Дурак ты, Сидоров

Глава II. В ГЛУХОЙ ОБОРОНЕ

Зойка умолкла и обвела всех нас полным ужаса взглядом:

— Вы понимаете, чем это нам грозит?

— А чем? — спросил я.

— Нас разыщут, — голос у Зойки дрогнул. — Разыщут и...

Она не договорила. Глаза ее наполнились слезами. Адаскина вечно так: наглая, наглая, а чуть что, сразу в слезы.

— Тебе, Адаскина, вообще нечего волноваться, — заверил я. — Мужик тебя не видел. Ты пришла, когда он уже смылся.

— Ну и что, — начала всхлипывать она. — Я же с вами хожу. А кто знает, может, за нами уже следят. Вот я и...

Она снова всхлипнула.

— Да откуда он мог следить! — возмутился я. — Мы все сами видели, как он уехал.

— Значит, потом вернется, — обреченно произнесла Зойка. — Начнет здесь рыскать, расспрашивать. А мы все в этом районе живем.

Тут у Агаты тоже сделалось испуганное лицо, и она тихо произнесла:

— Тимка, ну зачем ты ему про школу сказал?

— А чего я такого сказал? Подумаешь, в интересах дела упомянул, что пленка в моем аппарате школьная. Надо же было цену набить. Фиг бы он мне без этого отвалил пятьдесят баксов!

— Пятьдесят баксов, — покачала головой Зойка. — За нашу жизнь только пятьдесят баксов.

— С катушек слетели? — заорал я. — При чем тут наша жизнь? Как он теперь нас найдет?

— Очень просто, Тимурчик, — отозвалась Агата. — Если ему так важно убрать свидетелей, он отправится в нашу школу.

— И фигли его туда пустят, — немедленно возразил я.

В школе у нас при входе дежурит охрана и стоят турникеты, сквозь которые без личной карточки ученика или учителя не пройдешь. А тех, кто проходит по карточкам, засекает компьютер. Так что всяким бандитам, вроде того мужика, в нашей школе у Сретенских ворот делать нечего.

— Но ему внутрь и не надо, — вмешался Клим. — Он может просто поошиваться у ворот, и рано или поздно каждый из нас попадется ему на глаза. Да, собственно, ему вообще достаточно увидеть кого-нибудь одного. Дальше он хватает его, разбирается и выясняет имена всех остальных.

Мне вдруг тоже сделалось как-то не по себе. Однако я вновь попытался успокоить и самого себя, и ребят:

— Ну, ты, Круглый, даешь! Я разве ему сообщал номер нашей школы?

— Да вроде нет, — подтвердил Климентий.

— Не вроде, а совершенно точно, — уверенно произнес я, и от души у меня отлегло. — А школ у нас в микрорайоне, между прочим, никак не меньше пяти. Откуда ему знать, в какой именно мы учимся.

— Верно, — улыбнулся Климентий. — А вдруг мы вообще из разных учебных заведений. Или из другого района погулять сюда приехали.

— Из какого-нибудь Орехова-Кокосова, — кивнул я. — Что он, по всей Москве нас разыскивать будет?

Теперь даже Агата вроде бы успокоилась, а мне страхи Адаскиной показались полной глупостью. Но Зойка сказала:

— Зря за твою паршивую пленку пятьдесят долларов никто бы не дал. А раз заплатили, значит, ставка была, так сказать, больше, чем жизнь. В таком случае этот мужик не поленится и пять школ обойти, а может, даже и шесть.

Умеют же некоторые люди испортить всем настроение! Только что ведь почти совсем успокоились. Еще немного, и вообще даже думать забыли бы об этом дурацком мужике с его долларами. Но Зойка не унималась:

— Ох, Тимурчик, и угораздило же тебя тут снимать.

Выходит, я же еще во всем и виноват. А тут еще Клим подхватил:

— Да уж, не очень удачно вышло.

— Ну, конечно, — огрызнулся я. — Задним умом все крепки. Вот раньше бы меня и предупредили: «Не ходи туда снимать. Там опасно». А вообще, — я повернулся к Адаскиной, — виновата как раз ты.

— Я? — Зойка даже подпрыгнула.

— Конечно, ты. Умчалась за своей пленкой. И просила, чтобы мы именно в этом переулке тебя дожидались.

Зойка растерянно похлопала глазами. Обычно она за словом в карман не лезет. А тут просто не знала, что и ответить. Правда, немного подумав, она все-таки нашлась:

— Так я же, Тимурчик, просила меня дожидаться, а не снимать.

Я раскрыл рот для достойной отповеди: мол, если бы ты, Адаскина, не пристала ко мне со своими фотографиями, вероятней всего, мы вообще прошли бы мимо этого переулка. Однако Агата ничего не дала мне сказать:

— Хватит ссориться. Назад все равно ничего не вернешь. Поэтому давайте лучше соображать, как подстраховаться.

В общем-то, Дольникова была совершенно права. Ситуация для нас складывалась серьезная, и действительно следовало подумать, как избежать новой встречи с нашим сегодняшним знакомым. Теперь-то я тоже прекрасно понимал, что вторая встреча может оказаться последней.

— Нам, — первой нарушила молчание Зойка, — нужно как можно скорей разойтись по домам. Только вы, пожалуйста, меня проводите, — принялась хныкать она. — А то одной страшно. И вообще, может, посидим у меня?

Обычно Адаскина предлагает всякие глупости, однако эта ее мысль показалась мне вполне здравой. И я горячо поддержал:

— Правильно, Зойка, пошли к тебе. Там все как следует и обмозгуем.

Зойка до того обрадовалась, что даже всхлипывать перестала и ну тараторить:

— Сейчас придем, чайку попьем.

— А к чаю у тебя чего есть? — решил выяснить я.

— Да вообще-то... — растерялась Зойка, — по-моему, только варенье.

— Только одно варенье? — разочарованно переспросил Клим.

— Только, — подтвердила Зойка и вдруг воскликнула: — Ой! Мне ведь мама велела хлеба купить!

— Ладно, — сказал я. — Зайдем по дороге в магазин. Ты, Адаскина, купишь хлеб, а я все остальное. Угощаю.

— Ну да! — усмехнулась Агата. — Ты же у нас сегодня богатенький Буратино.

— Бандитские средства проматывает, — в тон ей изрек Климентий.

Естественно, я не собирался проматывать на банальную жратву все пятьдесят долларов, а верней, то, что у меня от них осталось после визита в магазин «Кодак». Однако и небольшой части, как сказал Клим, «бандитских средств» нам хватило на вполне приличный перекусон. Так что Адаскиной дома оставалось от себя только расставить чашки и заварить чай. Ну, и от варенья, естественно, мы тоже не отказались. Кстати, у Адаскиных самая необычная квартира из всех, которые я когда-нибудь видел. Представьте: старый, можно даже сказать, старинный московский дом в переулке возле Сретенского бульвара. Посреди дома — арка. Вернее, когда-то была арка, но много лет назад какой-то чудик застроил ее и там получилась квартира. С отдельным, между прочим, входом и сводчатым потолком. А потом в этой квартире стали жить Адаскины — Зойка и ее мама Лидия Михайловна. Вполне вероятно, что сначала с ними жил еще и Зойкин папа. Однако, когда все мы познакомились с Адаскиной в первом классе, отца уже не было, и Зойка о нем вообще никогда ничего не рассказывает, а мы, естественно, не спрашиваем.

Сейчас мы сидели в огромной, и единственной, Адаскинской комнате. После чая нервы успокоились даже у Зойки. Тогда мы начали всерьез мозговать, как выкрутиться из создавшейся ситуации. Ибо в том, что положение складывалось неприятное, уже никто из нас не сомневался.

— Предлагаю, — начала Зойка, — просидеть оставшуюся часть каникул у меня дома. Во-первых, тут мы будем в безопасности, — начала она загибать пальцы. — Во-вторых, этот мужик даже случайно не сможет нас встретить на улице, а в-третьих, покрутится по району, нигде нас не встретит, решит, что мы тут не местные, и, глядишь, вообще успокоится.

— Хитрая какая! — немедленно возмутилась Агата. — Это тебя он, может, не встретит, потому что, во-первых, ты дома будешь сидеть, а во-вторых, он вообще тебя не знает. А мы каждое утро приходи к тебе, а потом еще вечером возвращайся. Вот и получается: ты в безопасности, а мы — совсем наоборот.

Зойка надулась:

— Мое дело предложить. Не у Кругловых же мы соберемся. Там все болеют.

— Можно у меня, — предложил я. — Предков целыми днями нету. Собирайтесь и сидите на здоровье.

— И у меня, — подхватила Агата. — Мои родители тоже на работе, бабушка не будет против, а Бесик только обрадуется.

Бесик — это собака Дольниковых. Порода — ливретка, пол — мужской. Жутко, между прочим, прожорливый пес. Хотя жрать-то как раз ему много нельзя. Он от этого толстеет, будто на дрожжах. И Дольниковы постоянно сажают его на диету. Потому что иначе, как говорит Клим, Бесик из левретки превращается в ливерную колбасу на ножках.

— И, кстати, — добавил я, — наши дома находятся достаточно далеко от места, где мы столкнулись с этим мужиком. А если вы, к тому же, будете приходить ко мне или Агате не по Сретенке, а кружным путем, есть шанс никогда с этим типом не встретиться.

— Правильно, — кивнула Агата. — Можем один день собираться у Тимки, другой у меня, потом снова у Тимки и так далее.

— Ага, — сильней прежнего обозлилась Зойка. — Значит, вы с Тимкой будете ходить по очереди, а я каждый день на улице появляться.

— И чего такого? — вмешался Круглый. — Мне тоже каждый день придется на улицу выходить. Я ведь не возражаю. К тому же, ты если даже столкнешься нос к носу с этим мужиком, ничего страшного. Сколько раз тебе повторять: он не видел тебя.

— А почем вы знаете, что у этого мужика где-нибудь не стоял сообщник? — гнула свое Адаскина.

Мы с Агатой и Климом переглянулись. Все может быть. Но тогда дело и вовсе плохо. Того мужика мы хоть знаем в лицо. А если у него был сообщник, то, даже столкнувшись с ним и поговорив, мы ничего не поймем. Потому что он нас знает, а мы его — нет. А знать опасность в лицо все-таки лучше.

— В таком случае, может, лучше каждому сидеть у себя дома до конца каникул? — с тревогой спросила Агата.

— Нет, это совсем уж скучно, — возразил Круглый. — Тем более, лично мне все равно придется ходить по магазинам за продуктами. Остальные-то все болеют. А если я хоть заикнусь им, в какую мы влипли историю, они совсем с ума сойдут.

— Не вздумай ничего рассказывать! — заорал я.

У меня от такой перспективы просто в глазах потемнело. Я сразу представил себе, как мать Круглого звонит моей, после чего мои предки экспроприируют у меня пятьдесят баксов, а точнее, оставшуюся от них сумму в рублевом эквиваленте. Такое само по себе обидно, но это еще цветочки. Ибо дальше последуют куда более крутые ягодки. Фотоаппарата я, конечно, тоже лишусь. Чтобы впредь не влипал в подобные истории. И нас всех до конца учебного года запрут по квартирам. А в школу станут водить за ручку, как маленьких. Словом, мрак, ужас, отчаяние и вообще...

Естественно, все эти мысли я не стал держать при себе, а тут же поделился с друзьями. Клим меня выслушал и спокойно изрек:

— Зря, Тимка, старался. Меня убеждать не надо. Я не собираюсь ничего рассказывать предкам. И вообще, не хочу сидеть дома все оставшиеся каникулы. По-моему, это жутко скучно.

— По-моему, тоже, — поддержал его я. — Во всяком случае, сидеть одному.

— Не знаю, не знаю, — Зойка явно была не согласна со мною.

— Вот ты и сиди тут одна, — мне надоело что-то ей доказывать. — У нас от каникул всего ничего осталось.

Однако Адаскиной, судя по всему, одной сидеть тоже не очень улыбалось. Во всяком случае, мне она ответила:

— Дурак ты, Сидоров.

— Ребята, — Дольникова посмотрела на нас широко раскрытыми глазами. — Вот мы с вами все про каникулы да про каникулы. А в действительности самое сложное впереди.

— Что значит «впереди»? — до меня не сразу дошло.

— Когда в школу ходить станем, — пояснила Агата. — И этот мужик начнет нас выслеживать у школы.

В комнате повисло молчание. А потом я сказал:

— Придется соблюдать осторожность. Во-первых, постараемся по мере возможности вне школы держаться вместе.

— И что это даст? — с трагическим видом осведомилась Зойка.

— Очень многое, — спокойно продолжал я. — Поодиночке расправиться с нами ничего не стоит. А вот когда мы вместе, это задача для преступников посложней. Даже если не отобьемся, то шум поднимем. Глядишь, кто-нибудь и прибежит на помощь.

— А если не прибежит? — Зойка уже заранее видела себя в лапах преступников.

— Вот когда не прибежит, тогда и будем думать! — все-таки эта Адаскина жутко меня раздражала.

— Тогда будет поздно, — не унималась она.

— Знаешь, Зойка, — пришла мне на помощь Агата. — Всех опасностей не предугадаешь и не предусмотришь.

— Вот именно, — вмешался Круглый. — Мы сейчас просто должны выработать тактику наиболее разумного поведения. Ну, чтобы не угодить в ловушку просто по собственной глупости. Конечно, на все сто процентов ручаться трудно, но я считаю, что Тимка прав: этот мужик никогда не решится убрать нас всех вместе, да еще на улице, в самом центре города.

Слова Клима, кажется, несколько успокоили Зойку, и она сказала:

— Ну, да. На Сретенке-то народу полно.

— Наконец-то, — с облегчением выдохнул я. — В общем, так, ребята. Остаток каникул и первое время после них держимся за пределами квартир все время вместе. Второе: неплохо бы организовать вход и выход из школы не через основной вестибюль. Врубаетесь? Мужик будет поджидать нас именно там, а мы выйдем через другую дверь.

— Интересно, через какую другую? — скептически осведомилась Зойка.

— Естественно, через боковой выход, — небрежно бросил я. — Он ведь всегда заперт.

— Верно, — подтвердил Клим.

— Но если он заперт, — продолжил я, — значит, существует ключ, которым он отпирается. И наша с вами задача — добыть его.

— Ну, ты загнул, — Зойка тряхнула мелкими черными кудряшками. — Надеюсь, помнишь, у кого ключ?

— У нашего завуча Николая Ивановича Камышина, естественно, которого в народе кличут Никой, — отвечал я. — Знаешь, Адаскина, у меня пока еще нет склероза.

— Но извилины у тебя, Сидоров, распрямились, — Зойку ничуть не смутило мое заявление. — Ключик у Ники тырить собрался. Разве забыл? Ты у него ведь и так на заметке. В два счета из школы вылетишь.

— Если тщательно разработаем план похищения, то ни фига не вылечу, — уверенно произнес я. — Тем более что этот Никин ключ нам понадобится совсем ненадолго. Только до мастерской добежать. Закажем там копию, а ключ украдкой подсунем обратно.

— Но учтите, — снова заговорила Адаскина. — В эти игры я с вами не играю.

— Пожалуйста, — не возражал я. — Кстати, ты нам и не нужна. Доверь тебе такое — и впрямь потом из школы вылетим.

— Что ты сказал? — вытаращила на меня глазки Адаскина. — Мне нельзя доверять?

— Естественно, — хмыкнул я. — Как поймают, мигом всех заложишь.

— Я-a? — широко разинула рот Зойка. — Интересно, когда это я кого хоть разок закладывала?

— Не закладывала, значит, заложишь, — продолжал издеваться я.

— Ну, все! — вскочила на ноги Зойка.

Наверное, она собиралась сказать, чтобы я убирался вон из ее дома. Агата, кажется, подумала то же самое. Потому что, не дав Адаскиной раскрыть рот, быстро сказала:

— Кончайте, ребята.

— Да я чего, — мирно произнес я. — Просто шучу.

— И шутки у тебя, Сидоров, между прочим, дурацкие, — сквозь зубы процедила Адаскина.

Мне ее заявление, конечно, не понравилось, и мы обязательно снова бы поругались, но тут Круглый сказал:

— А между прочим, Ника со своим ключом вообще нам не нужен.

— Это еще почему? — сделалось интересно мне.

— Потому что его ключ наверняка не единственный, — объяснил Круглый. — Наверняка, по крайней мере, еще один висит на щите в вахтерской. А стянуть его оттуда гораздо проще, чем у Николая Ивановича.

— Верно, — обрадовалась Агата. — Заговорим охраннику зубы и...

— Отлично, — одобрил я. — В первый же день занятий и попытаемся это осуществить.

— Тогда предлагаю в школу явиться не перед уроками, а к самому открытию, — сказала Агата.

— Она открывается в восемь, — внес ясность Клим. — Но, думаю, лучше собраться где-нибудь без десяти — без пятнадцати. Устроимся во дворе у самого входа. Вряд ли этот мужик, даже если он нас выслеживает, попрется на территорию школы.

— Точно, не попрется, — на сей раз согласилась со мной Адаскина. — Зачем ему привлекать к себе внимание.

— А интересно, он завтра будет здесь нас разыскивать или нет? — я посмотрел на друзей.

— Может, уже сегодня разыскивает, — поежилась Агата.

— Сегодня вряд ли, — покачал головой Клим. — Если мы правы и он совершил какую-нибудь кражу века, то постарается держаться подальше от места преступления. Ведь его кто-нибудь может опознать.

— Так ведь и завтра может, — сказала Адаскина.

— Завтра — совершенно другое дело, — ответил Клим. — Он переоденется или вообще немного внешность изменит. И узнать его станет гораздо труднее.

— Кстати, насчет кражи века, — меня вдруг осенило. — Если этот мужик и впрямь совершил что-то крупное, то об этом обязательно сообщат или в газетах, или по радио, или по ящику.

— А может, и везде одновременно, — предположил Круглый.

— Не обязательно одновременно, — уточнила Агата. — По телеку может пройти информация уже сегодня, а в газетах, скорей всего, завтра утром.

— При условии, если сегодня все обнаружится, — подхватила Адаскина. — А если он ограбил квартиру, хозяева которой куда-нибудь на время уехали?

— Тогда до их приезда, — уловила Агата Зойкину мысль, — никто и не хватится.

— А соседи разве слепые кроты? — заспорил я. — Они наверняка заметят взломанную дверь и милицию вызовут.

— Это если дверь взломана, — внимательно посмотрел на меня Климентий. — А если преступник ключ подобрал и, уходя, аккуратно запер за собой дверь?

— Тогда другое дело, — вынужден был признать я.

— Не другое, — Адаскина словно нарочно спорила с каждым моим словом. — Видишь ли, Тимурчик, если у людей хранятся большие ценности, они ставят свою квартиру на охрану. Понимаешь, сигнализацию проводят.

— А вдруг преступник знал, как снять квартиру с охраны? — спросила Агата. — Ведь если это и впрямь серьезная кража, то к ней наверняка тщательно готовились.

Тут меня охватило запоздалое раскаяние.

— Дурака мы с вами сваляли, ребята. Надо было, как только мужик отъехал, тут же в подъезд забежать. Вдруг что-нибудь важное бы заметили.

— Куда забегать? — уставилась на меня Агата. — Мы ведь тогда вообще ничего не поняли.

— Вот именно, — поддержал ее Клим. — Мы стали о чем-то догадываться только после того, как нам проявили пленку.

— А до этого, между прочим, Тимурчик, ты только и твердил про свои пятьдесят баксов, — не преминула напомнить Адаскина.

Я, не произнося ни слова, поднялся на ноги.

— Куда ты? — удивилась Адаскина. — Неужели обиделся?

— Делать мне нечего, на тебя обижаться, — усмехнулся я. — Сейчас фотки из куртки достану и поглядим, возле какого подъезда стоял грузовик мужика.

— Зачем тебе? — не поняла Зойка.

— Во-первых, чтобы знать, — отозвался я. — А во-вторых, попытаюсь исправить ошибку.

— Спятил? — Адаскина глянула на меня как на чокнутого.

Отмахнувшись, я сходил за снимками. Мы изучили фотографию с грузовичком и мужиком.

— Ну, так. Ясно, — сказал я.

— Ты все-таки собрался туда идти? — глаза у Агаты сделались в пол-лица.

— Собрался, — подтвердил я.

— А если он уже снова там? — охнула Адаскина. — Или его сообщник?

— Сомневаюсь, — ответил я.

— Тимка, — тихо произнес Клим. — По-моему, идти туда слишком рискованно.

— Так я замаскируюсь, — у меня уже было готово решение.

— Интересно, подо что? — осведомилась Зойка. — Под дуб, бревно или урну?

— Несмешно, — сказал я. — А если серьезно, то просто переоденусь, никто меня и не узнает.

— Просто переодеться мало, — покачал головой Клим.

— Точно, — согласилась Агата.

— Мы грим ему сделаем, — предложила Зойка.

— Какой еще грим? — с подозрением покосился на нее я.

— Элементарно, Тимурчик, — уже загорелась Адаскина. — Сейчас проверим, что в этом плане в наличии есть у матери.

Подбежав к комодику, она выдвинула верхний ящик и принялась сосредоточенно в нем рыться.

— Вот, — она наконец извлекла оттуда большой ярко-оранжевый тюбик. — Искусственный загар. С лета у матери сохранился.

— На фига летом искусственный загар, когда можно естественно все получить? — изумился Клим.

— Во-первых, чтобы пораньше начать хорошо выглядеть, — ухмыльнулась Адаскина. — А во-вторых, чтобы не обгореть на пляже.

— С этим ясно, — вмешался я. — Но мне-то загар зачем?

— Чтобы цвет лица изменить, дурак, — покровительственно взглянула на меня Зойка. — Ну-ка, давай, Тимурчик, садись. Знаешь, как от этого лицо меняется, сейчас намажем тебя, и порядок, только глаза закрой, чтобы не попало.

Я зажмурился.

— Не морщись! — тут же одернула меня Зойка. — Просто спокойно опусти веки. Иначе загар ляжет неровно.

Возилась она довольно долго. Наконец последовала команда:

— Все, Тимурчик, открывай глаза.

Я открыл и приблизился к зеркалу. Лицо мое каким было, таким и осталось.

— Ну, и где твой хваленый загар? — спросил я.

— А он не сразу проявляется, — сказала Зойка. — Подожди чуть-чуть.

— И сколько будет длиться это «чуть-чуть»? — повернулся я к ней.

— Точно не помню, — призналась Адаскина. — Сейчас прочтем.

И она уткнулась в инструкцию на тюбике.

— Ну, — через некоторое время поторопил я.

— Да понимаешь, Тимурчик, — смущенно пролепетала она. — Тут написано, что эффект наступает только через пять часов.

— Издеваешься? — взвыл я. — Зачем мне сдался загар через пять часов, когда на улице станет совершенно темно? И вообще будет уже поздно куда-нибудь идти.

— Чем скандалить, пошел бы да умылся, — Зойка ответила с таким видом, будто совсем не она, а я придумал этот кретинизм с искусственным загаром.

Мне осталось только последовать ее совету. Вернувшись в комнату, я увидел, что Зойка снова сияет.

— Тимурчик, твоя судьба в надежных руках. Я нашла у матери тональный крем. Садись. Сейчас мы с Агатой тебя обработаем.

Теперь две подруги действовали в четыре руки. Судя по ощущениям, на моей физиономии не осталось живого места.

— А ну, шуруй к зеркалу, — наконец распорядилась Агата.

На этот раз я и впрямь почти не узнал себя. Рожа моя смахивала на маску из темного гипса. И брови сделались какие-то странные. Они были явно светлы для столь темного лица. Агата тоже это заметила.

— По-моему, Тимка, тебе надо брови подтемнить.

— Это пожалуйста, — Зойка с готовностью протянула черный карандаш для бровей.

Дольникова, от усердия высунув кончик языка, старательно зачернила мне брови.

— Ух ты! — восхитился Клим. — Да я бы и сам тебя на улице не узнал.

Отпихнув Агату, я снова кинулся к зеркалу. Мой друг был прав: от меня натурального сохранилось очень мало. Это, скажу я вам, очень странное ощущение, когда вроде бы глядишь на себя, но не узнаешь. Как только актеры с этим постоянно живут?

Я минут пять крутился перед зеркалом, потом немного привык. Зойка с довольным видом потерла руки:

— Вижу, тебе, Тимурчик, самому нравится.

Я промолчал. «Нравится», по-моему, совсем не то слово, но, в общем, какая разница. В конце концов, мы все это проделали совсем не для моего удовольствия, а чтобы мужик меня не узнал, если мы с ним вдруг столкнемся.

— Вот теперь можно тебя и переодеть, — снова заговорила Зойка.

— Да, наверное, теперь и так сойдет, — возразил я. — Меня даже родная мама с такой рожей не признает.

— Мама, может, и не признает, — откликнулась Адаскина, — а этот тип запросто. Если у него хорошая память, он твой прикид ни с чем на свете не перепутает.

— Вот именно, — поддержал Клим. — А признав знакомую одежду, мигом под гримом вычислит твою рожу. Мы ведь тебе не пластическую операцию сделали. Просто чуть-чуть замазали.

— Если ты так считаешь, то он и без одежды вычислит, — заволновался я.

— Ошибаешься, Тимка, — сказала Агата. — Если мы нацепим на тебя что-нибудь совсем другое, никто тебя не вычислит.

— Откуда другое? — растерялся я. — Мне что теперь, с этой рожей домой переодеваться бежать?

— Даже не вздумай! — замахала руками Зойка. — Справимся местными средствами. Сейчас я тебе что-нибудь подберу.

Зойка скрылась в кладовке.

— Погоди! Я тоже хочу посмотреть! — кинулась следом за ней Агата.

Мы с Круглым остались одни в комнате. Круглый сказал:

— Слушай, Тимка, пожалуй, я тоже с тобой туда пойду.

— Нет, — мотнул головой я. — Вдвоем никак нельзя. Тогда этот тип нас наверняка узнает.

— Так я тоже сейчас загримируюсь, — ничуть не смутился мой друг.

— Бесполезно, — махнул рукой я. — Ты пойми: если он там окажется и увидит сразу двух нежелательных свидетелей...

— Ты прав, — вздохнул Клим, и я понял, что ему очень хочется пойти.

Тут в комнату вбежали Зойка с Агатой.

— Эх, Тимурчик, — мечтательно посмотрела на меня Адаскина. — Сейчас мы тебя так прикинем! Будешь ты у нас хоть куда. Хочешь в переулочек, хочешь на подиум.

Мне Зойкин тон не понравился. Кажется, они задумали против меня какую-то пакость.

— А ну, показывай, чего ты на меня хочешь нацепить? — потребовал я.

— Оп-ля! — и Адаскина жестом фокусника развернула передо мной огромную дутую куртку ярко-оранжевого цвета.

— Э-это? — я даже стал заикаться от ужаса. — Ну, уж нет.

— Дурак ты, Тимурчик, — обиделась Зойка. — В таком деле такая куртенка — именно то, что доктор прописал.

— Именно! — в свою очередь принялась с пылом убеждать меня Агата. — Это же прямо «Минздрав рекомендует».

— Не понимаешь своего счастья! — подхватила Зойка. — Да в этом тебя уж точно не узнают.

— В оранжевом? Внимание к себе привлекать? — я был совершенно с ней не согласен.

— Да как раз все внимание привлечет к себе куртка, — доказывала Адаскина. — А на тебя, Тимка, вообще никто не посмотрит. Даже этот мужик, если он там шляется. Потому что у него сразу в мозгу сработает: «Совсем не то. Парень, который мне нужен, был в черной куртке».

— Или в зеленой, — добавила Агата. Это она, конечно, подразумевала Круглого.

— Все равно не хочу, — уперся я.

— Чем спорить, лучше примерь, — насели на меня Агата и Зойка.

— Не пойду я в женской куртке, — яростно сопротивлялся я.

— Между прочим, она мужская. Видишь, на какую сторону застежка, — продемонстрировала мне Зойка.

А Агата, не давая мне опомниться, проговорила:

— И оранжевый цвет в этом сезоне очень моден.

— В общем, Тимка, выбор у тебя маленький, — объявила Зойка. — Либо эта куртка, либо очень старая цигейковая шуба. Но она действительно женская.

— Тогда уж лучше куртку, — с неохотою согласился я. — Только шапку я оставлю свою.

— Ничего подобного! — хором проорали девчонки. — Мы тебе подобрали замечательный головной убор!

И Агата с торжественным видом вручила мне вязаную шапочку. Почти такую же, как у меня. Черного цвета, но только с помпоном.

— Какая разница? — я недоуменно уставился на шапку Адаскиных.

— Очень большая, — на полном серьезе произнесла Зойка. — Все дело как раз в помпоне. Он оптически в корне меняет форму головы.

— И какая же у меня теперь форма? — я напялил шапочку.

— Сложная, — прыснула Зойка.

Комментариев больше не требовалось. Ясно, что я выглядел как идиот. Однако в сложившейся ситуации это было даже хорошо. По крайней мере, уж точно не похож на себя.

— Эх, Тимурчик, — мечтательно поглядела на мои ноги в черных джинсах Адаскина. — Тебе бы еще вместо этого хорошенькую юбочку...

Видимо, мое лицо даже в замазанном виде так изменилось, что Зойка мигом испуганно пролепетала:

— Молчу, Тимурчик, молчу. Это просто шутка.

— Надевай куртку, — потребовала Агата.

Я послушался. Агата обошла меня со всех сторон.

— Зойка, у нас проблемы, — обратилась она к подруге. — Там белая шея видна.

Адаскина подскочила ко мне:

— И впрямь! Не беда. Сейчас шарфиком замотаем.

Слетав в кладовку, она вернулась с длинным черным шарфом, который три раза обмотала вокруг моей шеи. Затем натянула мне шапку пониже и подвела итог:

— Полный порядок. Шуруй, наш герой, и скорей возвращайся.

Перед тем, как покинуть квартиру Адаскиных, я еще раз взглянул на себя в зеркало. Там действительно отразился почти не я.

— Вроде нормально, — произнес я вслух.

— Шанс выжить есть, — откликнулся Клим.

Махнув им всем на прощание, я двинулся в путь.

Всю дорогу до нужного переулка на Сретенке я внимательно смотрел по сторонам. Вдруг мне этот мужик на глаза попадется? Однако никого, хоть отдаленно похожего на него, в поле зрения не возникало.

Благополучно дойдя до поворота в переулок, я остановился. Теперь требовалась предельная осторожность. Сперва я тщательно оглядел сам переулок, в нем не оказалось ни души. Только несколько машин было припарковано по обочинам. Правда, все легковые. Грузовиками даже не пахнет. Однако меня тут же кольнуло: «Если этот мужик и следит за нами, то скорее всего машину сменил и может сейчас находиться в любой из этих легковушек».

Я попытался издали рассмотреть, нет ли кого внутри. В одном «жигуле», кажется, кто-то сидел. Я медленно двинулся вперед, чтобы рассмотреть человека поближе. Сердце мое вдруг заколотилось. А если это он? Грим — гримом, куртка — курткой, но попасться-то я могу легко.

Честно сказать, мне сделалось элементарно страшно. Я снова остановился. Может, вообще ну его все это на фиг? Вернусь прямо сейчас к ребятам. Хотя нет. Нельзя. Во-первых, Зойка задразнит. Ей только дай повод. Конечно, я могу в принципе погулять где-нибудь в другом месте, а им потом объявить, что смотрел-смотрел, но ничего подозрительного не обнаружил. Однако и такой вариант меня не устраивал. Потому что после этого я сам перестану себя уважать.

Словом, обратной дороги не было, и я на ватных ногах поплелся к «жигулю». Самое интересное, что внутри оказался совсем не тот мужик, а вообще какая-то тетка. Устроившись за рулем, она увлеченно и бурно курила сигарету. Меня она смерила зверским взглядом и хрипло осведомилась:

— Чего тебе надо?

— Ничего, — я прикинулся дурачком. — Просто вот проходил мимо и подумал: может, вам чего надо?

— Проходил мимо, вот и проходи, — рявкнула тетка и стала ожесточенно докуривать сигарету.

Я медленно побрел дальше, на всякий пожарный заглядывая в салоны других машин. В двух из них оказались тонированные стекла, и мне, чтобы разглядеть внутренность салонов, пришлось подбираться вплотную.

Внезапно за моей спиной послышался хруст снега. Я обернулся. Ко мне приближалась тетка из «жигулей». Здоровенная, со злобным лицом и сигаретой в ярко напомаженных губах.

— Эй ты! — не вынимая изо рта сигареты, сказала она. — Чего тут высматриваешь?

— Да ничего особенного, — я снова прикинулся дурачком. — Тачка понравилась.

— Вижу, что понравилась, — сигарета сама выпала у тетки изо рта, отчего она обозлилась на меня еще больше. — А ну, шуруй отсюда подальше!

Я смылся. Правда, недалеко. Ход мыслей у меня был такой: раз эта тетка сидит за рулем, значит, скорей всего, кого-то дожидается и скоро уедет. Так оно и случилось. Из своего укрытия я увидел, как в «Жигули» рядом с ней сел какой-то старикашка, и они отбыли восвояси.

Путь был свободен. К тому моменту, когда я медленно вернулся к нужному подъезду, уже смеркалось. Кроме того, я начал сильно мерзнуть. Мороз стоял приличный, а Зойкина куртка грела как-то плохо.

Подъезд тоже меня не обрадовал. Дверь оказалась металлической да к тому же с домофоном. Я на всякий случай внимательно осмотрел кнопки и стену. На некоторых подъездах доброжелатели выцарапывают номер кода, которым можно открыть домофон. Однако здесь, кажется, жили осторожные люди, и номера никто не нацарапал. Вообще меня очень удивило, что фасад и дверь были абсолютно чистыми. Ну, прямо без единой надписи или наклеенного объявления.

«Выходит, зря я сюда тащился?» — пронеслось в голове. Стало очень обидно. Но в это время дверь, едва не сбив меня с ног, широко распахнулась. Из нее вышел дядька с черными усами. Он с подозрением на меня уставился, но я не растерялся и уверенно так ему говорю:

— Здравствуйте!

— Здравствуй, — ошалело изрек черноусый дядька и даже придержал дверь, чтобы она не захлопнулась.

Так я и оказался в подъезде. Черноусый дядька ушел, а я, постояв для порядка и послушав, начал медленно подниматься наверх.

Дом был старинный, четырехэтажный и, разумеется, без лифта. На каждую площадку выходило по две двери. Подходя к каждой, я сначала прислушивался и, если внутри оказывалось тихо, толкал ее. Пока ни одной взломанной не обнаружилось.

Первый этаж, второй, третий. Поднявшись на четвертый этаж, я подошел к предпоследней квартире и на сей раз, даже не прислушиваясь, пихнул кулаком дверь. Она со скрипом отворилась.