Домовой, которого любили...

Бешеные деньги

Иннокентий услышал его слова и вздох.

Вообще он что-то многовато за последнее время слышал разговоров о деньгах и сожалений, что их не хватает.

Злая соседка с девятого этажа всё твердила об этом.

Дворник Иван Петрович прямо сообщил, что он богаче Ангелины Степановны, потому что у него и пенсия, и зарплата. Хотя это тоже не жирно.

Писатель часто вспоминал, что семью кормить надо.

Ангелина Степановна семейный бюджет сегодня тщательно подсчитывала и тоже об отсутствии денег беспокоилась...

Иннокентий соображал, чем он может по-настоящему помочь им. А как же иначе? Бубенчиковы ведь помогли ему и даже, кажется, полюбили. А он больше всего нуждался в том, чтоб его любили: мир без любви — такой холодный мир!

Значит, и он должен помочь им от всей души.

Но сможет ли?

Он знал тут, неподалеку, такой огромный дом, где служит множество разных людей, которые заняты тем, что считают бесчисленное количество этих бумажек, которые называются “деньги”.

Иннокентий, когда появился в городе и искал себе уютное место жительства, даже попытался там обосноваться.

Но люди в этом огромном доме не полюбили его.

Уборщица раз даже хотела его в огромный пылесос засосать. Правда, это получилось у нее с перепуга, но всё равно было очень неприятно...

А один охранник даже стрелял в него из пистолета.

Голодный Иннокентий появился перед ним и попросил молока, которое тот как раз собрался пить.

А охранник заорал: “Крыса! Крыса!” И стрелял до тех пор, пока у него все патроны не вышли, хотя Иннокентия уже и след простыл.

Тогда-то обиженный и напуганный Иннокентий и перебрался в подвал, где его нашла Ангелина Степановна.

Вот в это огромное здание из гранита и мрамора и отправился Иннокентий, прихватив с собой цветастый платок Ангелины Степановны. (Платок, он решил, понадобится для того, чтоб завернуть и нести деньги, если он сумеет их достать).

Иннокентий прошмыгнул мимо охранников, не показавшись им, хотя очень велико было искушение подразнить этих крепких парней. Тем более, что среди них был и тот дурачок, что палил в него напропалую.

Интересно, как он повел бы себя в этот раз? Опять начал бы стрелять?

Но Иннокентий поборол искушение. В конце концов он ведь не в игрушки играть сюда пришел. У него было важнейшее дело: требовалось достать средства, чтоб полегче жилось хорошим людям!

В подвал за толстую железную дверь он проник довольно легко. Но вот сейфовая, стальная, почти во всю стену, дверь хранилища представляла серьезное препятствие.

Через стены и через деревянные и даже железные двери он умел проходить. Но сталь почему-то не позволяла этого делать.

А огромное блестящее никелем колесо, которое надо было повернуть, чтобы эту дверь открыть, его усилиям не поддавалось. Похожее на штурвал корабля, оно было очень тяжелым и, кроме того, наверное, еще и закреплялось каким-то внутренним замком.

Иннокентий уселся под стальной дверью и стал думать.

Надо искать обходные пути, решил он. В конце концов найдется же где-нибудь просто стена из кирпича или пол, сделанный из чего угодно, лишь бы не из стальных плит...

Это был невероятно запутанный, с возвратами и многочисленными поворотами, трудный путь.

Иннокентий устал и, преодолевая все препятствия, даже потерял свою пушистость.

Один раз он, очевидно, пересек линию фотоэлемента. Завыла сирена, затопали ноги охранников.

Они, не найдя в помещении ничего необычного и опасного, сердито чертыхались и громко ругали всякую несовершенную технику вроде этих “идиотских фотоэлементов, которые вдруг начинают работать сами по себе”...

Пришлось Иннокентию на какое-то время замереть, исчезнуть и ждать, пока все не успокоится.

Конечно, была еще одна трудность: как выбраться обратно с деньгами сквозь все эти стены и тесные пространства?

Но все-таки обратный путь, даже с тяжелым узелком за плечами, был уже гораздо легче, потому что шел по проторенному.

А когда он выбрался на улицу, где мела декабрьская вьюга, то совсем воспрял духом.

Раскачивались на сугробах тени от деревьев. Возле фонарей кружились снежинки, как ночные бабочки.

Уже кое-где в городе и в огромных витринах зажглись нарядные елки, мигали гирлянды, сверкали стеклянные разноцветные шары...

Это было очень красиво, но уставшие люди не обращали на эту красоту никакого внимания.

Они торопились с работы домой, бежали по улицам, уткнув носы в воротники и шарфы, и в спины их подгонял ветер.

Но Иннокентию погода не мешала. Он вообще не замечал ее, потому что был необычайно горд собой.

И было, чем гордиться! Он сумел! Он сумел преодолеть все эти немыслимые препятствия, сумел не застрять ни в каких ловушках пространств! И вот теперь он возвращается...

(Он подумал: “А куда я возвращаюсь?” И сам себе ответил: “Домой!”).

И вот теперь он с победой возвращается домой, совершив почти невозможное для добрых людей, которые его полюбили.

Вполне можно гордиться собой!..

Он материализовался перед Ангелиной Степановной и сбросил с плеч на стол что-то тяжеленькое, увязанное в ее цветастый платок.

— Что это? — удивилась она.

— Деньги! — важно ответил Иннокентий. — Распоряжайся!

Ангелина Степановна развязала узелок. На стол выпали пачки новеньких купюр...

Она всплеснула руками, ахнула:

— Откуда?

Иннокентий честно признался:

— Не знаю, как этот дом называется... Но там их ужасно много! Я взял, сколько за раз смог донести!

Ангелина Степановна рассердилась и расстроилась по-настоящему:

— Немедленно доставь всё обратно! — приказала она.

Иннокентий посмотрел на нее, потом настроился и прочитал ее мысли, чтоб убедиться, что именно этого она и хочет, и тоже рассердился по-настоящему.

Он зафыркал, застонал, стал топать ногами и размахивать руками... И он даже плевался!

А еще он словно распух, раздулся от гнева и стал похож на шар:

— Я так старался! — кричал он. — Думаешь, это легко было сделать?! Я хотел помочь! У тебя же финансовые трудности!

— Немедленно отнеси туда, где взял, Иннокентий! — твердо сказала она, хоть и немного испугалась его возмущения.

— Почему? Как это так?

— А вот так! Всю жизнь жила на честно заработанные и на старости лет меняться не хочу!

И Ангелина Степановна отвернулась к плите, считая разговор исчерпанным.

Иннокентий обижено и непонимающе пялился на нее. Он хотел, как лучше! Он полюбил ее!..

Даже дворник Иван Петрович пожалел Ангелину Степановну, сказал, что у нее мало денег, и платы за елку не захотел брать!..

А она, видите ли, такая гордая: не подходят ей эти “дурные” деньги!

— Хорошо! — угрожающе буркнул Иннокентий. — Ты не хочешь брать, тогда я сыну твоему отдам! Нечего ему ночным сторожем работать и свою жизнь риску подвергать! Недаром Мария боится за него! На сторожа и напасть могут, и убить его могут бандиты! Пусть спокойно свой фантастический роман кончает!

— Смешной ты, Иннокентий, — повернулась к нему Ангелина Степановна. (Руки у нее в муке были и на щеке мука — она всё с тестом для блинчиков возилась). — Увидишь, что и Александру дурные деньги не нужны!

— А вот посмотрим, что твой сын сам скажет! — затряс на нее кулачком Кеша.

Пришлось позвать Александра. Дети и Мария прибежали незваные.

— Вот, полюбуйтесь! — Ангелина Степановна показала на пачки денег на столе.

— Она требует, чтоб я отнес их назад! Кстати, это не так-то легко сделать! — обижено заявил Иннокентий.

— Где взял? — спросил отец.

— Не знаю!.. Но путь был трудный, стены толстые и двери стальные... А там такого добра ужасно много! Никто и не заметит этой малой пропажи! — искренне огорчаясь, сказал Иннокентий.

Отец потрогал пачки, пересчитал их:

— Да — а, ребята! Тут целое состояние! Что делать будем? — и на детей посмотрел.

Дети молчали, пытались угадать, какого ответа он ждет от них. (Самостоятельные решения и взрослому человеку трудно принимать!)

Ангелина Степановна и Мария тоже помалкивали: отец ведь к детям с вопросом обратился, не к ним!

— Воспитываешь? — догадалась Дарьюшка, которая в свои десять лет уже много книг успела прочитать. — Хочешь, чтоб мы сказали, что эти деньги нам не нужны: мы никогда чужого не берем, да?

Отец засмеялся:

— Ну, и дети пошли! Все соображают! — и на мальчишек посмотрел.

Федя, задумчиво почесал затылок и сказал, вздыхая, как старичок:

— Жалко отдавать, но надо, наверное!

— А я, — без тени сомнения сказал Петя, — я бы их все сразу истратил!.. На подарки к Новому Году!

Мария и Дашенька посмотрели на него неодобрительно:

— На чужой каравай рот не разевай! Знаешь эту пословицу? — спросила Ангелина Степановна.

— Ну, и отдавайте! Отдавайте! — заплакал вдруг Петя. — Сами говорите, что на новые лыжи денег нет! И на ботинки лыжные тоже нет!..

Иннокентий возликовал: хоть один из семьи согласен деньги принять!

Возликовал, но не надолго. Он же все-таки умел немножко мысли читать...

Никому, кроме Пети, эти деньги, которые он добыл такими трудами, не оказались желанными!

Мария подошла к младшему сыну, обняла его, поцеловала в макушку:

— Миленький, пойми — от бешеных денег добра не бывает! Лыжи купишь — а они сломаются!.. Или и того хуже — ты на них с горки поедешь и разобьешься!

— Не разобьюсь! — рыдал Петя.

Отец вдруг стукнул по столу так, что Кеша подпрыгнул:

— Иннокентий, тащи все назад! А то в доме сейчас скандал будет! Понятно?

— Понятно! — испуганно сказал Иннокентий. — Ладно, отнесу! Вы совсем такие, как бабка Явдошка!

— Кто это “бабка Явдошка”? — заинтересовался отец.

Да и дети на Иннокентия с любопытством смотрели.

— А я у нее в деревне жил! Я ее любил...Над ней деревенские ребятишки всё смеялись, считали, что не в себе бабка. Она, и правда, не в себе была. У нее мужа медведь на охоте задрал, а двое сыновей на войне пропали, вот она немножко умом и тронулась.

— Тронешься тут! — сказала Мария. — Горе-то какое!

— Она зимой и летом в разных валенках ходила, на правой ноге — белый, на левой ноге — черный... И коз разводила. Везде в избе у нее козы и козляточки прыгали: на печке, на лавках, на столе, на постели... Бедная, но гордая была.

Иннокентий рассказывал, не торопясь, и неуклюже пытался завязать плотные пачки в узелок:

— Мы с ней вечерами чаек с травкой зверобоем, пили...А побалуемся чайком — под тру-ля-ля плясать пойдем, прыгать, вместе с козлятами по избе!

Дашенька засмеялась и посмотрела на мальчиков. Они глаз с Иннокентия не сводили.

А он продолжал:

— Она меня, как родного любила... А когда к ней сыновья из плена вернулись, я и решил перебраться в столицу. Город посмотреть тоже интересно, не всё же в деревне жить!

Ангелина Степановна отобрала у него свой красивый цветастый платок, в который деньги были раньше увязаны, дала взамен старенький лоскут и помогла ему.

— Спасибо! Ну, я пошел! — сказал огорченный Иннокентий, закидывая узел за спину.

И вдруг его озарило:

— А, может, вам помочь клад найти? Это не бешеные деньги?

— О! Клад — это здорово! — сказали дети в один голос, даже Петя перестал слезы лить.

Отец засмеялся:

— Я в детстве всё клады искал... Помнишь, мать?

— Но тебе не золото было нужно, — улыбнулась Ангелина Степановна. — Ты такой был ненасытный читатель, как и Дарьюшка! Она вся в тебя, читательница! Ты искал клад, где книги были бы зарыты!.. Длиннющим штырем железным землю в старом саду барской усадьбы протыкал!.. Надеялся...

— Да! Мне так хотелось иметь все самые интересные книги на земле! — мечтательно вспомнил ее сын-писатель и обнял мать.

— Мы найдем клад! — пообещал им Иннокентий и растворился.

Исчез вместе с узелком.

— Вот так, ребята! Не будем поддаваться соблазнам! — подытожил это удивительное событие их жизни отец.

Петя вздохнул и вытер мокрые щеки.

Федя очень захотелось брата утешить:

— Я тебе свои лыжи отдам: они мне уже маловаты!

— А ты? — в последний раз всхлипнул Петя.

— А мне Дашка свои отдаст!

— Отдам! — сказала Дашенька. — Я не буду на лыжах кататься, мне коньки больше нравятся! И потом я в кружок танцев записалась!..

— Ах, какие у меня блинцы сегодня получились! Кружевные! — пригласила всех к столу Ангелина Степановна.

И вдруг на полу снова материализовался Иннокентий, грязный, усталый и опять всю свою пушистость потерявший...

— Уф! — сказал он. — Это было совсем не просто! Там стены толстенные, двери железные в полметра... И комнату стальную я опять не сумел открыть, а кружным путем проникнуть — у меня уже сил не было... Так и оставил узелок под дверью на полу! — и он хихикнул: — Вот удивление будет завтра у тех, кто явится туда и обнаружит узелок!

И вдруг Иннокентий почуял вкусный запах:

-Я тоже блинцов хочу!

— Сейчас подам, милый! — ласково сказала Ангелина Степановна.

— Кеша! — сказал Александр, доедая блины. — Ты свою биографию расскажешь нам? Мы очень заинтересовались!

— Хоть сейчас! — с готовностью отозвался Иннокентий.

— Сейчас не надо! Я на дежурство ухожу! А вот завтра суббота... Все после обеда усядемся, удобно устроимся...

— Ладно! — легко согласился Иннокентий.

Александр собирался на дежурство. Мария суетилась вокруг, куртку отряхнула, шарф поправила... Глаза у нее были тревожные.

— Милый мой, как не хочу я, чтоб ты уходил! Что-то душа у меня неспокойна! Боюсь я!..

— Я такой крепкий парень, чего тебе за меня бояться? — смеялся Александр. — О! Видишь, какие у меня бицепсы!

— Ты все шутишь!.. А у тебя ведь опасная работа! Оставь ее! Лучше я еще на вторую работу пойду, пока ты роман закончишь!..

— Не бойся, цветочек мой! Это на тебя темный и холодный декабрь действует! — поцеловал ее Александр.

— Ой, милый, моя душа — вещунья!

Иннокентий слышал мысли Марии, ощущал ее страхи и волнение. Она, действительно, очень тревожилась за мужа.

— Паникерша! — легонько щелкнул ее по носу Александр и обнял ее. — Ну, я пошел!

Иннокентия вдруг тоже ознобом охватило предчувствие беды.

У лифта, куда он выскочил проводить на ночное дежурство сына, отца и мужа, то есть во всех этих лицах одного Александра, он озабоченно спросил:

— А у тебя на работе ружье есть?

— Какое ружье? — не понял Александр.

— Ты — сторож?

— Сторож!

— А разве у сторожа не должно быть ружья?

— А-а!.. Понятно... Старенькая двустволка у нас там где-то на стене висит! Да как-то без надобности она. А почему ты спрашиваешь?

— Беспокоюсь!.. Будь сегодня внимательным, береги себя... Мария тоже беду чувствует!

— Что-то я не пойму тебя, Иннокентий!

— Поймешь, если потребуется! Сказал — берегись!..

Лифт захлопнулся и поехал вниз.

Иннокентий вдруг остановился у двери квартиры, почесал затылок и взволнованно пробурчал:

— Ой-ой-ой! Надо бы мне с ним сегодня пойти! — и кинулся в квартиру, нашел Ангелину Степановну, торопливо сообщил: — Не ищите меня! Я с твоим сыном на работу пошел!..

— Хорошо! — удивилась она. — Какой же ты любознательный!

Но он уже исчез.

Ангелина Степановна снова повернулась к телевизору. По пятницам вечером она всегда смотрела детективы с инспектором Коломбо.

Уж очень ей нравился образ, который создавал этот актер. Как будто бы он, — полицейский инспектор! — такой недотёпа! Такой растяпа! И о важных вопросах вспоминает уже почти уходя, от двери... Но это только удачная его маска, а сам он так хорошо в людях разбирается и на три аршина под землю видит!..

Но потом Ангелина Степановна всё-таки отвлеклась от экрана и забеспокоилась: так странно, так непохоже это было на Иннокентия опрометью выскочить из дома. Почему? Зачем?

Она пошла в кухню, где Мария мыла посуду.

— Что-нибудь случилось? — спросила Ангелина Степановна.

— Ничего! А что?

— Да вот Кеша за Александром увязался... Не знаешь почему?

— Не знаю, — испуганно сказала Мария, и глаза у нее стали большими-большими.

— Да ничего, — успокоила ее Ангелина Степановна. — Он просто любопытствует!..