В запертом письменном столе у меня на квартире лежал револьвер. Другой был в офисе. Квартира в западной части Лос-Анджелеса была ближе, и я поехал туда.
Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и находилась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
Кругом стояла мертвая тишина, какая бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои мысли были ясны, усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах и считал, что все случившееся становится более или менее понятным.
Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она оказалась открытой... У меня нет ни семьи, ни жены, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, накрывшись шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои сто лет.
Я закрыл дверь.
— Э-эй, Стелла!
Она вздрогнула под одеялом и, сбросив его на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.
— О, — сказала она, — это вы...
— А кого ты ожидала увидеть?
— Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Я забыла, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще были полны сна.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.
— Зато я не понял. Свидетельница чего?
— Самых разных дел. Если вы хотите, чтобы я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня, как на преступницу. Никто так не смотрит на меня, кроме родителей.
Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.
— Твои родители знают, что ты здесь?
— Конечно, нет! Как я могла сказать им? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно надо было. Вы же приказали мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томми. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали мне ваш домашний адрес.
— Так что ты узнала о нем?
В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, больше похожие на женские, чем на девичьи.
— Он позвонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.
— Он сказал, где он?
— Он... он... — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.
— Каким образом?
— Я опустила маленькую записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Я не могла оставить их в неведении.
— Что ты написала?
— Только то, что Томми жив.
— Ты хорошо поступила.
— Но я нарушила обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют более высокие соображения.
— Что вы имели в виду?
— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
— Я не вру.
— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
— Уверена. Мы разговаривали друг с другом.
— Что он сказал?
Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:
— Это будет правильно, если я расскажу вам, даже если я и обещала?
— Было бы только хуже, если бы ты не рассказала. Ты же сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы ничего не сказать?
— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Во всяком случае, сам факт, что он жив, очень важен, правда? Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Затем попросил принести ему немного денег.
Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.
— Сколько денег он просил?
— Столько, сколько я могла бы достать. Он знал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе дала мне сто долларов, она знает, что я верну. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.
Я нетерпеливо прервал ее:
— Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?
— Нет, мы договорились встретиться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.
— Он не сказал, где остановился?
— Нет. В этом-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.
— Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.
— Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома ужасные времена.
— Он сам сказал тебе?
— Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.
— Огорченного или напуганного?
Она опустила голову.
— Много хуже, чем напуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил, что да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродители». Он сказал, что они вряд ли дождутся момента, чтобы вернуть его обратно, в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и они не впускали меня туда, чтобы повидаться с ним. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.
— Эти лица не злобные. Я был там.
— Да, но вас не запирали там. Томми сказал мне, что это жуткое место. Его родители не имели права отдавать его туда. Я не могу его винить, что он сбежал.
— Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?
— Думаю, что да.
— Было бы очень неприятно, если бы сейчас с ним что-нибудь случилось. Ты ведь не хочешь этого?
Она покачала головой.
— Тогда ты поможешь мне вернуть его?
— Поэтому-то я и приехала. Я не стала сообщать в полицию. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?
— Это не должно случиться. Думаю, у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.
— Он не болен!
— Но у его отца, должно быть, была причина поместить его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.
— Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!
— Не так просто, но не будем спорить. Прости меня, Стелла, но я должен позвонить.
Телефон стоял на письменном столе. В записной книжке я нашел номер Сюзанны Дрю. Она ответила быстро.
— Алло.
— Лью Арчер. Ты очень оживленно отозвалась для трех часов ночи.
— Я не спала, лежала и размышляла. И в моих размышлениях относительно разных людей нашлось место и для тебя. Кто-то говорил, не помню кто, кажется Скотт Фитцджеральд, что в самых темных закоулках души всегда три часа ночи. У меня другое мнение на этот счет. Самые темные закоулки души всегда раскрываются в три часа ночи.
— Эта мысль обо мне так угнетающе подействовала на тебя?
— В некотором смысле — да, в другом — нет.
— Ты говоришь загадками, сфинкс.
— Как мне и положено, Эдип. Но это вовсе не ты виноват в моем подавленном настроении. Это идет издалека.
— Не хочешь ли ты рассказать мне об этом?
— В другой раз, доктор. — Она заговорила очень игриво. — Ты ведь позвонил мне в такой час не для того, чтобы поинтересоваться моей биографией?
— Нет, хотя мне все еще любопытно, кто же звонил тебе тогда.
— Ах, вот почему ты позвонил! — В ее голосе появилось раздражение, грозящее перейти в настоящую злость.
— Нет, я звоню не поэтому. Мне нужна твоя помощь.
— Действительно? — Она была удивлена, и тон разговора стал снова более теплым. Однако она настороженно спросила: — Ты имеешь в виду, чтобы я рассказала тебе все, что знаю, или что-то в этом духе?
— У нас нет на "это времени. И к тому же, я думаю, это происшествие уже исчерпано. Но сейчас мне необходимо уехать, а ко мне забрела очень хорошенькая школьница по имени Стелла. — Я говорил так, чтобы меня одновременно слушали и девочка в комнате, и женщина на другом конце провода. И делал это потому, что вдруг понял, что обе они, девочка и женщина, — два самых моих любимых человека. — Мне нужно безопасное место, где бы она смогла провести ночь.
— Но у меня не безопасно. — Резкая нотка в ее голосе показала мне, что она имела в виду.
Стелла быстро проговорила у меня за спиной:
— Я могла бы остаться здесь.
— Она не может остаться здесь. Ее родители попытаются приписать мне попытку похищения их ребенка.
— Серьезно?
— Да, положение серьезное.
— Хорошо. Где ты живешь?
— Мы сами доберемся до тебя. В это время ночи дорога займет у нас не более получаса.
Когда я повесил трубку, Стелла проговорила:
— Вы не должны были проделывать это у меня за спиной.
— Право, я сделал это, не прячась. И у меня нет времени спорить.
Чтобы подчеркнуть серьезность положения, я снял пиджак, достал пистолет и все его принадлежности из письменного стола и положил перед собой. Широко открытыми глазами она наблюдала за моими действиями. Но и эти страшные приготовления не заставили ее замолчать.
— Но я не хочу ни с кем встречаться на ночь глядя. — Сюзанна Дрю понравится тебе. Она очень умная и доброжелательная.
— Но мне никогда не нравятся люди, про которых заранее говорят, что они понравятся.
Очевидно, затраченные вечером и днем силы еще не успели восполниться, и она вновь стала впадать в детство. Чтобы встряхнуть ее, я заявил:
— Забудь свою войну со взрослыми. Ты сама очень скоро станешь взрослой. Кто же тогда станет нести ответственность за твои поступки?
— Это нечестно.
Это и правда был недозволенный прием, но услышанное поддерживало ее силы на всем пути до дома в Беверли-Хиллз.
Сюзанна вышла к двери в шелковой пижаме. Она причесала волосы, ее открытое лицо было удивительно красивым.
— Входи, Лью. Приятно видеть тебя, Стелла. Я — Сюзанна. Постель я приготовила тебе наверху, — она показала на лестницу, поднимающуюся вдоль стены студии. — Хочешь чего-нибудь поесть?
— Спасибо, — ответила Стелла. — Я съела шницель на автобусной станции.
— Тогда не хочешь ли ты пойти и лечь в постель?
— У меня нет выбора, — ответила Стелла, потом прибавила: — Это невоспитанно с моей стороны, да? Я не то хотела сказать. Вы ужасно добры, что приютили меня на ночь. Это мистер Арчер не дал мне возможности выбирать.
— Я и сам не имел такой возможности, — сказал я. — Что бы ты стала делать, оставшись одна?
— Я была бы с Томми, где бы он ни был.
Губы ее задрожали, она попыталась было не расплакаться, но не сдержалась. Лицо ее сморщилось, как у всех плачущих детей, и она убежала подальше от наших глаз, вверх по крутым ступенькам лестницы.
Сюзанна крикнула ей вслед:
— Пижама на кровати, а новая зубная щетка в ванной.
— Ты очень гостеприимная хозяйка, — заметил я.
— Спасибо. Хочешь выпить, прежде чем идти?
— Мне уже ничем не помочь, — пошутил я.
— Ты собирался куда-то. Что ты собираешься предпринять?
— Я направлялся в отель «Барселона», но мне пришлось сделать крюк.
Она отреагировала более резко, чем можно было ожидать.
— Это я «крюк»?
— Стелла — крюк. Ты — самая стройная женщина в США.
— Люблю твое богатое воображение. — Она согнала улыбку с лица. — Что же ты задумал делать в старой «Барселоне»? Разве она не закрыта?
— По крайней мере, один человек еще живет там. Сторож по имени Отто Сайп, который раньше был гостиничным детективом.
— Господи Боже! Кажется, я знаю его. Такой огромный краснолицый субъект, от которого вечно пахло виски?
— Возможно, это он и есть. Откуда ты знаешь его?
Она смутилась и мягко объяснила:
— Было время, когда я частенько бывала в «Барселоне». В конце войны. Как раз там я и познакомилась с Кэрол.
— И с мистером Сайпом?
— И с мистером Сайпом.
Больше она ничего не сказала и, помолчав, продолжала уже несколько другим тоном:
— Ты не имеешь права устраивать мне допрос. Оставь меня одну.
— С удовольствием.
Она проводила меня до двери.
— Пожалуйста, не уходи так. Хотя все равно, радости уже не вернуть. Как ты думаешь, почему я не сплю всю ночь?
— Грехи?
— Чепуха. Мне нечего стыдиться. — Но в ее глазах можно было увидеть стыд, спрятанный так глубоко, что, может, она и сама не знала о нем. — Во всяком случае, та малость, что мне известна, не может иметь значения. А ты ведешь себя нечестно. Хочешь использовать мои личные чувства к тебе...
— Я не знал об их существовании. Если они есть, то я имею право воспользоваться этими чувствами так, как мне нужно.
— Вряд ли. Такого права у тебя нет. Моя личная жизнь принадлежит мне, и ты не имеешь права вмешиваться в нее.
— Даже для того, чтобы спасти чью-то жизнь?
В это время Стелла открыла дверь и вышла на балкон. Она была похожа на стоящего в нише юного святого, одетого в пижаму.
— Если вы действительно взрослые, — сказала она, — то говорите, пожалуйста, тише. Мне хотелось бы немного поспать.
— Виноват, — сказал я обеим.
Стелла скрылась за дверью.
— Чья жизнь в опасности, Лью?
— Тома Хиллмана. Возможно, что и другие жизни, в том числе моя.
— Я вижу, ты вооружился. Что, Отто Сайп один из похитителей?
— Отто Сайп был твоим любовником? — задал я контрвопрос.
Она была оскорблена.
— Конечно, нет. А теперь убирайся.
Она выставила меня за дверь. Ночная прохлада освежила мое лицо.