Друзья бога

Глава 19

Джунгли отступили, словно устали мешать путешественникам. Но теперь на сотни миль вперед простирались горы и ущелья. Глядя на бесконечный горный массив, Андреа впервые за все время похода подумал, что он не сможет преодолеть это горное пространство. Его настроение, видимо, передалось остальным участникам похода. Особенно пугала громада Истактепетля.[85] Манко сказал, что Белая гора, что означало это название на языке ацтеков, — священная гора и что про нее нельзя говорить плохо, иначе разгневается. И что только эта гора решит — пропустить людей или нет. Потрясенные видом величественной снежной вершины путешественники и вправду словно потеряли последние силы. Решено было сделать привал.

Манко был уверен, что где-то рядом живут люди, и у них можно будет купить мулов. В лагере, разбитом у подножия устремленного в небеса вулкана, решили несколько дней отдохнуть. За это время индеец должен был найти людей и договориться о покупке мулов. Ацтек словно не чувствовал никакой усталости и немедленно отправился на север.

Вернулся он через два дня, ведя за собой десяток мулов. Как рассказал Манко, в нескольких милях на север было небольшое индейское поселение, и он даже нашел там дальнего родственника. Однако индейцы советовали поскорее отправиться в путь, потому что местный колдун видел плохие знаки. К радости путешественников, Манко не только привел животных, но и привез на них свежих овощей и фруктов. Кроме того, на боку одного из безразличных ко всему мулов было навешано с десяток калебас, полных пульке — хмельного, тягучего и пенистого напитка из сока агавы. Пока стреноженные мулы пощипывали травку вокруг лагеря, путешественники наконец позволили себе расслабиться и полностью забыть о том, какой переход им еще предстоит. У костра завязалась непринужденная беседа, в которой впервые участвовал Манко.

Сначала пришла еле заметная тревога. Даже не тревога, а просто пауза в разговоре, словно тихий ангел пролетел. Захрапели мулы, сначала тихонько, потом громче и громче. Манко кинулся их успокаивать. Но тяжкий низкий гул усилил тревогу, превращая ее в первобытный ужас. Сначала слабый, как гудение майского жука, но с каждой секундой он вырастал и становился страшнее и страшнее. Мимо, даже не пугаясь огня, пронесся табун гуанако.[86] А потом ахнул взрыв, заставивший людей упасть на землю, а мулов — ринуться прочь от стоянки. Все вокруг озарилось лиловым светом. Истактепетль, выбросив в небо вулканическую бомбу, стал истекать потоками лавы. Люди в панике метались по лагерю. Андреа сначала тоже растерялся, но тут увидел спокойное лицо врача. Травалини с иронической усмешкой выудил уголек из костра и спокойно раскуривал трубку. Казалось, что извержение вулкана никак его не касалось.

— Доктор, помогите мне! — Андреа видел, что только Травалини сейчас сохраняет трезвость мысли.

— Успокойтесь, капитан. Я пережил два извержения Везувия, и эти китайские огни меня не впечатляют. К тому же ветер дует от нас, и нам никак не страшен пепел. Ну а лава сюда дойдет только через несколько дней. — Травалини выпустил облако ароматного дыма из своей трубки. — Садитесь рядом, я уверен, что через несколько минут все ваши люди поймут, что суета бессмысленна. А животные… Куда убежит стреноженный мул? Не дальше соседней кочки.

Андреа, собрав волю в кулак, сел рядом с врачом и, приняв от него кубинскую сигару, невесть каким образом сбереженную в походе, стал прикуривать, делая вид, что он спокоен и не обращает внимания на извержение Истактепетля.

— В 1630 году, за десять лет до моего рождения, мои родители пережили катастрофическое извержение, такого, пожалуй, не было со времен гибели Помпеи и Геркуланума. Но даже тогда, хоть пепел и засыпал Турцию, никто не испугался так, чтобы метаться, как мечутся сейчас наши друзья, — спокойно, словно на лекции, рассказывал Травалини. — Извержение — дело такое, преходящее. Тем более что от нас до кратера очень далеко.

Манко к этому времени уже собрал испуганных мулов и, видя, что Андреа и доктор спокойно сидят у костра, сел на корточки рядом. Несмотря на то что всего несколько мгновений назад индеец паниковал не меньше, чем остальные, теперь он хранил непроницаемый вид. Ацтек не спеша раскуривал свою длинную трубку и сидел прищурившись, словно всматривался в вечность. Дым из трубки отливал сизым. Андреа знал, что Манко не всегда курит только табак. Видимо, это придавало индейцу силы сохранять нечеловеческое спокойствие.

Через пятнадцать минут люди, перестав метаться, искать защиты у бога и просто прятаться под одеялом, собрались у костра. Грохот вулкана уже не казался ужасным, отблески лавы выглядели забавными, а легкий аромат серы придавал вечеру некоторую пикантность.

Утром, вполне отдохнув, экспедиция, погрузившись на мулов, отправилась на север, вперед к древним руинам Теночтитлана.

За две недели последующего перехода пришлось приноравливаться и привыкать к новым ландшафтам. Переход через горы требовал совсем других навыков. Горные массивы не сдавались просто так. Каждый перевал стоил множества шишек и синяков. После трудных переходов обветренные и сожженные коварным горным солнцем губы не могли произнести ничего, кроме слова «ром». Обмороженные пальцы не держали даже ложки, а ночевки на снежниках не приносили отдыха. Сколько раз у Андреа замирало сердце под внезапно разверзающимися горными пропастями. Сколько раз нога соскальзывала в коварный ранклюфт,[87] оставляя болезненные ссадины на голени. Но с упорством, которое встречается только у людей, экспедиция шла вперед и вперед.

На вторую неделю от мулов осталась только половина, остальных поглотили бездонные трещины и пропасти. Потом одного мула пришлось забить, так как в пропасть улетели последние запасы провизии. Но всему приходит конец. Кончился и этот тяжелейший штурм горных хребтов. Вечером путники, не имея ни сил, ни желания разбить лагерь, просто заснули вокруг костра, после того как окончился спуск с очередного перевала.

Утро пришло с резкими солнечными лучами, прорывающимися под сомкнутые веки, и жизнерадостным хрустом. Мулы, обнаружив изумрудные заросли чертополоха, утомленные за долгий переход сухими мхами и невкусными рододендронами, поглощали сочную пищу. Впервые за долгие недели животные смогли и поесть вволю, и отдохнуть на росистых лугах. Утренние лучи солнца осветили желтый камень руин Теночтитлана.

— Ну что, Манко, ты говорил, что только трое дойдут. — Андреа смотрел на древние пирамиды с восторгом победителя. — А ведь потери минимальные. Не все так плохо в итоге.

— До цели дойдут трое, — невозмутимо упорствовал Манко.

— Ладно, думай как хочешь. Итак, господа, прошу разбить настоящий лагерь, а не стоянку на ночлег. Завтра утром я, Манко и наш уважаемый доктор идем в храм. Остальные остаются в лагере и к вечеру ждут нашего возвращения. — Андреа не рискнул идти за добычей прямо сейчас.

Пока готовился бивуак, он отозвал индейца в сторону для приватной беседы.

— Итак, Манко, что говорит твоя карта, где нам искать этот нефритовый череп? Ведь очевидно, что если мы будем рыться здесь наобум, то до скончания дней ничего не найдем.

— Зачем тебе карта, если тебя позвал Монтесума?

— Я понимаю, ты ближе к этим богам, чем я, но даже зов Монтесумы не подсказывает мне, куда идти.

— Надо идти. Дорога сама приведет к цели.

— Но где здесь дорога? — громко возмутился Андреа.

— Иди там, где идешь. — Манко замолчал и спокойно пошел в лагерь.

Андреа долго не мог заснуть, тревога будоражила кровь. Он долго ворочался, не находя себе места у костра. Потом, измученный бессонницей, Андреа поднялся и стал проверять оружие. В слабом свете углей удалось даже почистить пистолеты. Работа позволила успокоиться, и наконец пришел сон. Тревожный, изматывающий не меньше, чем бессонница.

Утром, после порции крепкого кофе, Андреа отдал последние распоряжения. Он с Травалини и Манко идет к храмам. Остальные после обеда должны собрать лагерь, отправиться в центр Теночтитлана, где и ждать арьергард у подножия двуглавой пирамиды, которая отсюда была хорошо видна.

До города шли в полном молчании. И несмотря на то что граница города была иллюзорной, в какой-то момент Андреа понял — они вошли в Теночтитлан. Исчез легкий ветерок, так же как исчезли птичьи крики и шелест деревьев. Сейчас их окружала плотная тишина и неподвижность. Казалось, что люди находятся среди гигантских театральных декораций в замкнутом пространстве. Только мелкие камешки похрустывали под ногами, хоть как-то давая знать, что все происходящее — реально. Лишь рядом с руинами можно было оценить, насколько колоссальными были эти творения рук человеческих.

— Манко, — шепотом, словно боясь спугнуть кого-то, спросил врач, — а вот эта пирамида в центре, двуглавая, — это гробница?

— Это великий храм наших богов, — объяснил индеец.

— Мы идем туда. — Андреа показал рукой на вершину храма.

— Почему? — удивился Травалини. — Ведь если это храм, то можно найти вход в него и не забираясь наверх.

— Не знаю почему.

— Испанцы осквернили храм, — вдруг подал голос Манко. — Они выломали громадные куски из него и увезли. Строить свой храм. На них лежит проклятие Вицлипуцли.

— Вицлипуцли — это… — начал Травалини с видом знатока.

— Это бог солнца и войны. Это его святилище. — Манко показал рукой на левую вершину храма. Он говорил с такими интонациями, что у Джузеппе пропало всякое желание пошутить.

— А справа — это чье?

— Тлалока, бога дождя и воды.

— Они жили там? — Доктор уже достал свою записную книжку, пытаясь на ходу записывать.

— В присутствии богов надо хранить молчание, — остановил его индеец.

Подъем на вершину храма оказался очень сложным. Почти двухсотфутовая лестница быстро сбила дыхание, от напряжения по лицам людей заструился пот. В конце концов, когда казалось, что колени отказывают, вершина была достигнута. Отсюда открывался величественный вид на мертвый город.

— А что внутри? — опять не выдержал Травалини и направился к тому сооружению на вершине пирамиды, которое Манко назвал святилищем Вицлипуцли.

— Здесь приносили жертвы богам. Твоим ножом рассекали грудь юношей. — Манко посмотрел на Андреа. — А потом у жертв вырезали сердце.

— Этим ножом? — Андреа вытащил каменный ноле из кармана.

Небеса как будто только и ждали этого. Словно дыхание древних богов, пронесся порыв ветра. Небо немедленно потемнело в сгущающихся тучах. Хотя мгновение назад в безоблачном синем небосводе не было ни облачка. А ритуальный нож в руке Андреа вдруг засветился каким-то дьявольским, неземным синим огнем. Разорвав небо и ударив по барабанным перепонкам, с неба ринулась лента белой молнии и окончилась на острие ножа. Андреа сжал нож до боли в суставах, до крови из-под ногтей, только бы не упустить его.

Одновременно с раскатами грома у подножия пирамиды сгустились клубы синего тумана, закрывшие полностью ее основание. Туман дрожал и пульсировал в такт тревожным раскатам. Из тумана, лежащего не выше десяти ступенек, вышли люди и медленно потянулись к вершине храма, туда, где находился Андреа с товарищами. Потоком тягучей материи людские тела покрывали пирамиду и поднимались вверх. Они были обнаженными, движения их были неуверенны. Они то ли на ощупь искали дорогу, то ли пытались дотянуться до стоящих на вершине Андреа с товарищами. Когда толпа приблизилась к вершине настолько, что уже были видны их безумные пустые глаза, Андреа с ужасом рассмотрел страшные раны у них на груди, обнажающие глубины грудной клетки там, где должно быть сердце.

В смятении Андреа и его товарищи стали отходить внутрь храма в поисках хоть какого-то убежища. Но гром загремел с удесятеренной силой, и все трое полетели в разверзшийся пол храма. Они летели в каменном колодце, сложенном из прямоугольных камней, изо всех сил цепляясь за стены, чтобы хоть как-то замедлить стремительное падение и не разбиться. Долгий полет в темноте окончился болезненным ударом обо что-то твердое. С ужасом и отвращением люди увидели, что они лежат на пирамиде из человеческих черепов. Эта жуткая куча находилась посреди громадного зала. От стен помещения исходил рассеянный, тревожный золотистый свет. Как только Андреа пришел в себя, он увидел, как из-за колонн, удерживающих потолок, вышли человеческие фигуры. На них были золотые латы, прикрывающие грудь, в руках они держали страшные топоры с длинными рукоятями. Эти могучие воины шли неспешно к людям, и в их намерениях не приходилось сомневаться.

Андреа, понимая, что уже нет пути для отступления, выхватил чудом уцелевшую шпагу и, соскочив с пирамиды из черепов, стал в боевую позицию посреди зала. Он почувствовал, как его товарищи последовали за ним и стали спиной к спине в круговую оборону. А воины подземелья тем временем сжимали цепь, окружив людей смертельным кругом.

Когда призраки приблизились настолько, что сомкнули строй, один из них сделал первый выпад. С широким замахом лезвие топора, казалось, неотвратимо летело в голову Андреа, но юноша успел в последний момент пригнуться и ответить ударом шпаги в не защищенное горло латника. Захрипев, воин упал. Андреа немедленно подхватил его оружие и, вращая топор над головой, двинулся на врага, пытаясь разорвать плотную цепь. Но воины в золотых латах, казалось, не воспринимали людей как достойных противников и наступали, не обратив внимания на потерю. С жестким звоном топор Андреа встретился с оружием одного из них, удар отозвался болью в руке юноши.

Андреа немедленно поменял тактику. Он успел заметить, что подземные воины двигаются однообразно, как куклы с хитроумным механизмом внутри. Они наносили рубящие удары слева направо, не меняя тактики, не стараясь обороняться. Резким, восходящим выпадом Андреа удалось свалить еще одного. А дальше пошла боевая карусель, в которой завертелись все. Кружа с топором в руках, как бешеный кот, юноша стал врубаться в ряды латников. Те, словно крысы за флейтой, двинусь за Андреа, который переместился в другое крыло зала. Травалини и Манко, видя, что теперь нападают только на капитана, смогли зайти с тыла латникам и завалить троих. Через несколько минут бой был окончен. На полу валялись трупы в золотых латах. Андреа стоял посреди подземелья и тяжело дышал.

— Манко, ты можешь мне объяснить, что происходит? — Он наконец восстановил дыхание настолько, что смог говорить.

— Монтесума охраняет вход в свой дом, — ответил индеец.

— Ясно, — буркнул Андреа. — А где теперь искать этот нефритовый череп? Что говорит твоя карта, Манко?

— Вот знак, ищи его. — Манко развернул карту перед глазами Андреа.

— Слушай, местный, — терпение Андреа лопнуло, и он схватил индейца за грудки. — Я понимаю, ты великий воин и твое племя — великое. Но вот сейчас я здесь самый великий, ты понял? Мне осточертела твоя постная непроницаемая рожа и твои постоянные ссылки на богов, ты понял? Вот теперь скажи мне ясно, ты же говорил, что понимаешь в этой карте, где находится череп?

Оскорбленный Манко отскочил от Андреа, как кошка от воды, и подобрал с пола один из валявшихся на полу топоров. Индеец стал в позу обороны и приготовился драться. С лезвия его оружия на пол капали тягучие капли крови. Откуда на топоре появилась кровь, было непонятно, никто из людей не получил ни царапины.

— Да ты что, совсем рехнулся в этих склепах? — взревел Андреа.

На глазах изумленного Травалини Андреа подошел к Манко. Тот, не задумываясь, рубанул топором. Рукоять скользнула по предплечью Андреа, он ловко перехватил топор, вырвал его из рук индейца и мощным ударом в челюсть уложил Манко на пол.

— Развели тут мракобесие. — Юноша еле сдержался, чтобы не плюнуть на пол.

Пока Манко елозил ногами по полу, старясь подняться, Андреа подобрал выпавшую из рук индейца карту.

На куске ткани он смог рассмотреть только замысловатую картинку в левом верхнем углу. Основной рисунок был практически неразличим в тусклом освещении склепа. Андреа смотрел на карту, пытаясь понять, что на ней изображено, а за спиной у него сопел Травалини.

— Очень интересный свиток, — проговорил врач и протянул руку к карте, чтобы посмотреть ее поближе.

Капитан не возражал.

— Какой воистину интересный документ, — повторил врач. — И материал необычный.

Доктор извлек из кармана лупу, непонятным образом уцелевшую в походе, и стал рассматривать мелкие детали.

— Вы не можете посветить? Мне кажется, тут есть что-то интересное. — Травалини попытался посмотреть карту на просвет, но в сумраке ничего не смог увидеть.

— Да как? Ни огнива, не свечки.

— Приложите к стене, — раздался слабый голос Манко.

— Не умничай! — оборвал его Андреа. — Я с тобой потом поговорю.

Но врач все-таки подошел к ближайшей стене, мерцавшей призрачным светом, и приложил к ней карту. Та засверкала, как будто стала частью этой светящейся стены.

— Смотрите, тут появился узор! — Травалини ткнул пальцем в карту, но Андреа и сам увидел, что на свитке проступила паутина из прямых линий.

— Я вижу, но какой в этом смысл?

— Я думаю, скрытый, — важно сообщил Джузеппе. — Это, видимо, ключ к разгадке.

— Я все равно ничего не понимаю, — сокрушенно произнес Андреа.

— Вы знаете, — задумчиво произнес врач, — у меня есть определенная мысль. Мой знакомый профессор Миммо Грассо провел несколько лет при дворе императора Японии Гокомэ. И вот в этой удивительной стране есть много оригинальных обычаев. Например, в банях там принято пользоваться услугами юных банщиц, и еще японцы, например, едят сырых креветок и…

— Доктор, сейчас не время для изучения варварских обычаев, — прервал его Андреа.

— Да-да, я увлекся. Так вот, там есть такое странное искусство, называется «оригами». Меня ему научил мой друг Миммо.

— Короче, Травалини!

— Вот смотрите! — Врач стал складывать карту по тем линиям, которые появились в призрачном свете. После нескольких перегибов из карты получился небольшой квадратный фунтик.

— А вот теперь самое главное — раскрыть оригами. Вот! — Доктор потянул за один уголок квадрата, и карта развернулась, но в виде цветка. На лице Травалини сияла улыбка восторга.

— Ну и? — спросил Андреа.

Сверху на лепестках соединялись между собой отрывочные фрагменты узора, который сначала был разбросан по всему полю карты с обеих сторон свитка.

— А теперь смотрите. — Травалини картинно указал рукой на прямоугольный каменный блок. — Вот куча черепов. Значит, на этом постаменте и было то самое древнее капище. А если вы проявите немного усердия, то сможете рассмотреть на его боковой стороне именно этот узор.

Врач, невероятно довольный и своим открытием, и самим собой, показал на рисунок, который образовался из сложенной карты.

— Я так думаю, это и есть решение нашей задачи. Здесь и находится цель нашего путешествия.

Андреа внимательно осмотрел каменную глыбу, провел рукой по шершавым завиткам. Каменное сооружение выглядело монолитным.

— Нож, возьми нож, — опять раздался голос Манко, который сидел на полу там же, где его побили.

Андреа недобро глянул на индейца, но все-таки достал каменный нож. Лезвие пыхнуло зеленоватым огнем, отразив струящийся со стен свет. Внимательно осмотрев узор на жертвеннике, юноша обнаружил посередине узкую, почти не видимую в сложном рельефе, щель. Андреа вставил в нее нож, и гигантский монолитный блок вдруг со скрипом раскрылся, как будто это была простая деревянная шкатулка. Внутри на горе золотых дисков стоял, призрачно светясь, нефритовый череп. Андреа протянул к нему руку, но тут пол завибрировал, стены загорелись ярче, раздался низкий гул. Одна из стен с грохотом отъехала в сторону, и в помещение ворвались клубы красного тумана. На какое-то время он полностью лишил людей способности ориентироваться. Но, словно от порыва свежего ветра, туман рассеялся, открыв стоящего посреди храма человека. В нем Андреа узнал гостя из своих ночных кошмаров. Манко с ужасом в глазах немедленно пал ниц. Потом он обернулся к Андреа и Травалини и страшным шепотом произнес:

— На колени, это Монтесума!

Но Андреа и не подумал преклоняться. Монтесума был в золотом одеянии, его голову украшал убор из золотых перьев, в руках он держал высокий посох. Взгляд Монтесумы, до сих пор устремленный в никуда, вдруг остановился на Андреа.

— Ты освободил меня, теперь ты тоже свободен, — произнес Монтесума.

Андреа готов был поклясться, что на лице ацтека не дрогнул ни один мускул и губы не шевелились. Но голос звучал в юноши прямо в голове.

— Отдай мне нож и иди, — заговорил Монтесума.

Андреа на секунду растерялся, но потом выхватил каменный нож из отверстия и, сделав над собой усилие, подошел к хозяину подземелья и протянул ему нож, держа его за лезвие.

Тот поднял руку и прикоснулся к рукоятке ножа. Тотчас словно тысяча чертей запели песню. Страшный вой ворвался в уши, ударил по барабанным перепонкам. Воздушный вихрь, как будто вырвавшись из ада, закрутил всех, оторвал людей от пола, бросил их на стену, с грохотом раскидал сотни черепов, которые с треском рассыпались в прах. Вихрь закружил Монтесуму, который растаял в нем бесследно. После этого стихия успокоилась. В помещении храма повисла смертельная тишина. Зеленое призрачное свечение погасло, но стена, из-за которой пришел Монтесума, не вернулась на место, оставив выход наружу, откуда шел обычный дневной, живой свет.

— Эй, тут есть кто живой? — раздался голос снаружи. Это был Торро Вальдес.

— Здесь! Сюда! — заорали Андреа и Травалини. Манко при этом хранил молчание, хотя тоже заметно обрадовался.

В проем разрушенной стены вошли остальные участники экспедиции. Они, как и было договорено, ждали у храма. Но ничего о происходящем не знали и не догадывались, пока взрыв, как им показалось, не разнес внешнюю стену.

— Грузите золото, надо уходить. — Андреа спешил покинуть это страшное место.

Сам он снял с мула свою поклажу и извлек оттуда белую холстину. В нее завернул череп и спрятал его надежно в переметную сумку на боках мула. Но тут из пирамиды раздались крики и звуки борьбы. Почуяв недоброе, юноша бросился обратно в храм. Там в сумраке он увидел, как Заморра с Хаби связывают руки поваленному на пол Травалини.

— Это что происходит?! — взревел Андреа.

— Спокойно, капитан, мы просто не умеем делить на восемь. Только на четыре, — раздался за спиной хриплый голос Торро Вальдеса. Ствол пистолета уперся в спину капитана.

— Ну и набрали мы сброда на Ямайке, — только и смог сказать Андреа.

Быстрыми и неприятными движениями руки Вальдеса обшарили карманы Андреа и сняли с перевязи шпагу.

— Пригнись! — раздался внезапно крик Манко.

Андреа, ведомый скорее инстинктом, чем разумом, рухнул на пол. А боевой топор ацтеков со свистом вошел прямо в лоб Вальдесу. Падая, тот в агонии все-таки спустил курок. Прогремел выстрел, но Андреа не стал разбираться, куда угодила пуля. Выдернув из головы Торро топор, он за один прыжок преодолел расстояние до лежащего врача. В бешенстве Андреа двумя ударами уложил предателей.

— Где четвертый? — крикнул Андреа.

— В углу. — Манко показал куда-то себе за спину. — Он меня связать хотел. Я ведь говорил, что придут только трое.

— Спасибо, Манко, ты спас мне жизнь. — Андреа протянул руку индейцу. — Но в морду я дал тебе по делу!

— Ты мне брат, я на брата не обижаюсь. — Манко ответил на рукопожатие.

Через час небольшой караван из десяти мулов и трех всадников двинулся на запад, к берегу Тихого океана.