Драйверы

Глава шестнадцатая

Хозяин — вернее, как он сам представился, доверенное лицо хозяина, — Ахмет не возражал против присутствия особы Бориса Евгеньевича в кабине «КамАЗа». И даже, расщедрившись, пообещал увеличить аванс на сотню «зеленых».

Наверное, солидные Борькины габариты: рост сто девяносто шесть при весе сто двенадцать, в совокупности с открытым честным взглядом и приветливым выражением морды лица, — на некрупного чернявого Ахмета произвели впечатление если и не хорошее, то сильное. Да и попробовал бы он возразить… Я, точно, сразу бы отказался от работы. Потому, как без Боба — если уж честно признаться — страшновато…

Посидели втроем в какой-то забегаловке неподалеку от Московского проспекта, выпили по стакану «пепси», погутарили, обсудили подробности, почти ударили по рукам, но сначала решили посмотреть машину. Это Борька придумал и сразу же оговорил одну важную деталь предстоящего контракта: «Если „телега“ — хлам, мы с Витюхой за работу не беремся. Лады?»

— Зря так говоришь, — немного обиделся за свой «КамАЗ» Ахмет. — Машина очень хорошая, мощная — спецзаказ… — но в принципе согласился.

А что обижаться — рулить-то нам с Борькой. И гайки на морозе, в случае чего, не таджику крутить. Боб — молодец. Я и сам хотел что-то такое в наших отношениях с Ахметом предусмотреть, но Борька четко поставил вопрос. Ребром.

Значит, ладненько, едем на место смотреть тягач.

У «Техноложки» Ахмет взял «тачку» — тормознул какого-то частника на стареньком зеленом «датсуне», видно, западло ему общественным транспортом ездить — деловой! — и мы двинулись на смотрины его «КамАЗа».

Машина стояла на территории какого-то большущего полубандитского АТП в районе Пискаревки. Я потому говорю «полубандитского» — очень уж меня охрана насмешила. У въезда в это АТП была не одна будка с вахтером, а две: справа и слева, а между ними — шлагбаум. Причем в одной, в той, что справа, сидели три мента в камуфляже и с оружием на виду. В левой же будочке — через широкие окна хорошо было видно — торчали трое парней по виду… ну, ничем не отличающиеся от бандитов. Все, что надо, то и было у них: рожи, кожи и ножи. Впрочем, насчет ножей — это я придумал для рифмы. Но думаю, что оружие у них все же было. У бандитов обязательно должно оружие быть. А как же!

И «тачка» около будки торчала бандитская — «джип» какой-то большой и черный со всеми «наворотами». Мы с Борькой особо-то и не удивились, только посмотрели друг на друга. Кого сейчас этим удивишь?

У депутатов помощники — кто?.. Правильно — они, забубенные. Ну, и милиция понемногу начинает с ними тесное творческое сотрудничество налаживать. Среди некоторых ментов даже «новая» такая идеология постепенно стала получать развитие, что оргпреступность, мол, это не так уж и страшно, не так уж и плохо. Они, «организованные» то есть, уличного «беспредела» не одобряют.

Вот, оказывается, как…

Ахмет помахал рукой ментовским охранникам, подошел к бандитской будке и «браткам» в окошечко что-то приветливое сказал. Нормальный ход.

Короче — КП мы прошли беспрепятственно и двинулись через огромный заснеженный и загаженный двор АТП. Слева, наподобие ангаров, возвышались корпуса гаражей, справа — грузовики в ряд. Сотни две грузовиков. С открытыми кузовами, фургоны, самосвалы, тягачи с контейнерами и без…

Наш оказался почти в самом конце этого ряда. Впрочем, мы еще не знали, что он «наш».

Нормальный «КамАЗ-5410», седельный тягач с зеленой кабиной. Зачуханный немножко, но кабина — со спальником, печка работает, что в зимних, а тем более в заполярных, условиях немаловажно — декабрь уж на дворе. Еще был хороший дополнительный трехсотлитровый бак, относительно свежая резина. Очень мне понравился усиленный бампер — мощный такой таран из швеллера-двухсотки, облагороженный целой гирляндой дополнительных противотуманных фар. В кабине на торпеде — магнитола, чтобы нескучно ехать было. А чисто эстетически мне понравилось то, что в кабине этих дурацких примочек-самоклеек — с голыми девками, с фирменными лейблами и прочей мататой — не ощущалось. Недолюбливаю я всего этого в машинах почти так же, как рекламу «прокладок с крылышками». Точнее — ненавижу!

На «плече» у машины — железный ящик, контейнер. Не очень большой, двадцатифутовый, но красивый… Весь из себя ярко-синего цвета, на котором огромными белыми буквами что-то нерусское было написано.

— Пока пустой, — значительно сказал Ахмет.

Все документы на машину — техпаспорт и техталон — у таджика были в ажуре. И даже техосмотр пройден. Бумаги оформлены на какое-то крайне левое ООО, но Ахмет сказал, что у него есть генеральная доверенность от владельца и остальные нужные ксивы. Его головная боль.

Завели движок, проверили давление масла, компрессор, тормоза. Борька поднял кабину, подергал за разные провода и шланги, потрогал какие-то железные штуки. Я тоже, изображая крутого знатока, для приличия попинал ногами колеса и умно покивал головой. Потом Боб залез в кабину, воткнул скорость и сделал круг по широкому двору АТП. Лихо проехал туда-сюда, затем аккуратно поставил машину на место. Задом сдал и — тютелька в тютельку. Напоследок газанул на полную мощность и выключил дизель.

Судя по выражению его фэйса — с машиной все было нормально.

— Ну, что, Борька, — спросил я своего друга, — а дойдет ли эта бричка до Мурманска?

— А что с ней будет? О’кэй, Витюха! И туда, и обратно долетит, ласточка. Машина относительно свежая, не ухайдаканная. Главное в дизеле что? — поскольку я не знал, он сам же и ответил: — Правильно, Витек, главное в дизеле — давление в цилиндрах и топливный насос. Здесь все это имеется. И вообще — дизелек на уровне. Не дымит, не гремит и, по-моему, даже слегка форсированный. Не врет парнишка, — это он об Ахмете так, не очень уважительно.

— Значит, едем?

— Едем, Витя. Хоть сейчас.

— Э-э-э… — сказал Ахмет. — Зачем сейчас? Завтра утром надо ехать.

— Утром, так утром, — согласился Боб. — А кто экспедитором в кабине будет, ты?

— Может, я, может, не я, — ушел от вопроса Ахмет.

Понятно… Вернее — ничего не понятно, кроме того, что неплохо бы с этого парня денег сразу снять. А то завтра проявится какой-нибудь неизвестный хмырь, который о нашем «финансовом соглашении» с Ахметом и не знает ничего. В конце маршрута выдаст по «стошке», — и чао-какао. Убивать его потом, что ли?

Я предельно тактично намекнул маленькому Ахмету насчет аванса — мол, не плохо бы… На что эта жадина-говядина совершенно по-хамски пообещала аванс, но… только завтра. Зато четыреста. Баксов.

Ну и ладно — завтра, так завтра. Потерпим. Если не обманет, конечно.

На том с тщедушным усатеньким Ахметом и расстались. Мы с Бобом доехали на метро до «Техноложки», обговорили по пути то да се и разбежались по домам, делиться радостью с женами и детьми и ждать наступления светлого завтра.

И не сказал я Борьке о том, что всучил вчера маленькому Ахмету не совсем ту краснокожую книжицу, и еще кое о чем не сказал — о Гене Логинове, например. Зачем человеку раньше времени психику травмировать? Потом, при случае, обязательно расскажу, поделюсь сокровенным, а сейчас…

Да все равно ведь, решили ехать!

В материальном мире, точнее — в мире вещей, созданных умом и руками людей, существует очень много довольно странных предметов. Таких, например, как глюковина. Что за штука такая, никто точно не знает, но говорят — есть. И в определенных кругах пользуется устойчивым спросом.

А еще существуют стреляющие авторучки, чемоданы с двойным дном, фотоаппараты в пуговицах. И тоже пользуются спросом в определенных кругах…

Однако можно утверждать с большой долей уверенности, что чем необычнее и страннее предмет, тем ближе его предназначение для целей секретных, часто незаконных, а иногда и преступных. Правда, к глюковинам это не относится — поскольку никто не знает, на что они похожи и для чего они вообще…

Внешне контейнеры были совершенно непохожи на контейнеры. Они походили на грязные с неровными краями и выбоинами медные болванки. Обычные, довольно крупные куски меди, точнее — медного лома. То ли детали какой-то электрической машины, то ли просто непонятные обломки сложного механизма, каких много можно встретить на электростанциях, а также на суперсовременных кораблях и подводных лодках. С одного конца все они были довольно ровными, но с целью маскировки обязательно со следами спила или другого механического воздействия. С другого конца у каждой медной болванки имелось либо сквозное отверстие, либо какая-нибудь петля-проушина для того, чтобы за нее можно было надежно зацепить гак. Длина болванок-контейнеров — около метра, диаметр, или толщина — около сорока сантиметров… Контейнеры не всегда были цилиндрической формы — иногда попадались и прямоугольные в виде призмы.

Ну, обломки, одним словом, вторсырье. Вполне лакомый кусок для сборщиков металлолома, вот только вес…

Тяжеловаты они были для своего медного объема. Архимед бы сильно удивился. Обычная медь столько не весит. Если бы эти «медные чушки» были действительно медными, их вес не превышал бы двухсот пятидесяти — трехсот килограммов. Но в том-то и дело, что куски металлолома были медными только снаружи.

Специальные контейнеры для транспортировки оружейного «плутония-239» получились довольно удачными. Над разработкой и мелкосерийным производством этого типа изделий на славу потрудилась группа украинских инженеров и ученых-физиков в одной из прежде секретных, а ныне глубоко конверсированной и предельно акционированной лаборатории. Трудились ребята в «самостийной» день и ночь более двух месяцев и выдали вещь достойную.

Учитывая высокую квалификацию специалистов, их оснащенность необходимым оборудованием и материалами, изделия, вышедшие из стен лаборатории, вполне соответствовали требованиям заказчика, некой туристической фирмы, обосновавшейся то ли в Сингапуре, то ли в Панаме…

Основную часть контейнера составлял цилиндр из особого сверхпрочного и жаростойкого титанового сплава, заключенного в декоративную медную оболочку, толщина стенок которой не превышала одного сантиметра. Внутрь титанового цилиндра, наподобие «матрешки», был вставлен еще один цилиндр — свинцовый. Пространство в три с половиной миллиметра между стенками свинцового и титанового цилиндров заполнялось атермическим составом — специальной пористой керамикой, защищающей содержимое контейнера как от перепадов температуры, так и от любого термического воздействия, до трех тысяч градусов по Цельсию. Кроме того — спецкерамика обладала и еще одним замечательным свойством — поглощала и частично рассеивала лучевую энергию. Следующие компоненты контейнера-«матрешки» — три абсолютно одинаковые толстостенные металлические капсулы, изготовленные из особого вольфрамо-рениевого сплава и покрытые снаружи слоем хрома, оборачивались несколькими слоями специальной синтетической ткани, своими характеристиками мало уступающей знаменитому «кевлару», а по некоторым параметрам и превосходящей его, и одна за другой вкладывались в основной цилиндр. Контейнер и каждая капсула плотно закрывались специальными винтовыми крышками с системой сальников-уплотнителей. Вот такая сложная конструкция.

А внешне — кусок медного дерьма…

Ливанская или сингапурская туристическая фирма-заказчик через посредников — очень солидных господ, у которых на холеных лицах отражалось их капээсэсное и кагэбэшное прошлое — расплатилась с изготовителями «зеленой» наличкой, долларами. Вместе с посредниками прибыли грузовые машины, и товар — сорок контейнеров-«матрешек» — был вывезен за пределы лаборатории. Дальнейшая судьба изделий украинским производителям была неизвестна да и неинтересна…

В другой лаборатории, расположенной отнюдь не в Панаме, куда заказчик — не сам разумеется, а опять же при помощи посредников — переадресовал контейнеры, в каждую из внутренних металлических капсул закладывали еще одну, стандартную свинцовую капсулу, содержащую по килограмму, вернее — чуть меньше килограмма, очень дорогого и чрезвычайно опасного серебристого металла — «плутония-239», насыщенного для большей фазовой устойчивости редкоземельным элементом — галлием. Правда, плутоний в свинцовых стандартных капсулах был не серебристого, а золотистого цвета, поскольку каждый диск этого сильно активного вещества — а он хранился в свинцовых капсулах именно в виде дисков — был плакирован золотом самой высокой пробы.

В этой лаборатории закладка вещества и закрытие контейнера-«матрешки» осуществлялись на специальной установке. Эта установка представляла собой герметически закрытый стеклянный купол с системой дистанционных манипуляторов. Из-под купола мощными вакуумными насосами вначале выкачивался воздух, а затем туда под давлением в три атмосферы нагнетался инертный газ криптон, поскольку находящееся в трех капсулах вещество не должно было контактировать с кислородом воздуха. Предполагалось, что открывать контейнер и извлекать его содержимое будут в аналогичных условиях.

После того, как контейнер намертво закрывался, в стенах той же лаборатории на него наносился «камуфляж»: волосяной шов на верхней торцевой крышке контейнера, различимый только в сильную лупу, дополнительно проваривался специальной горелкой; на медную поверхность контейнера наносились мазки краски, грязь, выбоины и следы сильного окисления. В общем, контейнеру придавался весьма непрезентабельный облик.

Разумеется, «фонили» контейнеры, не без этого, но вполне безопасно — около сорока пяти-шестидесяти микрорентген в час, не больше. Основной поток радиации плотно вяз в многослойном сандвиче свинцово-титанового экрана корпуса.

В одном из неказистых сооружений — полуразвалившемся бетонном бараке времен освоения товарищем Ферсманом природных богатств Кольского полуострова, расположенном в нескольких километрах от территории станции — некими умельцами из числа персонала Кольской станции была оборудована полукустарная лаборатория по упаковке в спецконтейнеры краденого «плутония-239», или оружейного плутония, или двести тридцать девятого.

Украсть некоторое количество тяжелого серебристого металла со специального склада — для специалистов-ядерщиков не было неразрешимой проблемой. Тем более, что учет наработанного материала в последние годы велся на станции не очень-то скрупулезно.

Преступная группа, занимавшаяся воровством оружейного плутония из хранилища, как ни странно, состояла всего только из троих человек: двоих физиков-ядерщиков и одного инженера — сотрудника хранилища. Разумеется, они не афишировали свой бизнес, но особо и не конспирировались. Кое-кто из персонала станции — не из охраны и не из администрации, разумеется — помогал им тем или иным способом, и они, не жадничая, щедро расплачивались с такими помощниками. Кое-кто искренне завидовал им. Некоторые презирали, но никто на них не донес, не стуканул… Это факт.

Из блока спецхранилища «двести тридцать девятый» похитители выносили в небольших герметичных свинцовых капсулах, в которых он и хранился на глубине шести метров в металло-бетонных ячейках склада. Затем в эти ячейки, на место изъятых контейнеров, чтобы не вызвать подозрения, вставляли точно такие же свинцовые муляжи — «куклы» — пустые капсулы, заполненные обычным свинцом.

В дальнейшем на легковой машине одного из подельников, украденный материал доставлялся к месту «расфасовки», где в кустарной, но солидно оборудованной лаборатории и готовился для дальнейшей транспортировке. Затем плутоний, после расчета, как товар из магазина, вывозился клиентами-покупателями.

Дальнейший путь контейнеров нисколько не интересовал двоих физиков-ядерщиков и инженера. Им за каждую упакованную капсулу клиенты-заказчики платили по десять тысяч долларов. А в транспортный контейнер входили ровно три стандартные плутониевые капсулы. Таким образом, физики-энтузиасты с каждого подготовленного транспортного контейнера-«матрешки» получали по тридцать тысяч американских долларов.