?

Поначалу они совсем не бросаются в глаза — та же египетская обычная поза изображения: торс в фас, лицо в профиль, одна нога делает шаг вперед, взор устремлен вдаль, на Анубиса…

И раскраска незнакомцев ничем не выделяется из общего фона — такая же сдержанная, непестрая, с преобладанием желтых и коричневых тонов.

Открытие становилось для Рэма загадочным. Расскажи кому, никто не поверит. Надо бы еще раз всё тщательно осмотреть, проверить, перерисовать шествие, списать надпись. Для кого она сделана?

«А что если в картуш вписать своё имя? — шутливо подумал Рэм. — Вдруг и правда: начертаю иероглифы — и в Вечность? Вот потеха! Через тысячу лет какой-то археолог наткнется на склеп, увидит рельеф, а в картуше — его имя, имя Рэма! На века!»

Соблазнительная мысль не давала Рэму покоя. Какая-то скрытая пружина вдруг начала разворачиваться внутри него. Волнение, с каким он наносил на пустое место в картуше иероглифы своего имени, было сродни, наверное, тому, которое испытал сам Шампольйон, когда впервые прочитал имена Рамзеса и Тутмоса. И тут нужно было не ошибиться, написать имя правильно, ведь помнит еще Рэм, как ошибся Юнг при прочтении имени Птолемея, решив, что по-египетски Птолемей пишется как Птолемайос, хотя на самом деле оно писалось как Птолмис…

Но вот и закончен последний знак. Рэм в восторге отошел от стены, поднял голову к могущественному Анубису и произнес:

— Я начертал свое имя, бог. Ты обещал мне Вечность!

И только он сказал так, как тут же символы в картуше озарились ярким сиянием; таким ярким, что на мгновение ослепило Рэма. Он машинально закрылся локтем от блеска, из-под руки стараясь смотреть на это чудо. Но резкое свечение было недолгим. Постепенно оно стало затухать, а картуш с именем Рэма и изображение Анубиса разверзаться, открывая взору бескрайнюю, опаленную зноем пустыню и ярко-ярко голубое небо над ней.

На горизонте показалась небольшая черная полоска, медленно, плавно и вместе с тем быстро приближающаяся.

Рэму показалось, что он потерял ощущение времени и пространства, ведь он видел, что черная полоска движется очень медленно, но не прошло и нескольких минут, как она превратилась в скопление людей, а потом и в процессию, очень знакомую Рэму.

«Господи! Да ведь это та же погребальная процессия, что была изображена на рельефе!»- чуть не вскрикнул он и тут же повернул голову вбок, чтобы снова взглянуть на рисунки на стене, но там ничего не оказалось. Сплошной, отполированный известняк. Рэм поверить не мог!

Меж тем процессия приближалась, Уже отчетливо стали слышны звуки заунывных песен и горький женский плач. Рэм увидел головного человека, несущего черную деревянную фигуру шакала, а за ним вереницу носильщиков с сундуками за плечами на жердях. Вскоре всё шествие приблизилось к нему. Человек, несущий идола, отошел в сторону, и вся процессия разошлась, открывая в центре высокую, величественную фигуру не то человека, не то зверя.

Рэм напрягся, чтобы увидеть исполина, и когда увидел, удивлению его не было предела.

Это был сам Анубис, бог Царства мертвых, «владыка Ра-сетау»! Он остановился шагах в пятидесяти от Рэма, но и на таком расстоянии было поразительно, до чего он огромный. Анубис был, наверное, раза в полтора — два выше всех шествующих. Настоящий гигант, бог, реальное существо!

Рэм онемел. Анубис посмотрел на него, и его острый колючий взгляд будто сковал археолога.

— Ты хотел Вечности, человек? — сразу же послышалось Рэму, хотя никто и не говорил. — Ты хочешь Вечности, человек? — раздалось так же отчетливо, как и в первый раз.

— Хочу, — ответил как зачарованный Рэм.

И тогда Анубис сказал:

— Не каждый готов к Вечности, человек. В Вечности нет ни жалости, ни обиды, ни памяти, ни чувств, ни ощущений и желаний. В Вечности отсутствуют добро и зло, уныние и торжество — один покой и безмятежность. Готов ли ты отречься от всего, что оставляешь — от родных и близких, знакомых и незнакомых, тварей сущих и привычных пейзажей? Готов ли оставить за плечами смех и слезы, радость и печаль, привязанности и привычки, законы и порядки? Если готов, можешь следовать за мной, нет — останься тут: для Вечности твоя душа не пригодна.

— Нет, нет, — сказал Рэм. — Я готов, готов — меня давно не держит этот свет!

— Пусть будет так! — сказал Анубис, развернулся и стал, не спеша, удаляться. За ним пошел человек с идолом, за тем носильщики, плакальщицы, жрецы, люди разного роду и племени. Замыкали шествие неегиптянин в сандалиях и араб в тюрбане. Рэм потянулся за ними — туда, где всё ярче и ярче начинал сиять горизонт.

И весь он сразу будто наполнился каким-то нечеловеческим восторгом, который словно распирал изнутри. Радости не было предела. Он желал теперь, казалось, только одного: поскорее раствориться в неземном сиянии…

Но захотелось одновременно, чтобы и кто-то из людей увидел, как он вступает в Вечность, ведь рассказать об этом он никогда не расскажет, а так осталось бы в сердцах каждого: «Ему была дарована Вечная жизнь» — как это грандиозно!

И Рэм обернулся, посмотреть, не видит ли кто его, но сзади никого не было.

«И почему я здесь один? — подумал с сожалением Рэм. — Почему никто и никогда не узнает об этой милости Божьей?!»

И только он подумал так, как сразу стало угасать слепящее сияние, вновь позади проступили контуры пещеры и стала сгущаться тьма. Рэм неожиданно ткнулся плечом в изображение Анубиса.

Пространство Вечности закрылось для него. Неужто навсегда?!