Я очнулся от того, что кто-то плеснул мне водой в лицо, да так, что я тут же вскочил на ноги, пытаясь сообразить, где я нахожусь и что происходит. Деревянная палуба, бородатые рожи. Плывём по реке на какой-то здоровенной доисторической лодке. Парусной, с вёслами. Берег рядом, буквально руку протяни и достанешь до зарослей ивы. Или сигани за борт и двумя широкими гребками доплыви до берега.
Но угрозы со стороны этих людей я почему-то не чуял. Они улыбались мне, как старому знакомому, хотя я совершенно точно видел их впервые.
— Очнулся-таки? Хах, а я думал, этот сакс тебе мозги-то по шлему расплескал! — засмеялся один из этих людей.
Его отличала светлая, почти белая борода, и длинные волосы, струящиеся по плечам, будто он только что снимался в рекламе шампуня. Металлист, что ли, какой-то? Или меня реконструкторы подобрали? Хотя откуда тут реконструкторы?
— Если не расплескал, то растряс точно, ты глянь, как смотрит на нас. Точно вам говорю, башку отшиб, — хмуро заметил другой.
У этого поперёк всей морды тянулся белесый шрам, а волосы и борода были на порядок темнее, цветом напоминая светлое пиво. По виду он был старше всех остальных, да и одет чуть побогаче.
Остальные пока молчали, глядя на меня словно в предвкушении какого-то представления. Я же пытался понять, как меня сюда вообще занесло. Последнее, что я помнил, так это то, как вместе с остатками взвода штурмовал зелёнку. Потом… Потом не помню, потом я очнулся уже здесь.
— Так… А вы кто? — сиплым голосом спросил я.
Жутко хотелось пить, в горле пересохло. Уже довольно давно, судя по всему.
Мужики переглянулись, на всякий случай отодвигаясь от меня подальше. Да что, мать вашу, происходит?
— Точно, мозги отшибло, — хмыкнул первый. — Как дядьке Свену, когда его лошадь лягнула.
— Так дядька Свен ни говорить, ни ходить не мог потом, а этому хоть бы что, — возразил второй. — С топором же на меня кинулся, паршивец.
Я посмотрел на свои собственные руки и чудом сдержал рвущийся наружу мат. Руки эти принадлежали кому-то другому. У меня не было ни таких мозолей во всю ладонь, ни этих мелких шрамов, ни, тем более, этих самодельных браслетов из кожи и грубых ниток. У меня имелись мозоли от калаша, от лопаты и от ящиков с минами, но уж точно не эти загрубелые подошвы вместо кожи.
Нет, я, конечно, почитывал временами книжки про попаданцев из нашей маленькой библиотечки, но вот так поверить, что ты и сам очутился хрен знает где, было пока трудновато. Может, меня ранило и теперь глючит под каким-нибудь экспериментальным обезболом?
— Мы, вообще, где? — спросил я, озираясь по сторонам и стараясь казаться нормальным.
— Нортумбрия, — сказал второй, неприязненно морщась.
Я вздохнул и протёр глаза, будто это могло как-то помочь.
— Вообще ничего не помнишь? — спросил первый.
— Как отрезало, — признался я.
Нет, я помнил, как сидел в грязном окопе, как жрал холодную тушёнку, как жужжали коптеры и как рвались снаряды. Помнил, как на выпускном пил портвейн в школьном туалете, помнил шагистику на плацу, уже когда надел погоны курсанта. Помнил улыбку жены и смех дочки, помнил слёзные мольбы депутатского сынка, сбившего их на пешеходном переходе. Помнил красную зону и сторожевых овчарок с большими зубами, помнил предложение, от которого нельзя отказаться, помнил, как нас повезли на подготовку куда-то под Ростов, как отправляли в самую глубокую задницу. Вот только это всё улетучивалось, как утренний сон, который остаётся лишь смутным ощущением.
А реальностью теперь для меня стали корабль, безымянная река и ватага этих бородачей. Всё остальное, пожалуй, теперь неважно.
— Даже имени не помнишь своего? — спросил другой бородач.
Я крепко задумался и понял, что нет, не помню. Ничего не приходило в голову. Ни имени, ни фамилии, ни воинского звания, ни номера части. Пришлось молча помотать головой.
— Во даёт! — воскликнул первый. — Бранд, ты и меня небось не помнишь?
Так, Бранд это я, что ли?
— А должен? — хмыкнул я.
— Ну так! Это ж я, Торбьерн! Кузен твой! — воскликнул он. — Вот уж мне матушка твоя задаст…
— А я слыхал про такое, — сказал один из бородачей. — Со временем может память вернуться.
— Надо ему по голове ещё раз дать, авось поможет, чтоб знал, на кого кидаться, — хохотнул ещё один.
— Может, тебе дать? — огрызнулся я, чувствуя, что слабину здесь показывать точно нельзя.
Я ощупал голову, быстро найдя на таких же длинных волосах корку запёкшейся крови. Кто-то пропустил хороший удар по голове.
— Ну всё, хватит прохлаждаться, — произнёс вдруг второй, со шрамом. — По местам.
Мужчины быстро расселись по банкам, хватая вёсла.
— Бранд, тебе особое приглашение требуется? — спросил он.
Я не сразу понял, что обращаются ко мне.
— Ладно, отдыхай пока, — махнул он рукой.
Мне требовалось немного времени, чтобы прийти в себя, и я с удивлением смотрел, как эти люди плавными скупыми движениями работают на вёслах, успевая при этом перешучиваться и браниться. Обсуждали, в основном, меня и мою выходку.
Как мне удалось выяснить из обрывков разговоров, во время вчерашнего набега я получил топором по шлему и впал в беспамятство. После чего, уже на корабле, внезапно вскочил и кинулся с оружием на хевдинга Кетиля, закономерно получив по голове ещё раз. Ну а дальше кузен Торбьерн облил меня забортной водой из ведра, и я очнулся.
Хевдингом Кетилем оказался тот, второй, со шрамом поперёк морды, и сейчас он с крайне сосредоточенным видом держался за рулевое весло, вглядываясь в изгибы реки, несущей нас вниз по течению.
Голова… Болела, но совсем чуть-чуть, череп мой оказался крепче, чем топор сакса и кулак хевдинга. Я вообще чувствовал себя довольно неплохо, не ощущая никаких симптомов сотрясения, которые явно должны были быть. Мысли не путались, сознание было ясным, и я всё силился понять, куда меня всё-таки занесло.
То, что это не реконструкторы и не съёмки фильма, я осознал достаточно быстро, а вот с периодом пока было не совсем понятно. Ясное дело, эпоха викингов, но это с равным успехом мог быть и восьмой, и одиннадцатый век. Я вообще не специалист по истории, тем более, по зарубежной, и никогда особо не интересовался походами северян.
Знал только, что они наоткрывали кучу новых земель вплоть до Северной Америки, дрались везде, где только могли, от Исландии до Византии, а потом сели княжить в Киеве. Это то, что я смог вспомнить сходу, по школьному курсу, научно-популярным роликам на ютубе, сериалам и художественным фильмам.
Нортумбрия… Я вспомнил название, брошенное хевдингом в разговоре, пытаясь сопоставить его с географической картой, и что-то мне неуловимо подсказывало, что это где-то на Британских островах. Опять эти клятые англичане. Что ж, пострелять британских наёмников мне всегда в радость. Они забавно верещат, когда понимают, что британский паспорт не имеет силы в том подвале, куда их привели. В любом случае, я лучше буду жить здесь, в хрен знает каком веке, чем подыхать под кустом в родном двадцать первом.
Я прошёлся по кораблю, выглянул за борт, сумев разглядеть в воде, вспененной вёслами, своё отражение. Так вот ты каков, Бранд. Длинные соломенные волосы, короткая, едва начавшая пробиваться бородка с усиками, тонкий прямой нос, светлые глаза. Достаточно правильные черты лица. Навскидку мне сейчас было лет восемнадцать, может, чуть меньше, но я предполагаю, что местные пацаны взрослеют рано. Я даже помолодел, если сравнивать с собой прежним, и снова оказался в самом расцвете сил.
— Оклемался? Давай, присоединяйся к остальным, — приказал хевдинг Кетиль. — Надо убраться отсюда поскорее.
Пришлось сесть за весло, вытертое до блеска сотнями рук. Тяжёлое, зараза. Но и у меня все необходимые мускулы оказались неплохо развиты, перекатываясь под кожей с каждым взмахом весла. Я старался поймать ритм, в котором двигались все остальные викинги, но всё-таки не избежал насмешек.
— Бранд, ты что, забыл, как грести? — окликнул меня Торбьерн, сидевший позади меня.
Вся команда разразилась дружным хохотом.
— А я и не знал! — откликнулся я, и викинги расхохотались ещё больше.
Работать тяжёлым еловым веслом оказалось и впрямь гораздо труднее, чем я думал, глядя на своих новых соратников. Я поначалу больше мочил это несчастное весло в пенных бурунах, цепляя на него тину и ряску, и только потом немного приноровился.
— Не, Бранд, ты серьёзно, что ли? — спросил Торбьерн.
— Да, сколько уже говорить, — рыкнул я. — Не помню ничего. В башке пусто. Вломить зато могу.
Я вдруг задумался о том, как мы вообще разговариваем. Не на русском же языке. Кроме русского я знал ещё английский и очень слабо немецкий, но ни один из скандинавских языков даже не пробовал учить. Я попробовал вслушаться в слова, которые произносили викинги, и в голове словно что-то щёлкнуло. Нет, говорили они на каком-то своём языке, в котором я не понимал ни слова. Но когда я отпустил эту мысль, как что-то щёлкнуло снова, будто бы включился автопереводчик, и я мгновенно понял всё без всяких проблем. Бранд-то этот язык наверняка знал в совершенстве, и я, получается, пользовался его знанием.
Надеюсь, и другие знания не останутся для меня тайной за семью печатями. Как минимум, рефлексы и мышечная память должны остаться, они не требуют осознанных действий. Иначе мне придётся шить белые тапочки уже сейчас, до первого боя. Нет, конечно, как-нибудь отмахаться топором я сумею, но если мне попадётся какой-нибудь местный гуру фехтования, он отделает меня за пару секунд. Хотя, если бы и самому Бранду в бою попался гуру фехтования, не думаю, что результат сильно бы отличался.
Мы неторопливо и аккуратно плыли по безымянной реке, намереваясь достигнуть её устья до захода солнца, которое сейчас уже миновало зенит. Как я понял, команда корабля неплохо пограбила прибрежные селения выше по течению, и теперь возвращалась к морю до того, как сюда нагрянет войско. Викинги не были дураками, чтобы бросаться в бой с каждой собакой, которая показывает зубы. Слава славой, а драться против превосходящих сил противника никто не желал без очень веской причины.
Вот мы и пытались уйти с добычей, которая покоилась на днище этой лодки, прикрытая от воды шкурами и грубой тканью. Что именно там было, я не знал, но наверняка что-то стоящее. И я, как член команды, мог смело рассчитывать на часть этой добычи.
Река постепенно расширялась, порой попадались притоки из мелких ручьёв и речушек. Иногда из-за зарослей ивняка тянуло горелым, и я догадывался, что это воняет сожжёнными деревушками и хуторами. Местная война должна быть гораздо более жестокой. Хотя это и не война вовсе, это банальный набег с целью пожечь и пограбить. Обычное дело для раннего средневековья.
И я догадывался, что ходить в набеги предстоит и мне. Мысль об этом заставляла задуматься, но никаких угрызений совести я не испытывал, я прекрасно понимал, что лучшей стратегией для меня сейчас будет не выделяться из коллектива. Одиночки тут не выживают, как бы им этого не хотелось. Так что придётся участвовать в грабежах вместе со всей командой.
Всего на корабле вместе с хевдингом было двадцать восемь человек. Двадцать шесть гребцов, по тринадцать с каждого борта, старый кормчий, который знал море и его повадки, и сам хевдинг Кетиль по прозвищу Стрела. Достаточно, чтобы грабить беззащитных селян или монахов.
Почти все в команде были родичами так или иначе, из одного селения на побережье Трандхейм-фьорда. Из Бейстада, как мне поведал словоохотливый Торбьерн, взваливший на себя ответственность за возвращение моей памяти. В поход, или в викинг, если выражаться местными терминами, они все пошли не только за славой, но и за банальной жратвой, потому что земли, чтобы прокормить всех жителей, в суровом норвежском крае не хватало.
Поэтому-то норманны и скитались по морям, заглядывая в каждое прибрежное село, до которого могли дотянуться. Морской разбой они сделали своим ремеслом, таким же, как пахота или ловля рыбы, и относились к нему точно так же. Как к тяжёлой, часто неблагодарной и опасной, но всё же необходимой работе.
Вот и сейчас команда хевдинга Кетиля разоряла Нортумбрию, одно из малых английских королевств, как часть армии конунга Рагнара, того самого Рагнара Лодброка, имя которого вошло в легенды. И простые воины грезили, что и этот поход войдёт в легенды, а добыча окажется настолько богатой, что нам придётся бросать за борт серебро, чтобы освободить место для золота.
И я, едва услышав это имя, тут же понял, что попал в переплёт. Грядёт большая война, и в стороне остаться не получится, только если не осесть где-нибудь в Скандинавии, но и там мне делать будет нечего. Только наниматься батраком на самую тяжёлую работу за гроши, потому что я не умею ничего из мирного ремесла, тем более, из ремёсел этого времени. Я умел только убивать людей.
Так что путь у меня теперь был только один, снова постигать военную науку. Насколько это вообще возможно. Хотя теперь я понимал, что знаю и умею гораздо больше, чем все эти люди вместе взятые, за исключением каких-то сугубо местных моментов. И мореходства. Любой из них, в отличие от меня, с малых лет грезил морем, но я не сомневался, что смогу научиться и этому.
— Торбьерн, — кузена пришлось перебить, останавливая поток информации, которую ещё требовалось осмыслить. — Я понял.
— Что, вспоминать начал? — обрадовался он.
— Нет, — сказал я. — Но у меня уже голова пухнет от того, сколько ты болтаешь. А по ней и так уже сегодня били, пощади.
Несколько соседних гребцов, слышавших нашу беседу и иногда даже дополнявших рассказ Торбьерна, засмеялись.
— Торбьерн у нас почти что скальд, любит поболтать, — хохотнул один из них, черноволосый викинг, лицом больше похожий на финна.
— Я и есть скальд! — взъярился Торбьерн. — Сочиню про тебя нид, будешь знать!
— Девкам своим это рассказывай, скальд, — насмешливо протянул другой.
— Хватит там болтать, — окликнул нас хевдинг. — Не на пирушке. Давайте-ка поживее, не хочется мне здесь ночевать.
Мы налегли на вёсла, ускоряя ход, и небольшой кораблик ещё быстрее заскользил по водной глади под скрип уключин и шумное дыхание разгорячённых гребцов. Мы и впрямь забыли, что находимся на враждебной территории, и будь я на месте жителей Нортумбрии, то обязательно бы постарался догнать северян, чтобы отнять награбленное и отомстить за сожжённые деревни и убитых жителей.
— Может, парус поставим? — спросил ещё кто-то из викингов.
— Нет, рано, — отрезал хевдинг, и мы продолжили гнуть спины.
А я вновь крепко задумался, работая веслом исключительно на автопилоте. Хочу ли я обратно? Что меня ждёт здесь и что ждало бы там? Есть ли вообще хоть какой-то способ вернуться? И сколько я не размышлял, ответов на свои вопросы я не находил.
Одно я знал точно. Я вновь свободен. Пусть даже я теперь член корабельной команды, насколько я понял, тут никого не держат насильно, и я в любой момент смогу уйти, если этого захочу. Один только этот факт выгодно отличал эту дружину от моего прежнего места службы.
Я вспомнил легенды викингов о том, что нужно умереть с оружием в руках, чтобы попасть в Валхаллу, где лучшие из воинов вечно сражаются друг с другом, готовясь к последней битве. Вполне возможно, что я умер там и очутился здесь, вместо ада попав сюда, в далёкое прошлое. Зачем? А чёрт его знает. Но одно я понимал чётко, если уж там, в том аду, я был лучшим, то сумею стать лучшим и здесь.
Мои губы сами собой растянулись в кровожадной ухмылке. Война никогда не меняется. Меняются только способы.