Глава 26

Привет вам, тюрьмы короля,

Где жизнь влачат рабы!

Меня сегодня ждет петля

И гладкие столбы.

В полях войны среди мечей

Встречал я смерть не раз,

Но не дрожал я перед ней —

Не дрогну и сейчас!

Разбейте сталь моих оков,

Верните мой доспех.

Пусть выйдет десять смельчаков,

Я одолею всех.

И перед смертью об одном

Душа моя грустит,

Что за меня в краю родном

Никто не отомстит.

Прости, мой край! Весь мир, прощай!

Меня поймали в сеть.

Но жалок тот, кто смерти ждет,

Не смея умереть!

Роберт Бернс.

Утро казни словно по заказу было безоблачным и безветренным. Андреа разбудили шаги тюремщиков. С ними пришел и священник. Именно поэтому заключенный понял, что казнь состоится сегодня.

— Готов ли ты покаяться в содеянных злодеяниях, сын мой? — спросил священник.

— Я не сделал ничего в своей жизни, в чем бы сейчас было нужно каяться, — твердо ответил Андреа.

— Гордыня говорит в тебе, но перед богом мы все равны. А тебе надо побеспокоиться о душе, — не отставал падре.

— Вы так уверены в своей правоте? — В душе Андреа поднялся протест. Он никак не хотел говорить о душе с этим посетителем.

— Я верую в Господа нашего.

— А я уверен, что у вас могут возникнуть большие проблемы если не с Господом, так с Ватиканом, если там узнают о том, что сегодня произойдет.

— Поверь мне, сын мой, — смиренно продолжил священник, — все, кого я исповедовал в этом царстве скорби, придумывали много интересного. И на папу ссылались, и на королей. Но в итоге все каялись и исповедовались. А ведь иногда исповедь приводила и к освобождению.

— Как же так, падре? — удивился Андреа. — Вы только что мне говорили о спасении души, а теперь говорите о спасении тела? Церковное ли это дело?

— Сокровища, которые добывают пираты, иногда служат церкви. И указав, где лежит награбленное, пират может даже избежать смерти. Сила Бога превыше силы государства.

— Уйди! Не оскорбляй имя Господне. — Возмущению Андреа не было предела. Церковь, которая воспитала его, которая для него всегда была символом истинной веры, в судный час пришла к нему вымогать деньги. — И знайте, вас, как фарисея, Бог покарает!

— Дурачок, — только и сказал поп и, перекрестив камеру, громко добавил: — Выводите!

Андреа, несмотря на то, что тюремщики приказали немедленно выходить, обнял Барри и ласково сказал ему бессмысленные слова. Потом, потрепав кота по голове, подобрал кандалы, натершие за время пребывания в тюрьме кровавые рубцы на запястьях и лодыжках, и вышел из камеры. Яркий свет ударил по отвыкшим глазам. Юноша закрыл лицо ладонью и только спустя какое-то время смог осмотреться. Тюремный двор за эти дни сильно изменился. Посреди каменной площади стояло несколько десятков новеньких свежеструганных виселиц. Судя по всему, плотников набирали для строительства самых лучших, и виселицы выглядели прекрасно, словно храм. Какой-то извращенный эстет даже украсил поперечины из толстых брусьев крупной рельефной резьбой, скорее всего для того, чтобы порадовать казнимых красивым эшафотом.

Вокруг виселиц собрались не только офицеры английской эскадры, но и вся знать Венеции. Город был давно лишен столь интересного зрелища, и только эскадра Ост-Индской компании предоставила горожанам почти забытое развлечение. У каменной стены каземата стояли строем моряки «Диссекта». Андреа обвел толпу глазами в надежде увидеть Топо. Но его не было. Юноша до последней секунды надеялся, что они с другом что-нибудь придумают. По обе стороны от капитана встали стражники и чуть позади священник. Впереди с важным видом стал человек в черном камзоле, с толстой золотой цепью на шее. В руках он держал два серебряных весла — символ адмиральской власти. Андреа поймал себя на мысли, что он смотрит на это все с отстраненным любопытством, словно на казнь привели не его.

На фоне моряков выделялись две фигуры, стоящие с высоко поднятыми головами. Это были Травалини и Мокей. Врач, увидев Андреа, помахал ему рукой. Выстроенные в полукаре барабанщики взяли в руки палочки, и раздалась дробь, видимо, для того чтобы придать зрелищу особую торжественность. Священник, выйдя на середину площади, начал длинную и скучную проповедь о преступлениях на морях и о врагах мира — пиратах. Андреа, слушая святошу, вдруг подумал, что он зря так и не стал пиратом, настолько далека от него была и продажная мораль судей, и фарисейские рассуждения священника, и пышная мишура казни.

Поп окончил, и на трибуну, сооруженную напротив виселиц, поднялся тучный мужчина. Судя по знакам различия на военном камзоле, это был глава английской эскадры. Он поклонился группе знати, стоящей чуть в стороне, скорее всего городским властям. Дождавшись ответного поклона, англичанин развернул свиток, который ему подал человек в черной мантии. Это был текст приговора.

Андреа не вслушивался в слова, он все еще надеялся, что придумает, как остановить казнь, добиться если не справедливости, то хотя бы возможности спастись. Зачтение приговора время от времени прерывалось громкими возгласами со стороны знати, возмущенной кровавыми злодеяниями капитана Андреа Амалфийского и экипажа «Диссекта». Приговор был в итоге зачитан. Всех расковали и подвели к виселицам. Видимо, желая произвести наибольший эффект, приговоренных решили казнить одновременно, благо палачей, а ими были моряки английской эскадры, хватало.

— Стойте! — Андреа нашел в себе силы. — Я имею право на последнее слово.

— Имеете, имеете, — с гадкой улыбкой произнес командующий. — Говорите!

— Я… — начал Андреа.

— Достаточно, слово вы уже сказали, — оборвал его англичанин.

Он был очень доволен своей шуткой и громко рассмеялся, глядя на знать и ожидая от них поддержки. Но почему-то шутку не оценили. Толпа молча и хмуро смотрела на англичанина.

Командующий поднял руку с платком, чтобы отдать последний приказ, но тут над площадью раздался громогласный голос:

— Немедленно прекратить! Именем святой церкви!

На площадь в сопровождении двух английских офицеров стремительно вошел человек в одежде монаха-бенедиктинца. Конечно, это был аббат Джанкарло Марео.

Джанкарло подошел к командующему и стал говорить ему что-то, но Андреа с возвышения эшафота не мог разобрать слов. Сердце радостно забилось, казалось, что спасение пришло в последнюю минуту. Но слова аббата англичанина не убедили. Он жестом отдал приказ, и те офицеры, которые сопровождали Марео, взяли аббата за руки и попытались увести с площади. Джанкарло, несмотря на годы, ловко увернулся, выхватил откуда-то из складок одеяния маленький предмет и поднес его к губам Раздался резкий, режущий уши свист. Андреа опять показалось, что он смотрит спектакль, далекий от реальности и от понимания.

Свист оборвался, но тишина не вернулась на площадь. Дробный рокот донесся со стороны города. Никто не успел даже предположить, что происходит, как на площадь ворвались около пятидесяти всадников. Были они странного, скорее даже сказочного вида. Облаченные в длинные, почти до пят, кольчуги, надетые под черные плащи с белыми восьмиконечными крестами на груди. Такие же кресты украшали большие щиты каждого из всадников. Лица их скрывали маски, прикрепленные к округлым шлемам. Кони, словно они неслись по мягкому газону, не скользили и не спотыкались на бугристой брусчатке плаца. Вооруженные всадники влетели на площадь и, не раздумывая, метнули копья в солдат, охраняющих приговоренных. С воем и хрипами упали первые жертвы. Андреа понял, что он свободен, и, словно окрыленный великой силой, вырвал копье из ближайшего трупа и кинулся через площадь туда, где офицеры еще держали за руки Марео. Двумя страшными ударами он освободил Джанкарло и прокричал:

— Падре, уходите туда, за эшафоты, тут опасно!

После этого Андреа обернулся в поисках человека, о встрече с которым он мечтал все время, пока сидел в каземате, — Макгрея. Он еще раньше заметил его в свите английского командующего. Сейчас англичанин стоял на том же месте, не успев даже спрятаться в вихре стремительной атаки черных всадников.

— Иди сюда, предатель! — заорал Андреа, вызывая Макгрея на открытое пространство.

Тот слабодушно отступил в глубину, за солдатские спины. Английские солдаты выдвинулись вперед и обнажили клинки. К счастью приговоренных, войска на казнь пришли без ружей, посчитав их неуместными на таком празднике. Но даже для искусного фехтовальщика Андреа схватка с двумя десятками солдат-дуболомов была бессмысленной. Но тут он понял, что он не один. Пока всадники разбирались с основной массой военных, в дальнем углу площади, у выхода из галереи, не замедлили включиться в схватку моряки «Диссекта». Английские солдаты, увидев, что против них выступают вооруженные копьями разъяренные «пираты», не выдержали и кинулись бежать.

— Андреа, держи! — От строя всадников отделился один. Он сорвал с головы шлем, полностью закрывавший лицо. Это был Топо.

Топо ловко перехватил в руке узкий меч и, держа его за острие, перебросил другу. Старинное оружие оказалось на удивление легким и удобным. Солдаты, за штыками которых прятался Макгрей, поняли, что именно его ищет Андреа, и вежливо, но жестко вытолкали англичанина на открытое пространство.

— Что, предатель, страшно? — На изможденном и заросшем щетиной лице Андреа воспалённые глаза сверкали жаждой мести.

Макгрей нашел в себе силы взять в руки шпагу и стать в позицию. Несколько секунд противники смотрели друг на друга, выжидая момент для удара. В это время их окружили кольцом черные всадники, образовав небольшую арену.

Андреа понимал, что его оружие хоть и более массивное, но не может противостоять быстрой шпаге, и решился на неожиданное действие. Он закричал, скорее от азарта боя, чем от ненависти, раскрутил меч над головою и сам, включившись в это вращение, широким ударом врезался в Макгрея, все еще стоявшего в позиции.

Удар был чудовищный. Меч переломил шпагу противника и дальше по инерции снес англичанину голову. Схватка окончилась, даже не успев начаться. Андреа растерянно оглянулся на черных всадников. Они стояли, непроницаемые в своих доспехах, словно воины Апокалипсиса. Но тут их строй раздвинулся и пропустил аббата Марео.

— Мальчик мой, я так рад! Я успел! — со слезами на глазах произнес аббат. — Но давай собирай своих людей. Мы должны немедленно двигаться на «Диссект», пока основные силы англичан не подошли с эскадры.

Андреа не нужно было повторять два раза. В схватке с солдатами погибли трое его людей, но остальные, даже раненные, были вполне способны передвигаться. Собравшись под защиту всадников, команда «Диссекта» быстро, насколько это было возможно, двинулась к фрегату. Там, в гавани, предстояла еще короткая стычка с охранявшими корабль солдатами, но она решилась еще быстрее, чем в тюремном дворе.

Всадники с явным неудовольствием оставили коней в порту и тоже поднялись на палубу. Последним поднялся на борт Топо. Он задержался в казематах, ища своего кота. Сейчас Барбаросса с невозмутимым видом дремал на плече хозяина. На палубе кот даже не глянул в сторону Андреа, словно это не он сидел возле хозяина все страшные дни в подземелье. Через несколько минут фрегат ринулся прочь от пирса.

При этом корабль пошел дугой, чтобы оказаться на небольшом расстоянии от стоящих у берега кораблей английской эскадры. Тут уже Мокей со своими пушкарями азартно и мстительно устроил побоище ничего не подозревающим англичанам. Сначала бомбардировка книппелями снесла под корень мачты на большинстве кораблей, а потом беглый огонь по бортам на уровне ватерлинии, подкрепляемый редкими залпами мортиры, крушащей палубы, привел эскадру в плачевное состояние. Темп стрельбы «Диссекта» был настолько высок, что Мокей приказал поставить дополнительно по два человека на орудие — охлаждать мокрыми банниками раскаленные пушки. Избиение английской эскадры словно освободило у команды те тревожные мысли и страшные ожидания, которыми они жили все эти дни. Никого не мучили угрызения совести или сомнения. Только жажда жизни, месть за унижения и предательство вдохновляли людей в этой схватке. Закончив страшное дело, «Диссект» рванул прочь из негостеприимной бухты Венеции, прочь от виселиц и казематов. Свежий февральский ветер нес фрегат по Адриатике. Прочь на юг, в теплые моря, в свободный мир, подальше от предателей и коварных адмиралов.

Загрузка...