Драйверы

Глава двадцать восьмая

— Слышь, Борька, а у гаишников сейчас форма какая? По-моему, у них на спине большими буквами «ГИБДД» должно быть написано. Светящимися. И бляха с номером… В Питере — точно так, а здесь… Черт их знает — сейчас в милиции всяких развелось: не пойми-разбери. Ведь мы уже в Карелии, да? Может, у карел по-другому все? По радио не слышал, карелы еще от нас не отделялись?

— Вроде, нет еще, — ответил Борис. — Пока еще не передавали. Может, я пропустил… Что-то долго бумаги у Ахмета проверяют. Ну, что там у них может быть? Пойти мне, что ли, узнать? — Борька заметно нервничал. — Да и никакой он, к чертовой матери, не гаишник! Ряженый мент — ежу понятно. Чует моя задница, Витька, бандитский это пост…

Я, в общем-то, тоже слегка напрягся, когда мент Ахмета зачем-то в автобус послал, но — если честно — не особо. Как только увидел автомат у Борьки в руках, сразу как-то успокоился. Все-таки хорошая вещь — оружие. Здорово уверенности придает. Недаром американцы за свою какую-то там поправку к Конституции, которая им разрешает иметь оружие, бьются с правительством насмерть. Уж сколько всяких президентов пытались запретить свободную продажу оружия в Америке — а вот фиг вам… Не вышло. И не выйдет. И поговорку американцы придумали, что Господь Бог создал всех людей разными, сильными и слабыми, а пришел полковник Кольт и всех уравнял.

А у нас до сих пор за случайный патрон на нары залететь можно. Даже от мелкашки. А у меня еще с тех, с застойных времен две коробочки — сто штук патронов калибра 5,6 мм где-то валяются. Да ракетницу из гаража приволок. И все это — без тугаментов. А у Боба и вообще — «узи»… За эту «машинку» такой срок намотают — только держись. Бандиты-то вооружены — и документики у них нужные, как ни странно, имеются. И наши депутаты, радетели наши думские, почему-то первым делом себе разрешения на оружие состряпали — по закону или по какому-то другому праву — накупили пистолетов и автоматов. Ну, а народ по-прежнему — с топорами, кольями и ломами… Смех, да и только: «…депутат Скорочкин из принадлежащего ему автомата Калашникова застрелил нападавших…».

Вот так — напали, а он взял и застрелил. Из автомата Калашникова… Правда, потом его, бедолагу, тоже грохнули, но — потом. Ну, это их дела, боярские…

Мы с Борькой не депутаты, конечно, но и нас голыми руками уже не возьмешь. Но автомат — автоматом, да только думаю, что Ахмет и сам с этими «братанами» разберется. Отстегнет им, сколько положено, и поедем дальше. У них, наверное, уже и такса на проезд утверждена их самым главным бандитским «папой»… На все тарифы есть, я это точно знаю. Разберутся. Главное, нам с Борькой не встревать.

А все-таки, чего он там застрял, Ахмет этот?

— Подождем еще, — сказал я, стараясь сам себя успокоить. — Чего встревать, если не просят? Нам еще ехать и ехать, так что лучше пока не обострять. Тем более, что нас туда и не приглашали. А незваный гость… Мы с тобой простые водилы — с нас спрос маленький.

— Это ты себя и меня успокаиваешь, а сам тоже мандражируешь, — сказал Борька.

— Есть маленько… Вообще-то, думаю, Ахмет здесь не в первый раз едет. У них свои дела, ликеро-водочные… Заплатит наш босс, и дальше двинемся.

— Как ты думаешь — не врет он, насчет Консерватории?

— Да нет, непохоже. Мужик, судя по всему, неплохой, и поет здорово. А то, что они сейчас все, ну, беженцы эти, с рынками и бандитами повязаны — так это жизнь, Боб. У них там сейчас такая резня идет — не приведи Господь. А люди просто жить хотят. Вот к нам в Питер да в Москву и ломанули все: здесь спокойнее, и денег больше крутится, и стреляют пореже. Такая вот сейчас у нас у всех жисть-жистянка.

— Смотрю я на тебя, Витька, и удивляюсь — какой ты умный. Вот сразу взял и все мне, непутевому, разобъяснил. Ты лучше мне поведай, умненький ты наш, что там за история с твоим паспортом замудрилась? Я все голову ломаю — ничего понять не могу. Детство он вспомнил, пальчиками щелкать начал…

— А я, Боря, Ахмету свой старый паспорт всучил. На Зайцева. Ну, а сегодня утром, когда аксакал бородатый решил тебя пристегнуть, твою паспортину проверить, я, образно говоря, обоссался. Думаю — прокинули они меня через адресное и не нашли. Скучно мне вдруг стало. Но как-то все же обошлось. Ну, ты сам посуди — зачем им наши адреса знать? Тебе это надо?

— Нет, — сказал Боб, — мне не надо. В общем — ясненько. Значит, ты сразу что-то неладное почуял — раз побоялся настоящий паспорт им показать… Пованивает дельце, а, Виктор Сергеич?

— Похоже — ты прав. Шмонит слегка. Ну, нам-то теперь какая разница, что я там почуял и чем шмонит. Ты что, от денег отказался бы? Кто по телефону рыдал? Кто две «тонны» в казино просадил, Пушкин?

— Каюсь, Витюша, каюсь… — вздохнул Борька.

— Кается он… В любом случае — по двести баксов у нас уже есть. И потом — мы же не на разбой подписывались, а на работу. Пусть теперь таджики голову ломают, наше дело — баранку крутить.

— Еще неизвестно, чем все кончится и кто, что, у кого крутить будет, — ворчливо сказал Боб. — Но как же ты ухитрился старый-то паспорт себе заначить? Ты разве Логинову его тогда не отдал?

— Отдал — не отдал… Докучливый ты, Боб. Есть тебе разница? Я же не спрашиваю, откуда у тебя Колин «УЗИ», хотя отлично помню, что мы оружие вроде бы в озере топить собирались. Я свой «АКМ» Логинову отдал. А кто-то, не будем уточнять — кто, с ясными глазками клялся и божился перед Геной, что «УЗИ» на глубине десять метров в лесном озере утоплен. И Николаю Иванычу наврал. Ты хоть понимаешь, что стал хитрым ворюгой? Ты утаил и тайно похитил чужую собственность. Да если Коля узнает, что ты его автомат не утопил…

— Он мне еще и спасибо скажет. Я же не насовсем его взял. Я после этого рейса его назад Коле верну.

— Верну… Посмотрим, посмотрим, как ты свое слово сдержишь. Верну… А впрочем, ты молодец, Борька, — такую игрушку жаль топить. Вот. А ты говоришь — бабы…

— О бабах я ничего не говорил. Ну, ты сам посуди — зачем мне его топить было? На ваших «стволах» — узкоглазые бойцы висят, а мой — чистенький. Что я, дурак что ли, такую машинку в озеро бросать?

— Да правильно, конечно, незачем. Я бы и сам его не утопил.

Мы сидели и не курили, терпели, чтобы спичкой не чиркать и ночного зрения не нарушать. От вспышки спички в темноте, когда прикуриваешь, минуты на две зрение садится. А курить уже хотелось, и чем дальше — тем сильнее. Нервы, наверное. Прошло еще минут десять, картинка не менялась: гаишник все так же ходил, снег все так же падал… Я уже морально созрел, чтобы Бобу о телефонных переговорах с Геной Логиновым рассказать, и только открыл рот, как вдруг дверца «рафика» рывком распахнулась и появился наш маленький Ахмет. Он почему-то пятился от автобуса задом, а в правой руке у него был… пистолет!

Батюшки… Как ни болела — а умерла…

Ахмет с пистолетом, направленным на дверцу «рафика», двигался по одну сторону автобуса, гаишник, не видя его — по другую. Из открытой дверцы никто не появлялся.

Пока я — как-то замедленно, как в страшном сне, думал-размышлял: что предпринять? — Борька мгновенно, ловким прыжком вылетел из кабины «КамАЗа» с любимым «УЗИ» наперевес. Ну надо же, черт подери, — резвый какой!

Гаишник, увидев Боба с автоматом, тоже опешил и врубился не сразу. А когда до него дошел смысл происходящего — попытался содрать с плеча свой «Калашников». Но поздно хватился парнишка — красноречиво направленный в его сторону коротенький, но грозный ствол борькиного автомата резко убавил в сержанте воинственности. Мент попался хоть и молодой, но толковый — сразу задрал лапы вверх и, вжав голову в плечи, повернулся спиной к Борису. Сдаюсь, мол, не стреляйте…

Я сидел, как дурак, в кабине, с трудом воспринимая происходящее.

Господи, но ведь было все уже… Было. Зачем снова-то? Ну, ехали бы себе и ехали… Я ведь с самого начала, когда старый анашист что-то нечленораздельное стал намеками говорить, почувствовал неладное. А вернее — с того момента, когда узнал, что водка конфискованная. А если уж совсем честно, то и еще раньше — когда Гена начал мне мозги пудрить…

Но чтобы вот так, с автоматами наперевес — этого я не предполагал. Мы так не договаривались.

А кто же там, в «рафике»-то остался? На кого Ахметка ствол пистолетный навел? А вдруг сейчас оттуда еще менты выскочат в бронежилетах и с автоматами? Или сразу лупить очередями начнут?

И на фиг мы с Борькой подписались на эту работу? Вот дураки-то. Вернее, я — дурак. И не просто дурак, а дурак с инициативой — самая опасная разновидность дурака. И опять Борьку втянул. Права была его покойная мама, когда в детстве во всех заморочках меня обвиняла.

Ахмет, увидев Борьку с автоматом, направленным на сержанта, не удивился. Или удивился, но виду не обозначил и что-то быстро сказал ему — я в кабине не расслышал, поэтому интенсивно стал крутить ручку, опуская стекло дверцы. Борька подошел к менту сзади и осторожно снял с плеча сержантика «АКМ». Потом отодвинулся немного в сторону, оглянулся на дорогу — не едет ли кто? — передернул затвор и короткой очередью из ментовского автомата полоснул по задним колесам «рафика». Грохот, вспышки, гильзы — веером… И искры от трассирующих пуль — во все стороны. Резина сразу — в хлам. Одно колесо, другое… «Рафик» прямо упал на задние колеса. Ей-богу, как живой, как лошадь — на задние ноги… А расдухарившийся не на шутку Боб двинулся к передним колесам — еще две короткие очереди — и им пришел конец.

Мой легкий мандраж резко усилился. У меня всегда так, с детства. Помню, когда боксом занимался, на ринге перед боем — мандраж. Правда, потом, после гонга — сразу проходит. Когда дерешься — не страшно…

Выскочить, что ли? А зачем? Фигня. Буду сидеть. Пока мое место — за рулем в кабине. Однако хуже нет, чем со стороны наблюдать. Адреналин в кровь в ураганных дозах поступает, а реализации нет. Говорят — для сосудов это не здорово. Чревато атеросклерозом. Оно и правильно, оно и верно. Как раз всякие там атеросклерозы для меня сей момент офигенную опасность представляют. Да мне сейчас даже СПИД не кажется таким уж плохим делом. Ну, нос провалится, ну, еще что-нибудь отвалится…

Когда с колесами «рафика» было покончено, Ахмет взял у Боба «АКМ», предварительно засунув свой пистолет куда-то под куртку, вернулся к дверце автобуса, распахнул ее пошире и оттуда, согнувшись, вышли с поднятыми руками двое мужиков. Странно как-то они двигались: почти на полусогнутых… А лапы кверху тянут старательно. Видно, маленько напугались.

Так, вот уже и первые пленные появились. Не менты — в штатском: брюки, куртки, сапожки… Рожи — горбоносые… Господи! Опять эти горцы. И в Чечне они, и в Карелии… Сколько же их развелось, абреков этих?

Борька взял кавказских мужчин и сержанта-мента на прицел своего «УЗИ», а Ахмет метнулся к «девятке» и ей, сердешной, из «калаша» тоже решительно прострелил все колеса — и задние, и передние.

На дороге, как по заказу, по-прежнему не было видно ни одной машины. Эх, темная ночь, только пули свистят… «Один пуля всю ночь по степи за джигитом гонялся…»

Все трое пленных стояли метрах в четырех перед Борькой с высоко задранными руками, и при свете фар было видно, что у одного из гражданских из носу льется кровь, а второй как-то странно потряхивал башкой, словно муху пытался отогнать. Неужели их Ахмет там, в «рафике», приложил?

Надо же — маленький да удаленький. Дела… У ментовского сержанта — он к кабине «КамАЗа» ближе всех стоял — бледное личико прямо все тряслось, губы дрожали, задранные руки вибрировали. Сейчас заплачет и обоссытся, бедолага.

Видно было, что не ждали разбойнички такого оборота. Оборзели, привыкли на мирных водил страх нагонять, подонки, — а тут такой облом. Р-раз и-в глаз…

Вот вылезу сейчас из кабины, возьму у Ахмета «ТТ» и каждому подонку в затылок по пуле всажу. Потом трупы — в лес. До весны не найдут. И на земном шаре воздух немного чище будет.

Бр-р-р… Видно, совсем я рехнулся. Ну их в задницу, сволочуг. Руки о них еще пачкать. Мне тех, болотных бойцов, хватает, еще и этих на душу брать. Сами сдохнут, гниды.

Таджик тем временем сунулся ко мне в кабину:

— Веревку дай, дядя Витя.

Я залез рукой в свою сумку и на ощупь достал большой моток черной изоленты, прихваченный мной на всякий случай из дома. Вот и пригодилась.

— На, держи, племянник. И не жалей — изолируй их как следует. Побольше мотай… И ноги, и руки… А лучше — жгут на шею.

На лице у Ахмета ничего не отражалось, ни волнения, ни мандража. Мне даже показалось, что он как бы чуточку весел был. Странно все это.

Минут через пять все трое пленников были накрепко «заизолированы» и засунуты могучим Бобом назад, в «рафик». Он их правой рукой брал за шкирку, а левой — за задницу, и как мешки забрасывал в автобус. Классно. Видно, не на шутку разъярился Борис Евгеньевич. Потом резко захлопнул дверцу.

Я из кабины крикнул Борьке:

— Заведи им мотор, а то еще замерзнут…

Боб кивнул мне, сел на водительское место в «Рафике» и запустил движок. Ну, по крайней мере не сдохнут теперь от мороза. Поживут еще, суки поганые.

Интересная канитель закручивалась, хотя и непонятно — какая?

Через минуту Ахмет с Борькой залезли в кабину «КамАЗа». Несмотря на мороз и метель на улице, от них шел пар — согрелись ребята, меня же наоборот — колотило.

— Жми на полную, Витька, — приказал мне Борис и по-хозяйски принялся упаковывать «УЗИ» в свою бездонную черно-зеленую сумку.

Не мешкая, я включил скорость, левый поворот, аккуратно объехал осевшие на простреленные колеса «рафик» и «девятку» и вжал педаль газа в пол. Дизель мощно взревел, и мы продолжили путь на север.

А люблю я этот автомат, честное слово. Нравится он мне почему-то. Есть в нем что-то притягательное. Красивая рукоятка-магазин, ствольная коробка — толковый парнишка был, этот Узя…

Ну, ладно — лирика это. Сейчас не о любви надо думать, а рвать когти отсюда побыстрее. Как говорил один мой знакомый — ноги, ноги, уносите мою жопу…

После того, как наш «КамАЗ» достаточно хорошо разогнался и я переключился уже на пятую передачу, маленький Ахмет вдруг сказал:

— Витя, останови, пожалуйста, надо еще кое-что сделать.

Я сразу же и остановил. Что мне, трудно, что ли? Особенно, когда так вежливо просят, да еще с волшебным словом. Интересно, что это он задумал?

Ахмет открыл дверцу и выпрыгнул из кабины в темноту, прихватив с собой добытый в схватке «Калашников», пистолет «ТТ» и свою сумку.

Возле дороги сугробы были едва ли не выше таджика, но он мужественно преодолел их и, проваливаясь в снегу по пояс, исчез за ближайшими деревьями. Отсутствовал секунд тридцать, не больше, и вернулся уже без автомата и без пистолета. Так, ясненько — улики сбросил. Автомат ментовский выбросил, или припрятал. Наверное, все же припрятал, «АКМ» — вещь дорогая. Зачем же дорогие вещи выбрасывать?.. Я бы ни за что не стал выбрасывать. Я бы его в тряпки завернул и подвесил на елку. Для оружия в лесу елка — самый хороший тайник. Сто лет висеть может. Наверное, Ахмет так и сделал. Не дурак же он, в самом деле — цену автомату знает…

Надо место точно засечь. Далеко от дороги он не отходил — при случае пошукаем и найдем. Интересно, зачем он сумку с собой брал? А, наверное, свой «тэтэшник» в нее спрятал. Хотя мог бы и в кабине в сумку сунуть. Борька, вон, без всяких стеснений «узю» назад запихал.

Зулу знал, что на трассе есть бандиты-рэкетиры. Он даже приблизительно знал районы «кормления» некоторых «бригад». С этим приходилось мириться — такое сейчас время… Они могли ограбить, убить, они могли сделать все, что захочется, с любой из проходящих по трассе машин с грузом, но…

Но чаще всего просто снимали дань. Это гораздо выгоднее и спокойней. Постоянный источник доходов. В принципе, трасса была строго поделена между группировками, и чужие не шалили — расплата была слишком высокой. Чужих, залетных беспределыциков постоянные работники ножа и топора просто убивали.

Вот и сейчас, увидев милиционера, он сразу понял, что это за милиционер. Зулу прикинул, какую сумму потребуют с него за провоз товара, и в принципе готов был отстегнуть дань. Сумма его не волновала — главное, не выбиваться из графика. Так и оказалось — не пожелал «милиционер» даже документы водителя посмотреть, сразу — «хозяина давай».

Ну, хозяина, так хозяина.

Началось все просто, а кончилось — не очень…

Он бы им и денег заплатил, и водки бы им дал, сколько запросят, но один из бандитов, разговаривавших с ним в автобусе, проболтался. Парень потребовал у него не ящик водки, а ящик «Зубровки»… Хотя и не смотрел накладные на груз, и в кузов не заглядывал.

Эта оговорка и нереальная сумма дани решила все. Зулу понял, что бандиты работают «по наводке» и, вероятнее всего, не деньги им нужны, не дань.

Вероятнее всего — им нужен он. Захватят или убьют. Причем — всех троих. И его, и водителей. А разговоры о тысячах и ящиках «Зубровки» — просто отвлекающий маневр.

Зачем, почему, откуда просочилась информация? Он не знал. У него не было времени анализировать ситуацию, и он решил не мудрить, а просто нейтрализовать группу…