Дорога без тебя

Глава 21. Уходи

Наверное, я сошла с ума. Иначе как еще объяснить факт того, что я уже второй час сижу под дверью Тимура Старцева и жду.

Так глупо. Я такая невозможно жалкая. Но мне важно его увидеть. Жизненно необходимо. Узнать, что с ним все хорошо. Объяснить…

Не знаю, что именно я буду говорить. Я все еще ограничена договором о неразглашении, который не собираюсь нарушать. Смолянов внушает мне страх. Я понимаю, что как только я не оправдаю ожиданий, вся показная веселость и дружелюбие пропадут бесследно.

На этаже начинают открываться двери лифта, и я внимательно слежу за тем, кто появится. Расстроенно вздыхаю, когда вижу молодую девушку с небольшой собачкой. Она с подозрением осматривает меня и быстро проходит мимо.

А если он вообще здесь не появится? Это ведь не единственное его жилье.

И когда я уже теряю надежду через час, двери лифта в очередной раз открываются, и из них выходит Старцев собственной персоной. Застывает, замечая меня. По его лицу сложно что-то понять. Он выглядит как обычно. Возможно, немного больше напряжен, хмурая складка между бровей сильнее заметна, челюсть чересчур сжата.

— Привет, — говорю тихо, не в силах выносить этой тяжелой тишины между нами больше ни секунды.

Он усмехается. Подходит ближе, открывает дверь. Проходит внутрь, оставляя дверь нараспашку.

Что ж, неплохое начало. Как минимум, не прогнал сразу. А значит, готов поговорить. Или хотя бы выслушать.

Прохожу внутрь. Тимур стоит около окна спиной ко мне. В костюме выглядит таким серьезным и чужим. Не знаю, с чего начать разговор. Хочется выпить или закурить. А еще лучше, все вместе.

— Тимур…

Он резко оборачивается, обжигая меня взглядом полным ярости. Больше не пытается скрыть свое состояние и настроение.

— Ты думаешь, я хочу слушать хоть какие-то твои объяснения? — голос резкий, грубый.

Он зол. Так сильно на меня зол. Имеет право. Наверное, я даже до конца не осознаю масштаба проблем, которые ему создала.

— Я… — хочу сказать “не хотела”, но ведь это будет ложь. Хотела. Еще как хотела.

Много раз прокручивала наш разговор в голове и не находила нужных объяснений. Надеялась, что когда его увижу, слова найдутся сами.

— Ты обанкротил моего мужа. Разрушил мой брак.

Голос звучит так удивительно спокойно и ровно. Я просто констатирую факты. Даже не обвиняю и не пытаюсь что-то доказать.

Кривая усмешка появляется на его лице.

— Ах, так ты за него мстила мне, Саааш?

— Из-за себя. Потому что было очень больно. И я злилась. Хотела с тобой поговорить, когда… ушла от Дениса, но увидела тебя в клубе с очередной шлюхой.

Обнимаю руками плечи, будто защищаясь. Не ожидала сама от себя такой честности.

Он хмурится, смотрит так напряженно и остро.

— Ты ведь подставила меня. Сговорилась с единственным, мать твою, человеком, которого я ненавижу. На дух, блядь, не переношу. Ты с ума сошла? — он не сдерживает свою ярость. Впервые вижу его таким злым и колким.

Оказывается так близко за какие-то доли секунд. Встряхивает за плечи. Испепеляет взглядом. Я смотрю в мрачные, темные глаза, в которых так много невысказанных слов и утопаю. Глупо. Так глупо. Мы делаем друг друга бесконечно несчастными. Своими поступками, действиями, словами. Закончится ли когда-нибудь этот порочный круг?

Наверное, надо извиниться. Но я не могу. Что-то внутри говорит, что он заслужил. Он ведь должен был хотя бы на десятую долю понять, сколько боли мне причинил.

— Я приняла от тебя все дерьмо, которое ты мне приготовил. И пришла к тебе. Так и ты сделай то же самое для меня, — четко и тихо выговариваю, смотря в его глаза.

Он перестает меня трясти. Замирает. Удивленный, кажется, уязвленный. А потом берет рукой мой подбородок, давит, причиняя практически боль. Притягивает к себе ближе, так что между нашими губами остается несколько сантиметров.

— Сумасшедшая, — выдыхает так горячо и близко, что я проглатываю его дыхание.

Я усмехаюсь. Кажется, это я уже от него слышала.

В следующую секунду его губы накрывают мои. Остервенело, безумно, беспощадно. Я чувствую боль в нижней губе от слишком резких касаний зубами. Он пожирает, а не целует. Я поддаюсь. Я и правда сумасшедшая. С ним.

Он притягивает меня к себе ближе. Вжимает в тело. Все ближе и ближе. Я задыхаюсь. Но кому какая разница? Он как источник кислорода. А за пределами этого маленького нашего пространства я не смогу дышать, быть, существовать. Его руки на заднице, сжимают, притягивают. Я чувствую твердую выпуклость, и дрожь прокатывается по телу. Я люблю ощущать его возбуждение, жажду.

Он разворачивает меня к себе спиной. Горячий рот на моей шее, втягивая и кусая. Я жмурюсь, прикусываю раненую губу, даже не обращая внимания на боль.

На мне джинсы, и за пару секунд он расстегивает пуговицу, молнию, стягивает их с меня вместе с трусами. Его шершавые пальцы касаются там, где уже влажно, и все горит. Я вздрагиваю, выгибаюсь, еще сильнее вжимаясь в него.

Наверное, мы не договорили. Нам многое надо обсудить. А что дальше? Что с нами? Чем закончился его арест? Чем обернулся скандал с нашими фотографиями с Мальдив? Но сейчас мне плевать. Я наслаждаюсь. Ведь в какой-то момент я решила, что никогда больше его не увижу, никогда больше он не прижмет меня к себе и не поцелует. И вот сейчас я вся в его горячих, жадных руках, и наслаждаюсь этим. Нет во мне морали и нравственности. Он выжиг все понятия о чести и правильности. Заклеймил. Поработил. Отравил. А я и рада. Так нельзя любить. Опасно. Но мне все равно. Абсолютно все равно.

Он наклоняет меня, я облокачиваюсь на диван, оттопыривая попу. Не церемонится, как и всегда. Тимур не любитель долгих прелюдий, но с ним мне это и не нужно. Хочу его сейчас, как можно быстрее, как можно глубже. И он словно слышит меня. Тараном проникает одним мощным толчком, так что я по инерции дергаюсь вперед, но твердая рука удерживает на месте. Его движения сегодня злые, рваные, агрессивные. Он резко, наотмашь шлепает по заднице, так что я непроизвольно вскрикиваю. Потом еще раз и еще, пока кожа не начинает гореть. Но меня это лишь больше заводит. При каждом шлепке промежность простреливает судорога наслаждения.

Сильнее. Сильнее. Резче. Мне хочется вобрать его глубже, и я выгибаюсь, чтобы изменить немного угол проникновения. Мне хорошо. Так хорошо.

Где-то глубоко внутри мне кажется, что этот секс — примирительный. Он еще злится, но не так катастрофично. Он отойдет. Забудет. Он понял, принял, что у меня были причины для мести. В конце концов, нам нужно просто друг другу все простить. Ведь каждый нанес равное количество ран. Пора оставить прошлое в прошлом и двигаться дальше. Вместе. Рука об руку. Без оглядки.

Когда пальцы Тимура резко сжимают клитор, теребят, потом выкручивают, я начинаю вздрагивать в его руках. Чувствую, как оргазм атакует все тело, мелкими иголками пронзая каждый участок. Я оглушена, ослеплена, а он продолжает вбиваться. Одной рукой сжимает волосы и оттягивает голову, выгибая меня еще сильнее, продлевая оргазм. Я чувствую, как густая сперма стекает по ягодицам, но даже это радует. Мне нравится ощущать себя настолько его. Быть помеченной, знать, что он сходит с ума не меньше, чем я.

Чувствую холод, когда он отходит. Подхватываю вещи, направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок. Когда выхожу, он сидит на диване, в руках сигарета. Удивленно вскидываю бровь — обычно он старается дома не курить.

Застываю, подойдя ближе. Смотрю внимательно, пытаясь заметить малейшие изменения. Как бы мне хотелось сейчас научиться читать его мысли. Он также прямо рассматривает меня, но о чем думает не понять. Эти секунды превращаются в минуты, а мы все смотрим друг на друга, будто ведем безмолвный разговор.

— Уходи.

Просто, лаконично, спокойно. Как неожиданный выстрел, который попадает не только в цель, а сразу убивает. Пуля преодолевает невиданное расстояние за долю секунды и насквозь прошибает тело, так что еле хватает сил, чтобы удержаться на месте и не упасть навзничь.

Я смотрю с недоумением. Не понимаю. Ведь я думала… он простил, принял, понял.

— Тимур…

— Уходи, — резче, жестче, злее.

Я сжимаю руки в кулаки. Чувствую, знаю, что если уйду сейчас, то навсегда. Не понимаю, откуда взялось это ощущение, но оно такое явное и сильное, что я в нем не сомневаюсь. И дело даже не в том, увидимся ли мы еще хоть раз, а в том, что потом не получится ничего склеить обратно.

— Зачем ты так… со мной… с нами? — тихо, едва слышно.

— Уходи, — монотонно повторяет, и я понимаю, что он не будет ничего объяснять. Не хочет.

Смолянов все же оказался прав. Слишком гордый и упрямый.

Мне физически тяжело отвернуться и пойти прочь. Я делаю шаг назад, но все еще удерживаю его взгляд. Перестать смотреть в глаза Старцева, значит, попрощаться, потерять, отпустить. А мне больше всего сейчас хочется подойти ближе, обнять, прижаться, согреться в его объятиях. Обо всем забыть и просто жить дальше. Рядом с ним.

Внутри что-то разрывается, сводя судорогой грудную клетку. Я не хочу… не могу… Не так все должно было быть. Не так…

Но я вижу стальную решимость в его взгляде. Он все сказал, все решил. Не ждет споров, не собирается объясняться. У него все просто. Он всегда делает то, что хочет. И сейчас он желает, чтобы я ушла.

Наконец, отворачиваюсь и иду быстрым шагом на выход. В лифте я скатываюсь по стене, и слезы градом катятся по щекам. Я задыхаюсь, как выброшенная на берег рыба, хватаю ртом воздух, но все равно не могу сделать вдох. А может быть, я больше никогда не смогу по-настоящему дышать? Без него…