У Сцинка имелся адрес из полицейского рапорта, любезно предоставленный Джимом Тайлом. Таблички с названиями улиц и почтовые ящики валялись на земле, поэтому нужный дом отыскался не сразу. На расспросы хозяев делегировали Августина – как обладателя внушающей доверие внешности. Сцинк остался в кузове пикапа и распевал во всю глотку припев из «Вентиляторного блюза». Бонни этой песни не знала, но ей нравился низкий, подходящий для блюзов голос губернатора. Она слушала, не сводя со Сцинка глаз.
Дверь Августину открыла усталая женщина в розовом халате.
– Полицейский предупредил, что вы приедете, – сказала она. Безжизненный голос, потухший взгляд – ураган ее надломил. – Уже дня три прошло, как я сообщила.
– Дел по горло, – объяснил Августин.
Вся семья женщины – муж, четверо детей и две кошки – разместилась в спальне под кусочком крыши, не сорванным ураганом. Хозяин – небритый мужчина с проблесками седины, одетый в зеленоватую сетчатую майку, мешковатые шорты, сандалии и бейсболку «Кливлендских индейцев», – хлопотал над походной плиткой, установленной на комоде. Рядом выстроились шесть открытых банок свинины с бобами. Детишки возились с игровыми приставками на батарейках, бибикавшими, как миниатюрные радары.
– Свет до сих пор не дали. – Женщина сказала мужу, что Августин – человек, которого прислала дорожная полиция насчет номеров. Хозяин спросил, почему он не в форме.
– Я детектив, – объяснил Августин. – Под прикрытием.
– Понятно.
– Расскажите, что произошло.
– Подкатили четыре гаврика и сняли номера с моего «камаро». Я был в саду – рыбок хоронил… Понимаете, когда вырубилось электричество, в аквариуме сдохли гуппи…
– Широкоплавниковые пецилии, – поправил сын.
– Ну вот, надо было закопать их к черту, чтобы тут все не провоняло. И подъезжает джип с четырьмя цветными парнями, стерео вовсю грохочет. Достают отвертку и начинаю обрабатывать мою машину. У меня на глазах!
– Я почуяла неладное и увела детей в комнату, – сказала женщина.
Хозяин опростал две банки консервов в кастрюльку, стоявшую над синим пламенем плитки.
– Я, значит, хватаю лопату – и к ним, а один браток выхватывает пистолет и посылает меня сами знаете куда. Я даю задний ход. Вы же понимаете, ни к чему схлопотать пулю из-за дурацких номеров.
– Что потом? – спросил Августин.
– Пришлепнули номера к джипу и укатили. Так называемая музыка гремела на пять миль вокруг.
– У Дэвида есть пистолет, он умеет обращаться с оружием, но… – сказала жена.
– Не ради номеров за тридцать долларов, – закончил хозяин.
Августин похвалил его за благоразумие.
– Дайте-ка, я еще раз сверю номера. – Он достал бумажку и прочел: – BZQ-42F.
– Все верно, – сказал Дэвид. – Только их уже нет на джипе.
– Откуда вы знаете?
– Я позавчера проезжал по Калуса-драйв и видел его.
– Тот самый джип?
– Черный «чероки». Хромированные ободы, тонированные стекла. Голову на отсечение, та самая тачка. Я по брызговикам узнал.
– Скажи, что на них, – нахмурилась хозяйка.
– Брызговики, как у тягача, навороченные такие, а на них – голые бабы.
– Хромированные, – добавила жена. – Мы их сразу узнали…
– А где эта улица? – спросил Августин.
– …только за рулем сидел белый парень.
– Как он выглядел?
– Неприятно, – ответил Дэвид.
– Следи за бобами, – сказала жена. – Расскажи еще про музыку.
– Да, еще одно. – Дэвид помешивал в кастрюльке. – У парня стерео грохотало на полную мощность, как у тех цветных. Только звучал не рэп, а Трэвис Тритт. [48] Мне еще показалось странным: мужик в деловом костюме сидит в ниггерском джипе и слушает Трэвиса Тритта.
– Дэвид! – Хозяйка покраснела от неподдельного возмущения.
Августину женщина понравилась. Похоже, в доме верховодила она.
Муж вроде как извинился за-вырвавшуюся реплику:
– Ладно, понятно, что я имел в виду. Бабы и тонированные стекла с тем парнем никак не сочетались.
Августин припомнил описание человека, который напал на Бренду.
– Он точно был в костюме?
– Сто пудов.
Вмешалась хозяйка:
– Мы еще подумали, может, он главарь и те парни, что украли номера, на него работают.
– Возможно, – согласился Августин. Ему уже нравилось играть в полицейского, напавшего на свежий след. – Вы сказали, он выглядел неприятно. Как это?
Дэвид раскладывал еду в керамические миски.
– Морда у него – вовек не забудешь.
– Мы подъехали купить лед, и тут я увидела этого человека в джипе, – сказала женщина. – Поначалу мне показалось, что он в маске с Хэллоуина, такое жуткое лицо… Подожди, Джереми, пусть остынет! – одернула она младшего сынишку, набросившегося на бобы.
От имени городской полиции Августин поблагодарил супругов за сотрудничество и обещал приложить все силы, чтобы вернуть номера.
– У меня еще один вопрос.
– Где Калуса-драйв? – улыбнулся Дэвид.
– Именно.
– Марго нарисует вам план. Дорогая, возьми салфетку.
Супруга обнаружила Авилу в гараже. Он корчился на полу возле «бьюика»: из пропоротого паха текла кровь. Его боднул один из предназначенных в жертву козлов, который проинтуировал свою судьбу.
– Где они? – спросила жена по-испански.
Стиснув зубы, Авила признался, что оба козла удрали.
– Я тебе говориль! Говориль я тебе! – завопила жена, переходя на английский. Она перевернула Авилу на спину и расстегнула ему брюки, чтобы исследовать рану. – Тут нузен столбик!
– Отвези меня к врачу.
– В моей масине? Я не хосю кровь на обивка!
– Так помоги забраться в пикап!
– Ти грязный.
– Хочешь, чтоб я сдох тут на полу? Этого хочешь?
Авила купил козлов у племянника своего духовника в сантерии. Племяш держал ферму, где разводил бойцовых петухов и всякую живность для религиозных жертвоприношений. Козлы, обошедшиеся в три сотни долларов, между собой не ладили. Всю дорогу они беспрестанно бодались и лягались. Авиле как-то удалось затолкать зверюг в гараж, но привязать их и закрыть дверь он не успел. Огромные янтарные глаза козлов залило безумием. Может, учуяли сверхъестественное присутствие Чанго или же просто унюхали запах крови и потрохов от прежних жертвоприношений. Во всяком случае, козлы совершенно сбесились и поломали много вещей, в том числе великолепную газонокосилку. Козел покрупнее долбанул Авилу рогом и, мекая, ускакал.
Всю дорогу в больницу жена неустанно пилила Авилу:
– Три сётни баксов! Ти сёкнутый мудяк!
Ругаясь, супруга традиционно перескакивала с испанского на английский, где репертуар выразительного сквернословия был богаче.
– Да заткнись ты о деньгах! – рявкнул Авила. – Вы со своей мамулей просиживаете толстые жопы в казино у индейцев! Скажешь, нет? Кто из нас чокнутый?
Он осмотрел рану в паху: размером с полтинник, кровь остановилась, но болело жутко. Прошибал пот и кружилась голова.
О, Чанго! – думал Авила. Чем я тебя прогневил?
В приемном покое деловитая сестра уложила его на каталку и подключила к благословенной капельнице с «демеролом». Врачу Авила сказал, что упал на ржавую брызгалку на лужайке. Повезло, что не задета артерия, заметил врач и спросил о грязной повязке на левой руке. Натер волдырь, когда играл в гольф, объяснил Авила, пустяки.
Боль отступила, голову заволокло туманом, а из него выступила скособоченная рожа Щелкунчика.
Я тебя, гад, достану! – поклятся Авила.
Но как?
Смутно припомнился вечер их первой встречи. Произошла она в ночном клубе на Лежён-роуд. Щелкунчик кантовался в баре с двумя телками из «службы сопровождения». Девки с разрисованными мордами и в начесах. Авила познакомился. Деньги у него имелись – в кармане шуршала взятка, только что полученная от парня, который загнал клиенту стекловолоконную крышу сомнительной долговечности. Шлюхи сказали, что их фирма называется «Джентльменский выбор» и открыта ежедневно. Щелкунчик был у них постоянным и одним из лучших клиентов. Сейчас он якобы пригласил отметить предстоящую отсидку, поскольку года три-пять ему не видать лохматок – ни профессиональных, ни каких других. Сам же Щелкунчик поведал, что пришил одного нестоящего придурка наркодельца. Следователи дали закосить на непредумышленное убийство, и, если повезет, он уже месяцев через двадцать откинется. Авила не поверил ни единому слову, но отметил, что такой историей хорошо клеить девок. Он несколько раз поставил выпивку новым знакомцам, надеясь, что Щелкунчик тоже расщедрится. Так и оказалось. Когда Авила вернулся из туалета, разбитная платиновая блондинка Морганна (как раз она-то ему и приглянулась) шепнула на ушко, что Щелкунчик не против, если он оплатит свою долю. Потом они отправились в затрапезный мотель на Уэст-Флэглер и отлично провели время. Энергичная затейница Морганна полностью оправдала потраченную на нее взятку.
Эти видения в одурманенном сознании отвлекли Авилу от решительной штопки, предпринятой на свежевыбритом участке в пяти дюймах к юго-востоку от его пупка. А потом в головокружительном тумане вдруг возникла ясная идея, как отыскать суку Щелкунчика и вернуть семь тысяч.
Зацепка – так это называют легавые.
След не горячий, но лучше, чем ничего.
Заглянул еще один любопытный сосед с расспросами о Тони. Эди прибегла к той же нелепой истории о дальней родственнице, которая в виде любезности присматривает за домом. Присутствие Щелкунчика, который с револьвером на колене храпел в кресле, она объяснить не удосужилась.
Чуть позже, когда Эди выгуливала перед домом Доналда с Марлой, приехал Фред Дав. Хмурый и совершенно подавленный. По тому, как он цапнул с сиденья портфель, Эди поняла, что его уныние небезосновательно.
– Мой начальник хочет осмотреть дом, – объявил оценщик.
– Что-то заподозрил?
– Нет. Обычный осмотр.
– Тогда в чем проблема? Покажи ему дом.
Горько усмехнувшись, Фред резко развернулся и вошел внутрь. Эди привязала собак и последовала за ним.
– Проблема в том, – сказал оценщик, – что мистер Риди желает переговорить с «мистером и миссис Торрес». Он шваркнул портфель на кухонный стол, чем разбудил Щелкунчика.
– Не паникуй, – успокоила Эди. – С этим мы справимся.
– Не паниковать? В компании интересуются, почему меня вышибли из мотеля. Жена хочет знать, где я живу и с кем. Деннис Риди прибывает завтра для беседы с заявителями, которых я не могу предъявить. По-моему, самое время запаниковать.
– Эй, Ссантаклаус! – заорал из гостиной Щелкунчик. – Чек получил?
Эди подошла к двери и сказала:
– Нет еще.
– Тогда пусть заткнется!
Фред зашептал:
– Я не могу оставаться рядом с маньяком. Это невозможно!
– У него нога болит, – объяснила Эди. Она скормила Щелкунчику последние свои «дарвоны», и действие их явно заканчивалось. – Слушай, я тоже не в восторге от ситуации. Но либо так, либо ночуй в лесу.
Оценщик сдернул очки и прижал пальцы к вискам. Москит сел ему на веко, и он, как спаниель, затряс головой. Комар улетел.
– Нам не справиться с этим делом, – обреченно сказал Фред.
– Справимся, милый. Я – миссис Торрес, Щелкунчик станет Тони.
Фред Дав совсем сник.
– Ты не очень-то похожа на кубинку. Да и он тоже. – Оценщик грохнул по дверце шкафа и завопил: – Боже, о чем я думал!
Щелкунчик возвестил, что если этот гад немедленно не заткнется, на хрен, он его изуродует, как бог черепаху. Эди увлекла обезумевшего Фреда в одежный чулан Нерии. Она закрыла дверцу и с опытной нежностью поцеловала страховщика, одновременно расстегивая ему ширинку. Фред подскочил от ее теплого, но неожиданного прикосновения. Эди ласково его стиснула и держала, пока он беспомощно не затих.
– Что такое этот Деннис Риди? – прошептала она. Фред блаженно поерзал. – Твердый орешек? Несговорчивый? Что он из себя представляет?
– Да вроде нормальный мужик. – Фред только раз имел дело с Риди на затоплении района в Далласе. Человек неприветливый, но справедливый. С незначительными поправками принял почти все оценки причиненного ущерба.
Эди стянула с Фреда штаны.
– Вечером просмотрим наши заявления, – сказала она. – На случай, если Риди устроит нам проверку.
– А как с Щелкунчиком?
– Предоставь это мне. Мы проведем репетицию.
– Что ты делаешь? – Фред чуть не упал.
– А ты не видишь? Мистер Риди привезет наш чек?
В блаженном оцепенении Фред уставился на женскую макушку. Чьи-то пальцы перебирают ее шелковистые волосы. Это же его пальцы, судя по знакомым кольцам – золотому обручальному и выпускному из Университета Небраски. Фред старался сохранить ясность восприятия. Сейчас не время для отстраненных переживаний, в этот долгожданный момент нужны острота чувств и полный контроль тела.
Оценщик пытался изгнать из головы тревогу и муки совести, чтобы расчистить путь предстоящему восторгу. Он глубоко вздохнул. В шкафу пахло гардениями и плесенью – гардероб Нерии Торрес, сохранившийся после побега с профессором, весьма отсырел во время шторма. Фред задыхался, чего не скажешь о его жизненно важном органе.
Боднув Фреда в живот, Эди для устойчивости прислонила партнера к стенке шкафа. Страховщик выпустил ее волосы и в восторге вцепился обезьяньей хваткой в перекладину с вешалками. На его запрокинутое лицо свешивался рукав шелкового свадебного платья.
Внезапно возникло унизительное воспоминание о том, что произошло в прошлый раз на полу в гостиной, когда им помешал Щелкунчик. Чтобы подобное не повторилось, Фред крепко ухватился за ручку дверцы.
Эди внизу притормозила и повторила вопрос:
– Риди привезет расчетный чек?
– Н-нет. Его всегда присылают из Омахи.
– Черт!
Фред не понял: он услышал или ощутил, как Эди произнесла это слово. Главное – что она не остановилась.
Августин вернулся к пикапу, но Бонни и губернатора там не оказалось. Он нашел их в нескольких кварталах, позади разрушенного дома. Стоя на коленях у бассейна, Сцинк вылавливал из протухшей воды толстомордых бурых жаб и распихивал по карманам. Бонни отмахивалась от комаров, чернильным облаком роившихся перед ее лицом.
Августин передал новости о черном джипе.
– Где это – Калуса-драйв? – спросил Сцинк.
– Мне нарисовали план.
– Мы сейчас поедем? – поинтересовалась Бонни.
– Завтра, – ответил Сцинк. – При свете дня.
Заночевать решили здесь же и на пустыре из обломков развели костер. Неподалеку мигал еще один костерок, разведенный в бочке сезонниками из Огайо. Двое подошли узнать, не найдется ли крэка. Августин пугнул их, небрежно засветив пистолет. Сцинк с жабами скрылся в зарослях пальметто.
– Что такое ДМТ? [49] – спросила Бонни.
– Был такой модный наркотик на Уолл-стрит, – ответил Августин. – Мы его не застали.
– Губернатор говорит, что сушит жабий яд и курит его. Действует как химический штамм ДМТ.
– Я, пожалуй, ограничусь пивом.
Августин достал из кабины два спальных мешка, встряхнул и расстелил у костра.
– Извините за прошлую ночь, – сказала Бонни.
– Будет вам. – Можно подумать, это самая большая ошибка в ее жизни.
– Сама не знаю, что со мной происходит.
Августин подбросил хворосту в костер и сел на спальник по-турецки.
– С вами все в порядке. Вы до ужаса нормальны. Идите сюда. – Он обнял Бонни, и ей стало хорошо и спокойно. – Могу отвезти вас в аэропорт.
– Нет!
– Потому что завтра вы уже впутаетесь глубже некуда.
– Я этого и хочу. Макс получил свою порцию приключений, теперь моя очередь.
Из кустарника донесся гнусавый вопль, перешедший в жуткий хохот. Начинается, подумал Августин. Бонни напряглась в его объятьях.
– Я не уеду, – твердо сказала она. – Ни за что.
Августин приподнял ей подбородок:
– Это нездоровый человек. Он надевал шоковый ошейник на вашего мужа, а теперь балдеет от лягушачьей слизи. Он творил такое, о чем лучше не знать. Возможно, и убивал.
– Он хоть во что-то верит.
– О господи, Бонни…
– Тогда почему вы здесь? Если он так опасен и такой ненормальный…
– Никто не говорит, что он ненормальный.
– Ответьте на вопрос, сеньор Эррера.
Августин прищурился на огонь.
– Это же очевидно: у меня самого не все дома.
Бонни прижалась теснее. Интересно, почему ей так нравится непредсказуемость и импульсивность этих малознакомых людей – полной противоположности человека, за которого она вышла замуж. Макс исключительно надежен, но в нем нет глубины, нет загадки. Пять минут с ним – и знаешь наизусть всё его меню.
– Наверное, я взбунтовалась, – сказала Бонни. – Только не знаю, против чего. Со мной это впервые.
Августин покаялся, что устроил представление с черепами. Какая женщина устоит против таких чар? Бонни тихо рассмеялась.
– Нет, серьезно, – продолжил Августин, – у нас с вами совершенно разные ситуации. У вас муж и впереди вся жизнь. Мне же больше нечем заняться, я ничего не теряю, влезая в это дело.
– А дядины звери?
– Давно разбежались. И потом, Майами не самое плохое место для обезьян. Выживут. – Он помолчал и грустно добавил: – Вот из-за буйвола мне паршиво.
– Нет смысла разбираться в мотивах друг друга, – сказала Бонни.
Они оба вполне взрослые, зрелые, весьма разумные люди и знают, что делают, даже если не понимают – почему.
Из кустарника вырвался очередной пронзительный вопль.
– Он ведь мог и не брать нас с собой, – сказала Бонни, вглядываясь в заросли.
– Точно.
Августин решился и спросил Бонни, любит ли она мужа по-настоящему.
– Не знаю, – не задумываясь, ответила она. – Вот так.
Неожиданно из кустов вывалился по пояс голый, но взмокший от пота губернатор. Его трясло, здоровый глаз сверкал редиской, а стеклянный съехал на сторону, обнажив желтую кость глазницы. Бонни подхватила Сцинка под руку.
– Пропади она пропадом, – хрипел он. – Поганая жаба попалась.
Навыки Сцинка в выделении токсина и подготовки его к ингаляции вызывали большие сомнения. Судя по его нынешнему состоянию, фармакологию он провалил.
– Садитесь к огню, – сказала Бонни.
В пригоршне губернатор, словно мячики для гольфа, держал кожистые крапчатые яйца. Августин насчитал дюжину.
– Ужин! – радовался Сцинк.
– Что это?
– Яйца, мой мальчик!
– Чьи?
– Представления не имею.
Губернатор смотался к бивуаку рабочих и через пять минут вернулся со сковородкой и тюбиком кетчупа.
Вне зависимости от биологической принадлежности яйца в жареном виде оказались отменного вкуса. Августина впечатлило, как Бонни уплетала их за обе щеки.
После еды Сцинк заявил, что пора на боковую.
– Завтра трудный день. Забирайтесь в мешки, а я в кусты, – сказал он и исчез.
Августин вернул сковородку представителям Огайо – они были дружелюбно пьяны и мирны. Потом они с Бонни сидели рядом и смотрели на умирающий костер, но почти не говорили. После первой атаки москитов нырнули в один спальник и застегнулись с головой.
– Как две черепахи под одним панцирем, – сказала Бонни.
Они обнялись, беспричинно хихикая в тесной темноте. Потом Бонни отдышалась и заявила:
– Как здесь жарко!
– Август во Флориде.
– Все, я раздеваюсь.
– Ничего подобного.
– А вот и да. И вы мне поможете.
– Бонни, надо поспать. Завтра трудный день.
– А я хочу трудную ночь, чтобы ни о чем не думать. – Стягивая одежду через голову, она в ней запуталась. – Помогите бедной девушке, добрый господин!
Августин подчинился. В конце концов, они вполне взрослые, зрелые и весьма разумные люди.