Отец-писатель заперся в своем кабинете.
Ангелина Степановна переживала, что он сердитый и голодный, а это очень вредно для здоровья.
Но потом заглянула в холодильник, увидела, что там недостает половины курицы и пакета молока, и немного успокоилась.
Она подошла к запертой двери кабинета и принялась стыдить сына:
— Сам пишешь такие прелестные фантастические вещи, а Домового хочешь изгнать из квартиры! Как не стыдно! Тем более, что Иннокентий очень добрый!..
Сын не отвечал. Она постучала:
— Открой, Александр! Я хочу поговорить!
За дверью — молчание!
— Бессердечный! — бросила закрытой двери Ангелина Степановна и пошла к Даше.
Там Иннокентий развалился в кресле, которое было слишком большим для него, и рассказывал Дашеньке то ли сказку, то ли быль, о цветах.
У каждого цветка, мол, есть своя определенная звезда, и цветок поддерживает с нею постоянную связь через миры и пространства...
— Кеша, а ты сможешь в кабинет заглянуть, если там дверь заперта? — спросила Ангелина Степановна.
— Запросто! — подскочил на кресле Иннокентий и исчез.
Бабушка и внучка ждали.
Он материализовался перед ними совсем неожиданно:
— Наш писатель сидит за компьютером и сам с собой играет в карты... То есть, раскладывает пасьянс! Он решил: если пасьянс сойдется, то оставит меня в доме, а если не сойдется — выгонит!
Ангелина Степановна руками всплеснула, а Дашенька заплакала:
— У него никогда-никогда пасьянс не сходится! — рыдала она.
— В этот раз — сойдется! — торжествующе сказал Иннокентий.
— Откуда ты знаешь? — всхлипнула Даша.
— Домовой я или не домовой?!
Дашенька перестала плакать, и бабушка и внучка засмеялись.
А потом Ангелина Степановна внимательно посмотрела на него и спросила:
— А тоска твоя не прошла?
Иннокентий вздохнул:
— Нет! Тоскую я ...
— Тосковать нехорошо — а петь здорово! — убежденно промолвила Ангелина Степановна. — Давайте грусть-тоску разгонять!
Ангелина Степановна была очень музыкальна. Она сама часто говорила, что, если бы не послевоенное детство да жизнь полегче, она непременно певицей бы стала. Может, и в Опере бы пела!.. А так пришлось учительницей стать. Правда, ей и учительницей нравилось быть, и учеников своих она любила, а русскую литературу считала лучшей в мире, но все равно по пению она тосковала.
Она была счастлива, когда убедилась, что Дашенька тоже очень музыкальна и любит петь. И она научила ее всем песням, какие сама знала, и часто пели они вместе...
И поэтому не было ничего удивительного в том, что она начала их любимую:
“Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня,
Не морозь меня, моего коня,
Моего коня белогривого...”
Дашенька подхватила, и в этом тоже не было ничего удивительного.
Но и Иннокентий, как ни странно, песню подхватил! Да так хорошо, ладно-ладно:
“Моего коня белогривого,
У меня жена, ох, ревнивая.
У меня жена, ох, красавица,
Ждет меня домой, ждет-печалится.
Они спели эту песню до конца, и на два голоса у них получилось...
Я вернусь домой на закате дня,
Обниму жену, напою коня.”
— А откуда ты-то слова знаешь? — удивлялась Дашенька.
— А я твои мысли стараюсь угадать!
— С тобой так хорошо, Иннокентий! От тебя такое тепло идет, как от печки! Можно тебя потискать?
— Что я, щенок? — обиделся Иннокентий.
Потом они еще долго пели разные песни:
“Путь-дорожка фронтовая!
Не страшна нам бомбежка любая!
Помирать нам рановато -
Есть еще у нас дома дела!”
Много и хорошо они пели, да громко старались, чтоб отец услышал их ладное пение и к ним вышел...
Но он не показывался: видно, все со своим пасьянсом возился. А, может, на него вдохновение нашло, и с бешеной скоростью печатал он новые страницы своего нового романа.
Но певцы через некоторое время совсем про отца забыли: так увлеклись.
Ангелина Степановна даже песенник притащила, чтоб они какие-то слова не перепутали!..
Потом они перебрались в кухню, потому что Ангелине Степановне надо было обедом заняться.
Дарья помогала ей картошку чистить. Иннокентий просто на столе в такт мелодии подпрыгивал.
Они разучивали:
“Ах, картошка — тошка — тошка,
Пионеров идеал,
Тот не знает наслажденья — денья — денья,
Кто картошки не едал!..”
Иннокентию очень хотелось с Дашенькой поиграть. Например, картошкой в нее запустить, чтоб она начала за ним гоняться. Но она была еще нездорова, и он не решился.
Впрочем, петь тоже было интересно. Он еще никогда не слышал песни людей, а они были добрые. Гораздо добрее, чем книги!
И вдруг Иннокентий исчез. Дашенька не сразу сообразила: почему?
А это из школы вернулись Петя и Федя.
Мальчики помыли руки и уселись за стол, но не замечали, что ели.
Голова у каждого занята была совсем не хлебом насущным, а гораздо более интересными проблемами.
Первоклассник Петя целый день возмущался, что ему никто авторитетно не может ответить на вопросы, которые волновали его:
— Бабушка, а бывают ли храбрые голуби? — задал он свой первый вопрос.
— Ну, наверное... — рассеянно ответила Ангелина Степановна.
— Даже ты не знаешь! А ты ведь учительницей была! А почему снег белый?..
Ангелина Степановна тоже не знала, но пообещала узнать.
А у второклассника Феди была другая забота.
Он за сочинение получил пятерку. Первую в этой четверти!
С Дашенькой Федя чуть было не подрался. Она не поняла всей глубины и красоты его сочинения.
— Ни складу, ни ладу!.. — недоумевала она, возвращая ему тетрадку.
Федор и подрался, если б она не болела, а, может, и с больной подрался бы, но в дверях очень вовремя показался проголодавшийся отец:
— А ну-ка, покажи сочинение!
У него в первый раз на компьютере сошелся пасьянс, и от этого настроение стало превосходным.
Тут, очень кстати, и Мария вернулась, обедать села.
— “Мой портрет”, — читал отец с выражением.
(Иннокентий тоже слушал, только он устроился за шкафом, чтоб никому глаза не мозолить!)
— “ Меня зовут Федор. Мне скоро будет девять лет. Я учусь во втором классе. У меня часто были двойки по арифметике. Но с сегодняшнего дня мой любимый урок будет математика. Это очень трудный предмет, но я полюблю трудное преодолевать. Дома мое любимое занятие играть в “ДЭНДИ” или что-нибудь разбирать и собирать. Только собрать часы, которые я вчера разобрал, я не смог, но я обязательно научусь...”
— Какие часы? — мама чуть супом не поперхнулась. — То-то я нигде не нашла будильника!..
— Спокойно, Мария! Причем тут будильник?! Ты видишь, какое интересное сочинение наш парень написал!
И отец продолжил:
— “У нас в классе все мальчишки дерутся, а девчонки любят разговаривать на уроках. Я, например, не люблю драться. А то нос разобьют и иди потом домой с расквашенным носом!”...
Даша фыркнула:
— Неправда! Ты часто дерешься!
— Только за правду! — возмутился Федя. — Просто так я не дерусь!
Отец улыбнулся и продолжил чтение:
— “И еще я люблю животных. И кошек тоже, но больше всего собак. Около нашей школы живет собака. Я кормлю ее и приручаю. Когда вырасту, возьму ее к себе, и мы будем разыскивать воров или служить на границе”...
Ангелина Степановна улыбалась: Федя так по-доброму ко всему живому относится, в этом и ее заслуга, наверное, есть...
— “А летом в деревне я люблю строить шалаши. Люблю рыбачить и около костра сидеть. Я люблю сидеть на берегу и наблюдать, как вода течет. Это очень интересно!”
— И я все это люблю! — закричал Петя. — Мы играли на Пашковом поле, и это была наша Страна! Помнишь, Федя?
— Ага! — мечтательно вспомнил и Федор деревенское лето.
Иннокентий сидел за шкафом и, печалясь, думал о том, как он тоже любил — там, у себя дома! — смотреть на бегущую воду...
— Читай дальше! — попросила Мария: сочинение сына и сам сын нравились ей всё больше и больше.
— Да тут уже конец, — сказал отец, перевернув страницу. — “И еще я люблю коней. Они очень красивые и высокие”. Вот и всё!
— Ни единой ошибки! Просто настоящее чудо! — сказала Ангелина Степановна, подавая на стол третье — вишневый компот.
— Дело не в ошибках!.. — сказал отец-писатель. — Отличное у тебя сочинение, Федя, и сам ты парень ничего!.. Способный!
Федя даже покраснел от отцовской похвалы.
Мария строго спросила:
— А где же всё-таки будильник, сын? Детальки-то отдай, может, мы починим?
— А у нас агрома-а-дная новость! — перебил ее отец.
Голос у него был торжественный, интонация таинственная!
Ангелина Степановна компотом поперхнулась.
Дашенька от волнения на стуле приподнялась: она тоже догадалась, что отец скажет.
А отец встал и торжественно сообщил:
— Дорогие мои, у нас в доме поселился настоящий Домовой!
— Ура! — тут же крикнули в один голос братья и их мама.
— Ну, почему ты-то “ура” кричишь? — обратился удивленный писатель к жене.
А Мария сразу же и очень убедительно это объяснила:
— Что это за дом, если в нем не живет домовой! У нас теперь совсем другая жизнь пойдет!
— Да я не шучу! — сказал отец жене и детям. — У нас завелся самый настоящий Домовой! Прошу любить и жаловать! Мама, пожалуйста, позови своего дружка...
И Ангелина Степановна, вздохнув, попросила:
— Иннокентий! Где ты? Давай-ка покажись!
И Кеша, сопя и шмыгая носом, вылез из-за шкафа.
Федя, как зачарованный, смотрел на него. Домовой ему очень понравился, и он его как-то сразу полюбил.
— Это мой сон! Я его во сне видел! — заорал Петя, и нацелился, и уже хотел упасть на Иннокентия, чтоб схватить его.
Но тот ловко увернулся, и Петя, не удержав равновесия, чуть не растянулся на полу, но удержался за стол. Лоб не разбил, а полный стакан компота расплескал...
Мария глубоко вздохнула от удивления и восторга, рассматривая это удивительное существо, а потом взволновалась, услышав, как он шмыгает носом:
— У него что? Насморк? — и посмотрела на Ангелину Степановну.
— А ты у него спроси! — посоветовала она.
— У тебя насморк, Иннокентий? — не отрывая от него взгляда, послушно спросила Мария.
— У каждого насморк будет, если на сквозняке посидишь! Там за шкафом кошмарно дует! — заворчал Кеша. — Окно заклеить надо!
И обратился к Ангелине Степановне:
— Дай-ка чистую тряпочку, пожалуйста!
Иннокентий сморкался и вытирал нос, а все молчали, смотрели, как он это делает.
Мария, Дашенька и Федя на него уже с любовью смотрели, а Петя и отец с некоторым удивлением, всё еще толком не определив своего отношения к этому существу.
— Ну что, разрешаете мне жить у вас? — деловито спросил Кеша, закончив вытирать нос и аккуратно сворачивая тряпочку.
Он задал вопрос будто бы всем, но смотрел на хозяина дома.
И Дашенька на отца смотрела. И мальчишки.
И Ангелина Степановна искоса взгляд на сына бросила.
Мария первая не выдержала молчания:
— Что ж, думаешь, мы тебя выгоним, что ли?
Писатель засмеялся, сказал:
— Ладно, живи! У меня сегодня впервые пасьянс сошелся на компьютере!..
И все дружно засмеялись, хоть и не все поняли, при чем здесь пасьянс.
Иннокентий радостно сообщил:
— Теперь у меня и фамилия есть! С вашего разрешения я — Иннокентий Бубенчиков! Ура!
И вся семья тоже “ура!” прокричала.