Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

4

Щелкан Дудентьевич. Впервые у Калайдовича, № 4. Варианты: «Исторические песни XIII—XVI вв», №№ 39—46. Библиография литературы о песне, текстологический и исторический комментарий: там же, стр. 631—632. Дополнительно: Путилов 1960, стр. 116—131; А. А. Зимин. Песня о Щелкане и возникновение жанра исторической песни. — «История СССР», 1963, № 3.

Одна из старейших исторических песен. В основе ее содержания лежат события, связанные с восстанием в Твери против татарского баскака Чол-хана (по русским летописям — Шевкала или Щелкана) в 1327 году. Сохранились летописные рассказы о Шевкаловщине (см., например, ПСРЛ, т. IV, стр. 185; т. VII, стр. 200; т. X, стр. 194; т. XV, стр. 415).

Сюжет песни со многими вымышленными эпизодами шире простого песенного отклика на происшедшие события; в песне поэтически обобщены представления народа о татарских насильниках, о порядках в Орде и выражена его решимость бороться за освобождение родной земли.

Текст Кирши Данилова представляет наиболее полную и в историческом отношении наиболее содержательную версию песни. Характерно для этой версии наличие рассказа об унижениях, которым подвергает Щелкан тверичей, и — что особенно важно — о расправе горожан с насильником. Есть здесь и элементы сатиры, обращенной против порядков в Орде.

Строки 6—7. Сидит тут царь Азвяк, Азвяк Таврулович. Азвяк (по другим вариантам — Возвяг, Везвяк) — хан Узбек, правивший в Орде с 1313 по 1342 год. Отчество Таврулович, очевидно, эпического происхождения: оно идет от имени татарского богатыря Таврула (Хостоврула) — персонажа песни о Евпатии Коловрате и Повести о разорении Батыем Рязани.

Строки 14—19. Шурьев царь дарил ... Ахрамея к Костроме. В этих строках отражено характерное для политики Орды XIII—XIV веков баскачество — насаждение в русских городах ханских представителей — баскаков. Русские имена шурьев, видимо, результат поздней замены. Перечень городов носит, быть может, случайный характер, за исключением Костромы, которая в первой половине XIV века неоднократно бывала местом посещения татарских послов.

Строки 26—56. Уезжал-та млад Щелкан ... И друга дарить, Щелкана Дюдентевича. В этом эпизоде Щелкан представлен как типичный татарский «даруга» — сборщик дани. Земля Литовская здесь, конечно, эпическая замена Русской земли. Возможно, что непонятное «друга дарить» получилось из «даруга дарить» (т. е. даругу); в таком случае легко разъясняется весь эпизод с уздой: Щелкан отобрал у князя царский подарок, который нельзя было ни продать, ни променять, ни тем более подарить ханскому даруге.

Строки 61—63. Пожаловал ты молодцов ... Двух удалых Борисовичев. Эти строки здесь неуместны и внесены певцом, видимо, механически.

Строки 71—72. Двомя братцами родимыми, Дву удалыми Борисовичи. По вероятному предположению историков, Борисовичи — это тверской тысяцкий с братом, игравшие какую-то особую роль в восстании (Я. С. Лурье. Роль Твери в создании Русского национального государства. —«Ученые записки ЛГУ», № 36, Серия исторических наук, вып. 3, 1939, стр. 106—107). В песне они показаны как вожди тверичей, осуществляющие народное мщение.

Строки 107—128. Мужики-та старыя ... Ни на ком не сыскалося. В изображении расправы с Щелканом есть эпические мотивы (ср. эпизоды с пребыванием Ильи Муромца в татарском стане в былине «Калин-царь»). Идея народного возмездия татарам за их злодеяния получила в песне поэтическое, а не конкретно-достоверное изображение. Летопись следующим образом описывает то же событие: «Народи же гражанстии, повсегда оскорбляеми от поганых, жаловахуся многажды великому князю, дабы их оборонил. Он же, видя озлобление людии своих и не могы их оборонити, трьпети им веляше. И сего не трьпяше Тферичи искаху подобна времени. И бысть в день 15 аугуста месяца в полутра как торг сънимается, некто диакон Тферитин, прозвище ему Дудко, пове(д)е кобылицу младу и зело тучну, напоити ю на Волз е воды. Татарове же видевше отъяша ю, диакон же съжаливъси зело, начат въпити, глаголя: о мужи тферстии, не выдаваите. И бысть между ими бои, Татарове же надеющеся на самовластие, начаша сечи, и абие сътекошася человеци и смятошася людие и удариша во вся колоколы и сташа вечем и поворотися град весь и весь народ в том часе събрася и бысть в них замятня и кликнуша Тферичи и начаша избивати Татар, где котораго застропив, дондеже и самого Шевкала убиша и всех по ряду, не оставиша и вестоноши, разве иже на поле пастуси стада коневаа пасущеи, тии похватавше лучшии жребци и скоро бежаша на Москву и оттоле в Орду и тамо възвестиша кончину Шевкалову» (ПСРЛ, т. XV, изд. 2-е, вып. 1. Пг., 1922, стр. 42—43). В песне и в приведенном летописном рассказе отразилась народная концепция восстания 1327 года, в противовес другой концепции, которая придавала восстанию характер организованного выступления во главе с князем (см., например, ПСРЛ, т. VII, стр. 200; т. X, стр. 194).

Заключительная фраза песни — «Ни на ком не сыскалося» — находится в резком противоречии с действительными фактами. Хан Узбек направил в Тверь карательный отряд, который опустошил и разорил город. Но песня не говорит о трагических последствиях восстания, финал ее оптимистичен.