Древняя Русь. Быт и культура

Глава 15 Наследие домонгольской Руси в ремесле XIV–XV веков Д.А. Беленькая

Монгольское нашествие, разорившее Русь и ее города — средоточие древней культуры народа, нанесло ремеслу невосполнимые потери. Столь же негативно отразились на нем громадные людские потери, пленение оставшихся в живых ремесленников — носителей технических навыков. Больше всего пострадало городское ремесло, лишившееся налаженной системы торговых связей (Рыбаков Б.А., 1947, с. 525; Археология СССР. Город. Замок. Село, 1985, с. 244).

Важнейшей государственной задачей Руси XIV–XV вв. было возрождение традиций древнего ремесла, достигшего к середине XIII в. высочайшего уровня.

Основная тяжесть сохранения ремесленных традиций легла на население городов, не знавших нашествия, — Новгорода, Пскова, Смоленска. Хранили сведения о технических навыках и сами ремесленные изделия. Разоренная экономика восстанавливалась различными темпами в древних городах северо-востока, и таких, как Тверь, подмосковные молодые города и сама Москва. Так, во Владимире, Суздале, Муроме, Ростове слой второй половины XIII–XIV в. почти неуловим, тогда как в городах второй группы он хорошо фиксируется. О медленном, но упорном подъеме экономики свидетельствуют многие факты: к XIII — началу XIV в. относится рост московских посадов, а к 80-м годам XIII в. — начало каменного строительства в Московском кремле; к концу XIII в. — качественный перелом в гончарном производстве (Розенфельдт Р.Л., 1968, с. 9, 11); к середине XIV в. — появление домниц с двумя печами. В то же время такие события, как битвы 60-х годов XIV в., в частности битва 1378 г. на р. Воже, демонстрируют переход от пассивной обороны к наступлению на захватчиков, венцом которого была Куликовская битва. Ее успеху способствовало активное развитие экономики, что, в свою очередь, обеспечивало мощь армии. Все это говорит о том, что начало подъема экономики относится к рубежу XIII–XIV вв. — первой половине XIV в. К середине XIV в. судя, в частности по успехам военных действий, экономика была восстановлена.

Дальнейшее развитие ремесла в XIV–XV вв. характеризуется возрождением многих домонгольских традиций, своеобразной преемственностью сменивших друг друга эпох. Механизм ее сложен и многообразен. Преемственность улавливается в состоянии источников сырья, основных технологических традициях, инструментарии, ассортименте изделий. Сырьевая база XIV–XV вв., как правило, наследовалась от домонгольского времени, с постепенным ее расширением. Эпоха XIV–XV вв. восприняла не только основные схемы технологических традиций, но и главную черту ремесла — постоянный поиск самого рационального пути производства. Что касается ассортимента продукции, то во всех ремеслах можно найти изделия, которые, достигнув в домонгольское время конструктивного совершенства, в XIV–XV вв. производятся без изменений.

Традиционной материальной базой железообрабатывающего ремесла на Руси, сохраненной до XIV–XV вв., издавна являлись бурый железняк, болотная, т. е. мутовая, руда и озерная руда, распространенные по всей территории государства (Рыбаков Б.А., 1948, с. 124). Наиболее изучены такие железообрабатывающие области, как Водская пятина, побережье Финского залива, Белозерский край, Устюжна Железнопольская, округа Тихвина и Олонца. Археологический материал подтверждает дату начала разработок железной руды в некоторых из этих районов — XII–XIII вв. (Колчин Б.А., 1949, с. 200; 1969, с. 161).

До XIV–XV вв. в железообработке сохранилась своеобразная расстановка производительных сил внутри самой отрасли: металлургический процесс, требующий, кроме легко доступных залежей болотных руд, изобилия леса, необходимого для пережога на уголь, уже в домонгольское время был связан с деревней. На долю городских мастеров приходилась специальная кузнечная ковка. Объективным показателем успехов древнерусских металлургов является чистота шлаковых включений в древнерусский металл, не уступавший сварочному железу XIX в. (Колчин Б.А., 1953, с. 48).

Получение железа путем сыродутного процесса сохранялось русскими ремесленниками с домонгольских времен до XVII в. Древнерусская домница — стационарное сооружение — до второй половины XIV в. состояла из одной печи. Во второй половине XIV в. появились домницы с двумя печами. С X по XVI в. воздуходувное устройство для получения высоких температур в печи оставалось неизменным. Пара огнеупорных домниц — хорошо известная археологическая находка. Конструкции их сопел и размеры их каналов (диаметр от 22 до 25 см) с X по XVI в. не менялись. Вес железной крицы (продукта варки и первичной перековки) в XIV–XV вв. остался тем же, что и в домонгольское время (Колчин Б.А., 1969, с. 162).

Процесс обработки железа XIV–XV вв. сохранил все разнообразие технологических приемов домонгольского времени. Среди них: ковка, штамповка, резание металла, сварка, цементация железа и стали, пайка железа и стали, покрытие и инкрустация изделий цветными и благородными металлами.

Набор инструментов древнерусской кузницы XIV–XV вв. мало чем отличался от такового кузниц домонголького времени, а кроме того, имел много общего с набором XVIII–XIX вв. (Колчин Б.А., 1949, с. 206), что свидетельствует о рациональности и устойчивости технологических решений всех этапов обработки железа. Среди инструментов XIV–XV вв. — наковальня, кузнечные клещи, бородки, гвоздильня, напильники (Там же, с. 205–206; Никитин А.В., 1971, с. 39).

По археологическим материалам известны более 150 видов изделий из железа и стали (Колчин Б.А., 1953, с. 18), среди них орудия земледелия, инструмент ремесленника и предметы вооружения. Основная масса изделий из железа XIV–XV вв. традиционно функциональна, однако ту или иную степень этой традиционности можно проследить на трех группах изделий. 1. Изделия, уже в домонгольское время достигшие конструктивного совершенства, такие, как гвозди сапожные и подковные, кочедыки, скобели. 2. Изделия, существовавшие в домонгольское время и усовершенствованные в XIV–XV вв. в связи с растущими требованиями производства на широкий рынок, в частности ножи и замки. Так, в XIV–XV вв. ножи продолжали производить по технологической схеме домонгольского времени, т. е. с торцевой наваркой на лезвие, но судя по материалам Звенигорода (Юшко А.А., Хомутова Л.С., 1981, с. 119), в этот период преобладала новая технологическая схема изготовления цельностальных ножей, что явно связано с упрощением процесса производства.

В XIV–XV вв. развитие традиционной конструкции замка шло, напротив, по линии усложнения запирающего устройства, а значит по линии усложнения формы ключа.

Третья группа изделий из железа и стали — предметы вооружения. Их производство зависело от смены систем ведения боя и обеспечивалось самыми передовыми приемами обработки черного металла (Колчин Б.А., 1949, с. 203). Вместе с тем в русской военной практике, как показал исход Куликовской битвы, стойко держались определенного набора оружия и некоторых приемов владения им, унаследованных от домонгольского времени (Кирпичников А.Н., 1976, с. 19). В изделиях оружейников прослеживается связь с домонгольским ремеслом.

Так, из оружия первого натиска (начиная с XI в. и до 60-х годов XV в.) использовалось копье, имевшее с XIV в. довольно единообразную форму (Там же, с. 19). Лавролистная форма самого крупного и мощного из древнерусских копий — рогатины — почти не менялась с XII по XVII в. В XVII в. (судя по московской переписи 1638 г.) рогатина была самым распространенным оружием посадского населения. В XIV–XV вв., как и в XII в., популярно и другое оружие пехотинца — боевой топор, необходимый в связи с усовершенствованием бронированного доспеха.

Из клинкового оружия на Руси XIV–XV вв. распространены известные с домонгольского времени меч и наследие кочевников — сабля. Сабля, несколько видоизмененная, бытовала в основном в южнорусских городах. Постепенно, в результате постоянного военного давления со стороны Золотой Орды, сабля распространилась и в более северные районы. Форма меча во второй половине XIII–XV вв. существенно не менялась, оставаясь традиционной.

Пластинчатые доспехи существовали на Руси с IX-Х до конца XV в. С середины XIII в. преобладали, видимо, известные русским оружейникам уже с XII в. гибкие чешуйчатые доспехи. В XII в. пластинчатые доспехи потеснили древнерусскую кольчугу. Однако кольчатые доспехи изготовляли до середины XVII в., и с 70-х годов XV в. источники называют кольчатую рубашку «панцырем». В отличие от кольчуги у панцыря плоские кольца, их клепали «на гвоздь». Подобные кольца были известны русским оружейникам уже в начале XIII в. (Кирпичников А.Н., 1976, с. 40–42).

Важную функцию в обороне воина XIV–XV вв. выполнял щит. Щиты этого периода были круглыми, самые древние типы щита, почти забытые уже в XII в., — миндалевидными, сердцевидными, прямоугольными.

Главным источником сведений о древнерусском ювелирном ремесле издавна являлись музейные коллекции и многочисленные ювелирные изделия из городских слоев и курганных комплексов. В XIII–XV вв. из украшений, составлявших металлический убор XII в., продолжали бытовать около четырех десятков типов изделий. Обнаруженные в новгородском слое ремесленные комплексы позволили восстановить набор инструментов мастера-ювелира и перечень известных ему технологических приемов (Рыбаков Б.А., 1948, с. 200–268). Немаловажную роль в изучении древнерусского ювелирного ремесла играют исследования сплавов, проведенные пока только на новгородском материале. Судя по результатам анализов, переломным временем в сложении новой традиции изготовления сплавов явился конец XII в. (Седова М.В., 1981, с. 5).

Технология ювелирного дела XIII–XV вв. мало чем отличалась от технологии домонгольского времени. Основные приемы — ковка, литье, чеканка, прокатка, гравировка, штамповка, волочение, скань, чернь, редко эмаль, наведение золотом, инкрустация — те же, равно как и набор инструментов: простые и фигурные наковальни, молотки простые и фигурные, костяные клинки для выколоток, чеканы, клещи, кусачки, пинцеты, зубила, сверла, зажимы, бородки, ножницы по металлу, штампы, паяльники, резцы, напильники, волочильные доски.

Ассортимент изделий русских ювелиров XIII–XIV вв. существенно не изменился: он был связан с традиционным металлическим убором, сложившимся под влиянием княжеско-боярского костюма XII в. Богатство и разнообразие украшений, входивших в этот убор, непосредственная связь их с языческими представлениями — все это по-своему способствовало их стабильности. Так, долгое существование некоторых видов украшений, например монетовидных привесок, объясняется живучестью языческого мировоззрения народа и в эпоху христианства.

Первые объективные источники сведений о типах украшений, бытовавших к середине XIII в. и сохранивших преемственность с украшениями прежних веков, — это летописи и новгородские берестяные грамоты. Среди этих украшений — перстень (известен с XI в.), кольцо (с XII в.), гривна (с XII в.), монисто (с XII в.), ожерелье и др. (Седова М.В., 1981, с. 6, 7).

По археологическим материалам из деталей головного убора XIII–XV вв. известны перстневидные височные кольца, характерные в основном для памятников северной Руси X–XIII вв., а в Новгороде найденные в слоях X–XV вв.; ромбощитковые височные кольца, бытовавшие в Новгородской земле с начала XI до XIV в. (Левашова В.П., 1967, с. 21, 24; Седова М.В., 1981, с. 9, 13). Самой поздней формой ромбощитковых колец (XIII–XIV) является так называемый втульчатый тип. Многобусинные височные кольца, характерные для памятников XI–XIV вв. на территории северо-западной части Новгородской земли (Левашова В.П., 1967, с. 19, 25). В Новгороде подобные височные кольца встречены в слоях конца XIII — начала XV в. (Седова М.В., 1981, с. 14).

До XIV в. в Новгороде существовало производство колтов, форма и изображения на которых повторяли форму и изображения киевских колтов. Один из обнаруженных в новгородском слое начала XIV в. звездчатый колт близок по форме золотому киевскому колту, найденному в 1876 г. вблизи Десятинной церкви. Три колта округлой формы с зигзагообразной ажурной каймой из слоя Новгорода, датируемого началом 80-х годов XIII в., близки изображению колтов на литейной форме, обнаруженной также у Десятинной церкви (Там же, с. 20).

Самым распространенным украшением женского костюма X–XV вв. являлись разнообразные привески, среди которых особое место занимали круглые привески, служившие не только украшениями, но и амулетами-оберегами, связанными с языческими представлениями о солнце. Наибольшее количество привесок в женском костюме относится к XII в. В XIII в. и особенно в XIV в. количество подобных украшений в металлическом уборе женщин заметно сократилось. Из круглых привесок в XIII в. бытовали так называемые монетовидные и прорезные. Широко распространенные на памятниках северо-западной и северо-восточной Руси, монетовидные привески двух типов — гладкие и орнаментированные — хорошо известны по курганному инвентарю XI–XIII вв. Гладкие монетовидные привески встречаются в пределах Московского и восточных районов Смоленской области (Успенская А.В., 1967, с. 110, 111). Ареал привесок с орнаментом на лицевой стороне включает не только северо-запад и северо-восток, но и юго-запад и юг Руси. Самая поздняя группа подобных привесок относится к XII–XIII вв. Постепенно языческие символы вытеснили символы христианские. Среди новых изображений на лицевой стороне орнаментированных привесок — процветший крест, святые. Привески с подобными изображениями найдены в Новгороде, в слоях XIII–XIV вв. (Седова М.В., 1981, с. 41, 42).

К самому древнему типу круглых привесок — прорезным — относится группа косо- и пряморешетчатых привесок, бытовавших в XII–XIII вв. на северо-западе и северо-востоке Руси, однако максимальное число находок приходится на северо-запад, на Новгородскую, Ленинградскую и Псковскую области (Успенская А.В., 1967, с. 108). Косорешетчатые привески в Новгороде найдены в слоях последней четверти XII — середины XIV в. (Седова М.В., 1981, с. 42).

Особую группу привесок, символизирующих степень приверженности язычеству финно-угорских племен, составляют полые шумящие привески — коньки, уточки. Они появились в конце XII в. и были наиболее распространены в XIII–XIV вв.

В археологических коллекциях XII–XV вв. определенное место занимают меднолитые кресты-тельники, которые носили на груди под одеждою, и энколпионы; их носили поверх одежды, они служили хранилищами мощей. Из бытовавших в XIII–XV вв. двадцати форм тельников четыре формы унаследованы от домонгольского времени, при этом три из них найдены в слоях XIV–XV вв. лишь в Новгороде. Один из этих крестов, с прямоугольным средокрестием и прямыми концами, украшенный орнаментом из ложной зерни, расположенным в виде треугольников на лопастях креста, обнаружен в новгородском слое 40-60-х годов XIV в. (Седова М.В., 1981, с. 54, рис. 16, 17). Близкой аналогией новгородскому кресту являются очертания креста одной из серенских литейных формочек, крест из Старой Рязани и изображение креста на литейной форме из Белоозера (Никольская Т.Н., 1971, рис. 24, 7; Розенфельдт Р.Л., 1974, с. 185; Голубева Л.А., 1973а, рис. 50, 7). Происхождение формы креста, возможно, связано с каменными крестами — «корсунчиками», имеющими на концах орнаментированные золотые и серебряные обкладки.

В слоях XIV в. Новгорода и Дмитрова были обнаружены кресты с острыми углами средокрестий и слегка расширяющимися концами лопастей (Седова М.В., 1981, с. 55; Никитин А.В., 1971, с. 282). Кресты аналогичной формы найдены в подмосковном курганном комплексе второй половины XII в. и в слое XII–XIII вв. г. Перемышля Московского (Беленькая Д.А., 1976, с. 93). Среди русских древностей XII–XV вв. часто встречаются кресты с полуовальным средокрестием, криновидными концами и ромбом в средокрестии. Они известны по киевским коллекциям, по материалам владимирских курганов, встречены в слое Серенска, Старой Рязани, в курганах Подмосковья. В слоях XIV–XV вв. подобные кресты найдены на территории Суздаля, Новгорода, Москвы, Городца на Волге, Торжка, Старицы (Седова М.В., 1981, с. 51; Даркевич В.П., 1981, с. 224; Розенфельдт Р.Д., 1974, с. 185, рис. 2, 10; Шеляпина Н.С., 1967–1968, с. 94; Романченко Н.Ф., 1928, рис. 2, 3, 4).

Третьей формой крестов, известных с домонгольского времени, является крест с ромбом в средокрестии и круглыми утолщениями на концах. В слоях домонгольского времени подобные кресты встречены в Серенске и Ярополче Залесском (Никольская Т.Н., 1981, с. 237; Седова М.В., 1978, с. 119). В Новгороде подобный крест обнаружен в слое рубежа XIII–XIV вв. Кроме того, на Кировском раскопе, в слое XIV в., найдена литейная форма для производства аналогичных крестов.

Четвертая форма тельника — это четырехконечный крест с несколько расширяющимися лопастями, на средокрестии — квадрат, углы которого украшены шариками зерни. Зернь украшает и концы лопастей. Крест найден в Новгороде в слое 60-80-х годов XIII в. и близок тельнику XII–XIII вв., распространенному на территории Древней Руси.

Медные энколпионы XIII–XV вв. — совершенно особая группа мелкого литья, в которой значительно сложнее и своеобразнее, чем в крестах-тельниках, преломилось домонгольское наследие. Мастера, делавшие эти энколпионы, не повторяли домонгольские образцы, а скорее, творчески развивали формы, созданные в более раннее время.

Хронологически обособленную группу (XIII–XIV) представляют энколпионы, отлитые в глиняной форме-оттиске с киевского энколпиона начала XIII в. Не подвергая изменениям рельеф образца, постоянно подправляя надписи, мастера-литейщики изготовляли энколпионы, которые с прототипом, известным надписью с ошибками, роднила лишь скульптурная часть, постепенно утратившая тонкие линии и мелкие детали рельефа.

К способу копирования готовых медных изделий с помощью глиняного оттиска русские литейщики вернулись в XV–XVI вв., дабы удовлетворить растущий спрос на эти изделия. Оригиналами стали служить пять форм вновь созданных энколпионов конца XIV — первой половины XV в. У всех пяти форм были прямые или косвенные прототипы в домонгольском ремесле. Так, форма энколпиона первого типа (середина XIV в.) — квадрифолий, имеет среди домонгольских изделий немало аналогий (Седова М.В., 1981, рис. 49, 27; 52, 1). Форма энколпиона второго типа — двенадцатиконечного креста с квадратом в средокрестии и вертикальными перекладинами на концах, датируемого последней четвертью XV в., — имеет аналогии среди домонгольских тельников (Беленькая Д.А., 1976, с. 90, рис. 1, 4). Энколпион самой популярной для конца XIV–XV вв. формы — четырехконечный с полуовалами средокрестий и медальонами на концах — прямое продолжение распространенной в домонгольское время формы креста-мощевика с прямыми углами средокрестия и четырьмя клеймами-медальонами, который, охотно копировали в XIII–XIV вв.

Тесно связана с домонгольским временем и четвертая форма энколпиона, датируемая серединой или первой половиной XV в., — четырехконечный крест со слегка расширяющимися концами. Кресты-тельники аналогичной формы известны по курганным комплексам первой половины XII в. (Там же, с. 91).

Есть аналогии в раннем материале и пятой форме энколпионов — кресту с прямоугольным средокрестием и прямыми концами лопастей креста.

Несмотря на господство христианства, среди привесок металлического убора XIII–XIV вв. подчас находят амулеты-змеевики — свидетельства двоеверия, сосуществования христианских и языческих верований. На лицевой стороне змеевика изображали христианские символы, на оборотной — «змеиное гнездо» и надпись-заклинание от болезней и лихорадок. Судя по новгородским находкам змеевики бытовали с XII по XIV в.

В курганных комплексах северо-западных земель Руси находят кольцевидные пластинчатые и кольцевидные круглопроволочные фибулы. Пластинчатые бытовали в XIII–XIV вв., в Новгороде они обнаружены в слоях середины XII — конца XIV в. (Мальм В.А., 1967, с. 170). Круглопроволочные фибулы в курганном материале встречаются с XI в., они бытовали в XIII–XIV вв. В Новгороде подобные фибулы обнаружены в слоях конца XII — середины XIV в. (Седова М.В., 1981, с. 89, 92).

До XIII–XIV вв. дожили витые петлеконечные тройные браслеты (Левашова В.П., 1967, с. 248), витые с суживающимися концами; плетеные щитковоконечные известны лишь в новгородском слое XIII в. (Седова М.В., 1981, с. 192); браслеты в виде стержня с обмоткой, найдены в новгородском слое конца XI — конца XIII в. (Там же, с. 100). Пластинчатые тупоконечные браслеты продолжали бытовать в XII–XIV вв., пластинчатые, овальноконечные — в XII–XIII вв., узкопластинчатые гладкие — в XII–XIII вв., створчатые — в XII–XIV вв.

По мнению исследователей, уже в XIII в. разнообразие набора перстней, входивших в металлический убор, заметно сократилось. До XIII–XIV вв. дожили широкосрединные перстни с замкнутыми концами (известны с XI в.), ложновитые, печатные (известны в Новгороде с X в.) и перстни со щитками и вставками.

В гончарстве XIV–XV вв. тоже отчетливо просматриваются технологические традиции домонгольского времени. Во второй половине XIII–XIV в., как и прежде, эксплуатировались древние залежи глины («глинища»). Развивавшаяся топография древнерусских городов меняла со временем «дислокацию» залежей, что хорошо видно на примере Москвы. Здесь самые ранние «глинища» размещались, видимо, на востоке нагорной части Великого посада (Розенфельдт Р.Л., 1968, с. 10). Именно отсюда брали гончары красножгущуюся глину для посуды XII–XIII вв. Территория «глинища» Великого посада была последним небольшим пустующим участком, освоенным под усадьбы лишь в конце XV в. (Беленькая Д.А., 1972, с. 22). Раскопками на территории Зарядья в его восточной части (усадьба Романовых) обнаружены два, по мнению исследователей, гончарных горна из маломерного кирпича. Таким образом, самые древние в центре города глиняные залежи, видимо, использовали до конца XV в. Более поздние разработки (судя по размещению на территории Москвы топонима «глинище») находились дальше от центра. Так, к югу от ул. Маросейка, в Спасо-Глинищевском переулке, еще в XVIII в. был карьер. На территории московского Белого города в Козицком переулке в XVI–XVII вв. «брали» глину. Здесь размещалась церковь св. Алексея на Глинище, в Белом городе — церковь Преображения Господня на Глинище (Розенфельдт Р.Л., 1968, с. 10).

Отличия и общее в гончарстве двух эпох хорошо видны на примере изменений горнов и самой керамики XIV–XV вв. Гончарные горны этого времени обнаружены в Москве (Мальм В.А., 1949, с. 44), Рузе (Голубева Л.А., 1953, с. 100–161), Владимире (Седов В.В., 1958, с. 78–83), Болгарах (Акчурина З.А., 1950, с. 69–74). Все они, как и горны домонгольского времени, круглые в плане, сложены из кирпича-сырца и глины, двухъярусные с опорой под обжигательной камерой. Объем их увеличился, диаметр пода вырос до двух и более метров. В новых горнах можно было не только получать температуру не 600°, а 800–900°, но и обжигать одновременно не два десятка, а более сотни горшков.

Эволюция самой керамики отражает существенные перемены, произошедшие — уже к концу XIII в. (Розенфельдт Р.Л., 1968, с. 9) в Москве и некоторых других городах северо-восточной Руси. Именно в это время появилась так называемая «красная», «краснолощеная» и поливная керамика, продолжившая домонгольские традиции глазурования. Количество плохо обожженной керамики (как правило, поддающейся в слоях второй половины XII–XIV вв. учету и сравнению) постепенно сокращалось.

На формах глиняных изделий древние традиции сказывались на протяжении нескольких веков. В XIV–XV вв., кроме «красной» и «краснолощеной», появилась белоглиняная, чернолощеная, ангобированная посуда. Среди белоглиняной керамики находят много подсвечников, форма которых — развитие формы домонгольского киевского подсвечника. Форма сосудов первой и второй половины XIII в. почти неразличима, в частности в Москве. Последнее убедительнее всего свидетельствует о непрерывности развития гончарного производства на протяжении всего XIII в.

На фоне исчезнувшего, свойственного домонгольскому времени разнобоя в форме венчиков горшков бросается в глаза живучесть одной из форм: край венчика имеет мягкие овальные очертания и завернут внутрь. В первой половине XIII в. в московском материале подобный венчик составляет около 50 % от общего числа находок. Под завернутым краем венчика размещается небольшая канавка. Подобные венчики встречаются в Москве в XII–XIII вв. и в XV–XVI вв. (Розенфельдт Р.Л., 1968, с. 15). Меняется лишь угол, под которым край венчика вылеплен к тулову горшка, сам же принцип завершения венчика неизменен. Встречаются подобные венчики в поздних слоях и других городов (Кильдюшевский В.И., 1981, с. 115). Долговечность этой формы венчика объясняется, скорее всего, удобством конструкции, своего рода конструктивным совершенством.

Гончарное дело послемонгольского периода Руси целиком базировалось на ранних традициях. Последнее касается и сырья, и технологии, и форм массовой продукции.

Все сказанное позволяет отметить, что степень преемственности в разных отраслях различна. Так, гончарное ремесло было более консервативным, более традиционным по сути, чем обработка черного металла. Но и в последнем ремесле быстрее всего менялась технология и инструментарий, особенно в производстве оружия.

Характерным для XIV–XV вв. являлось новое размещение основных производственных центров, таких, как Псков, Новгород, Смоленск, Тверь, Москва и молодые подмосковные города. Благодаря именно им производственная база, созданная на Руси к середине XIII в., пережила нашествие, сумев сохранить свои главные достижения.