Вечером должен был состояться большой пир, на который пригласили всех ярлов и хёвдингов. В королевском замке для командиров и особо отличившихся хирдманнов, вместе с Рагнарсонами, Простые воины гуляли под открытым небом, во дворе крепости, и для этого пира пришлось опустошить не только королевские запасы, но и городские склады. Армию язычников не накормить пятью хлебами и двумя рыбами.
Золотую цепочку, взятую у Рагнарсонов, поделили на равные части, причём от своей доли я отказался. Моей наградой, превосходящей по стоимости и эту цепочку, и наш драккар, и все сокровища мира, стал один из лучших мечей, что я когда-либо видел.
Ножны были самыми простыми, обитыми кожей, но клинок оказался настоящим произведением искусства. Длиной около восьмидесяти сантиметров, с широким долом, сужающийся к острию, он оказался украшен инкрустацией в виде крестов. Узкая гарда мне не нравилась, и я бы её заменил на прямую и широкую, а вот рукоять с обмоткой из медной проволоки, переливающаяся на свету, завораживала и притягивала взгляд. Сбалансирован клинок был превосходно. Я тут же пристегнул ножны с мечом к поясу, понимая, что сорвал джекпот. Меч из королевских покоев поистине был достоин короля.
Такому клинку обязательно требовалось собственное имя, и я нарёк его Кровопийцей.
Я понимал, что кто-то из Рагнарсонов уже мысленно присмотрел его для себя, скорее всего, Убба, и вскоре за этим мечом могут прийти. Но оставаться без своей заслуженной награды я не желал. А я её заслужил. Тем, что принёс им весть про Рагнара и тем, что подал идею напасть в праздник.
Главное, чтобы саксы не сделали то же самое, когда праздновать будем уже мы. Например, под утро, когда даже самые стойкие рухнут под столы, упившись эля.
Нам позволено было взять с собой троих человек в сопровождение, и я взял Торбьерна, Хальвдана и Гуннстейна. Остальные будут пить на улице.
Когда начало смеркаться, мы всей командой отправились к крепости, во дворе которой уже сколотили столы и рабы выкатывали бочки с элем и вином. Поскупившись на золото, Рагнарсоны не скупились на еду и выпивку, пытаясь хоть так загладить свой поступок.
Во дворе витал запах жареного мяса, такой одуряющий, что мне сразу же захотелось научить местных жарить шашлык и употреблять его под водочку. Но с питием и обжорством местные и без меня неплохо справлялись, а самогонный аппарат я пока так и не собрал.
На входе нас остановил часовой, злой как собака от того, что ему приходится тянуть лямку, пока все остальные развлекаются.
— С оружием нельзя, — хмуро произнёс он.
Расставаться с новообретённым клинком не хотелось, но я понимал, почему в пиршественный зал нельзя проносить оружие. Слишком легко весёлый пир может перерасти в побоище и резню.
— Как твоё имя? — спросил я.
— Кормак, — сказал часовой.
— Если с этим мечом что-то случится, я найду тебя, Кормак, — сказал я.
— Как скажешь, — пожал плечами он.
Пришлось разоружиться. Мы сдали всё, кроме ножей, в импровизированную оружейку, где я увидел и другие мечи, не менее роскошные. Это меня немного успокоило.
В главном зале, где раньше пировали саксонские короли, теперь веселились захватчики-норманны, и от их громкого хохота сотрясались стены. Мы немного припозднились, почти все хёвдинги Великой Армии уже были здесь, и наше появление вызвало целый шквал бурных приветствий. Нас буквально заставили выпить штрафную.
На почётных местах восседали братья Рагнарсоны. Хальвдан, снова в белой рубахе, глодал свиное рёбрышко, капая жиром на дорогущий заморский шёлк, Сигурд и Ивар пили из золотых кубков, поглядывая на происходящее в зале, Убба тискал какую-то замученную служанку, силой усадив её к себе на колени. Другие вожди Великой Армии пили, ели и веселились, похваляясь своими подвигами и рассказывая небылицы. Что характерно, хирдманны братьев пировали здесь, вместе с вождями, а не во дворе, с остальной армией.
Прислуживали во время пира саксонские женщины, по всей видимости, знатные, взвизгивая каждый раз, когда очередной пьянчуга щипал их за задницы. По залу бегали лохматые собаки, порой устраивая драки из-за брошенных на пол объедков и обглоданных костей. А в остальном этот пир ничем не отличался от любого другого масштабного застолья. Такой же шум, гам, разговоры ни о чём, хохот и все прочие атрибуты, включая уснувших за столом и блюющих в уголок.
Чувствовал я себя не очень уютно, полагая, что на улице, с простыми воинами, мне было бы комфортнее. Я, хоть уже и привык к местным обычаям и традициям, полноценно принимать участие в этих забавах не мог.
Зато Торбьерн и Хальвдан, впервые очутившись на подобном пиру в качестве приглашённых гостей, отрывались как могли. Гуннстейн молча цедил слабенький мёд, не вылезая из-за стола, а я сидел рядом с ним, больше налегая на жареную говядину.
С другой стороны от меня сидел какой-то шумный смоландец, постоянно рыгающий и громогласно хохочущий по любому поводу, чем он изрядно меня раздражал. Складывалось ощущение, что я отбываю какую-то повинность, что я чужой на этом празднике жизни. Мне хотелось поскорее уйти, забрать свой новый меч и поупражняться с ним, а не сидеть тут, слушая, как кто-то кому-то отрубил ногу одним ударом.
Иногда поднимались скальды, декламируя хвалебные висы в адрес «дарящих кольца ясеням бури мечей» и соревнуясь в том, кто сильнее подлижет Лодброксонам. Торбьерн, что удивительно, не выступал, но внимательно слушал, запоминая красивые обороты и мудрёные кённинги.
Мёд, пиво и вино лились рекой, хотя я предпочитал оставаться более-менее трезвым, это мои спутники потеряли чувство меры, накидываясь как в последний раз. Хотя с нашим образом жизни каждый раз может вдруг оказаться последним.
— Схожу-ка я до ветру, — буркнул я, когда пир окончательно мне наскучил, а пьяные рожи с застрявшей блевотиной в бородах максимально опротивели.
Я выбрался из-за стола, стараясь никого не задеть ненароком. Все уже дошли до того состояния, когда можно одним неловким движением превратить дружескую попойку в пьяную поножовщину.
— Ты это куда? — заплетающимся языком спросил меня Хальвдан.
— Проветриться, — снова пояснил я, и тот махнул рукой.
Многие уже не утруждали себя тем, чтобы выйти, прежде, чем помочиться, и просто заходили в тёмные углы.
На выходе возле оружейки я вновь увидел часового. Вместо Кормака там стоял какой-то другой воин, чуть навеселе.
— А где Кормак? — хмуро спросил я.
— Я его сменил! Бедняга не мог дождаться, чтобы напиться, небось уже валяется где-то пьяный! — весело ответил хирдманн.
— Понятно, — буркнул я.
Я на всякий случай заглянул в оружейку, Кровопийца остался на том же месте, куда я его поставил.
— А ты чего такой грустный? Пей, веселись, мы же сегодня празднуем! — произнёс часовой.
Я пожал плечами вместо ответа. Дурное предчувствие не покидало меня с того самого момента, как мы зашли во двор крепости, и я не мог понять, что именно вызвало это предчувствие.
Во дворе гулянка шла в самом разгаре, успело уже стемнеть, и внутренний двор крепости освещался пляшущими всполохами пламени от костров и жаровен. Народа здесь было гораздо больше, чем внутри, и армия датчан на всю катушку праздновала победу. Пожалуй, ещё более бурно, чем в присутствии вождей.
Какой-то рыжебородый воин, широко улыбаясь, попытался всучить мне полную кружку эля, и мне с трудом удалось от него отвязаться. Взгляд выхватывал в полутьме знакомые лица, виденные раньше в лагере и во время зимовки, иногда я замечал своих людей в этом чаде кутежа. Какая-то часть меня желала присоединиться к ним, набраться от всей души, но я всё-таки предпочёл остаться трезвым.
Ноги сами повели меня к крепостной стене, вверх по лестнице, на парапет, с которого по нам должны были стрелять лучники во время штурма. Штурма не случилось, и это отчасти меня радовало, потому что отсюда, со стены, вид на город открывался великолепный, и вся местность перед стеной отлично простреливалась. Должно быть, защитники крепости чувствовали себя в полной безопасности, глядя на родной Эофервик с высоты этих стен.
Я помочился со стены на ночной город, завязал штаны и какое-то время просто стоял, глазея на открывшийся вид. Я был из тех, кто уходит на балкон или кухню во время пьянки.
— Меньше от пива пользы бывает, чем думают многие, — раздался вдруг знакомый скрипучий голос у меня за спиной.
Деревянные ступеньки скрипели и прогибались, пока я поднимался сюда, но сейчас я не услышал ни звука. Старик подкрался ко мне абсолютно бесшумно, и я обернулся, на всякий случай хватаясь за нож.
— Грим, — сказал я. — Дошёл-таки до Йорвика?
В темноте я снова не видел его лица, но по голосу, фигуре и одежде узнал его. За его спиной мерцали костры пирующих, полностью закутывая его в тень.
— Не ведают часто сидящие дома, кто путник пришедший, — молвил он. — Дай, думаю, зайду на праздник, погляжу на людей.
Я промолчал и отвернулся, вновь разглядывая огоньки в панораме ночного Эофервика и тёмную громаду собора, выделяющуюся чёрным пятном на городском пейзаже.
— Меру блюдешь ты, я погляжу, остальные уже напились, — сказал Грим. — С кем нынче в ватаге? Раз уж Стрелу ты жизни лишил.
Я напрягся. Кажется, в ту ночь Грим исчез раньше, чем я принял решение избавить хёвдинга от мучений. Он, что следил за мной из темноты? А сейчас, похоже, принял за простого дренга, раз уж я стоял на улице, а не валялся пьяным в зале.
— Там же, — сказал я.
Старик вызывал подозрения, хотя вёл себя совершенно спокойно и уверенно. Как у себя дома. Если бы я не встречал его в ночном лесу, то наверняка подумал бы, что это какой-то важный и знатный человек. Возможно, это шпион Рагнарсонов. Это многое бы объяснило.
— Конунгом пока так и не стал, да? — хохотнул старик. — Ну, у тебя ещё вся жизнь впереди. Если не будешь ссориться с могущественными людьми, пока зубы не отрастил.
— Не думаю, что здесь у меня есть шансы стать конунгом, — сказал я. — На земли саксов и без меня хватает желающих.
— Так а ты подумай, что есть у них, а что есть у тебя, — пожал плечами Грим. — Дырка в заднице и храбрость не в счёт, этого у любого дурака сыщется.
Я только хмыкнул в ответ. В этом имелся смысл. У меня есть не только первое и второе, но и знания будущего, которые я мог бы применить, но до сих пор почему-то игнорировал, если не считать гигиены и знаний школьной географии. А ведь обычное внедрение арабских цифр и ноля в местные системы счисления перевернёт всю здешнюю науку. Стреломёты и камнемёты, осадные орудия и осадные башни, новые методы металлургии, изготовление стекла, линз, изобретение компаса, и многое-многое другое. Да, я не мог сходу взять и изготовить то же стекло, например, но у меня было направление, в котором нужно копать. И это давало мне гигантские преимущества.
Но вместо того, чтобы ими пользоваться, пока было время на эксперименты, я предпочитал штурмовать снежные крепости во время зимовки. Стало не по себе.
— Что, задумался? — вновь засмеялся старик. — То-то же.
— У меня нет ничего, чего не имелось бы у других, — сказал я. — Меч, корабль, команда.
— А разве викингу нужно что-то ещё? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — Но как по мне, лучше быть простым человеком в родном доме, чем конунгом тут, в Англии.
— Хм. Похоже, я в тебе ошибся, — протянул Грим. — Мне казалось, ты грезишь о славе.
— Породни-роднились мы со славой, славу добыли в бою, — тихонько пропел я старую строевую песню.
— И чего же ты хочешь на самом деле, юный Бранд? О чём мечтаешь? — вдруг спросил старик.
Я крепко задумался. На такой вопрос нельзя дать ответ сразу, это слишком сложно. Я мог бы мечтать вернуться назад, в своё время, но я понимал, что это невозможно, а я предпочитал реально смотреть на вещи. Можно мечтать о покое, о семейной жизни в тихой гавани, но и это не для меня, спокойная жизнь наскучит мне ровно через две недели. Можно мечтать о богатстве, но в эти времена сундуки с золотом сделают меня не уважаемым человеком, а всего лишь добычей.
— О силе, — сказал я. — Сила, вот что важно.
Именно сила определяет здесь, каков ты из себя, и я усердно тренировался каждый день с оружием и без него.
— И в чём же сила? — хмыкнул Грим.
— В правде, — тут же ответил я цитатой, а потом продолжил своими словами. — В людях, которые за тобой идут. В остром клинке. В остром уме и хитрости.
— Ложь порой бывает и посильнее правды, если не пользоваться ей слишком часто, — заметил Грим. — Лгать нужно так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в твоих словах, а для этого придётся говорить правду и только правду. А в остальном ты прав.
— Если будет сила, будет и всё остальное, — добавил я.
— Да, это так, — сказал Грим. — Вот только чтоб становиться сильнее — сражайся с сильными соперниками.
Прописные истины пошли. Я ничего не ответил, продолжая смотреть на город.
— Удачи, Бранд, — усмехнулся старик. — Она тебе понадобится.
— И тебе, старик, кем бы ты ни был, — ответил я, не оборачиваясь.
Заскрипели ступеньки, Грим начал спускаться со стены, и я мысленно выдохнул. Если бы он исчез так же внезапно, как и появился, я бы начал думать, что это не просто странствующий старик, шпионящий за всеми подряд и собирающий информацию для своих хозяев.
Я подождал, пока он спустится, а затем обернулся и проводил его взглядом, пока он не смешался с пирующей толпой окончательно и я не потерял его из виду.
Ещё несколько минут я постоял на стене, а затем тоже начал спускаться. Нужно было проверить, как там мои друзья и не побили ли Торбьерна за его стихи.
По пути я наведался к своей команде, поглядел, как у них идут дела, но парни прекрасно проводили время и без меня. Олаф мерялся силой с каким-то халогаландцем, Жадина сидел за столом с расстёгнутым поясом напротив обглоданного до костей поросёнка, Кьяртан и Токи перепили и теперь лежали, уткнувшись мордами в стол. Остальные тоже веселились и от души пьянствовали, празднуя взятие города. Отчего бы и не попьянствовать за чужой счёт. Здесь, с ними, мне было гораздо уютнее и спокойнее, нежели в главном зале, с другими хёвдингами, но я знал, что мне всё равно придётся вернуться туда. Просто оттягивал момент.
— С кем это ты болтал на стене? — спросил меня Рагнвальд.
— Старый знакомый, — сказал я.
Во всех смыслах старый. Сколько времени уже прошло с той встречи? Я затруднялся сказать даже примерно. Больше года точно.
— Странный тип, — хмыкнул Рагнвальд. — Я его где-то уже видел.
— Я тоже, — сказал я. — Славно вам повеселиться, братцы.
— Тебе, смотрю, с Лодброксонами не очень-то весело? — хохотнул Вестгейр.
Я вместо ответа просто махнул рукой, мол, понимайте как хотите. Такие вещи в толпе лучше не озвучивать, а я и так нажил себе врагов среди сыновей Рагнара.
Часовой возле оружейки сменился опять. Этот тоже оказался навеселе, да так, что ему пришлось подпирать собою стену, чтоб не упасть, и меня посетили серьёзные опасения насчёт сохранности нашего оружия.
— Позволишь, я загляну? — спросил я.
— Валяй, брат, конечно! — беззаботно ответил хирдманн.
Я заглянул внутрь оружейки, окидывая груды мечей и топоров быстрым взглядом. Кровопийцы среди них не оказалось, и сердце словно пропустило удар.
— Сюда кто-нибудь заходил? — вмиг севшим голосом спросил я.
— Э-э-э… Нет… То есть, да, — нахмурил брови часовой. — Убба лично пришёл менять караул, он меня поставил сюда. Убба заходил.
Я выругался сквозь зубы. Терпеть подобные выходки я не стану. Как там говорил Грим? Сражайся с сильными противниками? Похоже, без драки не обойдётся.