Дурак ты, Сидоров

Глава VI. ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

Но волновались мы напрасно. Под конвоем Горбанюка нам пришлось провести только два дня. Потом в школу забежал лейтенант Кнедликов. Наша компания была срочно вызвана к Макарке В.В. Там Кнедликов нам и сообщил, что преступник задержан, причем уже несколько дней назад «во время операции по ликвидации организованной банды торговцев оружием». Мы прямо рты разинули, а лейтенант продолжил:

— В общем, живите спокойно и не волнуйтесь.

— А фотографии? — мне хотелось получить их обратно.

— Они переданы по инстанции и приобщены к делу, — объяснил Кнедликов. — А тебе за них, Сидоров, из управления просили передать устную личную благодарность. Ты его зафиксировал в момент погрузки товара. У них в одной из квартир того дома располагался перевалочный пункт.

Вот так всегда. Я, между прочим, эти фотки за деньги проявлял и печатал, а мне, видите ли, устная благодарность. С другой стороны, деньги-то были не мои, а бандитские. Так что, может, все справедливо. Хотя с какой стороны поглядеть. Тот мужик, на грузовичке, наверняка так не думает.

В общем, с момента, когда лейтенант покинул директорский кабинет, нам предоставили почти полную свободу перемещения. Я говорю «почти», потому что предки еще не скоро успокоились и постоянно контролировали каждый наш шаг. От нас требовалось звонить чуть ли не каждый час, проведенный вне школы. А когда мы сидели дома, предки сами постоянно названивали нам с работы. Короче, полный контроль и учет и полная психушка.

Не знаю, как наказали Клима, Агату, Зойку и Будку. Сами они на эту тему не распространялись, а я не расспрашивал. Мои же предки изобрели такую кару. Во-первых, мне целых две недели было запрещено куда-нибудь ходить, кроме школы. А чтобы я дышал воздухом и одновременно не получал удовольствия, отец после ужина самолично отправлялся со мной на прогулку. Вообще-то я с ним люблю ходить в разные места. Но это были не прогулки, а настоящие муки. Отец всю дорогу читал мне нуднейшие нотации, как надо себя вести, чего не следует делать, а что следует. Будто я сам не знаю.

Прикидываясь, будто слушаю, я в равные промежутки времени согласно кивал головой. Однако мысли мои тут же убегали очень далеко. По-моему, я за всю предыдущую жизнь столько всего не передумал, как во время этих прогулок. Я размышлял о самых разных вещах, а особенно — о нас с ребятами и о том, что с нами случилось. И еще о том, что люди часто делают одно, а получается совсем другое, чего как раз совершенно не хочешь. Ведь началось у нас все с полнейшей ерунды. Я захотел снять деревья. Но тут вмешалась Зойка Адаскина. Ей приспичило, чтобы я сделал ее фотки. Пока она бегала за пленкой, я случайно вместе с зимней природой заснял преступника. А из-за этого мы постепенно сами едва не стали преступниками. Ключи перли, врали, и, если бы вовремя не попались, кто знает, что нам еще пришлось бы делать. В общем, это как лавина с гор. Начинается обычно с одного маленького камушка, а кончается бурным потоком, который сметает все на своем пути. Вот так и нас едва не смело. Но все хорошо, что хорошо кончается.

И еще я понял: это только в книгах люди что-то подозрительное обнаруживают, а затем легко и весело находят преступников. Мало того, едва ли не сами их задерживают. Между прочим, я сам о таком мечтал. Но в жизни все оказалось гораздо сложнее. Хотя с нами-то, в общем, ничего особенного не произошло. Кроме того, что пришлось потрястись остаток каникул и первые дни занятий. Потом жизнь вроде бы начала постепенно налаживаться.

Меня освободили из-под домашнего ареста. Теперь я мог снова ходить после школы с ребятами, снимать и тому подобное. Вовсю возобновились репетиции в нашей школьной театральной студии. Между прочим, Агата, Клим и Будка там ведущие актеры. Адаскина тоже играет. И еще придумывает костюмы к спектаклям. В общем, как всегда, в каждой бочке затычка. Ну, а я там веду фотолетопись. Снимаю репетиции и спектакли.

В прошлом полугодии мне это жутко понравилось. Было так интересно! А сейчас стало как-то скучно. Физиономии те же, и фотки какие-то одинаковые получаются. Я даже, когда смотрю, сам порой не сразу врубаюсь: в этой четверти снимал или в прошлой? Возможно, когда они начнут репетировать в костюмах и гриме, мне станет интереснее. А пока так. Ерунда. Правда, ребятам нравится. И многие заказывают для себя экземпляры. Это как раз удачно. Потому что от бандитских пятидесяти баксов даже воспоминаний уже не осталось, а Климом я клятвенно обещал не торговать. Фанатки сделали свои выводы и теперь обходятся своими силами. В общем, я ради дружбы упустил солидный кусок бизнеса. Ну почему, скажите на милость, в этой жизни постоянно приходится чем-то во имя чего-то жертвовать? Боксом ради здоровья. Бизнесом ради дружбы, и так далее и тому подобное. А ведь как хорошо было бы все совместить. Но такого почти никогда не выходит. А если каким-то чудом вдруг и получится, то очень скоро обязательно что-нибудь этому помешает. Если не верите, обратитесь к личному опыту. Сразу поймете, насколько я прав.

Однажды, спускаясь после уроков на первый этаж, мы с Круглым увидели в вестибюле кучу народа, толпившегося возле доски объявлений.

— Видел? — повернулся я к Круглому.

— Что за событие такое? — изумился он, и мы поспешили узнать, в чем дело.

Последний раз подобное столпотворение у нас в школе наблюдалось возле актового зала, когда шла запись в театральную студию.

Протолкавшись сквозь плотную толпу вперед, мы с Климом наконец выяснили причину. Не прошло и полугода, как давно обещанный нам телекружок объявил набор желающих.

— Ого, — растерянно произнес Клим. — Что же мне теперь делать?

— А какие проблемы? — не понял я.

— Так ведь я уже теперь в театральной студии, — отозвался Круглый.

— Ну и что? — я пожал плечами.

— Так я ведь с самого начала хотел именно в телекружок, — продолжал Клим.

— Ну, и иди записываться, — посоветовал я.

— А театральная студия? — спросил Круглый. — Как же мне ее вдруг теперь бросить? У меня уже роль в новом спектакле. Причем главная. Если бы хоть пару недель назад предупредили. А теперь как-то обидно, да и неудобно.

— Тогда совмести, — сказал я.

— Вообще-то мысль, — кивнул Клим. — Правда, тяжеловато будет. А главное, чтобы дни и часы занятий не совпадали. И еще...

Он осекся. Но я ведь не пальма в тундре и не фикус в огороде, поэтому мигом просек, в чем дело. Они же второй спектакль с Агатой в паре играют. У него главная роль и у нее — тоже. Вообще-то у них классно вместе получается. Как говорит наша Изольда, «гармоничный ансамбль». Естественно, Клим уйти просто так из студии не может. Да и не уйдет.

Мне проще. Во-первых, для летописи совершенно необязательно сидеть у них на каждой репетиции. И даже, когда сидишь, можно минут пятнадцать пощелкать, и порядок. А потом шуруй себе спокойно в телекружок, даже если занятия там в одинаковые дни и часы с театральной студией.

А запишусь я туда обязательно. Едва увидел, сразу понял, как жутко мне хочется стать оператором. Правда, видеокамеры у меня собственной пока нет. Но в нашей школе они имеются. Причем профессиональные. Один из спонсоров подарил. Специально для телекружка. Ну, а потом, глядишь, когда-нибудь и свою удастся приобрести. Буду копить.

Клим продолжал уныло топтаться у доски объявлений.

— Ну, чего? Будем записываться? — спросил я.

— Прямо не знаю, — по-прежнему колебался Круглый.

Говорю же: никогда в этой жизни не получается полного счастья. Вот и Климу придется чем-нибудь да пожертвовать.

— Дело твое, — сказал я. — Но мне в телекружок хочется. Вообще мой тебе совет: пошли после уроков и запишемся. А если потом раздумаешь, никто ведь тебя насильно ходить не заставит.

— И камера у моего предка есть, — не отвечая впрямую на мое предложение, задумчиво и мечтательно произнес Клим. — Отец редко ею снимает. В основном она лежит и пылится.

— А он даст тебе ею пользоваться? — заинтересовался я.

— Наверное, даст, — кивнул Круглый. — Тем более если в телекружок запишусь. Мой предок говорит, ему нравится, когда я занимаюсь каким-нибудь полезным делом.

Я мигом сообразил: если Климу дадут видеокамеру, тогда ведь мы сможем с ним вместе снимать по очереди. А уж на собственные кассеты как-нибудь наскребу. И я насел на него всерьез:

— Слушай, Клим, давай вместе запишемся. В крайнем случае, потом откажешься. Хотя я лично почти уверен, что ты вполне сможешь совмещать и телевидение, и театр.

— А если не смогу? — Он все еще никак не мог решиться.

— А если, наоборот, сможешь, а к этому времени в телекружке уже мест свободных не будет? — давил ему на психику я. — Ты сунешься, а тебе вежливо улыбнутся и скажут: «Приходи на следующий год».

— Да-a, — протянул Круглый. — Тогда лучше уж записаться.

— Ну, наконец-то. Вот гляди, — я ткнул пальцем в конец объявления, — запись производится сегодня после пятнадцати ноль-ноль в двадцать четвертой комнате. У нас сегодня шесть уроков. Сразу после занятий и пойдем. Окажемся в числе первых.

— В числе первых, — как эхо повторил Клим и умолк.

По-моему, его вновь одолели сомнения.

— Именно, — не отставал я. — Как говорится, кто первый, тот и прав.

— А девчонки? — посмотрел на меня Круглый.

«Ах вот оно в чем дело, — скумекал я. — Девчонки. Сказал бы уж прямо: «Агата». Наверное, они после уроков куда-нибудь с ней собрались». Но я, конечно, не стал влезать в его личную жизнь, а, прикинувшись полным шлангом, осведомился:

— Чем нам мешают девчонки?

— Ну-у, — замялся и покраснел Круглый. Кажется, я попал в самую точку.

— Че ну? — передразнил я.

— Ну, может, им тоже в телекружок захочется, — выдавил из себя Клим.

— Насчет Агаты не знаю, — отозвался я. — А Адаскина пойдет записываться просто только из вредности. Она и так занята выше крыши. И роли играет, и костюмы для спектаклей придумывает.

— Но спросить-то все равно надо, — гнул свое Круглый. — Вдруг захочет?

— Тогда давай и Будке скажем, — усмехнулся я.

— Ему-то зачем? — выкатил шары Клим.

— Ну, вдруг он тоже захочет. А вместе веселей.

— Сомневаюсь, — покачал головой Круглый.

— Насчет девчонок ты тоже сомневаешься, — я продолжал его подкалывать. — Но им, по-твоему, сказать надо, а Будке — нет. А чем он хуже их?

— Да вообще-то ничем, — кивнул Клим. — Давай скажем. А может, он уже и сам знает.

На том мы и порешили. В результате записываться пошли все. Даже эта противная Адаскина. Захотела в телекружок Агата, ну и Зойке, конечно, мигом тоже приспичило. Разве такая может допустить, чтобы что-нибудь происходило без нее. Я-то надеялся хоть в телекружке от нее отдохнуть. А то ведь выходит: куда ни сунешься, везде Адаскина. Скоро она, по-моему, станет, мне сниться по ночам. И тогда вообще полный финиш. Наверное, у меня «судьба такая». А от судьбы, говорят, не уйдешь.

Будка сказал, что тоже запишется. За компанию. Ну, мы все и отправились в двадцать четвертый кабинет. Вроде бы прибежали туда сразу после шестого урока, но у двери успела выстроиться добрая половина старшеклассников. Народу было даже больше, чем в сентябре на записи в театральную студию.

— И чего это всех понесло? — пожал плечами Будка. — Совсем люди сбрендили на телевидении.

— Ну, ты ведь тоже сбрендил, — с улыбкой глянула на него Агата.

— Я-то нет, — радостно сообщил Митька. — Я просто так, за компанию. Погляжу, что к чему, а дальше, может, и ходить не буду.

Мы встали в хвост очереди. Будка посмотрел на часы:

— И сколько мы, интересно, тут проторчим?

— Вот уж чего не знаю, — откликнулась Агата.

А я сказал:

— Раз уж явились, нужно стоять до конца.

— Правильно, — поддержал меня Клим.

Зойка, не умолкая, болтала. Мол, ей хочется быть или ведущей какой-нибудь интересной передачи, или, на худой конец, диктором. Во, разбежалась. Ее еще не записали, а она уже передачу вести собралась.

Очередь двигалась крайне медленно, а Адаскина все тараторила и тараторила. Всласть настроив планов о работе на телевидении, она перешла на рассказы о частной жизни известных телеведущих. Вернее, об одной стороне этой жизни, как они ходят покупать шмотки в бутик, где работает портнихой Зойкина мать, тетя Лида.

По словам Адаскиной как-то так получалось, что все эти телезвезды ходят в бутик не покупать одежду, а исключительно общаться с тетей Лидой и, конечно же, с Зойкой. Разумеется, после такого ей прямой путь на телевидение.

Рассказывала Адаскина все это как бы нам троим. Однако получалось у нее так громко, что слушала вся очередь, причем с большим интересом. А я думал: «Ну до чего же люди обожают всякие сплетни!» Причем сплетни у Зойки были самые махровые. По-моему, она все выдумала прямо на ходу. За исключением того, что тетя Лида и действительно в каком-то бутике портнихой работает. Это я сам точно знаю.

Наконец подошла наша очередь. Запись вела совершенно незнакомая маленькая худенькая женщина с темными волосами, стриженная под мальчика. Подняв на меня глаза, она с ужасом осведомилась:

— Там еще много?

И потыкала ручкой в сторону двери.

— Ага. Очень много, — я не стал скрывать правды.

— Карау-ул, — она схватилась за голову. — Неужели вся школа пришла?

— Почти, — кивнул я.

— Вы что, так все любите телевидение? — задала новый вопрос она.

— Другие, не знаю, а я люблю, — сказал я.

— Где же мы заниматься-то будем? — совсем растерялась женщина.

— В актовом зале, — посоветовал я. — Он большой. Уж точно все влезут.

— Вообще-то правильно, — немного повеселела она.

— Да вы раньше времени не волнуйтесь, — продолжал я. — Может, еще не все ходить будут. Часть через пару занятий отсеется.

— Надеюсь, — выдохнула женщина.

Записав мои данные, она сообщила, что зовут ее Карина Валентиновна. Оказывается, она и будет вести наш кружок. Короче, всю нашу компанию записали. Несколько дней спустя состоялось первое занятие. Провели его, как я и думал, в актовом зале. Ни одно из других помещений нашей школы всех записавшихся просто бы не вместило. Поэтому, по словам Карины Валентиновны, и последующие занятия будут проводиться здесь. Для нас лучше не придумаешь. Ведь теперь ясно, что телекружок никак не может совпасть по времени с театральной студией, которая занимается в этом же помещении.

Особенно радовались мои друзья. Мол, они теперь все успеют. Карина Валентиновна рассказала нам о себе и своем кружке. Оказывается, она раньше сама работала на Российском телевидении. Насколько я понял, корреспондентом. Однако потом как-то так получилось, что ее сократили. Вот она и пришла к нам.

Далее она сообщила, что все это полугодие будут проходить лишь теоретические занятия, потому что нас оказалось чересчур много, и всем участникам следует во время теоретических занятий понять себя, свои склонности и определиться.

— Наверняка, — с надеждой продолжала Карина Валентиновна, — некоторые из вас в результате поймут, что телевидение — совсем не их стихия. Те же, кто останется, смогут в следующем учебном году попробовать себя в деле.

Тут по актовому залу пронеслось унылое «у-у-у». Похоже, каждый видел себя готовой телезвездой.

— Гудением делу не поможешь! — бодро воскликнула Карина. — Конечно, я понимаю, вам хочется поскорее взяться за дело. Но, во-первых, не умеешь, не берись, а во-вторых, наша материально-техническая база только формируется. И раньше, чем в сентябре, практические занятия начаться просто не могут.

Мы с ребятами переглянулись. Вот, значит, где собака зарыта! Так бы прямо и говорила. Мол, снимать пока не на чем, показывать — тоже.

Тем временем Карина Валентиновна принялась объяснять нам, как мы сначала будем заниматься теоретически, а потом практически. Насколько я понял, теоретические занятия — это в основном журналистика. Иными словами, мы вместо того, чтобы снимать, будем писать сценарии на разные сюжеты. И она дала нам первое задание.

К следующему занятию каждый из нас должен написать сочинение на тему: «Почему я записался в телекружок, и чем он меня привлекает».

Будка немедленно замахал руками:

— У меня Изольда уже в печенках сидит со своими сочинениями по литературе. Что я, чокнутый, еще добровольно раз в неделю писать!

— Не хочешь — не надо, — сказала ему Агата. — Никто тебя не заставляет. Это ведь действительно добровольно. И, между прочим, по-моему, интересно. Я, например, с удовольствием напишу.

А я повернулся к Адаскиной и зашептал:

— Смотри, не забудь перечислить всех телезвезд, с которыми познакомилась в бутике.

— Дурак ты, Сидоров, — демонстративно отвернулась от меня Зойка.

— Не, ребята, — продолжал Будка. — Я теперь окончательно понял: театр мне все-таки ближе. Там за тебя уже все другими написано. А сыграть я могу что хотите.

До меня вдруг дошло: «Ну и хитрая же тетка эта Карина! Готов поспорить: она специально нам задала сочинение, чтобы такие, как Будка, отсеялись».

Зато тем, кто выдержит, в сентябре светит учеба на настоящей телестудии, с которой, как сообщила Карина Валентиновна, «сейчас ведутся активные переговоры».

«Раз так, — решил я, — игра стоит свеч. Уж выдавлю из себя какое-нибудь сочинение». И Клим с Агатой пришли к такому же выводу. И, естественно, Зойка.

Остаток недели прошел в жуткой суете. Учителя наши как сговорились. Завалили нас домашними заданиями. Предводительница устроила целых две контрольные, одну по алгебре, а другую по геометрии. Подлый Ника вкатил мне очередную двойку по физике, и, чтобы исправить ее, мне пришлось ходить к нему на дополнительные занятия. Кроме того, Изольда жутко обозлилась, что множество ребят из ее студии записались в телевизионный кружок, и даже объявила, что «считает это предательством». Боюсь, Климу, Агате и Зойке сочетать оба кружка все-таки не удастся. Оскорбленная Изольда найдет способ, чтобы сделать это невозможным. Как только мы перестанем заниматься с Кариной Валентиновной в актовом зале (а это наверняка скоро произойдет, ибо, как я слышал, многие, подобно Будке, передумают ходить в телекружок из-за сочинений), Изольда начнет назначать репетиции на те же дни и часы, что и занятия телекружка. Я в этом просто уверен.

Я никак не мог найти время, чтобы усесться за сочинение. И начал писать его в последний вечер перед следующим занятием телекружка. Сесть-то я сел и даже тетрадь раскрыл. Но у меня почему-то ничего не получалось. Тупо уставившись на чистый лист, я пытался сообразить, почему записался в телекружок и чем он меня привлекает? Вроде до этого мне было совершенно ясно: захотелось и записался. Но так ведь не напишешь. Карине требуется объяснение. Устно еще куда ни шло. А ей нужно письменно. То есть красиво. А это у меня напрочь не шло. Ну, ни единого слова не выдавливалось.

Тут я вдруг подумал: «А может, сочинение не получается оттого, что на самом деле мне в телекружок совершенно не хочется? Показалось, что хочется, а в действительности нет. Хотя вообще-то хочется. Но вот почему?»

На меня снова напал полный ступор. Ну, не знаю, почему! Хоть режьте меня! Наконец, в моей башке родилась светлая мысль: «Хочу, потому что интересно». Опять мало. Всего одна фраза. К тому же ничего не объясняющая. Я принялся размышлять дальше: «Что на телевидении интересного? Ну, например, тебя показывают, и ты становишься всем известным. Стоп! — оборвал я себя. — Я же хочу стать не ведущим, а оператором. В лучшем случае где-то будет написана моя фамилия, а меня никто не увидит. Но мне все равно интересно и хочется».

Мозги начали плавиться, и я решил позвонить Круглому. Узнаю, что он пишет, глядишь, у меня по этому поводу появятся свои мысли. Но Клим, едва услыхав мой голос, рявкнул:

— Отстань. Не мешай.

И бросил трубку. По-моему, у него тоже ни фига не шло. Но ему все же лучше. Если он не напишет сочинение, у него останется театральная студия. А мне чего делать? Продолжать щелкать их репетиции. Да надоело до черта! Что же все-таки написать?

Тут я почувствовал: пора подкрепиться. Без этого голова не заработает. В общем, отправился на кухню. Там как раз мать со своей подругой сидела. И вот слышу я из коридора, как подруга громко и возмущенно говорит:

— Не понимаю я тебя, Лена. Неужели ты до сих пор ничего не сказала Тимке? По-моему, это с твоей стороны элементарная глупость.

— Тише ты, тише, — шикнула мать. — Еще услышит.

Ну, сами понимаете, я после этого замер и стал слушать.