Двенадцать шагов фанданго

19

Ближайшим к Ла-Мендиросе населенным пунктом был поселок Матаморос. Построенные в седловине между двумя горными пиками, выбеленные дома укрылись под защитной тенью когда-то мощной крепости и рассыпались по горным склонам, как выброшенные кубики рафинада. Шесть дорог различного качества и важности сходились на круто уходящих вниз улицах, делая Матаморос пунктом сообщения со всеми частями страны. Стратегическое положение на перекрестке дорог между горами и морским побережьем позволило поселку пользоваться выгодами коммерческого центра. До последнего времени на его южной окраине находился крупнейший в регионе субботний рынок, на котором продавались товары, в основном — неизвестного происхождения. До распространения моторизованного транспорта для торговцев и покупателей имело смысл навещать поселок в пятницу вечером, чтобы поспеть к открытию рынка в субботу до восхода солнца. Вместе с задорной компанией контрабандистов, бандитов и цыган, вваливавшихся в поселок после полудня по пятницам, развился дух праздника. В течение ряда веков Матаморос оставался ненадежным домом для непропорционально большого числа баров и борделей. Начиная с 1939 года власти и супермаркеты неуклонно подрывали значение рынка, и теперь он стал барахолкой для продажи ковров, мелких изделий и дешевой одежды. Однако бары и традиции сохранились. Каждую пятницу Матаморос веселился.

Я осторожно въехал в поселок, сознавая с тревогой, что лишь десять часов назад увидел, наконец, копа, который затем попал в виде трупа в кузов моего фургона. Было более чем вероятно, что в местной полиции отменили все отпуска и санкционировали сверхурочное дежурство добровольцев. Копы ненавидят убийц полицейских, а национальные гвардейцы всегда чувствовали себя в Матаморосе уязвимыми. Я продвигался через узкие выбеленные улицы, вдоль которых прогуливались молодые испанцы, казавшиеся мне, сидевшему без прав в краденой машине, подозрительными и назойливыми. Ощущение того, что я загнан в ловушку, усиливалось из-за рядов припаркованных невероятными способами автомобилей, сгрудившихся вдоль несуществующих тротуаров, а также из-за тех автомобилей, которые еще ездили в поисках стоянок, оглашая улицы гудками. Хихикающие девицы добродушно пикировались с желеобразными Ромео, продолжали подтрунивать друг над другом даже тогда, когда партнеры находились в разных барах. Их гомон перемежался с частыми вспышками дешевых фейерверков. Струи мочи и пролитого вина текли по сточным канавам; сосредоточившись на том, чтобы не сбить пьяных пешеходов, я представил мельком печальное лицо мрачной вдовы, покачивающей головой в связи с нарушением права ее собственности. Арендованная машина как раз тогда, когда вечер стремительно превращался в ночь, направилась к побережью и вывезла меня к Дель-Санто-Кабро как раз рядом с одним из самых посещаемых баров в поселке. Прошло уже двенадцать часов с тех пор, как я выпил, а Кровавая Мэри случайно приняла чрезмерную дозу наркоты, спешить не было необходимости. Выпитые в спокойной обстановке пара стаканчиков водки и немного пива, продающегося в розлив, позволят обдумать недавние события и выработать планы на ближайшее будущее. Кто скажет, когда еще представится такая возможность?

Я поместил большую часть машины в свободном пространстве и быстро вылез, спеша по улицам с опущенной головой и сигаретой во рту. Прикрыл рукой лоб, как это делают беженцы. «Транзит» с кровавым грузом, очевидно, к этому времени обнаружили. Я опасался, что фотороботы моего лица уже глядят на меня с объявлений о розыске, выставленных в каждой витрине и наклеенных на каждой стене. Я уставился в блестящую мостовую и спускался под гору, подальше от центра, против уличного движения. Мне был знаком этот бар, в котором слезились глаза, медленно работал мозг, — место, где беженец мог пользоваться относительным гостеприимством, пока у него не кончались деньги. Бар находился недалеко, но мне в пятничную ночь мешал встречный поток пешеходов, и, когда я оставил осторожность и стал высматривать проходы в толпе, мой взгляд выхватил коротко стриженную блондинку в двадцати метрах от меня. Мы отвернулись друг от друга одновременно, когда лицо этой женщины скрылось в толпе, я попытался восстановить в памяти ее облик. Недавно я видел ее. Она была англичанкой, может, бельгийкой, лет тридцати с гаком, с прекрасными глазами и безобразными губами. Она не была той женщиной, которая доставила бы мне удовольствие…

В выражении ее лица было что-то знакомое. Уверенный в том, что она в умственном отношении превосходит меня, я принялся искать выход с улицы. Моя голова и щетина покрылись жалящим нервным потом, в то время как тело руководствовалось сигналами, которые мозгу еще предстояло осмыслить. Ощущение неясной угрозы охватило меня, и, когда я шагнул в образовавшийся проход, во время секундного просвета в толпе показались два хмурых лица с глазами, бегающими, как клинки сабель. Они находились теперь в десяти метрах, лавировали в моем направлении, пробивались с извинениями сквозь нетрезвую толпу.

Внезапно я вспомнил, где видел эти лица, застывшие при ярком свете съемки в будке срочной фотографии и наклеенные в паспорта, которые Хенрик похитил из машины в рыбном ресторане у пляжа. Какая-то Сара и какой-то Мерфи — боже мой, сколько времени эти люди остаются не у дел? К этому времени они должны были находиться на работе, ожидая поступления почтовых карточек с уведомлением о найденной пропаже и не утруждая себя жалобами на отпуск, так как это никого не интересовало. Я видел их где-то еще, совсем недавно, лицом к лицу, но где это было, не мог вспомнить. Что они здесь делают и почему преследуют меня? Ведь не могло быть так, что они узнали о том, что я владею их паспортами. Это невозможно. Хенрик был горячим андалузцем, и, хотя это обстоятельство предполагало некоторую неустойчивость психики, все же оно служило гарантией того, что он будет нем как рыба на допросах. Сейчас, однако, времени для выяснения этого не было. Они увидели меня, они хотели со мной встретиться, и этого было достаточно.

Я нырнул в ближайшую боковую улочку и принялся бежать, мои плечи ежились в тревожном ожидании руки, которая схватит меня за воротник. Резкий поворот увлек меня вниз по переулку, напоминающему ущелье. В нем с каждого высокого балкона и подоконника, украшенного фестонами с геранями, текла поливочная вода. Итоги вчерашней лотереи мелькали на голубых экранах за каждым открытым окном, мимо которого я пробегал, азартное ожидание и аплодисменты прерывались лишь стенами между домами. Комнатные болонки яростно лаяли за обитыми дубовыми дверями, реагируя на мой бег, а сморщенный старик в кепке и шерстяной кофте на пуговицах проворчал вежливое, но настороженное приветствие. Это был долгий путь возвращения к машине, но он был более занимательным, чем прямой путь. Снова повернув влево, я заметил, что продолжаю курить, а когда пытался преодолеть лестничный проход, мне пришло в голову, что человек, бегущий с горящей сигаретой, воистину совершает полет. Наконец, задыхаясь, неуверенный, что убежал от преследователей, я вынырнул на многолюдной улице, где оставил «тойоту».

Положение машины, стоявшей рядом с самым посещаемым хиппи баром, сделало ее естественным объектом, на который старались облокотиться различные черноволосые клиенты заведения. Но это была самая малая из моих проблем. Я нащупал в кармане ключи и обошел бочком площадь под высокой церковью, проклиная свое невезение и сожалея о невозможности выпить. У меня расходились нервы, как волны в штормовую погоду, пара стаканчиков чего-нибудь крепкого успокоила бы их и дала мне возможность сосредоточиться на оценке будущих испытаний. У подножия церковной лестницы я сделал передышку, борясь с соблазном повернуться и сходить в ближайший бар. Разве один-два быстрых глотка принесли бы мне вред? Я бросил взгляд на «тойоту»: она находилась на дистанции плевка, может, мне никогда не придется настолько приблизиться к ней, если поверну в сторону? Увы, выпивка — великолепная штука, но стоила ли она возможной потери машины? Я отринул колебания, выпрямился и пошел к машине. Выпить я могу где угодно в любое время, разве что не в тюрьме, решил я, когда один из парней, облокотившихся на «Старлет», отжался от машины и надел на коротко стриженную голову островерхую кепку в клеточку. В то же время его приятель вышел из окружения девчонок, улыбаясь белозубой улыбкой из-под пышных усов. Два копа — из местной полиции — стояли впереди меня, а два туриста подходили сзади, как пара терминаторов. Паника чуть не парализовала мою волю, но мозг работал на опережение, двигал мои ноги вверх по ступенькам лестницы справа. Единственной дверью была дверь в церковь, и мои трясущиеся руки потянулись невольно к ее большому металлическому кольцу. Когда я снова задышал, вдохнул благоухание ладана и сальных свечей католической церкви.