Глава 25

Было без четверти девять, когда я остановил своего верного коня напротив автобусной станции в Санта-Монике.

Я вошел в здание станции: Стелла, этот невероятный ребенок, была уже там. Она сидела за стойкой для ленча в глубине помещения, так, чтобы видеть все, что происходит в дверях и снаружи. Конечно, она заметила меня и постаралась спрятать лицо за чашкой кофе. Я сел около нее. С раздраженным стуком она поставила чашку на стол: кофе ее уже давно остыл и подернулся серой пленкой.

Она заговорила, не глядя на меня, — так, как разговаривают в фильмах о шпионах:

— Уходите отсюда, а то спугнете Томми.

— Он не знает меня.

— Но я предпочла бы остаться одна. Кроме того, у вас вид полицейского или кого-то в этом духе.

— Почему у Томми такая аллергия на полицейских?

— У вас тоже была бы такая аллергия, если бы вас разыскивали, чтобы посадить под замок.

— Если будешь убегать из дома, тебе грозит то же.

— У них не будет такой возможности, — сказала она, посмотрев на меня с неприязнью. — Отец водил меня сегодня к психиатру, чтобы убедиться, не нужно ли отдать меня в школу в «Проклятой лагуне». Я рассказала врачу все, как и вам. Она сказала, что с нервной системой у меня все в порядке. Но как только отец вошел к ней в кабинет, я выскочила, села в такси и приехала сюда, потому что автобус уже ушел.

— Мне опять придется везти тебя домой.

— Разве у подростков нет никаких прав? — сказала она с молодым задором.

— Конечно, есть, — ответил я. — В том числе и право находиться под защитой взрослых.

— Я не уеду отсюда без Томми.

Это имя она выкрикнула слишком громко. Половина людей, находящихся на маленькой станции, оглянулись на нас. Женщина за стойкой быстро подошла к Стелле.

— Он чем-нибудь мешает вам, мисс?

Она помотала головой.

— Он — мой хороший знакомый.

Это только усилило подозрения женщины, но она промолчала. Я заказал чашку кофе. Когда женщина отошла, я сказал Стелле:

— Я тоже не уеду без Тома. Кстати, что думает о нем твоя подруга-психиатр?

— Она не сказала мне. А что?

— Ничего. Я только спросил.

Официантка принесла мне кофе. Я придвинул его к себе и стал медленно пить. Было без восьми минут девять. Люди начали подтягиваться к дверям, чувствовалось, что скоро подойдет автобус.

Я вышел наружу и почти столкнулся с Томом. На нем были брюки и грязная белая рубашка. Лицо тоже грязное, за исключением места, где начинала пробиваться бородка.

— Простите, сэр, — сказал он и отступил в сторону.

Я не мог допустить, чтобы он вошел внутрь, где разговор между нами мог привлечь внимание людей, а это было чревато встречей с полицией. Мне нужно было поговорить с ним до того, как кто-нибудь еще увидит его. Он был настороже, молод и силен и вполне мог убежать от меня.

В одну секунду эти мысли пронеслись у меня в голове, и еще до того, как он подошел к дверям станции, я догнал его, обхватил за туловище, поднял в воздух и, хотя он отчаянно сопротивлялся, принес к машине, бросил его на заднее сиденье, а сам сел рядом. Все это время мимо шли другие машины, но никто не остановился и не задал мне никаких вопросов — обычно так и бывает.

Том всхлипнул или попытался было захныкать, я не знаю, издав носом свистящий звук. Он, должно быть, понял, что его путешествию пришел конец.

— Мое имя — Лью Арчер, — сказал я. — Я частный детектив, работаю на твоего отца.

— Он не мой отец.

— Приемный отец — тоже отец.

— Для меня он чужой. Я не хочу иметь никакого отношения ни к капитану Хиллману, ни к вам, — проговорил он совершенно безразличным голосом.

Я заметил на его правой руке кровоточащий порез. Мальчик положил палец в рот и пососал его, внимательно поглядывая на меня. В такой момент воспринимать его серьезно было трудно, хотя он пытался выглядеть именно так.

— Я не поеду обратно к моим так называемым родителям.

— У тебя больше никого нет.

— Есть, я сам.

— Ты не можешь отвечать за себя.

— Еще одна лекция!

— Посмотрим на факты. Если бы ты мог честно взглянуть на себя, то увидел бы, что в своих поступках не отдаешь себе отчета. Например, что ты сделал с врачом, который немного старше тебя?

— Он пытался отвезти меня домой.

— Ты и так поедешь именно туда, альтернативой будет жизнь с бездельниками и преступниками.

— Вы говорите о моих родителях, моих настоящих родителях? — Он нарочно драматизировал разговор, но в голосе его чувствовалась какая-то неуверенность. — Моя мама не была бездельницей и не была преступницей. Она была... прекрасна!

— Я не имел в виду ее.

— И мой отец не такой уж плохой, — сказал он не особенно уверенно.

— Кто убил их, Том?

Он весь сжался и замкнулся в себе, лицо его стало похожим на деревянную маску, которую обычно используют, чтобы отпугивать злых духов.

— Об этом я ничего не знаю, — заговорил он монотонно. — Я не знал, что Кэрол убита, пока не прочел об этом вчера вечером в газетах. И о том, что Майкл убит, узнал из газет только сегодня. Следующий вопрос?

— Не надо так разговаривать, Том. Я не коп и не твой враг.

— Если есть такие так называемые родители, какие были у меня, враги не нужны. Все, что хотел мой... все, что хотел капитан Хиллман, это чтобы в его доме был пай-мальчик, с которым можно было бы время от времени пошутить. Я и попробовал пошутить с ним.

— Это случилось после его последней шутки? То была милая шутка!

В первый раз он прямо посмотрел на меня, наполовину со злобой, наполовину — со страхом.

— Я имел право уехать со своими настоящими родителями.

— Может быть. Не будем спорить об этом. Но ты определенно не должен был помогать вымогать деньги у твоего отца.

— Он мне не отец.

— Я это знаю. Сколько можно повторять одно и то же?

— Пока вы не перестанете называть его моим отцом.

«Он хороший, но трудный парень», — подумал я и сказал:

— О'кей. Будем называть его мистер Икс, твою мать мадам Икс, а тебя — потерянный дофин Франции.

— Это совсем не смешно.

Он был прав — это было не смешно.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что, помогая им получить эти двадцать пять тысяч долларов, ты оказался замешанным в серьезном уголовном преступлении?

— Я не знал о деньгах, они не говорили мне. Думаю, и Кэрол ничего не знала.

— В это трудно поверить, Том.

— Это правда. Майкл не говорил нам. Он только сказал, что задумал хорошее дельце.

— Если ты не знал о вымогательстве, то почему бежал, воспользовавшись багажником его машины?

— Так это же совершенно понятно. Майкл сказал, что мой отец... — Он опять натолкнулся на это проклятое слово. — Он сказал, что капитан Хиллман разыскивает меня с полицией, чтобы вернуть в «Лагуну».

Пока он вышел победителем. Я задумался. Воспользовавшись этим, он попытался открыть дверцу. Я водворил его обратно на сиденье и крепко взял за руку.

— Ты останешься со мной, Том. Иначе я пущу в ход наручники.

— Сука!

Это ругательство очень странно прозвучало в его устах, словно это было иностранное слово, но оно огорчило меня. Дети, как и взрослые, должны принадлежать к какому-то определенному миру. Обманчивость плюшевого мира Ралфа Хиллмана однажды уже принесла Тому несчастье. Оно было тем глубже, что в этом мире были такие школы, как в «Проклятой лагуне». Том бросил предавший его мир и слепо бросился в другой. И вот теперь он терял и его. Я подумал, что в голове у него сейчас отчаянная пустота и придется приложить немало усилий, чтобы ее заполнить.

К станции подъехал автобус. Когда он разворачивался, я обратил внимание на пассажиров, высунувшихся из окон: они были опьянены путешествием по Калифорнии.

Я немного ослабил руку, которой держал Тома.

— Я не могу позволить тебе уйти, даже если бы и хотел. Ты не так глуп, попытайся хотя бы раз подумать и о других людях.

— О каких других?

— О тех, кто принял участие в разгадывании всех твоих загадок. Ты бежал из школы — я, конечно, не обвиняю тебя в этом...

— Премного благодарен.

— Теперь это ложное похищение и все остальное. Приемный сын так же дорог родителям, как настоящий. Твои близкие очень беспокоились.

— Премного благодарен.

— Кстати, они послали к чертям деньги. Единственное, о чем они думали, это ты, ты и ты!

— Здесь есть некая фальшь, — сказал он.

— В чем?

— В скрипичном сопровождении.

— С тобой трудно разговаривать, Том.

— Мои друзья так не думают.

— А кто твои друзья?

— Те, кто не хочет, чтобы меня вернули в «Проклятую лагуну».

— Я тоже не хочу.

— Вы только так говорите. Работаете на капитана Хиллмана, а он хочет этого.

— Он тоже не хочет. Мальчик покачал головой.

— Я не верю вам, не верю и ему. Когда с вами что-нибудь происходит, вы начинаете верить тому, что люди делают, а не тому, что они говорят. Люди, подобные Хиллманам, должно быть, полагают, что такой человек, как Кэрол, — ничто, просто никчемная женщина. Но для меня это не так — я полюбил ее. Она очень хорошо ко мне относилась. Даже настоящий отец никогда не поднимал на меня руку. Плохо было только то, как он относился к Кэрол.

Он наконец оставил свой язвительный тон и заговорил нормальным человеческим языком. Именно этот момент выбрала Стелла для того, чтобы появиться на площади. На ее лице было написано разочарование.

Том поймал ее взглядом почти одновременно со мной. Глаза его широко раскрылись, будто он увидел ангела из утраченного рая. Перегнувшись через меня, он крикнул в окно:

— Эй, Стелла!

Она бросилась бежать. Я вышел из машины и впустил ее на свое место рядом с мальчиком. Они не обнялись и не поцеловались. Только дрожащие руки выдавали их чувства. Я сел впереди и закрыл замки.

— У меня было такое ощущение, что тебя не было целую вечность, — заговорила она.

— У меня тоже.

— Ты должен был позвонить мне раньше.

— Я звонил.

— Да, я забыла.

— Я боялся, что ты сделаешь... сделаешь то, что сделала, — он показал подбородком на меня.

— Я не хотела этого, правда. Это его идея. Во всяком случае, ты должен ехать домой. Мы поедем вместе.

— У меня нет дома.

— Тогда и у меня нет. Мой дом так же плох, как твой.

— Нет, ты не права.

— Да, да, верь мне, — повторила она свой единственный аргумент. — Том, тебе же надо помыться в ванной. И побриться.

Я взглянул на его лицо: на нем застыло глуповато-счастливое выражение.

В этот момент улица освободилась от транспорта, и я тронул машину. Том молчал.

Уже в темноте, в отсвете фонарей, мелькавших при выезде из города, он начал рассказывать Стелле, как несколько недель назад ему позвонила Кэрол и сказала, что хочет встретиться с ним. Вечером, воспользовавшись «кадиллаком» Ралфа Хиллмана, он привез ее на побережье — к тому месту, где расположен мотель Дака. Там, в апельсиновой роще, он выслушал историю ее жизни. Даже несмотря на то, что он часто сомневался в своем происхождении, ему трудно было узнать в Кэрол настоящую мать. Но она очень привлекала его, и вообще это признание показалось ему окном в мир свободы, неожиданно открывшимся в семейном корабле капитана Хиллмана. Он ей поверил и даже некоторым образом полюбил.

— Почему же ты сразу не рассказал мне об этом, Томми? — спросила Стелла. — Мне так хотелось бы узнать ее.

— Нет, тебе нельзя было. — Голос его был грустным. — Сначала я должен был все выяснить сам и свыкнуться с этим, а затем решить, что же делать. Понимаешь, она хотела бросить моего отца, ей с ним стало слишком трудно. Она сказала, что если не уйдет от него сейчас, то никогда уже больше не решится. Но она не смогла бы справиться с этим сама, ей нужна была моя помощь. Мне кажется, Кэрол подозревала, что отец во что-то впутался, и это ее очень беспокоило.

— Ты имеешь в виду похищение и все остальное?

— Я думаю, она и знала, и не знала, как это часто бывает у женщин.

— Я знаю мою маму, — ответила она мудро.

Они совсем забыли обо мне. Я был просто их личным шофером, добрым старым седым Лью Арчером, и мы продолжали нестись вперед через ночь, которая совсем не опасна, когда чувствуешь себя под защитой. Я вспомнил то ли поэму, то ли притчу — из тех, которыми пичкала меня Сюзанна много лет назад. «Птица влетела в окно в одном конце освещенного зала, перелетела его и через другое окно вылетела в темноту. Вот что значит человеческая жизнь».

Вдалеке показывались фонари, — они вырастали и проносились мимо, напоминая птиц из притчи, рассказанной Сюзанной. И мне вдруг захотелось, чтобы она была здесь, со мной.

Том рассказывал Стелле, как в первый раз встретил своего отца. Первую неделю Майкл не показывался, предполагалось, что он подыскивает работу в Лос-Анджелесе. В конце концов Том встретился с ним в субботу вечером в мотеле.

— Это было в ту самую ночь, когда ты разбил нашу машину?

— Да. Мой о... Ралф, как ты знаешь, запретил мне ехать. Кэрол перед этим пролила немного вина на переднее сиденье машины, и они учуяли запах. Он решил, что я уезжаю, чтобы пить.

— Кэрол много пила?

— Нет. Но в ту субботу выпила порядочно. И он тоже. И мне дали немного.

— Ты стал совсем взрослый.

— У нас был обед, — рассказывал он. — Кэрол приготовила спагетти — спагетти а ля Покателло, как она называла их. Она пела мне свои старинные песни, вроде «Сентиментального путешествия», и это было довольно весело.

Однако в голосе его я услышал сомнение.

— Вот почему ты вернулся домой?

— Нет, я... — Дальнейшее застряло у него в горле. — Я...

Зеркальце заднего обзора позволило мне увидеть, что он с трудом сдерживался. Он так и не смог закончить мысль.

Некоторое время они молчали.

— Ты хотел остаться с ними? — наконец спросила Стелла.

— Нет. Не знаю.

— Тебе нравился отец?

— Я думаю, он вполне нормальный человек, пока не напьется. Мы играли в какую-то странную игру, и он проиграл. Тогда он бросил играть и стал приставать к Кэрол, я с ним почти подрался. Он сказал, что раньше был боксером и надо быть сумасшедшим, чтобы драться с ним, своими кулаками он может просто убить меня.

— Наверное, это был ужасный вечер?

— Да, это его часть была не слишком хороша.

— А какая же лучше?

— Когда она пела старые песни и рассказывала о моем дедушке.

— И это заняло у тебя всю ночь? — спросила она голосом сплетницы.

— Я не остался у них ночевать, я уехал около десяти часов, когда мы почти подрались. Я...

Опять это слово застряло у него в горле. Создавалось впечатление, что оно слишком много значит для него.

— Что же ты делал?

— Я уехал и долго стоял там, где мы были с ней в первый раз. Я сидел там почти до двух часов ночи и, знаешь, слушал океан. Океан и шоссе. Слушал и пытался понять, что же я должен делать. — И он добавил таким тоном, словно это предназначалось специально для меня: — А сейчас, насколько я понимаю, у меня нет никакого выбора. Конечно, они возвратят меня в «Проклятую лагуну».

— И меня тоже, — сказала Стелла нервно. — Мы сможем посылать друг другу секретные записки. Будем прятать их в дуплах и в мусоре.

— Это совсем не смешно, Стел. Они все там сойдут с ума, если уже не сошли, даже преподаватели. Им не выбраться оттуда.

— Давай о другом, — сказала она. — Что же ты делал после двух часов?

— Я поехал повидаться с Сэмом Джэксоном, хотел посоветоваться с ним, что мне делать, но так и не смог сказать ему, кто мои настоящие родители. Тогда я поехал в город и ездил так несколько часов. Я не хотел возвращаться ни домой, ни в мотель.

— Тогда ты и перевернулся в машине, пытаясь покончить собой!

— Я...

Опять наступило молчание, и на этот раз уже окончательно. Том отвернулся, прижался лбом к стеклу и стал смотреть, как проносятся мимо фонари, скрываясь в темноте, из которой они только что возникли. Некоторое время спустя я заметил, как рука Стеллы легла ему на плечи. По лицу его текли слезы.

Загрузка...