Древнекитайская философия. Эпоха Хань

«Ши цзи» («Исторические записки», переводятся также «Записки историка») — первая всеобщая история Китая, охватывающая период с далекой древности до конца II в. до н. э. Начатая историографом ханьского двора Сыма Танем, она в основном была составлена его сыном Сыма Цянем (145-86 гг. до н. э.), также служившим историографом и астрологом при ханьском императоре У-ди. «Ши цзи» состоят из 130 глав, разбитых на пять больших разделов: «Анналы», «Хронологические таблицы», «Трактаты», «Истории наследственных домов» и «Жизнеописания».

Отрывки из глав шестьдесят первой, семьдесят четвертой, сто двадцать четвертой и сто двадцать девятой, представленные ниже в переводе на русский язык, взяты из последнего раздела труда Сыма Цяня — «Лечжуань» («Жизнеописания», или «Биография»). Этот раздел по содержанию шире своего названия; в нем наряду с биографиями государственных деятелей, полководцев, хороших и плохих чиновников, философов, поэтов, героев-рыцарей и других представителей различных слоев населения чжоуского и ханьского Китая даны описания соседних народов, характеристика хозяйственной деятельности. Освещены также философские, политические и этические взгляды древних мыслителей. Вместе с тем в указанном разделе отражены идейные позиции самого автора. Весьма важный в этом смысле текст с характеристикой шести основных философских школ древнего Китая, взятый из последней, сто тридцатой главы труда Сыма Цяня, уже знаком советскому читателю (см.: Древнекитайская философия. Т. 2. М., 1973, с. 311-316) и в настоящее издание не включен.

В шестьдесят первой главе великий историк противопоставляет скорбные судьбы честных, верных своему долгу и совести людей типа Бо-и, Шу-ци и Янь Юаня жизни тех, кто творит насилия и жестокости, кто непрерывно накапливает богатства и живет припеваючи до самой старости.

Скептицизм историка в отношении правильности действий высшей силы, в которую верили ханьцы, так называемого Неба, ясно виден из его вопроса: «Это и есть так называемый путь Неба?» В главе слышны нотки обличения богатства, нажитого нечестными путями.

Отрывок из семьдесят четвертой главы знакомит со взглядами одного из представителей школы иньянцзя — натурфилософов древности — Цзоу Яня. Учение этого философа о кругообороте пяти сменяющих друг друга стихийных сил природы у син, о бесконечной смене расцвета и упадка царств в историческом развитии вошло позднее интегральной частью в ханьское конфуцианство. Весьма примечательны географические представления Цзоу Яня, понимание им огромности земной суши. Китай, по его схеме, занимает лишь 1/81 часть земли. Вне Китая (Поднебесной) лежат еще девять чжоу — материков, окруженных морями, а за всем этим безбрежное море — океан, в конце которого сходятся небо и земля. Это, по сути дела, первая систематизированная картина земли, созданная в Китае в IV в. до н. э.

В отрывке из сто двадцать четвертой главы Сыма Цянь рисует действия ряда лиц, живших в разные эпохи, которых он именует общим термином ю-цзе — странствующие герои. Подчеркивая честность, верность слову, скромность этих героев, их готовность помочь попавшему в беду и утвердить, даже ценою своей жизни, справедливость на земле, историк в то же время показывает, сколько бед и несчастий обрушивается на них в жизни. Веско звучат его слова: «Укравший крюк — подвергается казни, укравший государство — становится князем». Высоко ценит Сыма Цянь героев из простого народа, «с деревенских улиц и закоулков» и скорбит о том, что их имена забыты.

Отрывок из сто двадцать девятой главы «Описание тех, кто умножает богатства» характеризует социально-экономические воззрения человека II в. до н. э. Вначале Сыма Цянь описывает богатства своей страны по регионам, называет основные слои ее трудового населения. В этой части его труда заметны идеи даосизма, выступавшего против любого регулирования практической деятельности людей, но одновременно подчеркнуты и социальные контрасты. Во второй части главы историк пытается найти центральный мотив действий людей и находит его в извечном стремлении к богатству. Много внимания в главе уделено возвышению и обогащению «нетитулованной знати». Исключительно ценны данные о разнообразных товарах, производимых и продаваемых в ханьском Китае, показывающие достаточно высокий уровень тогдашних производства и товарообмена. Хотя историк в целом оправдывает классовое неравенство, выступая лишь против грубых, насильственных форм обогащения, но заключенные в тексте положения помогают осмыслить и положение общества в Западной Хань и взгляды ученого на социально-экономические вопросы.

Переводы сделаны по последнему изданию «Ши цзи» (Ши цзи. Т. 5, 6. Пекин, 1959).

Р. В. Вяткин

Глава шестьдесят первая. Жизнеописание Бо-и

Хотя ученые располагают весьма обширным числом записей в книгах, но полагаться и доверять можно, по-видимому, лишь шести основным трактатам[391]. И несмотря на то что в «Ши цзине» и «Шу цзине» немало пропусков, но в них можно найти записи, касающиеся [юйского] Шуня и [сяского] Юя. Когда Яо вознамерился уступить свой престол, он передал власть юйскому Шуню, а когда Шунь [решил уступить власть] Юю, то помощники государя и местные управители, представив [Юя], предложили испытать его на должности и, только после того как он образцово прослужил несколько десятков лет и выдвинулся своими заслугами, ему передали власть. Это показывало, что Поднебесная — важнейший инструмент [вана], а правитель — ее великая основа, поэтому передача [власти над] Поднебесной столь трудное дело[392].

Однако были такие, которые рассказывали, что Яо стал уступать власть над Поднебесной некоему Сюй Ю, но Сюй Ю не принял [престола] и, стыдясь [принять власть], бежал, укрывшись в уединении. Во времена дома Ся [так же поступили] Бянь Суй и У Гуан. Как же это назвать?

Я, тайшигун, придворный историограф, скажу так: «Я поднимался на гору Цзишань, на ее вершине, возможно, помещалась могила Сюй Ю. Конфуций, представляя человеколюбивых, святых и совершенномудрых людей древности, рассказал подробно лишь о моральных принципах уских Тай-бо и Бо-и. Из того, что я слышал, известно, что чувство долга у [Сюй] Ю и [У] Гуана стояло очень высоко, однако записей о них увидишь немного. Почему же так?

Конфуций говорил: «Бо-и и Шу-ци не помнили старого зла [от людей], поэтому они сами редко бывали озлоблены [на кого либо]», они, «стремясь к гуманности, становились гуманными, где ж тут было место озлоблению?»

Я, думая о судьбе Бо-и [и его брата], испытываю горечь, а прочитав утраченные стихи, могу лишь изумляться. В преданиях о них говорилось: «Бо-и и Шу-ци были сыновьями правителя царства Гучжу[393]. Отец решил поставить у власти после себя Шу-ци, но, когда он умер, Шу-ци стал уступать [власть] Бо-и. Бо-и сказал: "То воля отца" — и скрылся. Шу-ци тоже не захотел стать правителем и тоже бежал к брату. Тогда жители этого царства поставили править среднего сына [покойного]. В это время Бо-и и Шу-ци услышали, что Си-бо Чан[394] хорошо относится к старым людям, и решили отправиться к нему. Когда они добрались до места, Си-бо уже умер, а У-ван, взяв с собой поминальную дощечку предка-отца и называя ее именем Вэнь-вана[395], направился на восток покарать [иньского государя] Чжоу[-синя]. Бо-и и Шу-ци, остановив лошадей и пав ниц, стали увещевать У-вана, сказав ему: "Ваш скончавшийся отец еще не предан земле, а вы уже беретесь за щит и копье, разве это можно назвать сыновьей любовью? Когда подданный направляется убить своего правителя, разве это можно назвать человеколюбием?"» Окружающие [У-вана] хотели заколоть их, но Тай-гун[396] сказал: "Эти люди стоят за справедливость" — и, поддержав их под руки, увел. Когда же У-ван усмирил смуту дома Инь и Поднебесная признала главенство дома Чжоу, Бо-и и Шу-ци по-прежнему стыдились совершенного и по долгу справедливости не хотели есть зерна, выращенного в Чжоу. Они укрылись в горах Шоуян, собирали там листья папоротника вэй и питались ими. Чувствуя приближение смерти от голода, они сочинили оду. Ее строфы гласили:

Некоторые люди говорят: «У небесного пути нет привязанностей, но обычно Небо благоволит хорошим людям». Разве Бо-и и Шу-ци нельзя назвать добропорядочными людьми? И вот такие люди, полные человеколюбия и чистых помыслов, умирают от голода! Известно, что из семидесяти своих учеников Чжун-ни представил как способного к учению лишь одного Янь Юаня. Но Янь Юань постоянно испытывал нехватки, даже мякину и ту ел не досыта и безвременно умер молодым. Каково же выходит воздаяние небес человеку больших достоинств? Разбойник Чжэ[397] каждодневно убивал безвинных, ел печень людей как мясо, творил насилия и жестокости. Он, собрав несколько тысяч сообщников, прошел, бесчинствуя, через всю Поднебесную, а в конце концов прожил долгую жизнь до самой старости. Сообразно каким же его добродетелям произошло так? И это лишь наиболее разительные и ясные примеры.

Если взять совсем недавнее время, то те, кто действуют против всяких правил, самовольно нарушают любые запреты и табу, всю жизнь пребывают в покое и радости и из поколения в поколение непрерывно накапливают свои богатства. Но есть и другие люди, которые выбирают свое [маленькое] место и действуют там; они говорят только тогда, когда приходит время, никогда не сворачивают на узкие тропы, и любая несправедливость вызывает их негодование. Но именно среди [таких людей] невозможно сосчитать число тех, кто испытывает все беды и несчастья. Я в крайнем сомнении: это и есть так называемый путь Неба или нет?

Конфуций говорил: «Те, у кого разные пути, не могут совместно договориться, [чтобы] действовать», и каждый действует сообразно своим устремлениям. Поэтому и говорилось: «Если можно добиться богатства и знатности, то пусть даже надо сделаться простым конюхом, я стану им; но если нет возможности добиться [богатства и знатности], то я буду заниматься тем, что мне нравится». «Лишь когда наступают зимние холода, мы узнаем, что сосна и кипарис теряют иглы последними». Когда весь мир становится беспорядочным и грязным, вот тогда-то и появляются безупречно чистые мужи. Разве не потому, что такие люди ценили те [добродетель и мораль] и пренебрегали этим [богатством и знатностью]?

[Конфуций говорил]: «Совершенномудрый тревожится о том, что после смерти его имя не будет поминаться». Цзя-цзы[398] говорил: «Корыстолюбивый всецело предается стяжанию, доблестный готов отдать жизнь за славу, тщеславный отчаянно борется за власть, а массы простолюдинов довольствуются своей жизнью». [В «И цзине» сказано]: «Светила одного рода освещают друг друга, явления природы одного типа стремятся друг к другу», «облака сопровождают дракона, ветер сопровождает тигра. Когда в мире появляется мудрец, вся тьма вещей становится ясно различимой»[399].

Бо-и и Шу-ци хотя и обладали высокими добродетелями, но только после похвалы Учителя их слава еще больше засияла. Янь Юань хотя и был прилежным в учении, но только рядом с [Учителем] он стал известен своими поступками. Таким образом, слава или безвестность мужей, живущих уединенно в горных пещерах, тоже зависит от случая, и много имен такого рода людей исчезало в безвестности и не поминалось совсем. Сколь печально это!

Если же простой деревенский человек намерен отточить свое добродетельное поведение и прославиться в обществе, то без опоры на мужа, облеченного почестями и чинами, разве он сможет передать свое имя последующим поколениям?

Глава семьдесят четвертая. Жизнеописание Мэн-цзы и Сюн Цина

...Цзоу Янь[400] видел, что владеющие государством, не в состоянии почитать добродетели, все больше [погрязают] в разврате и роскоши. Ведь если бы [они смогли], как говорилось в «Великих одах»[401], упорядочить свое собственное поведение, то это распространилось бы и на простой народ. Тогда [Цзоу Янь] тщательно рассмотрел законы роста и убывания природных сил инь и ян[402] и составил труд об изменчивости удивительного и далекого, в главах которого «От начала и до конца», «Великий мудрец» и других содержалось более ста тысяч слов. Его слова были широкими и неканоническими, он сначала брал для подтверждения [своих суждений] мелкие вещи, а затем распространял наблюдения на крупные явления, доходя до бескрайне далекого. Цзоу Янь начинал изложение с настоящего времени и шел в глубь веков вплоть до Хуан-ди[403], говоря об общеизвестных вещах для тех, кто учился. В общем и целом [Цзоу Янь] связывал века в чередовании их расцветов и падений и поэтому поместил в книге описание благовещих знамений и недобрых предвестий, принятых правил и установлений, шаг за шагом отдаляясь от нас, и в конечном счете доходил до самых истоков [жизни], когда Небо и Земля еще не появились и царил глубокий мрак, в котором ничего нельзя было различить.

Прежде всего [Цзоу Янь] перечислил знаменитые горы и великие потоки Срединных княжеств, горные долины и проходы, диких животных, все, что порождали вода и земля, все чудесное и редкостное в мире вещей. Затем, идя вширь, он дошел до заморских земель, которые человек не мог увидеть. Так приводил он людей к пониманию того, что с того времени, как Небо и Земля раскрылись и разделились, пять добродетелей — стихийных сил[404] меняются в вечном кругообороте и каждое управление [Поднебесной] обладает должной силой и соответствует этому порядку.

Считается, что то, что конфуцианцы называют Срединными княжествами, занимает лишь 1/81 всей [суши] Поднебесной. Срединные княжества называются также чи-сянь шэнь-чжоу — Червонные уезды и Чудесные области. В самих Червонных уездах и Чудесных областях насчитывалось девять [больших] областей. Это и есть те девять областей, которые учредил великий Юй, но их не следует принимать за полное число всех областей [на земле]. Так же как существует девять частей в Червонных уездах и Чудесных областях, так и вне Срединных княжеств тоже имеются так называемые девять областей. Там находятся небольшие моря, окружающие эти области, так что население, птицы и дикие животные [каждой из них] не могут сообщаться друг с другом. Вот один такой [отделенный] район и есть один чжоу — область. Окружает все эти девять чжоу огромное море-океан, а за ним лежит край неба и земли. Учение Цзоу Яня по всем этим вопросам было именно таково.

Однако если взять его учение в целом, то непременно дойдешь и до человеколюбия, справедливости, нравственного долга и скромности и того, как осуществлялись надлежащие отношения между правителем и подданными, высшими и низшими, между всеми родными[405], хотя [сказанное] вначале выходило как бы за рамки этих наставлений. Ваны, гуны и крупные сановники, впервые узнав об учении Цзоу Яня, изумились, а затем по зрелом размышлении стали менять к нему свое отношение, однако впоследствии никто так и не смог провести его учение в жизнь.

По этой причине Цзоу-цзы ценился больше всего в княжестве Ци. Когда философ прибыл в княжество Лян, то лянский Хуэй-ван встретил его в окрестностях столицы с соблюдением этикета, установленного для приема гостя хозяином; когда он прибыл в княжество Чжао, то Пинъюань-цзюнь сопровождал его, идя сбоку дорожки, а на приеме поправлял его циновку; когда он прибыл в княжество Янь, то яньский Чжао-ван, взяв в руки метелку, расчистил перед ним дорогу и просил дозволения войти в число его учеников, чтобы воспринять [его] учение. Ван построил дворец Цзешигун и лично ввел туда Цзоу Яня в качестве учителя. Там Цзоу Янь составил «Чжу юнь» [«Управлять движением»]. И разве можно сопоставить то, как уважали Цзоу Яня владетельные князья и как они соблюдали церемониал во время его поездок [по княжествам], с тем, как терпел лишения Чжун-ни, находясь в княжествах Чэнь и Цай и какие трудности перенес Мэн Кэ[406] в княжествах Ци и Лян!..

Глава сто двадцать четвертая. Жизнеописание странствующих героев

...Хань [Фэй-]цзы[407] говорил: «Конфуцианцы своими писаниями вносят беспорядок в законы, а [странствующие] герои нарушают запреты военной силой». И тех и других люди высмеивали, однако ученые мужи пользовались большей славой в обществе. Что же касается тех из них, кто благодаря своей сноровке [и способностям] занял места первых министров и высших сановников, помогающих правителю того времени, то об их заслугах и славе все написано в «Чунь цю» и об этом здесь нет нужды говорить. Что касается вторых, то такие, как Цзи Цы и Юань Сянь[408], были простолюдинами, жившими на деревенских улочках; они читали книги и обладали добродетелями совершенных людей, действующих самостоятельно; по своим убеждениям, они не присоединялись слепо [к взглядам] своего времени, за что [люди] того времени насмехались над ними. Поэтому Цзи Цы и Юань Сянь всю свою жизнь провели в почти пустых комнатах в бедной хижине, носили сермяжину, и даже грубой пищи у них не было вдосталь. Однако, хотя они и умерли уже более 400 лет назад, ученики обоих пишут и вспоминают о них без устали.

Если же обратиться к нынешним странствующим героям, то хотя их поступки и не соответствуют общепринятым [представлениям] о долге, но их словам следует верить, их действия всегда решительны; что они обещают, всегда выполняют добросовестно; не думая о самих себе, они спешат на помощь попавшим в беду мужам, пусть даже [от этого зависит], существовать [ли им] или погибнуть, жить или умереть. Вместе с тем эти люди никогда не кичатся своими способностями, стыдятся, когда другие выставляют напоказ их добродетели, что также достойно всяческого одобрения.

Вместе с тем затруднения и нужда бывают временами у каждого человека.

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу: в прошлом юйский Шунь оказался в трудном положении, [копая] колодец и [обмазывая крышу] амбара[409], И Инь стал носить на себе сосуды дин и кухонные доски цзу, [чтобы проникнуть в дом Чэн Тана][410], Фу Юэ скрывался в Фусяни[411], Люй Шан[412] испытал трудности в Цзицзине, И-у носил кандалы на ногах и руках[413], Боли кормил быков[414], Чжун-ни оказался в опасности в Куан и голодал в княжествах Чэнь и Цай[415]. Всех названных здесь людей ученые называют мужами, познавшими Путь и обладающими человеколюбием. Но если даже такие люди испытывали подобные несчастья, то каково же было человеку средних способностей, да еще вынужденному переносить [все беды] конца смутного века? Разве можно пересказать все беды, которые они повстречали на своем пути!

У простых деревенских людей есть такие слова: «К чему нам знать о человеколюбии и справедливости? Только тот, кто приносит нам пользу и выгоду, и является добродетельным человеком». Бо-и[416] стыдился того, что совершили [первые правители] Чжоу, и умер от голода на горе Шоуян. Однако Вэнь-ван и У-ван не отказались из-за этого от престола; разбойники Чжи и Цяо были жестокими и безжалостными, но их последователи не уставали воспевать справедливость[417]. Отсюда ясно видно, что «укравший крюк — подвергается казни, укравший государство — становится князем, а в доме князя живут человеколюбие и справедливость». И это не пустые слова!

Те, кто ныне погружен в учение или придерживается близких к жизни понятий о долге, кто длительное время одиноко живет в этом мире, разве они похожи на тех, кто грубо толкует со своими сверстниками, кто глубоко погружен в мирские дела и добивается почестей и славы? Между тем есть среди простолюдинов такие люди, которые [хорошо] устраивают дела, соразмеряя взятое и даваемое, они верны своим обещаниям, готовы идти на смерть, не думая о себе, справедливость которых воспевается на тысячи ли вокруг. Именно в этом их большие достоинства, и это тоже немалое дело.

Поэтому, когда подобные мужи оказываются в крайне тяжелом положении и способны отдать свою жизнь, разве они не попадают в число тех, кого люди называют выдающимися героями? Если на самом деле сравнивать по влиянию и силе этих деревенских героев с такими, как Цзи Цы и Юань Сянь, сопоставлять их по заслугам и результатам действий для общества своего времени, то становится понятным, что речь идет о разных временах. Но если брать очевидные всем заслуги и достойные доверия слова, то разве можно преуменьшать чувство долга этих странствующих героев?

О героях из простых людей в холщовых одеждах, живших в древности, узнать что-либо уже нет возможности. В последние века имелись такие люди, как Яньлин, Мэнчан, Чуньшэнь, Пинъюань, Синьлин и другие[418]. Все они принадлежали к числу родственников ванов, обладали богатствами, полученными от [пожалованных им] земель и от [занимаемых ими постов] высших сановников — цинов и первых советников — сянов. Они созывали со всей Поднебесной к себе мудрых людей, прославив свои имена среди владетельных князей. При этом нельзя сказать, что сами они были немудрыми. Они сравнимы с человеком, который кричит по [направлению] ветра; хотя свой голос он не напрягает, но тот усиливается, разносимый силой ветра[419].

Существуют и другие — герои с деревенских улиц и закоулков, которые совершенны в своих поступках, с безупречной репутацией, их слава распространена по всей Поднебесной, и нет такого человека, который не назвал бы их мудрыми, а ведь стать таким ох как трудно! Тем не менее и конфуцианцы и монеты[420] таких людей отвергают и отбрасывают, не помещая [в свои описания]. В результате имена героев из простого люда, живших до империи Цинь, совсем изчезли и их уже не найти. Я очень огорчён этим.

Из того, что я сам узнал и услышал, [известно, что] после основания дома Хань имелись такие мужи, как Чжу Цзя, Тянь Чжун, Ван Гун, Цзюй Мэн и Го Се[421], которые, хотя временами и нарушали запреты своего времени, однако по своим личным качествам отличались чувством долга, бескорыстием, чистотой и уступчивостью, что достойно всяческого прославления. Их известность покоилась не на пустом месте, и не случайно многие мужи примыкали к ним.

Что же касается тех, кто собирался вместе в сообщества, кто образовывал кланы, обладавшие силой и связанные узами близкого родства, кто строил свои богатства, используя труд бедных, кто тиранствовал и свирепствовал, грабил и притеснял одиноких и слабых, кто разнузданно действовал на потеху себе и в угоду своим страстям, то таких [настоящие] странствующие герои, [как и остальные люди], тоже ненавидели.

Я скорблю о том, что обычные люди в нашем обществе не разобрались в намерениях странствующих героев, смешивают и ставят в один ряд таких, как Чжу Цзя, Го Се и им подобные, с теми, кто является насильниками и тиранами, и смеются над теми и другими...

Глава сто двадцать девятая. Описание тех, кто умножает богатства

Лао-цзы говорил: «Когда управление государством налажено в высшей [идеальной] степени, тогда соседние владения находятся на расстоянии взаимной видимости, они слышат пение петухов и лай собак друг у друга; народ в каждой местности наслаждается своей собственной пищей, красуется в своих одеяниях, удовлетворен своими обычаями, радуется своим занятиям, и люди, доживая так до старости и смерти, не ездят друг к другу туда и сюда»[422]. Если же [этот принцип управления] пытаться проводить сейчас, перенося его в нынешний век и закрывая народу глаза и уши, то, пожалуй, он будет неосуществим.

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу:

Я совсем не знаю, что происходило при Шэнь-нуне и до него. Что же касается эпохи юйского [Шуня] и сяского [Юя], о которых рассказано в «Ши цзине» и «Шу цзине», и вплоть до настоящего времени, [можно утверждать, что всегда] уши и глаза людей стремились насладиться самыми прекрасными звуками и красками, уста людей жаждали вкушать самое мягкое мясо домашних животных, тела людей жаждали покоя и радостей, а сердца их кичились славой и должностями, которых они достигали. Эти привычки и вкусы распространялись среди народа издавна, и пусть даже по дворам начали бы проповедовать учение о сокровенном[423], [людей] в конце концов все равно изменить было бы невозможно. Поэтому самый лучший [правитель] следует натуре [людей], не столь хороший — привлекает народ выгодой, идущий еще ниже — наставляет народ поучениями, [правитель] еще похуже — приводит народ к порядку [силой], а самый худший — вступает с народом в соперничество [из-за богатств].

К западу от гор в изобилии имеется лес, бамбук, бумажная шелковица гу, пеньковая нить, хвосты [яков], нефрит и драгоценные камни; к востоку от гор[424] имеется большое количество рыбы, соли, лака, шелка, много музыки и красавиц; к югу от реки Янцзы произрастают дерево нань, катальна, имбирь, коричное дерево, [добываются] золото, оловянная и свинцовая руды, киноварь, [рога] носорога, панцири черепах, мелкий жемчуг, клыки и кожа [слонов]; к северу от гор Лунмэнь и Цзеши[425] в большом числе имеются лошади, быки, бараны, меховые одежды, жилы и рога [скота]; в тех местах горы, из которых можно добывать медь и железо, простираются на тысячи ли во всех направлениях, пересекаясь как линии на шахматной доске. Таково в общих чертах сопоставление [богатств разных частей страны].

Народ Срединного государства радуется всем этим богатствам, которые, согласно обычаям [людей], служат им материалом для одежды, продуктами для еды и питья, для всего, что необходимо человеку с рождения и до его похорон. Поэтому обществу нужны земледельцы, чтобы кормить народ; нужны промысловики, чтобы добывать материалы; нужны ремесленники, чтобы производить разные изделия; нужны торговцы, чтобы распространять полученное. Но разве все это требует указаний и приказов правительства, посылки и набора [людей на работы] и сборов их в определенные сроки? Ведь каждый человек прилагает свои способности, исчерпывает до конца свои силы, чтобы получить все то, что он желает. Вот почему дешевизна товаров ведет к их удорожанию, а дороговизна товаров [неизбежно] приводит к их удешевлению. Каждого человека побуждает его дело, радует его занятие. Как потоки воды стремятся вниз, как день безостановочно сменяет ночь, [так и предметы и вещи] — их не призывают, а они появляются, их не требуют, а народ их производит. Разве все это не соответствует истинному Пути и не свидетельствует о естественном ходе [жизни]?

В «Чжоу шу» говорилось: «Если земледельцы не производят [зерна], наступает нехватка пищи; если ремесленники не производят [изделий], наносится ущерб делам народа; если торговцы не вывозят [товаров], прерывается [снабжение] "тремя драгоценностями"[426]; если промысловики не добывают [сырья], запасы богатств уменьшаются», а когда запасы богатств сокращаются, то и недра гор и озер не раскрываются. Указанные четыре [занятия] являются источниками, которые дают одежду и пищу народу. Когда эти источники велики, наступает изобилие; когда они малы, наступает истощение. Нужно, чтобы наверху богатым было все государство и чтобы внизу богатыми были [сильные] дома. Бедность или богатство — это не то, что может быть дано или отнято [у людей], ибо ведь искусные [и умные] всегда имеют прибыток, а неискусные [и глупые] всегда в нехватках. Поэтому, когда Тай-гун получил владение в Инцю[427], где было много солончаковых земель, а население редким, он побудил женщин заняться [ремеслами и ткачеством]; во владении стали выпускать весьма искусные изделия, развернулась торговля рыбой и солью, в результате люди и товары стали прибывать сюда, появились связки денег, начали собираться повозки приезжающих. Так головные уборы, пояса, одежда, туфли, сделанные в княжестве Ци, распространились по Поднебесной, а [правители земель], расположенных между морем и горой Тайшань, спрятав руки в рукава халатов, шли представиться ко двору правителя княжества Ци. Позднее [влияние] Ци упало, но Гуань-цзы[428] восстановил престиж княжества. Он учредил девять ведомств и казнохранилищ для уравновешивания хозяйства и финансов, в результате Хуань-гун стал гегемоном и девять раз собирал владетельных князей на съезды, объединив и упорядочив Поднебесную. А Гуань-цзы имел трех жен (сань гуй) и, хотя по положению был лишь подданным слуги государя, по своему богатству стоял в одном ряду с правителями княжеств. Вот почему княжество Ци продолжало быть богатым и сильным вплоть до времени правления Вэй-вана и Сюань-вана[429]. Поэтому [у Гуань-цзы] сказано: «Когда амбары и хранилища наполнены, то [народ] понимает ритуал и правила; когда одежда и пища в достатке, то [народ] понимает [разницу между] славой и позором». Таким образом, ритуал рождается в достатке и исчезает при отсутствии необходимого [для жизни]. В сущности, когда совершенномудрый богат, он с удовольствием творит добро, когда же низкий человек богат, он стремится к использованию силы. Так же как в глубоком омуте рождается рыба, как в глубь гор стремятся дикие животные, так с богатством к человеку приходят человеколюбие и справедливость. Но богатый человек, получив власть и влияние, становится все более известным, зато, потеряв власть, лишается всех своих клевретов и нахлебников, и это положение его не радует. Среди племен и и ди [таких случаев] еще больше.

Поговорка гласит: «Сын рода, владеющего тысячью золотых, не умирает на базарной площади», и это не пустые слова. Почему и говорится: «И когда в Поднебесной царят согласие и мир, все люди добиваются выгод; и когда в Поднебесной царят путаница и смута, [все равно] все люди устремляются за выгодами». Если даже ван, владеющий тысячью боевых колесниц, хоу, имеющий во владении 10 тысяч семей, и сановник, кормящийся от сотни домов, больше всего обеспокоены [угрозой] бедности, то каково же положение человека из народа — простолюдина, занесенного в подворные списки!..

Различные продукты в одним местах Поднебесной редки, в других — обильны. Обычаи и песни народа [также неодинаковы]. Например, в районах «к востоку от гор» употребляют в пищу соль, [выпаренную] из морской воды, в районах «к западу от гор» потребляют каменную соль, в районах к югу от горных хребтов и к северу от пустынь, несомненно, тоже издавна добывают соль. И так, в общем, во всем.

Обобщаем: в царствах Чу и Юэ земли обширны, а население редкое, едят там кашу из риса и похлебку из рыбы; сначала выжигают [сорняки], потом пашут, сначала заливают поля водой, потом их пропалывают; жители этих мест используют плоды деревьев, собирают устриц, обеспечивают себя всем нужным в достатке, не дожидаясь торговцев. Земля у них плодородна, еда изобильна, и они не боятся голода и недорода. Но именно поэтому они ленивы, влачат жизнь кое-как, запасов никаких не делают и в большинстве своем бедны. Потому-то к югу от рек Янцзы и Хуай не встречается людей, погибающих от холода и голода, но там нет также и домов, обладающих богатствами в тысячу цзинь золота.

Земли к северу от рек Ишуй и Сышуй благоприятны для выращивания всех злаков, тутовника и конопли, для разведения шести видов домашних животных[430]. Но земель там мало, народу множество, к тому же часто случаются бедствия — наводнения и засухи, поэтому народ в этих местах любит запасать продукты. Таким образом, в княжествах Цинь, Ся, Лян и Лу земледелие любят, а народ, [занятый на земле], ценят. В районах Трехречья, во владениях Юань и Чэнь такое же положение, кроме того, там занимаются и торговлей. В княжествах Ци и Чжао [народ] сообразительный, искусный и ловкий и использует любой случай для получения выгод. В княжествах Янь и Дай занимаются земледелием, скотоводством и выращиванием коконов шелкопряда[431].

Если взглянуть на все это, то к чему же направлены устремления и помыслы тех мудрых людей, которые, составляя продуманные планы в царских покоях и обсуждая дела правящего дома, искренне служат своему делу и готовы исполнить до конца свой долг, или тех мужей, которые в безвестности живут в горных пещерах, утверждая там свою репутацию безупречным поведением? Все их помыслы направлены на приобретение богатств. Вот почему, когда честные чиновники служат длительное время, то, чем дольше они служат, тем становятся богаче; да и честные торговцы тоже стремятся обогатиться. [Желание] разбогатеть свойственно натуре и помыслам человека, это склонность, которая без всякого обучения проявляется у всех. Поэтому бравые мужчины идут служить в войска, они штурмуют стены городов, первыми поднимаются [на укрепления], врываются на позиции [противника] и отбрасывают [его], убивают [его] военачальников и захватывают [боевые] знамена, идут вперед под градом стрел и камней, не отступают перед огнем и кипятком [со стен]. И все это они совершают во имя больших наград.

А те молодые люди с деревенских улиц, которые нападают и грабят, убивают людей и зарывают тела жертв в землю, понуждают других творить разбой, разрывать могилы [для грабежа], выплавляют [фальшивые] деньги, опираясь на грубую силу, объединяют сообщников, помогают друг другу мстить [людям], захватывают [имущество других] и изгоняют их в безлюдные места, они тем самым неизбежно нарушают запреты, законы и [как бы] сломя голову сами спешат к месту собственной казни. И все это, по существу, делается из-за желания овладеть богатствами.

А взять нынешних девушек из княжества Чжао и красавиц из княжества Чжэн. Когда они украшают свою наружность, играют на лютне и поют, машут длинными рукавами, топчутся в вычурных башмачках, завлекают глазами и призывают сердцами, когда они едут, не считая далеким путь и в тысячу ли, не разбираясь — ради старого или молодого, [ими тоже руководит] безудержное стремление к богатству. Когда праздношатающиеся сыновья знати украшают свои головные уборы и мечи [драгоценностями], ездят кавалькадами и на повозках, они тоже действуют так, чтобы щеголять своими богатствами и знатностью.

Те, кто мечет стрелы [в птиц], ловит рыбу и охотится, ранним ли утром, поздней ли ночью, невзирая на иней и снег, кто мчится по кручам и горным долинам, не избегая опасностей от встреч с дикими животными, [все они] поступают так ради добывания вкусного. Те, кто играет в азартные игры, участвует в скачках, в петушиных и собачьих бегах, кто волнуется, меняясь в лице, и бахвалится друг перед другом, [такие люди] непременно стремятся к победе и придают большое значение тому, выиграют они или проиграют. Врачи, маги и все те, кто живет за счет своей сноровки и ловкости, сжигают свою душу и истощают свои способности и силы [опять-таки] ради умножения своих доходов. Когда чиновные мужи стряпают бумаги и играют законами, вырезают [поддельные] печати и составляют лживые документы, не боясь при этом даже наказания ножом и пилой, [это значит, что они] совсем погрязли во взятках и подношениях.

Когда земледельцы, ремесленники, купцы и торговцы накапливают и наращивают [запасы], без сомнения, каждый из них стремится стать зажиточным и приумножить свои богатства. Таким образом, [люди] прилагают все свои знания и до конца исчерпывают свои способности [ради этой цели], но никогда не затрачивают даже малых усилий, чтобы уступить богатства [другим].

[Вместе с тем существует] поговорка, которая гласит: «Далее ста ли хворост продавать не везут, далее тысячи ли зерно продавать не шлют. Собираешься на этом месте жить год, сей зерно; собираешься жить десять лет, сажай деревья, намерен жить [с родом] сто лет, действуй с помощью добродетелей». Добродетелями называется то, что [несет добро] людям.

Ныне же имеются такие люди, которые не получают служебных рангов и соответствующего жалованья, не имеют доходов от пожалованных им поселений и титула, но наслаждаются всем этим наравне с теми, кому предоставлены такие права. Их называют суфэн — «нетитулованная знать». Получивший достоинство и надел кормится за счет податей и сборов: годичная норма сборов со двора была 200 монет, следовательно, владелец тысячи дворов собирал 200 тысяч монет; [расходы] этого знатного человека на весеннее и осеннее представление государю, на дары при посещении князей и жертвоприношения брались из этих средств. Простолюдины — земледельцы, ремесленники, купцы и мелкие торговцы — также в год на состояние в десять тысяч получали доход в две тысячи, а дома, [имевшие] состояние в сто раз по 10 тысяч, получали на него доход в 200 тысяч монет. Из этой суммы они платили за воинские обязанности и трудовые повинности, вносили подати и подушный налог и все же могли [на оставшееся], удовлетворяя свои прихоти, приобретать самое красивое и лучшее из одежды и пищи.

Поэтому говорят: [те, кому принадлежат] пастбищные земли, на которых могут быть [за год] выращены 50 лошадей, или 167 коров, или 250 баранов; [кому принадлежат] болота, где можно вырастить 250 свиней, пруды, в которых можно [за год] добыть тысячу дань рыбы, или горные участки, с которых можно [за год] добыть тысячу лесин; [те, кому принадлежат] тысяча финиковых деревьев в Аньи, или тысяча каштанов в царствах Янь и Цинь, или тысяча мандариновых деревьев в областях Шу, Хань и Цзянлин, или тысяча деревьев катальпы в землях к северу от реки Хуайхэ, к югу от гор Чаншань[432] и в междуречье Хуанхэ и Цзишуй; [те, кому принадлежат] тысячи му земли под лаковыми деревьями во владениях Чэнь и Ся, или под тутовником и коноплей в княжествах Ци и Лу, или под бамбуком в районе Вэйчуань; те, кто, живя в разных княжествах за стенами городов с населением до 10 тысяч семей, владеют в окрестностях этих городов тысячью му земли, с каждого му которой они получают один чжун урожая, или же кто владеет тысячью му земли, засаженной гарденией цветущей и мареной или имбирем и душистым луком, — все эти [владельцы угодий и рощ] живут наравне с князьями, получившими во владение тысячу дворов. В этой [собственности] источник их богатств и обеспечения их [жизни]. [Владельцам таких состояний] нет нужды заглядывать на рынки, ездить в другие поселения; они сидят дома и ждут поступления доходов, они получают все для жизни, сохраняя в то же время достоинство чиновников в отставке, живущих в уединении.

Если же взять бедные семьи, в которых престарелые родители, жена и дети слабы и малы, то в нужный сезон года у них даже нечего принести в жертву предкам и духам или внести [в складчину] на вино обществу; чтобы поддержать свое существование, еды, питья и одежды у них вечно не хватает. Если не стыдиться этого состояния, то с чем же такое можно сравнить! Вот почему неимущий всегда прилагает все свои силы, имеющий небольшое состояние борется [за его увеличение] с помощью своего ума и сообразительности, а став богатым, использует каждый момент [для извлечения прибыли]. Таков великий порядок жизни.

Ныне, устраивая жизнь, совсем нет необходимости подвергать ее опасности при обеспечении всем необходимым, именно таким путем действуют мудрые люди. По этой причине богатства, полученные от основного занятия, стоят выше всего, за ними идут богатства, полученные от второстепенных занятий, а богатства, составленные всякими порочными способами, стоят ниже всего. Но если человек по своим поступкам и поведению не принадлежит к [числу] тех особых мужей, которые живут в пещерах в уединении, а проводит долгую жизнь свою в бедности и занимает низкое положение в обществе и [в таком положении] еще любит поговорить о так называемых человеколюбии и справедливости, совсем уж будет стыдобушка.

Всякий человек из народа, внесенный в подворные списки, ставит себя [в обществе] ниже того, который в десять раз богаче; боится того, который в сто раз [богаче его], и служит тому, кто в тысячу раз богаче, становится слугой того, кто в десять тысяч раз богаче. И таков закон всего сущего. Если же кто-то из таких стремится от бедности найти путь к богатству, то в этой [попытке] земледелие хуже ремесла, а ремесло хуже торговли, заниматься домашними вышивками хуже, чем подпирать столбы у рыночных ворот. Все это говорит о том, что второстепенные занятия — это средство и способ [заработать] для бедняков.

Есть люди, которые на рынках в торговых поселках и в крупных городах за год продают [один из следующих товаров]: тысячу бутылей вина, тысячу сосудов уксуса и сои, тысячу сосудов с сиропом, тысячу шкур быков, баранов и свиней, тысячу чжун зерна и продовольствия, тысячу повозок хвороста и соломы, лодок общею длиною в тысячу чжан, тысячу стволов леса, 10 тысяч бамбуковых шестов, сотню легких повозок, запрягаемых лошадьми, тысячу парных телег, запрягаемых быками, тысячу изделий из дерева, покрытых лаком, изделий из меди общим весом в тысячу цзюнь, чисто деревянных и железных сосудов или разного рода красок с гардении и марены весом в тысячу дань, 200 лошадей, 250 быков, по тысяче баранов и свиней, сотню юных рабов, тысячу цзинь жил, рогов и киновари; тонкой шелковой и полотняной ткани весом в тысячу цзюнь, тысячу кусков парчи, тысячу дань грубого холста и выделанных шкур, тысячу доу лака, тысячу сосудов с винной закваской и приправами из соевых бобов, тысячу цзинь рыбы тай и цзи [иглобрюха и голавля]; тысячу дань вяленой мелкой рыбы цзоу, тысячу цзюнь соленой сушеной рыбы бао, три раза по тысяче дань фиников и каштанов, тысячу шкурок лисиц и соболей для зимних халатов, тысячу дань шкурок ягнят для зимних халатов, тысячу штук войлочных циновок, тысячу чжун различных овощей и фруктов[433]. [К ним же относится всякий, кто] в состоянии был дать взаймы по тысяче связок монет при помощи посредников, в результате чего жадные торговцы получают до одной трети прибыли на эту сумму, а честные торговцы получают до одной пятой дохода. Вот все люди таких [занятий и богатств] живут в целом наравне со знатными домами, владеющими тысячью боевых колесниц. Разумеется, есть и другие различные промыслы и занятия, но они не приносят более двух десятых дохода, и я не считаю [их в числе занятий], ведущих к богатству...

Выше со всей ясностью были показаны выделяющиеся и отличные от других [богатые] люди. Все они не имели знатных титулов и пожалованных поселений, не получали подношений [от высших] и жалованья от государства; они не манипулировали законами и не допускали [явных] нарушений правил с целью разбогатеть; они, умея полностью и до конца оценить существующие условия, действовали затем до завершения дела, внимательно следили за всем и использовали каждый [удобный] момент, в результате получали барыши. Они добивались богатств во второстепенных занятиях, но сохраняли [богатства], используя основное занятие. Они решали все свои дела с помощью силы, а с помощью гражданских методов поддерживали свои состояния. В условиях перемен и изменений в стране у них были свои мерила, поэтому [в их действиях] было достаточно сноровки. Были такие, кто, отдавая свои силы земледелию и разведению скота, ремеслам и промыслам, мелкой и крупной торговле, с помощью власти и выгод становился богатым. Самые крупные из них главенствовали в областях, средние — в уездах, а самые мелкие — в селениях, и число таких нельзя пересчитать.

Ведь бережливость, накопительство и упорный труд — это правильный путь в устройстве своей жизни, однако богачи, несомненно, применяют особые [способы] в достижении своих целей. Работа на поле — грубое занятие, но Цинь Ян именно благодаря ему стал первым [богачом] в округе. Раскапывание [и ограбление] могил — грязное дело, но Тянь Шу поднялся над всеми с помощью [таких дел]. Азартные игры — порочное занятие, но Хуань Фа разбогател на них. Разъездная торговля — презренное занятие для почтенного мужа, но Юн Лэчэн приобрел на ней достаток. Торговать салом — постыдное занятие, но Юн-бо [заработал на этом] тысячу цзинь золотом. Продажа отвара — маленькое дельце, но род Чжанов [заработал на нем] тысячу раз но 10 тысяч монет. Точить на камне [ножи и мечи], поливая водой, — искусство небольшое, но род Чжи [благодаря ему] имел еду в прекрасной посуде. Вялить мясо [с перцем и имбирем] — простое и нетрудное занятие, но род Чжо завел на этом деле верховых лошадей. Лечить лошадей — постыдная профессия, но Чжан Ли [построил на этом дом, в котором вызывал слуг] ударом в колокол. Все эти люди достигли столь высокого положения, потому что честно отдавались одному делу.

Из этого видно, что богатства [могут приходить] не только от одного и неизменного занятия, а деньги не имеют постоянного хозяина. К тому, кто способен, [богатства] стекаются, как: спицы в обод колеса; кто бесталанен, от него [деньги] разлетаются, как разбитые черепки. Дом, обладающий тысячью цзинь золота, сравним с правителем столицы [владения], тот, у кого много раз по 10 тысяч [цзинь золота], пользуется теми же благами, что и ван. Разве называть этих людей «нетитулованной знатью» неверно?