После посещения фермы Харлеев я нанес вечерний визит Роберту Брауну и его жене. Они уже знали, что произошло с их дочерью, и мне не пришлось сообщать им об этом.
Роберт Браун ждал меня. Это был крупный мужчина, казалось, постоянно преодолевающий чье-то невидимое сопротивление. Не знаю, был тут виновен возраст или происшедшее горе. Он торжественно пожал мне руку.
— Я рассчитываю завтра вылететь в Калифорнию, — сказал он. — Если бы вы это знали, это могло бы избавить вас от путешествия к нам.
— Мне все равно надо было поговорить с Харлеем.
— Понимаю. — Он наклонил голову набок каким-то птичьим движением, странным для такого крупного человека.
— Каково ваше впечатление от них?
— Миссис Харлей произвела на меня в общем приятное впечатление, ее муж — нет.
— Неудивительно. Он ведь несколько раз бывал в психиатрической больнице. И когда в очередной раз попал туда, мы с женой взяли на себя заботу о его сыне Майкле. Он стал жить в нашем доме. — Все это прозвучало так, будто ему было стыдно за свой поступок.
— Вы поступили благородно!
— Боюсь, что благородство не привело к хорошему. Но кто может предсказать будущее? Сейчас, во всяком случае, никто. Но проходите, мистер Арчер. Жена хотела поговорить с вами.
Мы прошли в гостиную, обставленную неброской мебелью. Это было жилище людей среднего достатка. На стенах висели фотографии, на камине золотом и серебром поблескивали спортивные трофеи.
Миссис Браун сидела в кресле. Это была очень красивая женщина, несколькими годами моложе своего мужа. В ее темных, тщательно причесанных волосах поблескивала седина. Она подала мне руку жестом, скорее просящим, нежели напоминающим приветствие. Предложив мне сесть на высокую скамеечку, она попросила:
— Расскажите нам все о Кэрол, мистер Арчер.
Все о Кэрол! Я осмотрел их уютную комнату с фотографиями Кэрол на стенах и повернулся к ее родителям. Глядя на лицо матери, я понял, чью красоту унаследовала Кэрол, но уяснить, как одна жизнь повлияла на другую и почему Кэрол так ее окончила, не мог.
— Мы знаем, что она умерла, — сказал Браун, — что ее убили, и, возможно, это сделал Майкл. Это все, что нам известно.
Лицо его было похоже на лица римских полководцев того периода, когда Рим терпел уже длинную цепь поражений от варваров.
— Столько же знаю и я. Он, по-видимому, использовал ее в качестве приманки для похищения. Вы знаете о мальчике по фамилии Хиллман?
Он кивнул.
— Я читал о нем до того, как узнал, что моя дочь... — Голос его прервался.
— Говорят, что, возможно, он тоже уже мертв, — сказала его жена.
— Все может быть, миссис Браун.
— И это тоже сделал Майкл? Я знала, он далеко пойдет, но не подозревала, что это такое чудовище.
— Ты не права, — вяло возразил Браун. — Он больной человек. Его отец тоже болен до сих пор, несмотря на меры, принятые в психиатрической лечебнице.
— Если Майкл был так болен, то зачем ты привел его в наш дом и познакомил с дочерью? Это и погубило ее.
— Но и ты приложила к этому руку. Кто уговорил ее участвовать в конкурсе красоты?
— Но она же не победила!
— В том-то и беда.
— Беда в том, как ты относился к мальчику Харлеев!
— Я хотел помочь ему. Он нуждался в помощи. У него был талант.
— Талант?
— Талант атлета. Я думал, что смогу помочь ему в развитии природных данных.
— Ты и развил их. Что верно, то верно!
Они разговаривали, не обращая на меня внимания, но не потому, что забыли обо мне, а потому, что каждый хотел использовать меня в качестве третейского судьи. Я понял, что спор этот длится уже много лет.
— Я хотел сына... — сказал Браун.
— Ну вот, ты и получил его. Прекрасный, честный сын!
Он так посмотрел на нее, словно собирался ударить. Но не ударил, а, повернувшись ко мне, сказал:
— Извините нас... Мы не должны были... Это некрасиво.
Молчание миссис Браун говорило о том, что она не простила мужа. Я старался понять, что же могло создать такое напряжение в их отношениях и что следует предпринять, чтобы смягчить обстановку.
— Я приехал сюда не для того, чтобы служить источником ссоры.
— Вы здесь ни при чем, поверьте, — смущенно пробормотал Браун. — Это началось в тот день, когда Кэрол сбежала с Майклом. Такого я никак не мог предвидеть.
Жена прервала его:
— Это началось, когда она родилась, Роб. Ты не хотел дочери, ты хотел сына. И потому отверг и ее, и меня!
— Я не делал ничего подобного.
— Он не помнит, — обратилась она ко мне. — У него очень удобная память. Отбрасывает все, что не соответствует его мнению о самом себе. Мой муж — бесчестный человек.
Злая улыбка тем не менее очень украшала ее.
— Но это же чепуха! — запротестовал он. — Я заботился о вас всю свою жизнь!
— За исключением тех моментов, когда я уже не могла совладать с тобой. В такой момент ты и привел в дом мальчишку Харлея. Ты великий альтруист. Князь адвокатов!
— Ты не имеешь права высмеивать меня. Я хотел помочь ему. Я не мог и предположить, к чему он придет.
— Продолжай! Ты хотел сына любыми путями. Вот ты и получил его!
Он проговорил, ни к кому не обращаясь:
— Она не понимает! Мужчина получает естественное удовольствие, обучая его всему, что умеет сам.
— Ты обучил Майкла своей нечестности. Это все, чего ты достиг.
Повернувшись ко мне, Браун беспомощно всплеснул руками:
— Она по-прежнему во всем обвиняет меня!
Бесцельно пройдя несколько раз по комнате, он вышел через черный ход из дома. Я чувствовал себя так, словно остался один на один со страшной львицей. Миссис Браун наклонилась в кресле ко мне.
— Я виню себя в том, что была дурой, выйдя замуж за человека, развитие которого остановилось на уровне мальчишки. Он все еще болеет за футбольную команду своей школы. Ребята обожают его, говорят о нем, как о святом. А он не смог уберечь от неприятностей свою собственную дочь!
— Вы с мужем должны все взвесить...
— Не слишком ли поздно начинать это делать?
— Но если так будет продолжаться, вы погубите его.
— Нет, он доживет до восьмидесяти лет, как и его отец.
Миссис Браун качнула головой в сторону одного из портретов на стене. Она была сильно взволнована.
— Вы, должно быть, были очень красивы в молодости, — сказал я, желая успокоить ее.
— Да, была. Я могла выйти замуж за любого юношу из нашего колледжа. Некоторые из них стали сейчас президентами банков, руководят крупными корпорациями. А меня угораздило влюбиться в футболиста.
— Ваш муж лучше, чем вы о нем говорите.
— Не надо его защищать. Я знаю, что он собой представляет и какой была бы моя жизнь. Но я обманулась.
Я отдала все за возможность стать женой и матерью, а что получила взамен? Даже не видела своего внука!
— А что с ним случилось?
— Кэрол отдала его на усыновление, можете себе представить. Она не была уверена, что муж не причинит ему какой-нибудь вред. Вот за какого человека она вышла замуж.
— Она говорила об этом?
— Отчасти. Кроме всего, Майкл садист. Раньше он таскал за хвосты кошек. Он прожил в нашем доме чуть больше года, и все это время я его боялась. Он очень сильный. Я никогда точно не знала, что он намеревается сделать.
— Он угрожал вам?
— Нет, этого он не смел.
— Сколько ему было лет, когда он ушел?
— Дайте сообразить. Кэрол в то время было шестнадцать. Должно быть, ему было лет семнадцать или восемнадцать.
— Он ушел и сразу же поступил на флот? Так?
— Нет, сначала он уехал из города с каким-то человеком, который был старше его, полисменом из местной полиции. Я забыла его имя. Этот человек потерял место в полиции из-за того, что брал взятки. Он уехал из города и забрал с собой Майкла — обещал сделать из него боксера. Они уехали на западное побережье. Я думаю, что Майкл попал на флот спустя несколько месяцев. Кэрол могла... — Она смутилась и замолчала.
— Что могла Кэрол?
— Я хотела сказать, что Кэрол могла бы вам все это рассказывать. — Рот ее искривился в злой усмешке. — Я, должно быть, совсем потеряла голову.
— Успокойтесь, миссис Браун. Конечно, подобные удары на некоторое время выводят из строя.
— Некоторое время... Больше, чем я его имею... — Она порывисто встала и подошла к камину. — Интересно, что это Роб вздумал делать на кухне?
— Я хотел бы услышать продолжение вашего рассказа, миссис Браун. Это первая настоящая возможность получить информацию, чтобы разобраться в основе всего случившегося.
— Это все едва ли сейчас имеет значение.
— Отнюдь нет. То, что вы рассказываете, может помочь мне найти Майкла. Полагаю, что вы время от времени виделись с ним и Кэрол.
— Его я видела еще только один раз, когда он приезжал домой зимой 1944/45 года. После того, что случилось, я отказала ему от дома. Он тогда заявил, что в отпуске, и всякими разговорами вернул расположение Роба. Роб даже дал ему денег, которые Майкл использовал на то, чтобы сбежать с моей единственной дочерью.
— Почему Кэрол уехала с ним?
Она потерла лоб, оставив на гладкой коже белые полосы.
— Я спрашивала ее об этом, когда она в последний раз была дома два месяца назад. Но она не знала, что ответить. Конечно, она хотела уехать из Покателло. На побережье, сниматься в кино. Боюсь, моя дочь все еще находилась под властью ребячьих мечтаний.
Все пятнадцатилетние девочки таковы, — подумал я и внезапно вспомнил Стеллу. Эта неожиданная тревожная мысль о ней начала оформляться у меня в голове, занимая все больше места. Каждое поколение начинает постигать мир сначала. Сейчас все так резко изменилось, что дети ничему не могут научиться у родителей, как, впрочем, и родители у детей.
— Дело в том, — сказал я, — что Кэрол действительно снималась в кино.
— Вот как! Она говорила мне однажды, но я не поверила.
— Она часто обманывала?
— Нет. Этим занимался Майкл. Я просто не верила, что она может чего-нибудь достичь. Она никогда ничего не умела добиться.
Горечь, с которой женщина произнесла эти слова, огорошила меня. В ней, казалось, находился какой-то неистощимый резервуар скепсиса и недоверия. Если она была такой всегда, то я могу понять, почему Кэрол ушла из дома при первой же возможности и старалась держаться от него подальше.
— Вы сказали, что видели Кэрол два месяца назад?
— Да. Она переезжала в июне на автобусе из Лейк-Тахо. До этого я ее долго не видела, и было очевидно, что жизнь ее потрепала. Бог знает, на что толкал ее муж. Она об этом не рассказывала.
— Это была призрачная жизнь. Видимо, тогда Харлей потерял работу и они сидели без гроша.
— Так она мне и сказала. Она попросила денег. Я настояла, чтобы Роб дал их. Впрочем, он ей никогда не отказывал. Впоследствии он начал утверждать, что и машину он ей дал, но я-то знаю лучше. Наверное, их старая совсем развалилась, а они не могли жить в Тахо без машины.
— Почему вы решили, что она взяла ее сама, раз ваш муж говорит обратное?
Она жестом еще раз выразила презрение к мужу.
— Разве это имеет значение? Им было приятно иметь машину. — Это были ее первые великодушные слова, но она тут же испортила их. — Я уверена, что Кэрол сделала это под влиянием минуты. Она всегда была очень импульсивной девочкой.
— Но суть в том, — продолжала она, — что Кэрол уехала, не попрощавшись. Она забрала машину и вернулась в город к своим фильмам и больше уже не приезжала. Она даже оставила у себя в комнате чемодан.
— Она была чем-нибудь встревожена?
— Не больше, чем обычно. За ужином у нас возник спор.
— О чем?
— О внуке. Она ведь не имела права отдавать его в чужую семью. Но она сказала, что это ее ребенок и она вольна поступать так, как сочтет нужным... Но она не имела права. Если она не могла его содержать, то привезла бы к нам. Мы дали бы ему и воспитание, и образование. — Она тяжело дышала. — В этот вечер Кэрол сказала мне такое, чего я никогда не забуду. Она спросила, что я подразумеваю под словом «воспитание». Не то ли, что мы дали ей? И ушла. Больше я ее никогда не видела. И отец также. — Она кивнула, подтверждая сказанное. — Мы дали ей воспитание. И не наша вина, что она его не использовала. Неправильно обвинять во всем нас.
— Вы все время обвиняете друг друга, — сказал я. — Так нельзя.
— Давайте не будем говорить об этом. Я достаточно слышу подобных вещей от мужа.
— Я только хотел, чтобы вы обратили внимание на очевидные факты. Вам нужен какой-то незаинтересованный человек, третье лицо, чтобы разобраться в своих мыслях.
— И вы предлагаете себя?
— Я далек от этого. Вам нужен специалист, возможно, адвокат.
— Мой муж сам адвокат. А что в этом хорошего? Я, во всяком случае, не верю в возможность такой помощи. Люди не могут разобраться в собственных проблемах.
Она села в кресло и снова ушла в себя, с немым укором показывая всем своим видом, что в своих проблемах разберется сама.
— Ну и что же, что не могут?
— Не могут, вот и все тут!
Я предпринял еще одну попытку успокоить ее.
— Вы ходите в церковь?
— Естественно.
— Вы могли бы поговорить обо всех проблемах со своим духовником?
— О каких это еще проблемах? У меня их нет.
Она была в таком отчаянии, что даже не хотела и думать о возможности какого-то проблеска. Видимо, она боялась себя самой.
— Хорошо, позвольте мне задать вам еще несколько вопросов. Вы упомянули о чемодане, который оставила ваша дочь. Он все еще здесь, в доме?
— Он наверху, в ее комнате. В нем почти ничего нет. Я даже чуть не выбросила его. Но я всегда допускала возможность, что она приедет.
— Можно мне взглянуть на него?
— Да, мы это сделаем вместе.
— Если вы не возражаете, я хотел бы поскорее подняться в ее комнату.
— Пожалуйста.
Мы поднялись наверх — миссис Браун впереди, я сзади. Она включила свет и посторонилась, чтобы я мог пройти.
Комната лишний раз доказывала, что побег дочери нанес миссис Браун очень тяжелую травму. Это была спальня старшеклассницы. Желтое покрывало с оборками на «провинциальной» французской кровати перекликалось с желтыми оборочками на скатерти, лежащей на столе, где две куклы радостно улыбались друг другу. Над желтым ковриком из овечьей шерсти был подвешен матерчатый песик, показывающий ярко-красный язык. Небольшой книжный шкаф, выкрашенный, как кровать, в белый цвет, был заполнен учебниками для старших классов школы и различными юношескими повестями. На стенах висели вымпелы за спортивные победы в колледже.
— Я оставила в комнате все так, как было при ней, — сказала за моей спиной миссис Браун.
— Почему?
— Не знаю. Все-таки я всегда думала, что в конце концов она вернется. Она и возвращалась несколько раз. Чемодан в гардеробе.
Гардероб был набит платьями и блузками, которые носили школьницы предыдущего поколения. Я начал подозревать, что и сама комната, и все, что ее заполняло, имело к Кэрол отношение меньшее, чем к тайным фантазиям ее матери. Как бы подслушав мои мысли, миссис Браун заговорила от двери:
— В этой комнате я проводила очень много времени. Здесь я чувствовала себя ближе к ней. Мы и в самом деле одно время были очень близки. Она тогда рассказывала все, даже о мальчиках, которым назначала свидания. Все это так напоминало мне мою собственную жизнь школьницы!
— Это была хорошая жизнь?
— Не знаю. — Она кусала губы. — Полагаю, что нет. А потом она вдруг отвернулась от меня и совершенно замкнулась. Я не знаю, что произошло в ее жизни, но изменения были очевидны. Она стала грубой. А ведь она была такой чистой, такой милой девочкой!
Лицо ее сморщилось, и она отвернулась. Возможно, она только сейчас полностью ощутила свою потерю.
Это был старый чемодан из коровьей кожи. На нем стояли инициалы Роба Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
Там была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В нее, как закладка, был вложен лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «твой брат Гар».
Дорогой Майкл!
Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена. Посылаю чек на 50 долларов, хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного не так, так как у Лиллы были свои идеи на этот счет. У нее не такая «чувствительная» красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
Жаль, что ты потерял свою работу, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-нибудь сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — «Барселона» обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет время.
Я видел другого «приятеля» твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему относишься, но после всего, чем он угрожал тебе, ты хорошо вывернулся. Он мог посадить тебя лет на десять в тюрьму. Нет, я не растравливаю наших старых взаимных обвинений. Хиллман мог бы что-нибудь сделать для тебя, если бы захотел. Ты бы только посмотрел на его шикарную яхту, на которой он заходил в Ньюпорт. Она стоит тысяч двадцать пять. Я выяснил, что он живет с женой и сыном в местечке «Вид на океан». Если ты захочешь, можешь попробовать получить у него какую-нибудь работу, так как он руководит чем-то в «бездымном местечке».
Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию. Ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
Всегда твой
Миссис Браун как бы очнулась и направилась ко мне, воскликнув от удивления:
— Что это?
— Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
— Пожалуйста.
— Благодарю вас. Я думаю, оно послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, откуда у Майкла появилась мысль выудить у Хиллмана деньги. И это тоже объясняет, почему Гарольд считает себя виноватым.
— Можно мне прочитать его?
Я подал ей письмо. Она, прищурившись, попыталась прочитать его, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
— Боюсь, мне понадобятся очки.
Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
— Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
Роберт Браун ответил из кухни:
— Сейчас приду!
Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
— Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
— Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
— Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Могу сказать, что этот человек оказал на него плохое влияние.
Удивительно, если бы он оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем был человек по имени Отто Сайп.