Дренг

Глава 5

Навьюченные лошади размеренно шагали по тропе, ведущей вдоль берега на юг. Раненых положили на волокуши из остатков вёсел и плащей, некоторые могли держаться в седле и ехали верхом, но мы, простые пешеходы, нисколько им не завидовали. Всего боеспособных людей вместе со мной осталось тринадцать человек. Это вместе с легкоранеными, потому что синяки, порезы и ссадины никто не считал. Они имелись у каждого.

Убитых мерсийцев на берегу тоже обобрали до нитки, и наши мешки ломились от чужого добра, но мне, да и всем остальным, всё равно было тревожно. Мы вели караван через враждебную нам землю, неизвестно куда и зачем.

Зато я наконец запомнил по именам всех членов нашей небольшой команды. Раз уж взялся командовать подразделением, то лучше бы знать в нём каждого. С кузеном Торбьерном всё и так понятно, как и с нашим кормчим Гуннстейном, который формально и считался лидером. А вот с остальными мне пришлось знакомиться заново, наблюдая со стороны и выхватывая имена и особенности из обрывков разговоров. Увы, но я не мог подходить к каждому и спрашивать, этого бы просто не поняли.

Хальвдан и Кьяртан, мои бывшие соседи на «Чайке», тоже не нуждались в представлении. Кнут, одноглазый и хладнокровный, тоже. А вот все остальные, пожалуй, да. Вот они, слева направо.

Вестгейр, довольно пожилой викинг, лишь чуть младше Гуннстейна, ничем больше не выделяющийся. Удачливым его трудно было назвать, но после стольких походов он был всё ещё жив, и это в нынешние времена само по себе неплохой результат.

Два брата, Олаф и Лейф, постоянно спорящие и состязающиеся между собой. Хромунд, молчаливый и мрачный, его имя оказалось узнать труднее всего.

Асмунд, светлоликий красавчик, выглядящий так, словно полчаса назад вышел из барбершопа. В любую свободную минуту он расчёсывал волосы и бороду гребнем и умасливал их какими-то снадобьями.

Токи, недалёкий и доверчивый парень, объект беззлобных шуточек всей команды, но в бою надёжный и храбрый. И Рагнвальд, жестокий и набожный, знаток всех примет и суеверий, которых здесь оказалось гораздо больше, чем я предполагал.

Это те, кто мог идти и сражаться. А наши раненые постепенно отходили в мир иной, один за другим, и мы вынуждены были останавливаться, чтобы вырыть очередную неглубокую могилку в стороне от дороги. Надежд, что кто-то из них выкарабкается, было мало, но Кетиль Стрела и ещё трое бедолаг пока держались. За ними ухаживал Хромунд, меняя им повязки и давая питьё, но на этом, собственно, вся медицинская помощь заканчивалась.

Я же, хоть и несравнимо больше разбирался в полевой медицине, к раненым не лез. Ничего сверх того, что уже делал Хромунд, я сделать не смогу, по крайней мере, здесь и сейчас, а лишний раз тревожить раны не стоит.

Мы шли на юг, навьючив всю нашу добычу на лошадей, а себе оставив только оружие и щиты. Эту местность никто не знал, и мы опасались преследования или засады. В конце концов, местные жители жаждали мести и легко могли бы перестрелять нас из придорожных кустов.

Нас выручало только то, что никто не знал, куда мы направились, последнее, что саксы знали наверняка, так это то, что мы вернулись к берегу. А в стычке на пляже никто из мерсийских ополченцев живым не ушёл. Конечно, любой толковый следопыт вмиг определит, сколько нас и куда мы направляемся, но небольшая фора всё-таки у нас имелась, и я хотел воспользоваться ей в полной мере. Так что темп с самого начала мы взяли приличный.

— Куда мы так спешим? — проворчал Вестгейр, когда наш кормчий по моему совету отдал приказ выступать.

Я старался держаться рядом с Гуннстейном, видя растерянность старого морехода на суше. Похоже, прежде ему не доводилось командовать в таких условиях. Так что я помогал ему советами, насколько мог, хотя, по сути, он просто транслировал мои приказания.

— За пределы Мерсии, — откликнулся я.

К этому моменту я постарался разузнать, что вообще творится в Англии. Остров был разделён на несколько королевств, самыми важными и крупными из которых были Нортумбрия, Мерсия, Восточная Англия и Уэссекс, которые, словно жабы и гадюки, соперничали между собой. Как пауки в банке. Рано или поздно один из королей объединит весь остров, хотя лично я бы предпочёл, чтобы всё оставалось как есть, а мелкие местные корольки продолжали грызться между собой, не влезая в дела на континенте.

Благо, тут хватало своих проблем. На западе — валлийцы, коренные жители острова, пышущие ненавистью к захватчикам-саксам, на севере — скотты и пикты, точно так же ненавидящие англичан. В соседней Ирландии, разделённой и раздробленной, где у каждой навозной кучи объявлялся собственный король, вовсю хозяйничали викинги, в основном, норвежцы, как и на других близлежащих островах вроде Оркнеев или Гебридов.

Поэтому я стремился покинуть Мерсию как можно скорее, ведь на территории соседнего королевства нас могли встретить совсем иначе. Особенно, если мы поделимся долей добычи, взятой у соседа.

Ближе всего находилась Восточная Англия, болотистая, бедная земля, и мы шли именно туда. Сперва надо уйти из Мерсии, а дальше будем действовать по ситуации. Всё равно любые планы имеют свойство рушиться в самый неподходящий момент.

— Лучше бы лодку какую нашли, ей богу, там, в камышах, наверняка притоплены были у местных, — сказал Хальвдан. — А то вот так сапоги стаптывать…

Мореходы летом и лыжники зимой, норвежцы терпеть не могли ходить пешком. Но деваться всё равно некуда, и мы шли вдоль берега, низиной, подальше от любопытных взоров местных крестьян. Ладно хоть совсем бестолковых в команде не оказалось, и ноги себе никто не натёр, как я поначалу опасался.

— И как бы мы все туда поместились? — возразил Кьяртан. — Да и нашу «Чайку» менять на рыбачье корыто? Нет уж, я лучше пешком.

— Парни, а как вообще та деревня называлась? — спросил Торбьерн. — Я сочиняю сагу, мне надо знать, где это происходило.

— Пёс его знает, — хмуро ответил Гуннстейн.

— Говенбург, — процедил Олаф.

— Дерьмоград, — произнёс Лейф.

— Да идите вы, — обиделся Торбьерн. — Я же серьёзно спрашиваю!

— А мы серьёзно отвечаем, — расхохотался Лейф. — Какая разница? Эти саксонские деревни все одинаковые.

— Ладно, попробую так, без названия, — нахмурился Торбьерн. — Слушайте.

— Давай в другой раз, Торбьерн? — попросил Олаф, но мой кузен его проигнорировал.

— Звон мечей кровавых! И звенящих копий! — нараспев начал декламировать Торбьерн, громко и с выражением. — Вот тут я не придумал, тут надо было название деревни… В сече жаркой славу! Добывали вои!

Стихи Торбьерна были не то что совсем паршивыми, скорее, посредственными, но почти все норманны скрывали усмешки и качали головами.

— Торбьерн, прекрати, во имя всех богов! — взмолился Лейф.

— Брат, зачем тебе в одной строчке «звон» и «звенящих»? — спросил я.

Кузен завис на несколько мгновений, поскрёб светлую бороду.

— Тебе не понять, ты всё равно никогда не разбирался в поэзии, Бранд, — произнёс он.

— Конечно, куда уж мне, — усмехнулся я. — Но в самом деле, давай пока без песен. Дома будем песни петь, не здесь.

Остальные викинги закивали, соглашаясь с моими словами, лишь бы избавиться от поэзии Торбьерна хоть на какое-то время.

— Верно, будешь тут петь, саксы нас услышат, — сказал Токи.

— И помрут со смеху от такой поэзии! — выпалил Олаф.

Взрыв хохота. Заржал даже вечно хмурый Хромунд, даже раненые, кривясь от боли, улыбались. Только Токи и Торбьерн залились румянцем, но в глазах у них всё равно плясали смешинки.

Иногда такие моменты жизненно необходимы, не только для сплочения коллектива, с этим у норманнов был полный порядок, но для того, чтобы не сойти с ума от постоянного напряжения и стресса. А стресса нам всем в последнее время досталось с лихвой.

Дорога постепенно превращалась в топкое месиво, идти становилось всё тяжелее, и я понял, что если бы не захваченные лошади, нас бы давным-давно догнали и схватили. О том, что здесь делают с пленными викингами, я старался не думать. Наверняка ничего хорошего.

Изредка встречались наведённые гати из скользких подгнивших брёвен, по бокам от которых разливалось настоящее болото, иногда тропа внезапно кончалась, чтобы найтись снова через несколько метров. Нам нужен был проводник, кто-то из местных жителей, и, желательно, не носящий фамилию Сусанин.

Вот только деревни, встречающиеся нам на пути, мы старались обойти стороной. Добычи у нас и так хватало, еда и фураж имелись в избытке, так что нам не было нужды грабить кого-то ещё, чтобы выжить. Хотя если судить по темпам, с которыми убывала провизия, уже через несколько дней нам придётся охотиться или грабить селян. Полторы дюжины взрослых мужиков и десяток лошадей жрали очень и очень много.

Мы шли весь оставшийся день почти без остановок, лишь дважды Гуннстейн по моему совету объявлял привал, чтобы пообедать и поужинать, но даже эти перерывы были короткими, как любовь за деньги. Костров не разводили, пищу не грели. Перекусить, оправиться, шагом марш дальше.

Викинги, само собой, тихо роптали, ворчали, но всерьёз никто не пытался оспаривать наши решения. Кетиль Стрела повёл бы нас точно так же, и в те редкие моменты, когда он приходил в сознание и Хромунд тихо рассказывал ему о происходящем, наш хёвдинг молча кивал, а значит, одобрял все действия Гуннстейна.

Впрочем, хёвдинг приходил в сознание всё реже и реже, у него началась лихорадка, и я не был уверен, что он дотянет до завтрашнего утра. Если бы не распоротые кишки, он, может, сумел бы выкарабкаться, но начавшееся воспаление не оставит ему никаких шансов.

Если бы Кетиль погиб в том бою, то командование «Чайкой» на себя принял бы его ближайший родич, Онунд, его племянник, но и сам Онунд теперь лежал в сырой земле, а снекка Кетиля покоилась на дне безымянной бухты. Так что мы теперь были командой без корабля и капитана, и вместе нас удерживали только родственные узы и необходимость выбраться из Англии.

И пока хёвдинг был жив, никто не возражал, что нами командует Гуннстейн, но как только Кетиль умрёт, что-то мне подсказывало, что за власть в нашей маленькой группе начнутся споры. Я уже ловил косые взгляды от некоторых членов команды за то, что нашёптываю Гуннстейну полезные советы. Как же, для них-то я по-прежнему был мальчишкой, простым балбесом Брандом, который впервые отправился в викинг, ничего не умея и не зная. И я, само собой, не хотел раньше времени раскрывать свои таланты, несвойственные юному деревенскому пареньку с необсохшим на губах молоком, но и выбора у меня не оставалось. Я не хотел, чтобы чьё-то мудрое руководство завело нас в какую-нибудь ещё более глубокую задницу.

Пока что наше положение казалось не таким уж скверным, каким могло бы быть. Пока мы живы — есть надежда, а как только погибнем — нам будет уже плевать. Такой настрой часто выручал меня раньше, даже в самые тёмные времена.

— Кто знает, далеко нам ещё шагать? — простонал Асмунд.

— Мерсия широка и просторна, — поучающим тоном, явно кого-то передразнивая, произнёс Лейф.

— Пару дней точно, — ответил Гуннстейн. — Можно было бы быстрее, но…

— Но вы не хотите проявить милосердие к хёвдингу и отправить его на встречу с Одином, — сплюнул Рагнвальд. — Если ты, Гуннстейн, боишься, я могу добить его сам. Как и остальных. Все они — славные воины, мои названые братья. Они станут достойными кандидатами в эйнхерьяр*.

— О, боги великие, — произнёс Торбьерн, демонстративно закатывая глаза. — Кончай строить из себя годи*.

— Смейся, скальд! А я посмеюсь над тобой, испившим мёда поэзии из-под орлиного хвоста! — сказал Рагнвальд.

Торбьерн насупился, положил широкую ладонь на топорище. Отваги моему кузену и в самом деле не занимать, вот только сейчас не время для склок в отряде. Я вышел вперёд, загораживая их друг от друга.

— Успокойся, брат, прибереги силы для местных, — сказал я. — И ты, Рагнвальд, тоже. Скоро нам всё равно придётся остановиться на ночлег. Сдаётся мне, наши друзья эту ночь не переживут и без твоего милосердия.

— Это будет бесчестная смерть, соломенная, они будут вечно гнить в Хельхейме, словно рабы или девки, — заявил Рагнвальд.

— Ты можешь приглядывать за ними ночью, — сказал я. — Вложить в их руки оружие в нужный момент.

Рагнвальд нахмурился.

— Нам всё равно потребуются часовые. Я разделю с тобой эту обязанность, — сказал я. — Первую половину ночи дежуришь ты, вторую половину — я.

— Годится, — произнёс Рагнвальд.

Время и в самом деле близилось к вечеру. Солнце медленно опускалось к холмам и болотам, так что у нас имелось ещё немного времени, чтобы найти подходящее место для ночлега. В стороне от дороги, достаточно сухое и закрытое от любопытных глаз, и в то же время просторное, чтобы вместить весь наш караван. Задачка не из простых, так что решать её начали задолго до того, как опустились сумерки, хотя, если бы я шёл один, я бы предпочёл идти до самого заката, как можно дольше, покуда можно различить дорогу. А если ночь будет лунной, то пошёл бы и ночью, лишь бы поскорее убраться отсюда.

Но в составе каравана это нереально. И если людей ещё можно замотивировать, то лошадям обязательно нужен отдых, если мы не хотим тащить всё на своём горбу, лишившись коней по глупости. Увы, это не мотоциклы и даже не мопеды. Даже не пожилая шишига, требующая к себе столько же внимания и заботы. Это живые существа, и даже я, сугубо городской житель, видел, что лошади заметно устали за день. Люди устали тоже, но человек гораздо выносливее. Особенно в критической ситуации.

Нам повезло. Мы нашли подходящее место почти сразу же, как вошли в небольшую ясеневую рощу, где молодые клёны и ясени скрывали всё желтеющей листвой, клонящейся к дороге. Первая же поляна, найденная чуть в стороне от дороги, позволила нам с комфортом расположиться вдали от возможных наблюдателей. Расседлали и развьючили лошадей, собрали валежник прямо здесь, на поляне. Тут же обнаружилось и старое кострище, кто-то уже останавливался здесь на привал.

Сначала я не хотел зажигать костёр, чтобы не выдавать наше местоположение, но желание поесть горячего всё-таки пересилило. Да и перспектива караулить полночи в кромешной тьме, в ночном лесу, тоже как-то не вызывала у меня восторга, поэтому я не сказал ни слова, когда Кьяртан разжёг пламя с помощью огнива и ножа.

Гуннстейн отправил всех запасать дрова, и вскоре на поляне высилась целая поленница. Хватит на всю ночь, ещё и останется на следующий раз тому, кто остановится здесь после нас.

Я завалился спать одним из первых, зная, что мне предстоит караулить вторую половину ночи, самое неприятное время. Холодно, зябко, хочется спать, хочется жрать, глаза сами смыкаются, независимо от того, сидишь ты у тёплого костра, стоишь под грибком или бродишь по маршруту. В мирное время, бывало, мы спали на ходу, на автопилоте проходя все нужные повороты.

Когда пришла пора вставать, Рагнвальд тихо толкнул меня в плечо, а когда я поднялся с места, он молча занял моё, завернувшись в плащ. Ночью эта роща казалась гораздо более мрачной и жуткой, чем при свете солнца, но я лишь попрыгал на месте и растёр уши, стряхивая остатки сна. Жуткие и кривые силуэты деревьев не могут тебя убить, в отличие от карательной экспедиции мерсийцев, которая может нагрянуть в любой момент.

Я подкинул в гаснущий костёр ещё немного валежника, зябко поёжился. Летняя ночь в этих местах оказалась неожиданно прохладной. Проверил всех наших раненых. Трое спали, и только хёвдинг продолжал метаться в горячке.

А когда я вернулся к костру, то увидел вдруг на зыбкой границе света и тени силуэт человека в широкополой шляпе.