Дренг

Глава 9

Мы стояли друг напротив друга, и всё остальное для нас временно перестало существовать. Окрики других норманнов, бьющее в глаза восходящее солнце, утренний туман, поднимающийся над болотом, как какое-то дыхание земли. Всего этого больше не было, остались только мы с Олафом.

Тесак в моей руке медленно покачивался, готовясь распороть его брюхо от пупка и до шеи. Двуручный топор в руках Олафа, ещё вчера принадлежавший мерсийскому тану, оставался неподвижен, чтобы взметнуться вверх и спикировать вниз в самый неожиданный момент. Мой щит лежал на земле, и чтобы до него добраться, придётся отвлечься, а отвлекаться пока нельзя, Олаф бдительно наблюдает за каждым моим шагом. Придётся полагаться исключительно на собственную ловкость. И на удачу.

Я начал медленно обходить Олафа кругом, так, чтобы солнце светило в глаза не мне, а ему, но он раскусил мой манёвр и не позволил мне это сделать, ткнув топором, будто алебардой. Пришлось отскочить назад и закручивать Олафа в другую сторону.

— Я отрублю тебе руку, щенок, — прорычал Олаф. — А потом вторую. Начну с кистей. И буду отрубать понемногу ещё и ещё, покуда не дойду до плеч.

Угрозы на меня не действовали, я пропустил его болтовню мимо ушей. Я знал, что я прав, а он — нет, и это давало мне силы сражаться, пусть даже он был старше, крупнее и сильнее меня. К тому же, один раз я уже развалил ему кабину. Значит, смогу ещё.

Вернее всего будет измотать его, плясать вокруг него, как бабочка, изредка жаля, как пчела, но это будет непросто. Ублюдок был вынослив, как бык.

Но я намеревался пустить ему кровь как можно скорее, а это рано или поздно выпивает силы даже у самых могучих атлетов. Так что я водил саксом из стороны в сторону, усыпляя бдительность Олафа, а затем ужалил в самый неожиданный момент, целясь ему по рукам.

Олаф оказался быстрее, чем я ожидал, он вскинул топор, принимая удар на ясеневую рукоять и пытаясь вывернуть тесак из моей руки, но я уже отскочил обратно, снова закруживая противника против часовой стрелки. Кровь ему пустить пока не удалось.

Я вдруг подумал, зачем мне это всё. Разве меня перенесло сюда для того, чтобы я раз за разом дрался в бесконечной череде стычек, пока в одной из них мне не попадётся противник, который будет сильнее, быстрее и ловчее меня? А такой обязательно рано или поздно встретится, и скорее всего, для меня эта встреча окажется последней. Пусть это будет нескоро, но это обязательно будет.

Меня ведь наверняка перенесло сюда неслучайно, а с какой-то целью, которую я буду должен выполнить. Какой? А пёс его знает.

Олаф бросился в атаку, с хеканьем опуская топор на то место, где мгновение назад была моя голова, я отскочил как мангуст, назад и тут же вперёд, пытаясь распороть Олафу брюхо. Отчасти мне это напоминало травлю быка собаками, или то, как волчья стая нападает на лося, раз за разом тревожа лесного гиганта мелкими укусами, чтобы в конце концов вожак бросился в последнюю атаку, чтобы разгрызть горло. Только волк сейчас был один.

Достать его ножом так, как я хотел, не удалось. Ни тебе порезанной артерии, ни вскрытых вен, ни перебитых сухожилий, ни, тем более, дымящихся сизых кишок, вываливающихся из распоротого брюха. Так, несколько мелких порезов на руках, которые, тем не менее, привели Олафа в ярость.

— Козье дерьмо! — проревел он, вскидывая топор над головой.

Время уворачиваться. Ни о каких контратаках пока не могло быть и речи, огромный двуручный топор порхал в воздухе, как пушинка, и я мог только уклоняться и бегать вокруг Олафа, как таракан от тапка. Зато я знал наверняка, такие вспышки ярости неизбежно заканчиваются резкой волной усталости, и тогда-то у меня появится шанс.

Так и вышло. Движения Олафа замедлились, вскидывать топор становилось всё тяжелее, ему нужна была передышка, но я не дал ему возможности передохнуть, орудуя длинным тесаком, словно бритвой, и новые и новые порезы расцветали алыми тюльпанами на белой коже норманна. Теперь-то я пустил ему кровь.

— Мне жаль тебя, Олаф, — процедил я, вновь отдаляясь от его топора. — Ты настолько жалок, что вынужден прятаться за шуточками, подколками и оскорблениями. И ты сам это знаешь.

— Сдохни! — зарычал он, снова кидаясь на меня.

Я кружил по поляне, ровной, как стол, раз за разом уворачиваясь от богатырских ударов. Подыхать сегодня я не собирался. Ещё не время. Но и убивать Олафа не хотелось. Его брат, Лейф, захочет мести, а запускать этот маховик насилия и сражаться ещё и с ним я не желал.

Понимание вдруг пришло в этот самый момент. Я пришёл сюда не случайно. Я пришёл сюда, чтобы остановить кровопролитие. Предотвратить десятки и сотни войн, которые в будущем развяжет единая Британия. Нужно только не допустить её объединения под одним или другим знаменем. Вот только для этого придётся стать самым большим карасём в пруду Северного моря, а для этого нужно пролить немало крови. Стать вождём, конунгом, повести за собой людей. Иначе ничего не выйдет.

Как в знак подтверждения моих слов, солнце вышло из-за облаков и засияло за моей спиной, на мгновение ослепляя Олафа. Я подлетел к нему, схватил топорище свободной рукой, коленом двинул под кольчужную юбку. Олаф попытался меня отпихнуть, вырвать оружие, но я тут же полоснул его ножом по лицу, а потом ударил по свежей ране рукояткой ножа.

Олаф зашипел от боли, по его лицу струилась кровь. Оно и без того успело пострадать вчерашним утром, а теперь я добавил ещё. Мы сошлись в клинче, и я без труда мог бы насадить его на перо, но вместо этого ещё дважды ударил в лицо. Олаф пошатнулся, и я без труда опрокинул его наземь простой подножкой.

Я вывернул топор из его рук. Для этого пришлось немного резануть его по пальцам, но я справился. Олаф смотрел на меня со страхом и ненавистью, ожидая, что я прикончу его здесь и сейчас. Я вскинул топор над головой, удовлетворённо глядя, как вспыхнул ужас в его глазах, но вместо того, чтобы нанести последний удар, я вонзил топор в землю рядом с его головой.

— Ты просто дурак, Олаф, — произнёс я. — Я не хочу тебя убивать. Но если придётся, я это сделаю, не сомневайся.

Он издал какой-то странный всхлип, резко втягивая воздух сквозь сжатые зубы, а все остальные норманны наконец выдохнули, заворожённо глядя на меня. Нас никто не поддерживал ни звуком, ни криком, все просто молча наблюдали за дракой, гадая, чем всё кончится. И они явно не ожидали моей победы. Я и сам в какой-то момент не ожидал.

Я подошёл к своему месту, подобрал топор, сунул за пояс, разрезал путы Кеолвульфа, дал ему хлеба и воды, позавтракал сам. В общем, вёл себя, как ни в чём не бывало, хотя сердце всё ещё бешено стучало, барабанным боем отдаваясь в ушах.

Ко мне подошёл Лейф, сел рядом, покосился на брата, который молча перевязывал раны в стороне от всех.

— Кхм… Спасибо, Бранд, — тихо сказал он. — Он и вправду… Это самое… Дурак. Но он хоть и дурак, но он всё равно мой брат.

— Попробуй его образумить, Лейф, — так же тихо сказал я. — Нам сейчас не до склок и его дурацких шуточек.

— Я думаю, ты надолго отбил у него охоту шутить, — сказал Лейф.

Мы вышли спустя уже несколько минут, Кеолвульф пообещал довести нас до ближайшего крупного города. К моему удивлению, его название я узнал, это оказался Кембридж. Вряд ли там уже существовал знаменитый университет, но городок был, и там наверняка можно было раздобыть корабль.

Шагать до него, по словам Кеолвульфа, было ещё долго, но зато у нас появилась конкретная цель, и это всех немного приободрило. Всех, кроме Олафа, который мрачно шагал позади и не вступал в разговоры ни с кем, кроме брата.

Больше ничего интересного в дороге не происходило. Мы пошли вверх по реке, вдоль берега, всё так же избегая деревень и хуторов, и через два дня пути мы вышли к стенам Кембриджа. Город был обнесён деревянным частоколом и небольшим рвом, а больше никаких укреплений снаружи видно не было. Я, как военный, смотрел не на красоты здешних мест и не на архитектуру раннего Средневековья, а на то, как этот город можно было бы атаковать или оборонять, и увиденное меня разочаровало.

Река, подарившая городу своё имя, рассекала его надвое, и значительная часть домов оставалась за пределами городских стен, а со стороны пристани стены, потемневшие от воды и времени, заходили в реку едва ли на пару метров. Нападение со стороны реки местные не смогут отразить при всём желании.

— Думаешь о том же, о чём и я? — спросил меня Торбьерн, перехватив мой задумчивый взгляд.

— Не знаю, — сказал я. — А о чём ты думаешь?

— Городок неплохо было бы ограбить, — протянул кузен. — Но увы, не в этот раз.

— Не в этот раз, — пробормотал я.

Я продолжал раздумывать над тем озарением, что посетило меня во время драки с Олафом, и всё больше убеждался в том, что моё предназначение состоит именно в этом. Не зря же я попал именно в это время и именно сюда, должен же быть в этом какой-то смысл. И я должен, как во время лесного пожара, предотвратить распространение огня другим огнём. Выжечь всё дотла, чтобы остановить идущее пламя. Начать войну, чтобы остановить будущее кровопролитие, ещё более ужасное и страшное.

Тяжёлые думы, вероятно, легко читались у меня на лице, потому что члены нашей команды то и дело косились на меня, переглядывались и шептались между собой. Наконец, во дворе таверны, в которой мы расположились всем нашим караваном, ко мне подошёл Рагнвальд.

— Что-то тебя тревожит, Бранд, — произнёс он.

Я рассёдлывал одну из наших лошадей, поэтому лишь пожал плечами, пытаясь разобраться во всех этих ремешках и верёвочках, с помощью которых седло держалось на конской спине.

— Что бы это ни было, всегда нужно помнить, что всё в руках норн, — с важным видом пояснил Рагнвальд, дотронувшись до серебряного молотка у него на шее. — Урд, Верданди и Скульд. Одна прядёт, другая — ткёт, третья — режет. И никому не понять всю сложность этого полотна.

— Звучит пугающе, — буркнул я.

— На самом деле нет, — сказал Рагнвальд. — Даже боги подвластны судьбе.

Я наконец справился с подпругой и освободил усталую крестьянскую лошадку от седла, взвалив его себе на плечи.

— Я предпочитаю сам быть хозяином своей судьбы, — сказал я, тут же понимая, что это ложь.

— Ты можешь так думать, — усмехнулся Рагнвальд. — Но противиться судьбе всё равно нельзя.

— А если моя судьба в том, чтобы принести беду целому народу? — вдруг спросил я.

— Значит, иди и делай что должен, — жёстко сказал он. — Иначе будет ещё хуже.

Я кивнул. Пожалуй, он прав. А если я попытаюсь бежать от судьбы, то будет хуже для всех, рано или поздно. Для тех, кто уже родился и для тех, кому предстоит родиться тысячу лет спустя.

— Спасибо, Рагнвальд, — сказал я.

— Пойдём внутрь, — предложил он. — Все уже там.

Сигстейн и Вестгейр нашли таверну, которую сняли целиком. За пределами городских стен, но достаточно дешёвую и вместительную, чтобы вся наша компания могла переночевать под крышей и в тепле. Звалась она «Перо цапли», потрёпанное временем белое пушистое перо и впрямь висело над очагом. Хозяин таверны взял с нас слово, что мы не будем ничего крушить и ломать, и мы без всяких сомнений это слово дали.

Задерживаться в Кембридже мы не собирались, по первоначальному плану мы должны были сбагрить на здешнем рынке всё награбленное, а потом на вырученное серебро купить какой-нибудь корабль, способный переплыть Северное море. А вот насчёт дальнейших действий наши мнения разделились.

Одни хотели вернуться в Бейстад, домой, так сказать, с синицей в руках, довольствуясь малой добычей, вернее, её остатками. Другие предлагали купить корабль и снова прочесать побережье Мерсии, чтобы пошарить по монастырям, которые мы вынужденно пропустили, пока бежали сюда. Эти гнались за журавлём в небе. Нас было слишком мало для полноценного набега и, что более важно, для того, чтобы улизнуть с богатой добычей в Норвегию.

Я же стоял на том, что мы должны отправиться в Данию, к сыновьям Рагнара Лодброка.

— Какое нам вообще дело до этих датчан? — фыркнул Кьяртан, когда я озвучил эту идею за столом.

— Мне есть дело. Я — за, — поддержал меня Хальвдан. — Рагнарсоны наградят того, кто принесёт им весть об отце.

— Они скорее насадят его башку на копьё, — проворчал Вестгейр. — Разве что весть не принесёт какой-нибудь великий скальд, и не преподнесёт всё так, что у них не останется выбора.

— Да, я уже складываю сагу о гибели Лодброка! — оживился Торбьерн.

— Тогда у нас точно нет шансов, — произнёс Асмунд.

Грянул взрыв хохота, и хозяин таверны вздрогнул, едва не уронив крынку с брагой на стол. Мы опустошали его запасы с чудовищной скоростью, но платили серебром, и он пока не жаловался.

— Нет, братцы, надо возвращаться в Бейстад, — снова завёл свою шарманку Гуннстейн. — Нынче год плохой. Вот новый корабль построим за зиму, молодёжь соберём, а на будущий год хоть куда.

— Куда? И с кем? С этими придурками из Хоммельвика, мало мы их колотили? — хмуро проворчал Фридгейр Девять Пальцев. — Кетиль помер. Онунд тоже помер. Сынок его ещё от мамкиной юбки не отлип, кто поведёт-то нас?

— Да уж, что мы Краке-то скажем… — пробормотал кто-то.

— Да то и скажем, не уберегли хёвдинга нашего, — вздохнул Токи.

Хоть в этом времени больше решала удача и воинское умение, а не благородная кровь, воины всё равно предпочитали присоединяться к кому-то знатному. Так было меньше урона для чести. А знатным из всех нас считался только хёвдинг Кетиль.

С другой стороны, любая власть строится не на божественном происхождении и не на голубой крови, а на общественном договоре. Если суметь договориться со всеми так, что каждый признает тебя королём, то так оно и будет. А всё остальное, помазание на царство, родословная, идущая вглубь веков, это всего лишь способы придать этой власти чуточку легитимности.

В конце концов, даже шведский конунг, избранный на всенародном тинге, обязан был проехать через все земли и принять вассальные клятвы в каждой из них. А значит, договориться с местными о том, что они признают его королём. Обо всём можно договориться. Так или иначе. И добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом.

— Ну а почему бы нам просто не выбрать себе нового хёвдинга? — прямо спросил я.

— И кого же? Тебя? — фыркнул Асмунд.

— Мы тут все передерёмся, — махнул рукой Кнут.

— Кого ты предлагаешь? — спросил Хальвдан.

Я хотел было предложить свою кандидатуру, но тут же понял, что ещё не время. Два-три человека, может, и проголосовали бы за меня, но не больше. Слишком уж я молод и неопытен по их меркам, а это мгновенно срезает все шансы принять командование над отрядом. Я, в конце концов, не Аркадий Гайдар, который полком в шестнадцать лет командовал, здесь я всего лишь молодой дренг, салага. И плевать, что я знаю больше, чем все они, вместе взятые, и крови пролил, может быть, столько же. Я это никак не показал и пока не собирался показывать. Здесь заполучить такую должность в юном возрасте смог бы лишь исключительно удачливый человек, а я пока не успел проявить себя с этой стороны.

— Не знаю. Гуннстейна, — пожал плечами я.

Кормчий приосанился, поглаживая седую бороду здоровой рукой, но я прекрасно понимал, что боевой командир из него, как из дерьма пуля.

— Пусть лучше Кнут.

— Хромунд.

— Нет, Вестгейра в хёвдинги!

— Пусть Токи покомандует, хоть разок!

За столом вновь поднялся шум и гам, споры тут же перетекали в пьяный смех, но до ссор не доходило. Наш поединок с Олафом, похоже, на какое-то время отбил у всех желание драться между собой.

— Бранда в хёвдинги, — пробасил Рагнвальд.

— Да, Бранд! — выкрикнул Торбьерн.

Я удивлённо посмотрел на обоих. Такого поворота я, мягко говоря, не ожидал.