Сцинк и Бонни наблюдали за домом, пока Августин ходил к пикапу за оружием. Ему не хотелось ни в кого стрелять, даже обезьяньими транками. После ночи с Бонни он был безрассудно безмятежен и хотел спать. Августин решил стряхнуть это состояние.
Вначале он попытался сбить себе настроение высоконравственным упреком за дурной поступок. Замужняя женщина, новобрачная! Такая растерянная, одинокая, ранимая – Августин громоздил эпитеты, чтобы почувствовать себя никчемным и гнусным подонком. Но его распирало от счастья. Бонни поражала своей храбростью. Августину еще не встречалась женщина, которая бы стоически питалась дорожной падалью и не жаловалась на комаров. Более того, она вроде бы поняла психотерапевтическую полезность жонглирования черепами.
«Прикасаешься к смерти, – сказала она, – и даже ее дразнишь».
Когда вы оба голые, еще не остывшие от страсти лежите застегнутые в спальнике, даже хмельной лепет женщины может сойти за откровение. Августин урезонивал себя – нельзя слишком поддаваться таким мгновениям любовного изнеможения. Но вот вам – сердце поет, и он скачет чуть ли не вприпрыжку. Неужели жизнь его ничему не учит?
Как ни хотелось Августину видеть Бонни рядом, его так же сильно тревожило, что она увязалась в экспедицию Сцинка. Он боялся, что станет беспокоиться за нее до умопомрачения, а ему требовалась абсолютно ясная голова. Пока верховодит губернатор, неприятности гарантированы. Августин их ждал, только никак не мог дождаться. Вот-вот он снова обретет – хотя бы на время – и направление, и смысл.
С Бонни же это осложнялось. Еще неделю назад Августину нечего было терять, а теперь что-то появилось. Всё. Любовь всегда не вовремя, думал он.
Скрытно передвигаться было бы легче вдвоем со Сцинком. Но Бонни желала быть в самой середине – ей хотелось изображать Этту в компании Буча и Санденса. [58] Губернатору, похоже, все равно – еще бы, он обитал в иной вселенной.
– «Счастье не дает величия», – шептал он Августину. – Олдос Хаксли. [59] «Довольство не имеет очарования доброго сражения с бедой». Подумай над этим.
У пикапа Августин разобрал ампульное ружье и спрятал части в спортивную сумку. Пистолет сунул за пояс и прикрыл рубашкой. С сумкой через плечо он двинулся обратно на Калуса-драйв, размышляя, прав ли был Хаксли.
Когда Деннис Риди и Фред уехали, Эди выволокла из чулана Левона Стихлера. Щелкунчик не помог – сказал, что бережет силы.
Эди потыкала в бок старику босой ногой.
– Ну и что нам с ним делать?
Вопрос имел первостепенное значение и для Стихлера. Он таращил глаза, ожидая ответа Щелкунчика, и он поступил:
– Шлепнем.
– Где? – спросила Эди.
– Подальше отсюда. Гаденыш хотел меня пришить.
– Согласись, это была жалкая попытка.
– Ну и что? Хотел же.
– Глянь, Щелкунчик. На него пулю жалко тратить.
Левон Стихлер нисколько не обиделся. Эди вытащила кляп, и старик принялся плеваться на пол. Ему заткнули рот пыльной тряпкой с едким вкусом мебельного воска.
– Спасибо, – пропыхтел Стихлер.
– Заткнись, говнюк, – сказал Щелкунчик.
– Тебя как звать-то, дедок? – спросила Эди.
Левон ответил и объяснил, почему решил убить торговца трейлерами.
– Кто-то тебя опередил. – Эди рассказала о визите крепкого парня с двумя таксами. – Он-то и забрал подонка Тони. Уверена – торгаш не вернется.
– Ох! – выдохнул Стихлер. – А вы кто?
– Видала? – Щелкунчик злобно взглянул на Эди. – Говорю же, надо кончать придурка! – Старик немедленно извинился за свое любопытство. – Ничего, – сказал Щелкунчик, – все равно шлепнем.
– В этом нет необходимости. – Левон начал говорить, что признает свою вину, но Щелкунчик велел снова воткнуть ему кляп. Старик отхаркнул тряпку и закричал: – Не надо! У меня больное сердце!
– Ладно. – Щелкунчик приказал Эди принести крепежный бурав. Стихлер мгновенно все понял, смолк и позволил заткнуть себе рот. – И завяжи глаза, – сказал Щелкунчик.
В ящике с нижним бельем у Нерии Торрес Эди нашла черный шифоновый шарф. Получилась довольно стильная повязка.
– Не туго? – спросила Эди. Левон кротко мекнул – дескать, нет. – Что дальше? – поинтересовалась Эди у Щелкунчика.
Тот раздраженно дернул плечом:
– У тебя таблеток не осталось? Нога прям огнем горит.
– Нет, милый…
– Черт!
Здоровой ногой Щелкунчик пнул Стихлера под ребра – просто чтобы сорвать злость. Эди оттащила кресло и попросила Щелкунчика держать себя в руках.
– Все идет нормально, понял? – зашептала она. – Риди закончил с документами. Осталось только дождаться денег. Угрохаешь старика – все испортишь.
Челюсть Щелкунчика двигалась, как ковш экскаватора. Похмельный взгляд светился болью.
– Даже не знаю, что еще придумать, – сказал Щелкунчик.
– Слушай, отвезем старикана к черту на кулички и скажем, чтобы не спешил возвращаться. Иначе, мол, выследим всех его внуков и… ну, не знаю…
– Освежуем, как свиней?
– Вроде того. Главное – напугать его до чертиков, и он обо всем забудет. Ему лишь бы в живых остаться.
– У меня сейчас нога взорвется, – пожаловался Щелкунчик.
– Смотри пока телик, я поищу таблетки.
Эди пошарила в шкафчике: не удалось ли каким-нибудь полезным таблеткам пережить ураган, – но нашла только непочатый пузырек «мидола». Она отсыпала Щелкунчику пять штук, сказав, что это, в принципе, кодеин. Щелкунчик заглотнул все таблетки разом и запил теплым «Бадвайзером».
– В джипе есть бензин? – спросила Эди.
– Есть. Посмотрю Салли Джесси и поедем.
– Что за тема сегодня?
– Бабы неудачно нарастили буфера.
– Воодушевляет, – сказала Эди и пошла выгуливать такс.
После нескольких дней в морфийном тумане Бренде Рорк наконец полегчало. Пластический хирург обещал назначить ее на операцию в конце недели.
– Ты выглядишь совсем усталым, здоровяк, – проговорила Бренда сквозь бинты.
– Все еще работаем по две смены, – ответил Джим Тайл. – Гонки, как в Дейтоне.
Бренда спросила, знает ли Джим последние новости.
– Один гад пытался заложить в ломбарде возле Кендалл мамино кольцо.
– Тот самый?
– Вероятно. На приемщика морда произвела впечатление.
– Уже что-то, – сказал Джим.
Однако новость его огорчила. Он пустил Сцинка по следу бандита, напавшего на Бренду, рассчитывая, что губернатор окажется разворотливее полиции. Но ломбард – новая зацепка. Теперь вполне возможно, что в погоне за человеком на черном джипе пути Сцинка и детективов пересекутся – вплоть до лобового столкновения. Это не лучший вариант развития событий.
– Наверное, я ужасно выгляжу, – сказала Бренда. – Потому что никогда еще ты не был таким мрачным.
Само собой, Джим переживал, видя бледную, изуродованную Бренду на больничной койке. За время службы он повидал много крови, боли и страданий, но никогда еще его не охватывала такая слепая ярость, как в первый день у постели Бренды. До смешного наивно думать, что правоохранительная система управится с бандитом – толку от нее не будет. Нападавший – отморозок, это стало ясно, после того что он сотворил с Брендой. Этот урод ненавидел женщин или полицейских, а может, и тех и других. В любом случае, он опасен. И выход один – паршивую овцу из стада вон.
Теперь, поразмыслив, Джим пожалел, что начал действовать сгоряча. Когда Бренда вспомнила номер джипа, нужно было играть по правилам и сообщить об этом куда следует. Но он поддался безрассудному порыву и совершил безумную глупость, натравив на бандита губернатора. Бренда поправится, а старинный друг страшно рискует по вине Джима. И остановить Сцинка совершенно невозможно.
– Я хотела кое-что спросить, – сказала Бренда.
– Давай.
– Сегодня приходил детектив из разбойного отдела и еще женщина из прокуратуры. Они не знали о черном джипе.
– Угу.
– Я думала, ты сообщил им номер.
– Я совершил ошибку, Бренда.
– Забыл?
– Нет, не забыл. Я совершил ошибку.
Джим Тайл присел на кровать и рассказал, что он сделал. Бренда вела себя спокойно и говорила о пустяках, потому что пришла сестра делать перевязку. Когда они снова остались одни, Бренда спросила:
– Значит, ты разыскал своего безумного друга. Как?
– Это не важно.
– Он был здесь, в этой палате, и ты нас не познакомил?
Джим усмехнулся:
– Ты была в отрубе, дорогая.
Бренда задумчиво гладила его руку. Потом сказала:
– Наверное, ты действительно меня любишь, раз пошел на это.
– Я напортачил.Извини.
– Проехали. Еще вопрос.
– Валяй.
– Какие шансы, что твой друг поймает гада, укравшего мамино кольцо?
– Очень высокие.
Бренда кивнула и закрыла глаза. Когда ее дыхание стало ровным и спокойным, Джим удостоверился, что это крепкий здоровый сон, а не обморок. Уходя, он поцеловал ее в просвет между бинтами, и тепло щеки его успокоило. Еще он видел, как по ее губам скользнула тень улыбки.
Сцинк уткнулся лбом в подоконник. Он молчал и не шевелился с тех пор, как Августин ушел за оружием. Бонни не понимала: губернатор задремал или просто не обращает на нее внимания?
– Здесь была детская, вы заметили? – спросила он.
Молчание.
– Вы спите?
Никакого ответа.
Залетевшая в разбитое окно оса на секунду заинтересовалась всклокоченной гривой Сцинка. Бонни ее отогнала. В доме напротив залаяли собаки.
Наконец губернатор заговорил, не отрывая головы от подоконника:
– Они вернутся.
– Кто?
– Те, у кого малыш.
– Откуда вы знаете?
Молчание.
– Может, ураган стал последней каплей.
– Оптимистка, – проворчал Сцинк.
Бонни взглянула на утонувшего в луже медвежонка и подумала: ни одна семья не заслуживает, чтобы ее жизнь так ужасно разбилась вдребезги. Казалось, губернатор прочел ее мысли.
– Мне их жаль, – сказал он. – Но прежде всего мне жаль, что они здесь оказались.
– Вы еще больше огорчитесь, если они вернутся.
Губернатор поднял голову, моргнув, как сонная ящерица на крыльце.
– Здесь бывают ураганы, – просто сказал он.
Бонни решила, что ему нужно знать мнение стороннего наблюдателя.
– Люди приезжают сюда, потому что думают: здесь лучше, чем там, где они были. Они верят открыткам. И знаете что? Для многих здесь действительно лучше, чем там, откуда они приехали – с Лонг-Айленда, из Де-Мойна или Гаваны. Жизнь здесь ярче, поэтому стоит рискнуть. Даже если бывают ураганы.
Губернатор оглядел детскую здоровым глазом и проговорил:
– Нагадишь Матери-Природе, и она ответит тем же.
– Люди мечтают, только и всего. Как поселенцы на Диком Западе.
– Дитя!…
– Что? – возмутилась Бонни.
– Что еще заселять-то? – Сцинк снова опустил голову на подоконник. Бонни потянула его за рукав:
– Я хочу, чтобы вы мне показали то, что показывали Максу. Дикую природу.
– Зачем? – хмыкнул губернатор. – Твоего мужа она явно не впечатлила.
– Я другая.
– Очень бы хотелось надеяться.
– Покажете? Пожалуйста.
И снова нет ответа. Хоть бы Августин скорее вернулся. Бонни посмотрела на дом с припаркованным черным джипом и вспомнила, что они видели там за долгое жаркое утро.
Через полчаса после старика подъехало такси. Из дома выскочила рыжая женщина в обтягивающем ярком платье и туфлях на обалденных шпильках. Августин и Бонни пришли к мнению, что это, похоже, проститутка. Женщина втиснулась на заднее сиденье, а Сцинк заметил, что из ее бесстыдных чулок вышел бы отличный невод для кефали.
Чуть позже перед домом остановился «таурус» цвета морской волны. Губернатор сказал, что машина из проката – только прокатные агентства покупают автомобили такого оттенка.
Из машины вышли двое мужчин, оба – с нормальными челюстями. Один – помоложе, ухоженный блондин в очках, с коричневым портфелем. Другой – постарше, осанистее, с коротко стриженными темными волосами – держал в руках планшет с зажимом. Начальственная выправка выдавала в нем бывшего военного, по предположению Сцинка – сержанта. Мужчины оставались в доме долго. Наконец вышел один старший. Он сел за руль, не закрывая дверцу, и стал что-то записывать. Вскоре из-за угла дома со стороны заднего двора появился второй мужчина с портфелем, и оба уехали.
Визитеры не походили на отчаянных головорезов, но Сцинк сказал, что в Майами ни в чем нельзя быть уверенным. Августин понял намек и отправился к пикапу за оружием.
И вот теперь губернатор положил голову на подоконник и что-то напевал. Бонни спросила, как называется песня.
– «Мечта номер девять», – ответил Сцинк.
– Не знаю такой.
Бонни хотелось больше услышать о его жизни – чтобы он открылся и рассказал самые потрясающие, завораживающие истории.
– Спойте мне, – попросила она.
– В следующий раз.
Сцинк показал на другую сторону улицы – из дома вышли мужчина и женщина.
– Что это они делают? – уставилась на них Бонни.
Губернатор поспешно поднялся.
– Пошли, дитя, – сказал он.
Программа Салли Джесси закончилась, и Щелкунчик сделал пару телефонных звонков. Эди так и не поняла, что он там улаживал. Видимо, шевелил мозгами, как поступить со стариком, чтобы избежать убийства.
– Помоги-ка, – сказал он и стал обрывать с карнизов шторы – бордельно-розовые, тяжелые от дождевой воды. Потом они с Эди кое-как расстелили гардины на полу и завернули в них Левона Стихлера.
Получилось что-то похожее на огромный клубничный рогалик.
– Он не задохнется? – спросила Эди.
Щелкунчик сунул кулаком в розовый сверуок:
– Эй, засранец! Воздух есть?
Старик ответил выразительным стоном из-под кляпа.
– Нормально, – сказал Щелкунчик. – Потащили в джип.
Ноша оказалась нелегкой. Щелкунчик ухватился за толстый конец свертка, но каждый шаг отдавался болью в раздробленном колене. Пока выбрались на улицу, старика несколько раз уронили. При этом измученный Щелкунчик сыпал отборной бранью и на одной ноге отплясывал вокруг розового свертка мучительную джигу. Эди открыла заднюю дверцу джипа, и они как-то умудрились свалить Стихлера в багажный отсек.
Щелкунчик прислонился к бамперу, пережидая, пока утихнет жгучая боль в ноге, и тут увидел высокого незнакомца в хаки. Человек вышел из покинутого дома на другой стороне улицы. Его длинные нечесаные космы походили на прихваченную морозцем пеньку. Поначалу Щелкунчик принял человека за бомжа – вьетнамского ветерана или полоумного неудачника, что обитают под виадуками. Но для бродяги мужик шел слишком целеустремленно. Он выглядел не голодным, крепким и серьезно настроенным. Ярдах в десяти за ним поспешала приличного вида девушка.
– Вот черт! – Эди захлопнула дверцу джипа и велела Щелкунчику помалкивать; говорить будет она.
Незнакомец приблизился, и Щелкунчик встал на обе ноги. От боли в разбитом колене он скрежетнул плохо сходящимися зубами. Рука его скользнула за борт пиджака.
– Просим прощения, – сказал незнакомец.
Девушка остановилась у него за спиной, заметно нервничая.
– Вы заблудились? – приветливо спросила Эди.
Незнакомец широко улыбнулся, обнажив потрясающие зубы кинозвезды. Щелкунчик напрягся – это не бомж.
– Какой отличный вопрос! – ответил человек и повернулся к Щелкунчику. – Сэр, у нас с вами есть что-то общее.
– Ты чё буровишь? – нахмурился Щелкунчик.
– Взгляните. – Незнакомец спокойно выковырнул у себя глаз, похожий на отполированный самоцвет, и протянул Щелкунчику. Бандита качнуло, и он ухватился за машину. Скукоженная глазница человека угнетала сильнее блестящего протеза.
– Стекляшка, – сказал незнакомец. – Легкий недостаток, вроде вашей челюсти. Но мы оба не дружим с зеркалом, нет?
– У меня тут без проблем, – ответил Щелкунчик, стараясь не смотреть в лицо человеку. – Ты проповедник, что ли?
Вмешалась Эди Марш:
– Мистер, не хочу показаться невежливой, но нам пора ехать. У нас деловая встреча в городе.
Человек обладал неуловимым зловещим обаянием – в нем угадывался взбалмошный и опасный ум, и Эди встревожилась. Казалось, он с удовольствием нарывается на драку. Не похоже, что симпатичная, робкая и культурная девушка – его подруга. Может, она его пленница?
Высокий незнакомец запрокинул голову и ловко вставил стеклянный глаз. Проморгался и сказал:
– Ладно, ребятки. Давайте-ка заглянем в ваш навороченный джип.
Щелкунчик выхватил револьвер и, приставив к пуговице на широкой груди человека, рявкнул:
– Залазь!
Незнакомец опять ухмыльнулся: – Мы уж боялись, что вы не пригласите. Девушка вцепилась в его руку, стараясь унять бившую ее дрожь.
Августин увидел светловолосого паренька, напряженно сидевшего в плетеном кресле перед разрушенным домом. Крышу сорвало почти полностью, и под ветром трепыхалась и хлопала на стропилах синяя пленка – единственная тень и укрытие.
Парнишке на вид было лет десять-одиннадцать. Когда Августин проходил мимо, мальчик приподнял «ругер мини-14» из нержавеющей стали и тоненьким голосом крикнул:
– Мародерам – смерть!
Клич соответствовал двухфутовой надписи, выведенной краской прямо на фасаде: «БИРИГИСЬ МАРОДЕРЫ!!»
Августин остановился и посмотрел на ребенка:
– Я не мародер. Где твой отец?
– Пошел за досками. А мне велел постеречь.
– Ты прекрасно справляешься.
Августин разглядывал мощное оружие. Несколько лет назад бандит, грабивший банк в Санилэнде, уложил из этой модели пятерых агентов ФБР.
– Ночью после уры-гана к нам залезли грабители. Мы ночевали у дяди Рика, он живет в другом месте, Даниа называется. Влезли, пока нас не было.
Августин медленно подошел ближе – обойма вставлена, предохранитель снят. Мальчик сурово сощурился, будто Августин стоял за сотню ярдов от него, и поерзал на колченогом кресле. Рот мальчугана зловеще искривился. Августину почему-то показалось, что сейчас заиграет банджо.
– Они унесли наши телевизоры и плейер. Папин ящик с инструментами. Я стою на посту, чтобы застрелить гадов, если вернутся.
– А ты когда-нибудь стрелял из этой винтовки?
– Сколько раз! – Серо-голубые глаза мальчика выдали ложь. «Мини-14» – тяжелое оружие, слабые ручонки устали его держать. – Шли бы вы отсюда.
Августин, отступая, кивнул:
– Только ты осторожнее, ладно? Вдруг не того подстрелишь.
– Папа сказал, что расставил везде мины-ловушки, так что в следующий раз они шибко пожалеют. Он пошел в скобяную лавку. А мама с Дебби пока у дяди Рика. Дебби мне наполовину сестра, ей семь.
– Пообещай, что будешь осторожнее с винтовкой.
– Она на ржавый гвоздь наступила, и у нее заражение.
– Скажи, что не будешь нервничать.
– Ладно. – Капелька пота скатилась по его загорелой щеке. Наверняка было щекотно, но руку с винтовки он не снял.
Августин помахал парнишке и пошел дальше. В доме, где он оставил Бонни и губернатора, никого не было. Стоявший через дорогу черный джип «чероки» тоже исчез.