Дрянь погода

12

– Хочешь жабку? – спросил Сцинк.

Шоковый ошейник сделал свое дело: Макс Лэм стал безоговорочно сговорчив. Раз капитан хочет, чтобы он курил жабку, будем курить жабку.

– Это не приказ, а предложение, – пояснил Сцинк.

– Тогда, спасибо – нет.

Макс вглядывался в теплую просоленную ночь. Где-то во мраке к нему пробирается Бонни. Макс не волновался и не лелеял надежд, хотя, наверное, следовало; он сам удивлялся, отчего так. Все происходившее не вызывало в нем душевного отклика, словно испытание пленом выжгло основные нервные центры. Например, он даже не попытался робко возразить, когда Сцинк выпустил азиатского скорпиона на поле для гольфа в Ки-Бискейне. Капитан осторожно положил ядовитую тварь на лужайку у восемнадцатой лунки.

– Это любимое поле мэра, – сказал он. – Считай, что я оптимист.

Макс не проронил ни слова.

Теперь они расположились в деревянном домике на сваях, стоявшем посреди залива. Сцинк свесил длинные ноги с причальной платформы, перекореженной и изогнутой, словно китайский воздушный дракон. Ураган вытянул сваи из углублений на дне. Другие домики штормом срезало начисто, а этот с трудом, но выстоял. Он кренился и скрипел при легчайшем ветерке. Максу казалось, дом погружается в воду. Сцинк рассказал, что домик принадлежал человеку, который по нездоровью уволился из прокуратуры. Недавно отставник женился на красавице, игравшей на двенадцатиструнной гитаре, и переехал на острова Эксума.

Сидя под раскачивающимся фонарем, Сцинк закурил очередной косяк. Экзотический запах, подумал Макс, смесь марихуаны и французского лукового супа. Пахнет сильно и противно.

– Это ядовитая жаба, – объяснял Сцинк. – Bufo marinus. Жаба морская. Привезена из Южной Америки, вытесняет местные особи. Слыхал о ней? – Он глубоко, со всхлипом затянулся. – Железы сеньора Буфо выделяют молочко, способное за шесть минут убить взрослого добермана.

– Полагаете, такое вещество стоит вдыхать? – спросил Макс.

– Существует специальный процесс вытяжки. – Сцинк опять сильно затянулся.

– И что это жабье молочко делает?

– Всё и ничего. Я бы сказал, воздействие – как от любого хорошего наркотика. Психоневротическая рулетка. – Подбородок Сцинка ткнулся в грудь. Веко здорового глаза встрепенулось и закрылось. Дыхание кошмарно участилось – на выдохе капитан скрипел, как тормозящий поезд метро. Прошло пятнадцать минут, Макс не шелохнулся. Мысль о побеге даже не возникла – ошейник выработал рефлекс собаки Павлова.

Во время вынужденного перерыва мысли Макса обратились к Биллу Наппу из рекламного агентства. Предприимчивый гаденыш наверняка положил глаз на угловой кабинет Макса, откуда открывался вдохновляющий вид на кусочек Мэдисон-авеню. Каждый день, проведенный с непредсказуемым похитителем, способствовал продвижению по службе коварного Билли. Макс горел желанием вернуться в агентство и сокрушить притязания этой сволочи, всегда действовавшей исподтишка. Кажется, Макс вполне созрел, чтобы жестоко унизить подлеца. Представлялись зловещие картины: безработного и бездомного Наппа бросила жена, он превратился в шамкающую развалину и, съежившись над огоньком из газового балончика в холодном переулке, сосет мокрый охнарик, пропитанный потом ядовитой жабы…

Сцинк резко очнулся, сильно закашлялся и швырнул окурок погасшего косяка во взбаламученную, штормом заиленную воду. Неподалеку в волнах ныряла сломанная мачта затонувшей шлюпки. Сцинк молча показал на призрачный обломок. Корявый палец долго покачивался в воздухе.

– Скажи-ка, – обратился капитан к Максу, – какое место ты бы назвал самым потрясающим?

– Иеллоустоунский национальный парк. Ездил с автобусной экскурсией.

– О господи!

– А что такого?

– Там рядом есть участок для гризли. Видел? То есть это поистине печальное зрелище – у животных ни когтей, ни яиц. Они такие же дикие, как хомяки, но туристы выстраиваются в очередь, чтобы на них посмотреть. Гризли с отрезанными яйцами!

Сцинк задергал головой, точно пытаясь вытряхнуть из уха шмеля. Макс Лэм не понял, почему разговор вдруг резко отклонился от темы. Он не разделял сочувствия безумца к выхолощенным гризли. Удаление когтей животным – вполне разумная и необходимая процедура в общественном парке развлечений. Иначе исков не оберешься. Но Макс понимал, что спорить невыгодно. Он вел себя тихо, когда Сцинк завалился на хромой настил. Похититель трясся, метался и выкрикивал незнакомые Максу имена. Через полчаса он пришел в себя и уставился в звездную высь.

– С вами все в порядке? – спросил Макс.

Сцинк спокойно кивнул:

– Издержки жабы. Приношу извинения.

– По-вашему, Бонни сумеет нас здесь отыскать?

– Зачем, скажи на милость, жениться на женщине, которая не может следовать простым инструкциям?

– Но такая темень…

Путешествие в Свайный Городок напугало Макса сверх всякой меры – на полной скорости, без ходовых огней они летели на гребнях волн в открытом ялике. Гораздо страшнее, чем в аэроглиссере. Ураган превратил залив в призрачное кладбище затонувших яхт, рыбацких лодок, прогулочных катеров и моторок. Пока добирались, Сцинк вынул стеклянный глаз и сунул пленнику на сохранение. Макс сжимал его в ладони, как бриллиант Хоупа. [35]

– Твоя жена наверняка прихватит кого-нибудь, кто знает дорогу.

– Мне бы сигаретку. Позвольте закурить, капитан.

Сцинк долго рылся в кармане куртки, отыскал наконец пачку и вместе с зажигалкой перебросил пленнику.

Макс поражался, насколько быстро он привык к печально известному своей крепостью «Мустангу». У борцов с курением эти сигареты пользовались репутацией убийц, а в агентстве их в шутку называли «мухоморами». Мак приписывал свою новую вредную привычку сильному стрессу, а не слабохарактерности. В рекламном бизнесе требовалось быть невосприимчивым к низменным склонностям, которые тиранили обычного потребителя.

– Чем еще можешь похвастаться? – спросил Сцинк.

– Простите, не понял?

– Какие еще слоганы, орел? Кроме «Сливовых Хрупяшек».

– «Хрустяшек», – въедливо поправил Макс.

Сцинк встал, и платформа заерзала. Макс вцепился в полусгнившую балку. Деваться некуда – старик, переправивший их через залив, выхватил у Сцинка пятьдесят долларов и поспешно направил ялик обратно к материку.

Сцинк кругами размахивал над головой фонарем. Завороженно глядя на этот странный маяк, Макс сказал:

– Ну вот еще слоган, капитан, – «Свежесть доброго утра – на весь день».

– А название продукта?

– «Интимная морось».

– Тьфу ты! – Сцинк опустил зашипевший фонарь.

– Это предмет женской гигиены. – Макс пытался не оправдываться. – Очень популярный.

– Малиновая подмывка! Господи, я думал, ты шутишь. И это все, чего ты достиг в жизни, – расхваливаешь спринцовки?

– Вовсе нет! – огрызнулся Макс. – Безалкогольные напитки, присадки к топливу, лазерные копиры – я работал по многим товарам. – Он сам не понимал, что его толкнуло заговорить об «Интимной мороси». Неосознанный мазохизм или он просто устал?

Сцинк тяжело опустился на перила, опасно накренившиеся к воде.

– Я слышу лодку. Точно, – сказал он.

Макс напряженно вглядывался в темноту. Он ничего не улавливал, кроме плеска волн и редких вскриков чаек.

– И что теперь? – спросил Макс. Ответа не последовало. В желтом мерцании фонаря мелькнула улыбка безумца. – Вы вправду не хотите выкупа?

– Я этого не говорил. Но мне нужны не деньги.

– Тогда что? – Макс швырнул сигарету в воду. – Объясните, что, черт возьми, происходит! Я уже сыт по горло этими играми!

Сцинка позабавила эта гневная вспышка. Может, эгоистичный пижон небезнадежен.

– Я хочу побыть с твоей женой. Она меня заинтриговала.

– В каком смысле?

– Научно. Антропологически. Что же она в тебе нашла? Как вы сочетаетесь? – Сцинк озорно подмигнул. – Я люблю загадки.

– Если хоть пальцем ее тронете…

– Ах какой храбрый жеребчик!

Макс сделал два шага к безумцу, но замер, когда Сцинк поднес руку к своему горлу. Ошейник! Макса прострелило жаром от затылка до копчика. Мгновенно представилось, как он дергается, словно марионетка. Даже знай он, что батарейки в пульте сдохли шесть часов назад, реакция была бы такой же. Макс стал рабом подсознания. Он уже знал, что ожидание боли парализует сильнее самой боли, но что от этого знания толку…

Когда Макс успокоился, Сцинк его заверил, что не имеет плотского интереса к Бонни.

– Пойми, я стремлюсь не перепихнуться, а определить место человека в пищевой цепи. – Он взмахнул длинными руками, словно охватывая весь мир под звездным небом. – Загадка всех времен, мой юный турист. Пять тысяч лет назад мы рисовали на стенах пещер. А сегодня слагаем оды спринцовке с фруктовым ароматом.

– Это просто работа, – раздраженно ответил Макс. – Поймите же, наконец.

Сцинк зевнул, как обожравшаяся гиена.

– Чертовски мощный у этой лодки мотор. Надеюсь, Бонни хватило ума не звонить в полицию.

– Я ее предупредил.

– Мое мнение о твоей жене сложится из того, как она управится с ситуацией, – продолжал Сцинк. – Кого привезет. Как все воспримет. Насколько владеет собой.

Макс спросил, есть ли у Сцинка оружие. Одноглазый лишь прищелкнул языком.

– Видишь ходовые огни?

– Нет.

– Вон там, в сторону Ки-Бискейна.

– Да, вижу.

– Похоже, два мотора. Кажется, сдвоенный «Меркурий».

На катере включили мощный прожектор. Белый луч скользил по водам Свайного Городка, а потом уперся в ограждение платформы. Сцинка это не обеспокоило.

Он доставал из карманов жаб. Макс насчитал одиннадцать серых и хмурых тварей с раздутым зобом и пупырчатой кожей, некоторые – размером с крупную картофелину «айдахо». Сцинк высаживал их рядком у своих ног. Макс безучастно наблюдал: может, ему снится кошмар, который начался с появления шелудивой макаки. Но вот сейчас он проснется в постели рядом с Бонни…

Толстые морские жабы пыхтели и елозили, пуская ручейки. Сцинк шепотом бранил их. Попав в луч прожектора, они, мигнув влажными выпученными глазами, одна за другой с плеском попрыгали в воду. Сцинк радостно заорал:

– Курс на юг, ребята! Плывите в Гавану, в Сан-Хуан – домой, к чертовой матери!

Макс видел, как одни жабы ныряют на глубину, а другие покачиваются на пенистых гребешках волн. Он не знал и знать не хотел, что их ждет. Всего лишь отвратительные жабы, пусть их сожрут барракуды. Макса интересовало только одно: нельзя ли как-нибудь использовать увиденное, чтобы управлять безумным циклопом?

А Сцинк уже вроде и забыл о жабах. Он опять восхвалял ураган:

– За полчаса мыс Флорида превратился в лунную поверхность – ни единого деревца!

– Катер…

– Ты вдумайся!

– Мы в прожекторе…

– Как прекрасна ярость шторма! А ты лезешь со своей видеокамерой. – Сцинк огорченно вздохнул. – «Грех всегда расписывается на лице человека». Оскар Уайлд. Ты вряд ли его читал.

Молчание Макса подтвердило сомнение губернатора.

– Я все ждал, – сказал Сцинк, – когда он проступит на твоем лице. Грех то есть.

– Я же никому не причинил вреда, так? Может, я поступил нечутко, но безвредно. Вы своего добились, капитан. Теперь отпустите меня.

Катер приблизился, и стало видно, что он голубой, с металлическим отливом и белой, изломанной, будто молния, полосой на борту. Около рубки виднелись две фигуры.

– Вот она, – сказал Макс.

– И без копов. – Сцинк махнул катеру, чтобы причаливал.

Одна фигура, пройдя к носу катера, бросила веревку. Сцинк поймал и закрепил швартов. Моторы смолкли. Течением корму придвинуло к сваям, и катер оказался в тусклом свете фонаря.

На носу лодки стояла Бонни. Макс ее окликнул. Бонни взошла на платформу и обняла его, как нянька, которая утешает малыша, ободравшего коленку. Макс ответил по-мужски сдержанно, понимая, что за ним наблюдают и похититель, и человек, сопровождавший жену.

Сцинк отступил в тень домика и с улыбкой смотрел на воссоединившуюся пару. Широкоплечий парень у штурвала покидать катер не собирался. Молодой, в голубом пуловере, обрезанных джинсах и босой. Уверенно чувствует себя на открытой воде, и даже маневры по заливу в кромешной тьме, среди опрокинутых лодочных корпусов и обломков его не особо впечатлили.

– Как тебя зовут? – крикнул Сцинк из темноты.

– Августин.

– Выкуп привез?

– А то.

Бонни сказала:

– Не бойтесь, он не полицейский.

– Сам вижу, – донесся голос Сцинка.

Парень подошел к планширу и подал Бонни сумку, которую та передала мужу, а тот вручил стоявшему в тени похитителю.

– Бонни, милая, – сказал Макс, – капитан хочет с тобой поговорить. Потом он меня отпустит.

– Я еще не решил, – откликнулся Сцинк.

– Поговорить о чем?

Парень на катере сунулся в рубку и появился с банкой пива. Сделав глоток, он привалился боком к штурвалу.

– Что это у тебя на шее? – спросила Бонни мужа. Штука походила на омерзительную садомазохистскую упряжь – Бонни видела такие в витрине магазина кожаных изделий в Гринич-виллидж.

Сцинк вышел на свет.

– Это средство дрессировки. Лежать, Макс!

Бонни разглядывала высокого, неряшливого человека. Он полностью соответствовал описанию полицейского. Больше того, казалось, этот громила способен на все, но Бонни чувствовала – ей ничто не угрожает.

– Макс, я кому сказал? – прикрикнул незнакомец. Макс Лэм послушно растянулся на досках. Сцинк приказал перевернуться и задрать лапы. Макс подчинился.

Бонни стало стыдно за мужа. Сцинк это заметил, извинился и велел Максу подняться.

В сумке лежало все, затребованное похитителем. Он быстро вставил в плейер батарейки, и в наушниках зазвучала «Как лягут кости». Сцинк открыл банку с оливками и опрокинул ее в сверкающую разверстую пасть.

Бонни попросила мужа объяснить наконец, что происходит.

– Потом, – шепнул Макс.

– Нет, сейчас!

– Она имеет право знать, – вмешался похититель, плюясь маринадом. – Женщина рисковала жизнью, приехав к такому психу, как я.

В морскую поездку Бонни надела голубой непромокаемый плащ, джинсы и кроссовки. Сцинк отметил, что одежда хорошая, но практичная, не какая-нибудь калифорнийская фигня из модного каталога.

Сдернув наушники, он сделал комплимент здравомыслию Бонни. Потом велел Максу снять ошейник и выбросить в море.

Макс поднес к горлу дрожащие руки.

– Вперед, – подбодрил Сцинк, – покончи с этим к черту!

Макс решительно сжал губы, но не мог себя заставить. В результате расстегивать пряжку и снимать с мужа средство дрессировки пришлось Бонни. Она рассмотрела ошейник, поднеся его к фонарю.

– Извращение, – сказала она Сцинку и выронила ошейник на доски.

Сцинк достал из кармана видеокассету, кинул ей, и она поймала ее обеими руками.

– Съемки вашего муженька после урагана. К вопросу об извращениях.

Бонни швырнула кассету в воду. Девчонка с характером! Она уже нравилась Сцинку. Макс нервно закурил. Бонни посмотрела на него, словно он вогнал себе в руку шприц с героином.

– С каких это пор ты куришь?

– Если наденете ему ошейник снова, я его быстро отучу, – обнадежил Сцинк.

Макс попросил Сцинка скорее со всем покончить.

– Вы же хотели поговорить с ней – ну так разговаривайте.

– Я сказал, что хочу побыть с ней.

Бонни посмотрела на босоногого парня у штурвала катера. Ему, очевидно, сказать было нечего; он вообще держался так, словно он здесь случайно и ему уже все надоело.

– Где вы хотели побыть со мной? – спросила Бонни похитителя. – И чем мы будем заниматься?

– Ты не так поняла, – вмешался Макс.

Сцинк натянул купальную шапочку.

– Ураган задал мне новый ритм. Я ощущаю, как он во мне тикает.

Он обнял Бонни за плечи и мягко подтолкнул к Максу. Лицо губернатора оставалось в тени, но Бонни чувствовала его взгляд. Похититель изучал их с Максом, словно подопытных крыс.

– Никак не пойму, – бормотал Сцинк.

– Скажите лучше, что вам нужно, – отрезала Бонни.

– Осторожнее, – предупредил Макс. – Он обкуренный.

Сцинк взглянул на океан:

– Не обижайтесь, миссис Лэм, но из-за вашего мужа меня тошнит от всего человечества. Общество женщины стало бы хорошим контрапунктом.

Бонни охватила удивительно приятная дрожь, по шее пробежали мурашки. Голос похитителя притягивал и завораживал, как широкая буйная река, его хотелось слушать бесконечно. Человек сумасшедший, это очевидно. Но его история пленительна. Он был губернатором, сказал патрульный. Бонни не терпелось узнать о нем больше.

– Я хочу лишь поговорить, – сказал Сцинк.

– Хорошо, только недолго, – согласилась Бонни.

Похититель сложил ладони рупором:

– Эй, Августин! Позаботься о мистере Лэме. Ему нужно принять душ и побриться. Возможно, потребуется слабительное. На рассвете возвращайся за его женой.

Сцинк взял Макса под мышки и опустил на катер. Потом ножом обрезал линь и оттолкнул лодку от покосившегося домика. Одной рукой он обнял Бонни, а другой принялся махать. Течением катер относило из света фонаря, и тут Сцинк увидел, что на корме поднялась третья фигура. А этот где прятался? Парень у штурвала вскинул к плечу ружье.

– Черт! – пробормотал Сцинк, отталкивая Бонни Лэм с линии огня.

Его что-то больно ожгло и, закрутив по часовой стрелке, швырнуло с настила. Сцинк еще вращался, когда врезался в теплую воду и подумал, почему не действуют руки и ноги, а он не слышал выстрела и не видел вспышки. Или он уже умер?