Дрянь погода

29

Щелкунчик пришел в себя со смутным ощущением, что находится там, где не бывал двадцать два года – в кресле дантиста. Врач навис над ним и проворно копошился большими руками у него во рту. Когда последний раз Щелкунчику ставили пломбу, он рефлекторно оттяпал стоматологу фалангу большого пальца на правой руке. Но сейчас ампульное ружье впрыснуло в него покой.

– Лестер Маддокс Парсонс! – Дантист пытался его разбудить.

Щелкунчик открыл мутные глаза. В дурманном мареве плавала улыбка, окруженная седой бородой. Дантист в цветастой купальной шапочке? Щелкунчик заерзал.

– Уааыы-ы? – спросил он.

– Отдыхай, шеф.

Басовитый смех дантиста прокатился в черепе Щелкунчика, как товарняк. Рот широко разинут, будто в ожидании бормашины. Давай, мужик, заканчивай с этим, подумал Щелкунчик.

Ага, зажужжало. Хорошо.

Но жужжало не во рту, а в ушах. Жуки! У него в ушах летают сволочные жуки!

– Ыааххх! – Щелкунчик яростно затряс головой. Это оказалось больно. Внезапно его накрыла волна соленой воды. Он закашлялся, в раззявленном рту, как в естественном корыте, осталась тепловатая лужица.

Теперь он окончательно проснулся. И вспомнил. Туман в голове рассеялся. Костер. Эди, потная и босая. Девка Бонни обнимает мудозвона, который в него стрелял.

– Ку-ку, Лестер! – Это одноглазый огромный псих с пустым ведром. И никакого дантиста.

Но Щелкунчик определенно чувствовал холодную стальную штуковину, которая растягивала челюсти, больно упираясь в нёбо и нежную плоть под языком. Тяжелая штуковина шла от подбородка ко лбу и оттягивала голову вперед.

Какая-то специальная железяка. Щелкунчик скосил глаза, стараясь ее рассмотреть. Красная. Твою мать!

Щелкунчик взвыл и попытался встать, но запутался в ногах. Ватными рукам он тщетно старался сбросить закрепленную во рту железку.

Сцинк поднял хромированный ключик:

– Только без фуфла.

– Ыыыыааааооооууу!

– Ты стрелял в моего друга. Назвал его ниггером. – Сцинк смиренно пожал плечами. – Избил женщину, бросил на дороге и украл обручальное кольцо ее матери. Ты не оставил мне выбора.

Он схватил воющего Щелкунчика за волосы и отволок к берегу широкой бухты с мутно-зеленой водой.

– Какой у меня выбор? – мягко повторил Сцинк.

– Ууыыааа! Ууууыыыаааа!

– Конечно. Теперь ты сожалеешь.

Подошли Эди, Бонни и Августин. Сцинк присел на глинистый берег рядом с Щелкунчиком.

– Вот какое дело. У других биологических видов ты бы давно уже сдох. Слыхал про Чарльза Дарвина?

Щелкунчик кивнул. Вокруг его глаз роились комары.

– Вот и хорошо, – сказал Сцинк. – Тогда ты должен понять, что сейчас произойдет. – Он повернулся к остальным. – Кто-нибудь, поведайте мистеру Лестеру Маддоксу Парсонсу, где мы находимся.

– На Крокодильих озерах, – сказал Августин.

– Точнее некуда. – Сцинк поднялся, снова показал хромированный ключ – единственное, что могло снять блокиратор с болезненно растянутых челюстей Щелкунчика, – и бросил его в воду. – Крокодильи озера – это заповедник. Угадай, откуда появилось название.

Щелкунчик скорбно смотрел на круги, расходившиеся там, где булькнул ключ.

На 905-м шоссе они останавливались только раз, чтобы Сцинк подобрал с асфальта раздавленную гремучую змею.

– Только не говорите, что на вкус она – чистая курица, – усмехнулась Эди.

Губернатор, свернув у ног кольцами безвольное тело змеи, прикинулся обиженным. Эди слишком цинична для такой красивой женщины, сказал он. Потом оторвал у змеи погремушки и преподнес Эди как сувенир.

– Всю жизнь об этом мечтала, – сказала та и сунула подарок в пепельницу.

Машину они бросили, и Сцинк соорудил из смолистой сосновой ветки факел. Почти два часа он вел компанию под тенистыми кронами платанов, сумаха, пальм, фиговых и красных деревьев. Щелкунчика губернатор нес на плече, как мешок с овсом. В одной руке он держал факел, в другой – чемодан. Эди шла следом по узкой тропке, на которой не разминулись бы и кролики. За ней двигалась Бонни, а замыкал шествие Августин, несший, по указанию Сцинка, ружье и блокиратор. Пистолет он сунул за ремень.

Наконец они вышли на небольшую опушку с кострищем, обложенным закопченными камнями, посередине. Чуть в стороне стоял дряхлый микроавтобус с пятнами ржавчины, выцветшей оранжевой полосой и разбитой красной мигалкой на крыше. Бонни с Августином подошли ближе и опознали в нем старую машину «скорой помощи» округа Монро, установленную на шлакоблоки. Августин открыл заднюю дверпу и выразительно присвистнул: машина была забита книгами.

Губернатор свалил Щелкунчика на землю и прислонил к шершавому стволу дерева. Потом прошел к другому краю опушки, раскидал ногами листья и валежник, под которыми обнаружился защитного цвета брезент. Сцинк порылся под ним и вернулся с жестянкой панировочных сухариков, банкой растительного масла, пятигаллонной канистрой питьевой воды и армейским средством от комаров, которое и передал спутникам.

Он стал собирать хворост для костра, и Эди его спросила:

– Где мы?

– Нигде.

– Зачем?

– Потому что лучшего места быть не может.

Все собрались посмотреть, как Сцинк разделывает змею. Эди удивилась, до чего ловко эти огромные руки управлялись с ножом.

Костер разгорелся. Августин притянул к себе Бонни и зарылся лицом в ее шелковистые волосы. Он успокаивался – в огне потрескивал хворост; где-то далеко на проводах ухала сова; в темноте фыркали и возились еноты; свистели крылья козодоев, гонявшихся за мошкарой над вершинами освещенных пламенем деревьев. Единственной диссонирующей нотой был оцепенелый храп Лестера Маддокса Парсонса.

Дождь на время прекратился, воздух посвежел. Августин ни на что не променял бы чудные Крокодильи озера теплой сентябрьской ночью. Он тихонько поцеловал Бонни, не строя никаких планов, и велел себе не думать о Максе, который завтра прибудет за своей молодой женой.

Сцинк снимал со сковородки куски змеиного мяса. Будет невежливо не оставить кусочек Щелкунчику, насмешливо сказала Эди. Губернатор ответил, что не собирается осквернять память погибшего пресмыкающегося.

И попросил Августина принести блокиратор.

Отвернувшись от спутников, он приладил устройство ко рту Щелкунчика, раздвинув тому посеревшие тонкие губы. Наверное, процедура была бы физически невозможна, подумала Бонни, если бы перекошенная физиономия бандита уже не напоминала морду доисторического ящера. Потом все молчали.

Наконец Щелкунчик ошалело забулькал.

– Лестер! – склонился к нему Сцинк.

– Ааыыыхххх.

– Лестер Маддокс Парсонс!

Веки Щелкунчика дрогнули. Губернатор попросил Августина принести ведро воды, чтобы разбудить эту жалкую сволочь.

Совершенство розово-оранжевого рассвета не улучшило настроения Эди. Одежда липла к грязному исцарапанному телу, жарко, во рту пересохло. Никогда еще Эди не чувствовала себя такой несчастной. Хотелось плакать, рвать на себе волосы и визжать. Устроить сцену. Но больше всего – убежать, только это невозможно. Дикая природа своими шорохами и тресками обложила ее со всех сторон не хуже двенадцатифутовой тюремной стены с колючей проволокой поверху. Руки-ноги не скованы, губернатор не держит у ее головы пистолет, и вроде бы ничто не мешает побегу. Кроме мрачной уверенности, что ей отсюда не выбраться. Она непременно заблудится, умрет от голода, и ее истощенное тело, разорвав на части, сожрут крокодилы, гремучие змеи и прожорливые тропические муравьи. Перспектива безымянной смерти в болотах оскорбляла достоинство. Эди не хотела, чтобы ее побелевшие на солнце косточки обнаружили охотники, рыболовы или орнитологи, а потом, отпуская шуточки, складывали бы по кусочкам студенты-медики и следователи, идентифицируя ее личность по детским рентгеновским снимкам зубов.

Она подошла к губернатору:

– Я хочу поговорить.

Сцинк что-то бормотал, шаря по карманам рубашки.

– Черт! Жабы кончились, – выругался он и взглянул на Эди. – Вот ты жизнь повидала. Жабу курила?

– Нам нужно поговорить. Наедине.

– Если ты про чемодан, говорить не о чем.

– Не об этом.

– Ладно. Только сначала поболтаю с Лестером.

– Нет, сейчас!

Огромной шершавой рукой Сцинк взял ее за подбородок. Эди почувствовала, что ему свернуть ей шею не труднее, чем открыть бутылку пива.

– У тебя говенные манеры, – сказал Сцинк. – Ступай сиди с остальными.

Бонни с Августином забрались в развалины «скорой помощи» и, стоя на коленях, копались в библиотеке Сцинка. Эди не понимала, почему они так беспечны.

– Нужно что-то делать! – сказала она. Это прозвучало как приказ.

Августин показывал Бонни первое издание романа «Авессалом, Авессалом!». [76] Он взглянул на Эди:

– Это прогулка. Она закончится, когда закончится.

– Но кто он? – Эди кивнула на Сцинка. Потом спросила Бонни: – Тебе не страшно? Господи, неужели только у меня хватает мозгов бояться?

– Вчера я тоже боялась, – ответила Бонни. – Сейчас нет.

– Успокойтесь, – сказал Августин. – Все закончится, когда он скажет. А пока постарайтесь его не злить.

Его резкий тон задел Эди. Августин ткнул пальцем в сторону Щелкунчика, лежавшего с раззявленной пастью у костра.

– А как вы связались с этим говнюком?

– Давайте оставим, – вмешалась Бонни.

– Нет, все нормально. Я могу объяснить, – сказала Эди. – У нас чисто деловые отношения. Проворачивали одно дельце.

– Аферу?

– Страховая выплата за ураган, – призналась Эди. Она поймала взгляд Бонни и добавила: – Милости просим в реальный мир, принцесса.

– И когда состоится большая выплата? – спросил Августин.

Эди невесело рассмеялась:

– Оценщик сказал, на днях. Мол, пришлют «Фед-Эксом». А я вот затерялась в сволочных Эверглейдс.

– Это не Эверглейдс, – сказал Августин. – Вообще-то по сравнению с ними мы сейчас в Сан-Тропе. Но я понимаю, как вам горько, когда улетают двести штук.

Эди ошеломленно вытаращилась.

– Шутишь? – не поверила Бонни. – Двести тысяч долларов?

– Двести одна. – И Августин подмигнул Эди.

Та чуть слышно спросила:

– Откуда вы знаете?

– Вы кое-что забыли в доме.

– О, черт!

Августин развернул розовые копии договора со страховой компанией (Эди узнала барсука на верху страницы) и порвал на кусочки.

– На вашем месте я бы придумал толковое объяснение, как ваш бумажник оказался именно в той кухне. Полиция весьма заинтересуется.

– Гадство!

– По-моему, вам не стоит так рваться назад к цивилизации.

Августин снова занялся книгами.

Эди прикусила губу. Боже, как трудно иногда сдерживаться. Снова захотелось взорваться криком.

– Что все это значит – какая-то игра?

– Не думаю, – ответила Бонни.

– Господи ты боже мой!

– Пусть идет, как идет. Держитесь, пока все не кончится.

Черта с два, подумала Эди. Это не для меня.

И так далеко не красавец, с блокиратором Щелкунчик превратился в монстра. Верхняя часть лица собралась толстыми складками, как у щенка шарпея, глаза стали мокрыми щелками, нос задрался почти ко лбу. Остальное превратилось в разверстую пасть.

– Особь, дышащая исключительно ртом, – сказал Сцинк, разглядывая Щелкунчика, как музейный экспонат.

– Ххаааагггххх, – отозвался Щелкунчик.

После того, как псих протащил его к берегу бухты, у него саднило локти.

– Господи, до чего я ненавижу слово «ниггер», – продолжил сумасшедший. – Я хотел прикончить тебя еще у мотеля, когда ты его произнес. Размазать по джипу все три чайные ложки твоих мозгов. Я бы задумался об этом, даже если б ты не выстрелил в моего друга.

Щелкунчик перестал стонать и постарался удержать слюни. Мошкара и комары забирались в рот и вылетали обратно.

– С этим ничего не поделаешь. – Сцинк отогнал насекомых. Он уже обильно смазал шею и руки пленника репеллентом. – На упаковке сказано «Внутрь не принимать».

Щелкунчик покорно кивнул.

– В водительских правах обозначено имя «Лестер Маддокс Парсонс». Угадаю навскидку: тебя назвали в честь тупоголового фанатика из Джорджии. Верно?

Вялый кивок.

– Стало быть, ты вступил в жизнь, уже пропустив два мяча. Очень досадно, Лестер. Но я думаю, назови тебя родители хоть «Ганди», ты бы все рано вырос выдающимся мудаком. Погоди, я тебе кое-что покажу.

Губернатор вытащил из-под задницы чемодан, положил перед Щелкунчиком и театрально откинул крышку.

– Пускай слюни, – сказал он.

Щелкунчик привстал, увидев набитый деньгами чемодан: двадцатки в банковских упаковках.

– Девяносто четыре тысячи долларов, – доложил Сцинк. – Еще разные рубашки, носки и другая одежка. Две пачки французских гондонов, золотые запонки, тюбик непатентованной смазки… Что еще? Ах да, личные бумаги. – Губернатор порылся в вещах. – Банковские счета, вырезки из статей об урагане… И вот…

Он вынул глянцевый рекламный проспект района «Фронтоны Залива» и, подсев к Щелкунчику, открыл брошюру.

– Вот наш парень, Кристоф Мишель. «Всемирно известный проектировщик». Тут его портрет, видишь?

Щелкунчик узнал того пентюха, которого они встретили у круглосуточного магазина.

– Что бы ты сделал, – размышлял Сцинк, – если б спроектировал эти нелепо дорогие дома, а они бы рухнули при первом ударе стихии? Наверное, смекалистый человек прихватит денежки и смоется, пока не запорхали повестки в суд. Думаю, таков был план мсье Мишеля.

Щелкунчик плевать хотел на французишку. Его заворожил вид такого количества денег. Он бы разинул рот в восторге, если б тот уже не был раззявлен. Щелкунчик вспомнил одну передачу у Салли Джесси, то ли у Донахью про горничную в отеле Майами-Бич, которая нашла под кроватью, кажется, сорок две штуки баксов. Зачем-то эта баба вместо того, чтобы прикарманить башли, отдала их управляющему! Потому и попала в передачу на тему «Честные люди». Помнится, Щелкунчик орал в телевизор: «Манда тупая!», а когда показали эти деньги, чуть не кончил в штаны.

Здесь же денег в два раза больше, и он видел их вживую.

– Ххгггыыыааа? Ыыоооггхх?

– Хороший вопрос, Лестер.

Одноглазый псих вдруг поднялся, расстегнул армейские штаны, достал свой агрегат и на глазах у помертвевшего бандита обильно помочился на деньги.

Щелкунчик скорбно раскачивался. Ему стало дурно. Сцинк заправился и сходил за обезьяньим ружьем. Проверил патронник, вернулся к Щелкунчику и, перевернув его на живот, выстрелил в задницу ампулой. Тотчас перед глазами бандита заклубился туман, и он погрузился в беспамятство, успев услышать вопрос Сцинка:

– Кто хочет искупаться?

Бонни с Августином остались рассматривать книги, а Эди губернатор повел к бухте. Ей хотелось поговорить, ему – ополоснуться.

Сцинк разделся, начав с купальной шапочки, и вошел в воду.

– А как же крокодилы? – спросила Эди.

– Они нас не тронут. Их тут совсем мало осталось. Лучше бы побольше.

Сцинк спокойно нырнул, потом выскочил на поверхность, отфыркиваясь и поднимая брызги. Коричневый, как ламантин, он был такой крупный, что казался мостом через бухту. Эди поразило его тело: крепкие, как столбы, руки, широкая грудь и мощная шея, подобная стволу кипариса. Мешковатая армейская роба раньше все это скрывала.

– Ты идешь? – крикнул Сцинк.

– Только если поговорим.

– А чем же нам еще заниматься?

И опять эта его улыбка! – подумала Эди. Она попросила Сцинка отвернуться и разделась.

Он услышал, как Эди плюхнулась в воду. Потом почувствовал, что она забирается ему на спину. Сцинк поплыл на глубину, и Эди обвила его ногами.

– Мне чуточку страшно, – сказала она.

– Хо! Да мы с тобой самые жуткие твари в этих джунглях!

– Я хочу вернуться в Майами, – прошептала Эди ему в ухо.

– Валяй.

– Я не знаю дороги.

Губернатор плыл против сильного приливного течения. Их головы подскакивали в стремительной воде, как два чурбачка.

Эди было жутковато и весело на стремнине.

– Как только вы с Полианной [77] появились, я поняла, что все кончено, – сказала она, прерывисто дыша. – И револьвер Щелкунчика не поможет. Это не мы вас похитили, а вы нас!

– Природа диктует свои законы. Всегда.

– Пожалуйста, помоги мне выбраться отсюда, – жарко прошептала Эди.

– А я думал, ты хочешь зацапать чемодан.

– Вовсе нет, – сказала Эди.

Хотя такая мысль у нее мелькала, она решила сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда живой.

Рядом выпрыгнула серебристая рыбка. Сцинк игриво шлепнул по воде.

– Эди, ты плохо думаешь о мужчинах. В этом мы с тобой схожи. Господи, вообрази, какой сегодня была бы Флорида, если б ней заправляли женщины! Представь пару пляжей без уродливых многоэтажек. Или озеро без гольф-клуба. – Он радостно хлопнул в ладоши, подняв тучу брызг.

– Ты ошибаешься, – сказала Эди.

– Милая, помечтать-то я могу?

Губы Эди легко коснулись его шеи. Потом по ней скользнул язычок и последовал чувствительный укус.

– Это что такое? – спросил Сцинк.

– А как ты думаешь?

Эди его поцеловала, и они погрузились в воду. Соль щипала глаза, но Эди все равно их не закрывала. Сцинк улыбался и пускал пузыри. Они вдвоем выскочили на поверхность и рассмеялись. Эди снова осторожно забралась Сцинку на спину, примостившись, как на дереве: руками обхватила его каменные плечи, а ногами обвила бедра. Губернатор поплыл на мелководье, где можно встать.

И вот они стояли лицом к лицу, а между ними пенилась зеленая вода.

– Ну что? – сказала Эди.

– Разве не ты боялась крокодила?

– Ему придется съесть нас обоих.

– Пожалуй, да.

– Значит, он должен быть ужасно здоровым и очень голодным.

– В любом случае мы должны вести себя тихо. Некоторые звуки их очень привлекают. – Казалось, Сцинк говорит серьезно.

– Насколько тихо? – Легонько Эди коснулась сосками груди Сцинка.

– Очень тихо. Чтоб ни звука.

– Это невозможно. – Эди почувствовала его руки у себя на ягодицах. Сцинк бережно держал ее на весу. И вот он уже – в ней. Раз – и готово.

– Тише, – сказал он.

– Не могу.

– Можешь, Эди.

Их движения были так плавны, что порой казалось – они вообще не шевелятся, а все ласки – от теплого летнего потока, струившегося вокруг и между ними. В мангровой роще возмущенно крикнула цапля. На мелководье резвилась серебристая кефаль. Течением пронесло длинную черную змею, которая безразлично отдалась потоку и будто возлежала на нефритовом шелке.

Эди вела себя молодцом. Не проронила и звука. И даже на время забыла о цели соблазнения.

Потом она хотела обсохнуть и прикорнуть вдвоем ненадолго, но Сцинк сказал – нет времени. Они быстро оделись. Не говоря ни слова, Сцинк повел Эди через заросли. Эди вообще не видела никакой тропы, иногда ей казалось, что они идут по кругу. Потом они вышли на мощеную дорогу, и Сцинк взял ее за руку. Они прошли еще с милю и очутились на перекрестке с мигающим светофором. Указатель известил, что одно шоссе ведет в Майами, а другое в Ки-Уэст. Сцинк велел ждать здесь.

– Ждать чего?

– Кое-кто подбросит тебя на материк. Он скоро приедет.

– Кто? – удивилась Эди.

– Расслабься.

– Но я хотела, чтобы ты меня отвез.

– Извини. Дальше я не иду.

– Опять дождь собирается.

– Угу.

– Я видела молнию!

– Значит, воздушных змеев не запускай.

– Ты когда все это задумал? Бросить меня здесь… – Эди разозлилась. Она поняла, что Сцинк все равно собирался ее отпустить. Получается, в водном сексе не было необходимости.

Нет, ей понравилось, и хорошо бы повторить, но все же она чувствовала, что ее облапошили.

– Почему ты вчера не сказал?

Сцинк расплылся своей предвыборной улыбкой:

– Из головы вылетело.

– Засранец! – Эди сняла с мокрых волос листочек и разраженно пустила его по ветру. Согнала с лодыжки овода. Сложила на груди руки и обожгла Сцинка взглядом.

Он нагнулся и поцеловал ее в лоб:

– Не все так плохо, девочка. Ты больше не боишься крокодилов.