Двигатель бесконечности

Амистад

Когда Амистад, запустив движок, влетел во врата телепорта Чейни‑III, он понял, что к его приему готовились, – и обрадовался. Его самая большая проблема, оказывается, заключалась отнюдь не в бегстве с Чейни‑III туда, куда он хотел попасть, а в возможности проделать это, никого не убив. Как было бы нелепо устроить кровавую бойню, оставив за спиной сотни жертв, только чтобы спасти жизни двух людей и двух ИИ.

Метнувшись вперед, он взмахом клешни отбросил с дороги скелет голема, рубанул наотмашь второй клешней со щитоалмазным краем и врезался в дальнюю стену, оставив громадную выбоину. Отсюда он прекрасно видел, как заваливается водруженный на стойку электромагнитный пульсар и падает проектор силового поля, с помощью которых его собирались захватить. Поздравив себя с верным выбором позиции и точным ударом, Амистад решил, что пришло время взрывчатки.

Его первая ракета пересекла зону приема, пробила стену возле телепорта и разворотила армированную трубу, набитую оптоволокнами, отключив все видеокамеры, а электромагнитная фотохимическая мина, брошенная Амистадом в центре помещения, вывела из строя и радиочастотные передатчики. ИИ телепорта придется теперь воспользоваться услугами роя микродронов. Вторая ракета ударила в небольшой незащищенный участок потолка, сдетонировала поверх бронепластин, разорвав и разбросав кабели. Охранные дроны посыпались из своих щелей, как выдавленные глазные яблоки. Обесточенное оружие уже ни на что не годилось. Амистад снова метнулся в сторону, и вовремя – автопушка изрешетила стену за его спиной миллионовольтной шрапнелью.

Да, Амистад делал именно это – собирался спасти Торвальда Спира, котофицированную Сепию, или как ее там, Рисс и Флейта. Собирался – и спасал.

Готовясь к его прибытию, зону приема очистили от… хрупких созданий. Теперь Амистад врезался головой в борца. Массивный робот был сделан из тяжелого кермета, что не мешало ему обладать подвижными моторизированными конечностями и ужасающе быстрыми рефлексами. Он даже походил на человека – этакого борца сумо, написанного безумным художником-кубистом. Вцепившись в великана клешнями, Амистад толкнул его в сторону автопушки и отскочил, глядя, как робот содрогался под градом миниатюрных молний. Амистад приземлился возле самого телепорта, зная, что теперь у него появилось несколько секунд передышки, потому что системы не рискнут повредить врата.

Порты в стенах открылись, впуская в помещение – как и предсказывалось – рои «насекомых» – маленьких камер-дронов. Выбрав двух из них, Амистад точным уколом лазера раскурочил их оптику, заодно подпустив компьютерный вирус из своей обширной коллекции – довольно старый, лишь немного подогнанный под местные условия. Кстати, когда-то эта копия была извлечена из сознания Пенни Рояла.

Приближался еще один борец, в стенах повсюду открывались бронированные заслонки, выпуская гладкие дула биобаллистических пушек. Что ж, тактика проста и понятна: борец оттеснит его от телепорта, после чего пушки откроют огонь. ИИ телепорта пока не пытался убить гостя, но наверняка решил, что дрон с сожженными ногами и клешнями, расплавленными сенсорами и запаянными бойницами будет чуть менее опасным. Амистад ждал, и к тому моменту, когда робот-борец добрался до него, вирус, подсаженный дроном в две камеры, распространился среди остальных. «Сумоист» облапил противника, сомкнув руку-захват на клешне, оснащенной щитоалмазным резаком. А вирус уже устремился к ИИ, и микросекунду спустя все камеры просто попадали на пол, и связь оборвалась.

Вирус, однако, был троянским – вроде бы поражал ИИ, а на самом деле подсаживал червя в подсистемы телепорта. Борец потащил Амистада прочь от врат под пристальными «взглядами» поворачивавшихся следом за ними стволов, разве что не истекавших слюной от желания наконец выстрелить.

Проклятье.

У Амистада тоже имелась биобаллистическая пушка, и он начал сверлить ржавую на вид броню робота. Но та оказалась крепка. Атомный луч – достаточно мощный, чтобы проделать дыру в толще кермета и даже оставить заметную вмятину в прадорской броне, – сейчас лишь медленно отшелушивал слои, а энергия утекала в воздух. Тогда Амистад шлепнул на бок противника клейкую мину. Та прилипла, как гнилой плод, и воспламенилась, медленно поджаривая робота.

Борец разжал хватку и отступил. В торсе его пылала дыра, становясь всё глубже и глубже. Червь тем временем нашел свою цель – систему маршрутизации телепорта – и аккуратно вводил координаты. Амистад выпустил ракету прямо в прожженную на теле робота дыру. Взрыв грохнул внутри, изо всех суставов, сочленений, отверстий, из глаз и изо рта выплеснулся свет. Но робот всё же шагнул вперед. Амистад попятился. Ему не хотелось продолжать бой в другом месте, но заслонки не переставали открываться, и уже появились новые роботы. Меж тем его сенсоры нещадно бомбардировала всевозможная враждебная компьютерная живность.

Он выпустил еще две ракеты в ту же цель и поспешно шмыгнул сквозь рамку телепорта. В новом помещении сила тяжести отсутствовала. И вообще было не слишком тяжело. Зал Чейни‑III подготовили к его приему и захвату, а этот – нет. Он завертелся в вакууме, беспорядочно расстреливая и выжигая бойницы, поджаривая охранных дронов, выпуская вирусы и червей, чтобы получить контроль надо всем, что тут находилось. Несколько снарядов попало в него, атомный луч ощутимо обжег клешню. Местный ИИ телепорта, размешенный, похоже, в древнем дроне-наблюдателе, попытался включить гравитацию, чтобы отвлечь Амистада, но и падение на пол не помешало дрону закончить работу.

Секундой позже из интерфейса телепорта вывалился окутанный черным дымом борец с горящим нутром. Амистад снова попятился, готовый выпустить еще одну ракету, но робот сделал лишь один шаг и рухнул ничком с грохотом десяти тонн упавшего металлолома – каковым он, собственно, теперь и являлся.

– Отключи чертов телепорт, – приказал Амистад.

Через мгновение интерфейс погас. Сыч, дрон-наблюдатель космостанции «Исток», очевидно, понимал, что глупо было бы перекладывать эту рутинную работу на Амистада – тот, весьма вероятно, просто выпалил бы в рамку телепорта.

Брокл

Все части Брокла на всех кораблях государственной флотилии переоборудовали фабрики, чтобы произвести еще больше единиц. Его мыслительные процессы становились быстрее, охватывали всё более обширные области знания, умственные способности продолжали расти, и Брокл всё крепче убеждался в правильности своих прежних выводов. Силовое поле должно быть отключено. И тогда, если не возникнет какой-нибудь неучтенный посторонний фактор, сфера уничтожится. И Пенни Роял проиграет – в этом Брокл был тоже уверен.

И все-таки неуклонно расширявшийся разум Брокла начал замечать другие… аспекты. Парадокс Пенни Рояла, уже вошедшего в черную дыру, а потом вовсе и не вошедшего в нее, вспорет континуум пространства-времени, и теперь Брокл мог точно рассчитать протяженность этого разрыва. Сто лет простых, тысяча световых, но, как полагал Брокл, то, что будет потеряно, не имеет большой ценности.

Кроме него самого.

Хотя Государство виделось ему уже совершенно чуждым, и он, как гениальное дитя невежественных родителей, предпочел бы подобрать себе другую родословную, Брокл не мог отрицать того, что он – продукт человеческой расы и Государства. Перестанет ли он существовать? Расчеты были очень сложны. Эдмунд Брокл родился и умер как человек задолго до конца войны – а к ее завершению уже не слишком отличался формой и содержанием от того Брокла, который был заключен на «Тайберне».

Что же произойдет, когда начнет рваться пространство-время? Беспорядок, путаница, водовороты времени, замыкающиеся петли, негативная энтропия на одних участках, обширные выбросы энергии на других. Вероятно, многие солнца станут новыми, а многие остынут, превратившись в угольки. Вполне возможно, что очаги разумной жизни и даже ИИ продолжат существовать, но с Государством будет покончено, так же как и с прадорским Королевством. Собственные шансы уцелеть Брокл оценивал как пятьдесят на пятьдесят – только не в нынешнем виде и не с нынешними знаниями. Вполне приемлемо, если это приведет к уничтожению Пенни Рояла. Но если были возможны варианты, их требовалось исследовать.

Если сущность в Лейденской воронке – это действительно Пенни Роял, то, вероятно, имелись способы устранить парадокс от его неприбытия туда – тогда пространственно-временной континуум затянул бы рану. Например, Пенни Рояла можно заменить кем-то другим. Природа парадоксов, конечно, парадоксальна. Если парадокс случился в будущем, значит, Брокл сейчас находился даже не здесь… на магистральной временной линии, а пребывал в некоем энергетическом займе менее вероятного параллельного континуума. Однако Брокл уже приходил к заключению, что его линия – основная и что Пенни Роял не вошел в черную дыру – потому что это сделал другой ИИ.

Он сам.

Выход был наипростейшим и казался подтверждением и оправданием его существования… или его самоуверенность тоже перешла на новый уровень? Нет, чем могущественнее становится ИИ, тем крепче он держится за реальность… ну, до известной степени. Сейчас Брокл считал, что достиг того же уровня, что и Пенни Роял, – или даже опередил его.

Его субразум в дредноуте, который недавно занимал Гаррота, сообщил о том, что в системе Панархии что-то произошло, за микросекунду до остальных. Возле планеты появился старый государственный истребитель. Корабль мистера Пейса вышел из У-пространства чуть дальше. Брокл сразу узнал истребитель – и понял, что человек, к которому Пенни Роял проявлял столь сильный интерес, на борту. Вся история планеты прокрутилась в сознании аналитического ИИ за несколько микросекунд, и кое-какая новая информация, извлеченная из памяти Гарроты, которая касалась того, что на самом деле случилось тут во время войны, аккуратно встала на свое место. Брокл разобрался в психологии противника – что лишь усилило его презрение к оному.

Пенни Роял поставил масштабные события, запланированные им здесь, в полную зависимость от реакции одного обычного человека. Потрясающая самоуверенность и глупейший риск.

Еще Брокл догадался, где находились врата, которые перенесут Пенни Рояла в сферу, и увидел, как плотно переплелись здесь все судьбы. Нет, его предназначение – вытеснить Пенни Рояла – очевидно.

Методичное сканирование системы Панархии выявило еще кое-что. Характеристики одного из астероидов выглядели подозрительно, и Брокл, сфокусировав на нем сканеры, рассмотрел пришвартованный к этому астероиду огромный глыбообразный корабль. Это был «Синий кит», грузовоз, похищенный Пенни Роялом, и в его трюме, естественно, уже не оказалось трех эвакуационных телепортов…

Субразумы Брокла могли разобраться с ситуацией здесь без труда. В сущности, на таком небольшом расстоянии его связь с ними сохранится, они по-прежнему останутся единым целым с хозяином, а если что-нибудь непредвиденное и вызовет помехи, они все равно будут знать, что делать.

Пока он не отдаст им другой приказ.

Размышляя об этом, Брокл запустил термоядерный двигатель «Высокого замка» и устремился к аккреционному диску. Можно было бы в один миг прыгнуть к Панархии, но ему еще требовалось время, чтобы внести в себя кое-какие изменения. Внутренние корабельные фабрики уже начали производить сильно модифицированную версию движка У-прыжковой ракеты, и, когда первый был готов, Брокл отправил одну из единиц установить себе новинку. Каждая часть Пенни Рояла наверняка обладала чем-то подобным, и это, по мнению Брокла, составляло единственное преимущество Черного ИИ. Он мог сидеть на хвосте Пенни Рояла, как ищейка, мог сорвать его планы и, возможно, заставить его действовать опрометчиво, пригрозив Торвальду Спиру. В конце концов он отыщет на Панархии похищенные телепорты. Войдет во врата и займет место Пенни Рояла в сфере, предварительно приказав своей флотилии отступить.

Спир

Флейт открыл дверь-трап арсенала, и мы спустились по аппарели. Шагая первым, я ясно вспомнил всё проведенное тут время и вдруг осознал, так четко, что засосало под ложечкой: я здесь умер. Воспоминания о прадорском плене отделились от моих собственных и отправились в шип, к остальным. Я был спокоен, но знал, что события станут развиваться именно здесь; здесь я найду ответы. Когда мой мимикриботинок опустился на стеклянную корку, дробя ее, будто тонкий лед, что-то вошло в шип, а оттуда – в сознание, отвечая ожиданиям.

Я был боевым разумом Кловисом, заключенным в обломке крушения в полтора километра длиной, падавшем в хромосферу зеленого солнца. В уцелевших герметизированных коридорах вокруг меня – обугленные человеческие кости и жирный дым. Моих големов переклинило, а аварийный выход заблокирован – спасибо прадорскому вторинцу-камикадзе. Когда спасатель-краб выхватил меня из огня, я остался абсолютно безразличен, поскольку давным-давно смирился с неизбежностью забвения…

Я был убийцей-дроном Крутым Опекуном, или Крутью – для своих. Все мои лапки представляли собой холодное оружие, заточенное до атомарного уровня, мои надкрылья – гигантские скальпели, и жало мое способно было пронзить даже пластинчатую броню, чтобы ввести жертве любой из обширной коллекции вырабатываемых мной ядов, вызывавших мучительную смерть. Прадорский первенец с отсеченными ногами кричал и булькал, пока наномехи пожирали его разум и загружали в меня симфонию данных. Я любил свою работу творца ужаса, ведь в ней находила выход моя абсолютная ненависть к моим жертвам…

– Что за мерзкая хрень? – спросила Сепия по радио, голос ее слегка потрескивал в заряженном воздухе, но потом, когда скафандры перенастроились, смягчился.

– Кусочек пазла, – ответил я через форс.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы откликнуться, а значит, она ослабила нашу связь. И на мой невербальный вопрос Сепия ответила:

– Слишком сильно.

– Этот второй – он и моя часть, – встряла Рисс.

– Давайте общаться по радио, – предложил я. – Объясни ей.

Рисс продолжила уже по радио:

– Цех Сто один выбирал воспоминания самых успешных солдат, убийц, боевых разумов, объединял их и помещал в новые создаваемые им разумы. Думаю, мы только что познакомились с частицей Пенни Рояла.

Я перешагнул через белые лозы, снова раздавив стекло, запекшееся здесь после взрыва. Синие плоды напоминали сплющенные дыни, только полупрозрачные. Там и тут валялись, как брошенные перчатки, мертвые спрутоножки; одну я подтолкнул носком ботинка, и она рассыпалась сухой пылью. Справа надо мной нависала туча-наковальня, темная, как железо в свете заходившего солнца. Редкие вспышки молний озаряли ее изнутри. Я вновь погрузился в воспоминания Пенни Рояла.

Я был дредноутом ИИ Вишну‑12, много подобных мне выбрали это имя. Восьмикилометровый ромб моего тела нес оружие, способное уничтожить мир внизу. Но я был математически точен, стреляя, ибо служил высшей цели, знание составляло мой смысл, и верность – мой долг. Однако мир внизу окуппировали, и судьба его обитателей была предрешена. Мои рельсотроны послали тысячи боеголовок с антиматерией в ядро планеты, а я уже наметил следующую задачу. И полетел, оставляя за собой росшее облако раскаленного добела газа, перевитое красными нитями магмы…

Я содрогнулся, увидев безжалостность государственных решений военного времени, одно из «неумолимых уравнений». Планету захватили прадорские войска, но на ней осталось много людей – они скрывались в пещерах, цеплялись за жизнь, прятались от прадорских групп захвата и неизбежно жуткой участи тех, кто попадал в плен. Государство в то время отступало, вероятность его победы в войне была невелика. Я снова скользнул в воспоминания: в них осталось еще что-то помимо того, что я увидел сразу. Мелькнул стоявший на поверхности прадорский корабль, люди, которых, точно стадо, загоняли в трюм бронированные вторинцы. Этим немногим удалось пережить плен и неумеренные аппетиты «хозяев». Их отправляли на Спаттерджей, чтобы выпотрошить и сделать рабами – часть меня уже испытала это на себе.

Дикий ужас швырнул в новые воспоминания, обрушившиеся на меня, как удар в живот. Я пошатнулся, и только рука Сепии удержала меня, не дав упасть. Меня скрутило воспоминание солдата, человека. Его подразделение аннигилировали, и он, больше из стремления отомстить, чем из чувства долга, ухитрился избежать плена и украдкой пронести ПЗУ на прадорский посадочный модуль. Ему даже удалось смыться оттуда и забраться достаточно далеко, прежде чем нажать на кнопку дистанционного детонатора, который он всё время крепко сжимал во взмокшем кулаке. Были и другие, и много, но объединяло их одно – эмоции, гнавшие к успеху вопреки трудностям. И это не одобрил бы ни один ИИ.

– Эмоции, – пробормотала Рисс.

Да, я не забыл воспоминаний Рисс о том, как ее создали в Цехе 101. Дрон-богомол, с которым она спасалась, сказал ей: «Отличная была идея – одарить ИИ завода-станции эмпатией и сознанием человеческой матери, чтобы он наверняка приглядывал за своими детишками». Оттого-то ИИ Цеха 101 и сошел с ума. Вынужденный создавать полчища детей и, чтобы защитить себя, сразу посылать их в практически безнадежный бой, завод-станция испытывал горе, которое не смог перенести. Он решил, что единственный способ избавить детей от страданий – убить их всех. И только сейчас, размышляя об этом, я понял, что дети тоже страдали.

– Цех Сто один многих своих детей снабдил эмоциями, эмпатией, способностью чувствовать боль и страх, – сказала Рисс. – Мне боль и страх не предназначались, ведь они помешали бы моим функциям. Их обычно давали крупным объектам, которые Государство не хотело потерять, – вроде истребителей.

– Эмпатия, – повторил я. И сразу вспомнил о Тренте, Пенни Рояле в микрокосме, ставшем пробой и предметом изучения.

Я оглянулся на «Копье», которое когда-то называлось «Изгнанное дитя», только сейчас осознав, насколько зловещим оно выглядело и как корабль походил на гигантский саркофаг.

В следующий миг я увидел, как похожий на саркофаг корпус рождавшегося истребителя переместился на тридцать метров вниз по почти тринадцатикилометровому строительному туннелю. В пространстве, которое он занимал, уже торчали раскаленные добела керметовые распорки, точно сходящиеся лазерные лучи. Потом они согнулись, покоробились под напором сверкающего силового поля.

Возник остов еще одного истребителя – и отправился за своим товарищем, охлаждаясь до красноты на участках закалки под направленными струями газа. Я наблюдал, как в процессе сборки судно оснащали оружием и приборами, одевали в броню. Я увидел, как в оставшейся полости два объекта, похожие на клапаны древних бензиновых двигателей, чуть разошлись в готовности. Корабельный кристалл помещался в амортизирующем кубическом контейнере. Мерцающий кристалл – шестьдесят сантиметров в высоту, тридцать в длину, пятнадцать в ширину – многослойный бриллиант, пронизанный нанотрубками квантовый процессор. Его микроскопическая структура была сложнее строения всего корабля. Этот кристалл совершенно не походил на черный шипастый шар, которым со временем станет.

Теперь я был легионом, скопищем частей: версия 707, принаряженная и отполированная стохастическими изучениями выживших из предыдущих версий. Я не прошел полную проверку и, возможно, даже не был жизнеспособен. Кристалл, в котором я обитал, поврежден, квантовые процессы моего разума по природе своей не могли являться точными копиями, время не терпело, положение было отчаянным…

– Едем дальше, – сказал я, выпрямляясь.

Многое из того, что я испытывал, било очень сильно, но я обнаружил, что мог частично сдерживать эти ощущения, загонять их на задний план.

– Ты в порядке? – спросил я Сепию.

– Я получаю лишь часть того, что получаешь ты, но меня уже мутит.

– Что ж, полагаю, именно для этого я и был создан – или, скорее, приспособлен переносить.

Когда мы выбрались из воронки и нашли тропинку, поднимавшуюся в горы, солнце уже опустилось. Я почти обрадовался, почувствовав, как что-то стучит по моему скафандру, огляделся и увидел спрутоножку – сухопутного спрута, – выбравшуюся из маленькой лужицы. Значит, они еще не все вымерли, хотя лет через двадцать им этого не избежать. У тропы я остановился, разглядывая предмет, совершенно неуместный здесь, – информационный терминал, предназначенный, наверное, для туристов, впрочем, темный, безмолвный и мертвый.

Меж тем в качестве разума истребителя я успел нырнуть в хаос кораблей у Цеха 101. Я впитал информацию, узнал историю людей и ИИ, узнал о прадорах и шедшей войне. Но на переднем плане сознания находились тактические данные, оперативные сводки, донесения о боевых потерях, анализ последнего боя и мое собственное предназначение. Я принял на борт экипаж, включавший голема Далин и трех людей, и их присутствие меня озадачивало. А еще я чувствовал странную пустоту. Они находились здесь, и это было логически необоснованно. Так что же тогда вообще логично? На краткий миг ткань мироздания покрылась бестолковым орнаментом, и всё лишилось смысла существования, даже я сам…

Отдуваясь на крутом подъеме, я догадался, что в воспоминаниях этого последнего короткого мига скрывался намек на приход Пенни Рояла.

– Ну что, разве запах новенького истребителя не хорош? – спросила женщина.

И я, уже как человек, увидел ее мумифицированный труп – когда в сопровождении Трента Собеля поднялся на борт, чтобы принять истребитель.

– Какова ваша цель? – задал я вопрос Далин.

– Привлечение к работе, – ответил голем, – и неспособность вырваться из системы, но эта неспособность весьма полезна, когда речь идет о комплексных электромагнитных отключениях. А еще мы твоя совесть.

Моя нынешняя сущность помнила Далин раскуроченной и переделанной, пытавшейся убить меня, пока я не вогнал шип в грудь голема. Мы продолжали шагать по горной тропе, а события из жизни Пенни Рояла всё проигрывались в моем сознании, и я понял, что сейчас вспоминал о его первом бое, не о том, из-за которого Цех 101 слетел с катушек. Разум дредноута быстро взрослел, сражаясь вместе с другими судами против прадорского звездолета. В той битве использовалось электромагнитное оружие, выводившее из строя корабли обеих сторон, – но векторы были рассчитаны верно, и в результате дредноут прадоров рухнул в аккреционный диск черной дыры.

– Лейденская воронка, – произнесла Сепия.

Да, конечно. Я остановился, вглядываясь в ночное небо, но диска не увидел. Ай-ай-ай, Пенни Роял, стыд тебе и позор, почему не позаботился о том, чтобы всё происходило среди зимы, когда аккреционный диск победоносно растянут по всему ночному небу над Панархией?

Значит, выходит, первый бой Пенни Рояла случился в этой системе. Испытав на себе, как работал его разум, я видел, что вероятность его участия в других сражениях была невелика. ИИ истребителя назвал себя Пенни Роялом еще до конфликта, одновременно окрестив сам корабль «Изгнанное дитя». Обычно корабельные ИИ принимали имена своих судов, иногда сокращая их, как Гаррота: он ведь был ИИ звездолета «Гаррота Микелетто». То, что Пенни Роял не отождествлял себя с кораблем, являвшимся его телом, уже звучало тревожным звоночком. А уж то, что он назвал корабль «дитя», а себя – травой, вызывающей аборт…

Пенни Роял был поврежден с самого начала – он оказался очередным ИИ, помещенным в дефектный кристалл, – что поделаешь, война, нужда, чрезвычайные обстоятельства. И разум его надломился, разделился. С одной стороны, он чувствовал, что должен оберегать свой экипаж, риск гибели которого существовал всегда, с другой – уже балансировал на грани, сомневаясь в целесообразности чужого присутствия. Я подозревал, что именно тогда и родилось «восьмое состояние сознания», только требовалось еще разобраться, почему этих «состояний сознания» оказалось больше двух. Пенни Роял тоже понимал, что если исследованием его разума займутся вплотную, то его самого сдадут в утиль. И узнав, что стал объектом изучения, отнюдь не обрадовался…

Километров через восемь я почувствовал, что Сепия схватила меня за руку, сошла с тропы и усадила меня. Придя в себя, я огляделся. Сидел я на одной из ряда скамеек, сделанных из спрессованных волокон, возле очередного информационного терминала. Возможно, туристы останавливались здесь на пикник по пути к картине, живописавшей зверство Пенни Рояла. «Копье», видневшееся внизу, в долине, еще больше напоминало нечто, ожидавшее погребения. Полярное сияние дрожало над скопищем туч, похожих на валуны, которые сталкивались друг с другом в оползне, но большая часть неба с поблескивавшими, точно драгоценные камни, звездами оставалась ясной.

– Пенни Роял, – сказал я, – был опытным экземпляром.

– Опытным экземпляром? – переспросила Сепия.

Теперь ИИ чувствует подключения, сканирование, потоки данных, плывущих из его разума прямо на экраны и прочие приборы перед женщиной. Он заглядывает в ее досье и узнает, что она – человеческий эксперт по части ИИ, но так и не постигает, как людской разум может сделать или усвоить больше, чем он сам. Однако опасность остается, и ИИ скрытно блокирует чужеродное вторжение или изменяет его направление. Женщина увидит основную часть, и с этой частью всё будет в порядке. Она не заметит меньшую – растущую внутри тьму.

Полностью погрузившись на миг в эти яркие воспоминания, я едва не пропустил то, что говорила Рисс.

– Пенни Роял был первым из серии корабельных разумов, которым «вмонтировали» чувства, – объясняла дрон. – Он мог ощущать боль, страх, радость, ненависть – всё, чем обременен человек.

– Разве это так уж плохо? – спросила Сепия.

– Они не были должным образом настроены, – выдавил я. – Пенни Рояла бросили в бой, меж тем как на борту находился эксперт, следивший за уровнями чувств ИИ и регулировавший их. Слишком сильная боль вредна, как и слишком сильный страх, да, пожалуй, и радость. Корабельные разумы нужно было настроить на оптимальную эффективность.

Эту пробную стратегию разработал какой-то планетарный ИИ глубоко в тылу Государства. Изучая успехи отдельных людей и некоторых дронов, запрограммированных на эмоциональный отклик, он решил испытать нечто, что впоследствии сочли недостатком: а именно позволить избранным ИИ чувствовать страх, боль, вину, желание защитить, горечь утраты – и посмотреть, как они себя поведут, лучше ли будут справляться с задачами.

Пока Пенни Роял скорбел, теряя товарищей, трещина в его разуме становилась всё шире и шире. Его другая половина, «темное дитя», начала захватывать контроль над корабельными системами, стараясь укрыться. Однако, вне зависимости от своих чувств, ИИ как единое целое был абсолютно неспособен не подчиниться приказам… вначале.

Я прокручивал в уме тот бой. Оказывается, в нем участвовали знаменитые корабли вроде «Речного утеса» и «Разящего кинжала». Женщина, которая должна была внимательно изучать разум Пенни Рояла, так перепугалась, что приняла таблетки и ни на что уже не обращала внимания. Она не заметила, что ИИ менялся. Во время сражения «Изгнанное дитя» тоже получило несколько серьезных ударов, что еще больше повредило кристалл Пенни Рояла.

В-12, наблюдая, осознает, что разные части его самого переговариваются друг с другом. Проведя самодиагностику, он обнаруживает в кристалле сеть отчетливых трещин, расходящихся от одной точки. Трещины складываются в интригующе правильный узор, который, не будь защитного короба, раздробил бы «мозг» на бесчисленные осколки, похожие на кинжалы.

В этот момент я, конечно, увидел в воспоминаниях грядущий облик Пенни Рояла.

– Идем дальше, – сказал я, поднимаясь.

Кроушер

«Опасайся скорпионов», – подумал Кроушер и почувствовал острое желание глупо захихикать. Впрочем, веселье тут же угасло, когда он вспомнил, что это сообщение было первым, пришедшим из Лейденской воронки. И что оно фактически прилетело из будущего. Что-то мерзкое заворочалось в его спинных гнездах.

– Что тебе тут нужно? – спросил он и тут же повторил, потому что Сыч подсказал ему имя: – Что тебе нужно, Амистад?

– Идет повсеместное мультисканирование, – по закрытому каналу сообщил Сыч. – Амистад, как и я, серьезно усовершенствовался после войны.

Получив всю информацию о бывшем боевом дроне, Кроушер добавил:

– Усовершенствовался на Масаде, где он служил смотрителем, – причем эти обновления наложились на неизвестные изменения, которые он произвел сам с собой в процессе изучения безумия.

– Здесь он нелегально, – сказал Сыч. – Нас должны были предупредить.

– Да неужто? – Кроушер смотрел через камеру на дымившиеся останки борца.

– Я тоже достаточно продвинут, – заметил Сыч, – чтобы распознать сарказм.

А Амистад тем временем ответил:

– Мне нужен ваш «прыгун».

– Тебе нужен наш «прыгун», – повторил Кроушер, размышляя о том, что предпочел бы приберечь этот вариант для себя и Сыча.

Сфера, флотилия, теперь вот Амистад… Ничего хорошего явно не предвиделось, следовательно, вероятность того, что им потребуется бежать, значительно возросла.

– Ты, очевидно, знаешь, что это такое, – осторожно начал он, – а значит, представляешь, что «прыгун» – отнюдь не пассажирский транспорт. Ты собираешься перенестись в него, оставив тут свое тело?

– Нет, – отрезал Амистад.

Боевой дрон пересек зал прибытия, двигаясь в сторону одной из толстых переборок – той, которая отделяла его от «прыгуна».

– Мы влипли, – заметил Сыч.

«Да неужто», – подумал Кроушер, решив не повторяться и не озвучивать насмешку. Предупреждения о вторжении множились. Раньше дрон только исследовал их системы, а теперь он, очевидно, задумал что-то конкретное. Ну конечно, «прыгун» – дрон собирался взять его, с разрешением или без оного.

– Зачем он тебе? – спросил Кроушер, наблюдая, как панель перед Амистадом аккуратно отделилась от стены.

Проанализировав происходящее, хайман обнаружил, что дрон овладел конструкционными наномехами, удерживавшими корабль от распада связями крепче любой сварки, – эти машинами также постоянно боролись с бушевавшими здесь внешними силами за сохранность целостности «Истока». В ответ Амистад выслал информационный пакет. Фраза «Опасайся скорпионов» была такой же по-дельфийски смутной, как и все, полученные «Истоком», и смысл ее открылся, естественно, слишком поздно. Убедившись, что архив безопасен, Кроушер переправил его Сычу.

– Интересно, – пробормотал дрон, тоже ознакомившись с причинами, по которым Амистад желал получить «прыгуна».

– Нам удастся его одолеть?

– Зависит от…

– От чего?

– Может, мы и сумеем его остановить. Но, если он привлечет все свои ресурсы, это будет стоить нам «Истока», а то и наших жизней.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – Кроушер хотел подтверждения того, что его сообщения уже подспудно предполагали.

– Да.

– Ладно, хорошо. Тогда ничего не предпринимаем.

Амистад протиснулся в открывшийся проем, и переборка встала на свое место. А Кроушер, засекший вторжение в систему «прыгуна», просто отключил защиту.

– Спасибо, – сказал Амистад.

– Не за что, – выдавил Кроушер.

Еще две переборки пропустили дрона, выведя его наконец к круглой взрывостойкой двери у основания трубы, в которой стоял «прыгун». Кое-какие приборы автоматически обесточились при чуждом проникновении, так что Кроушер снова включил их. Люк распахнулся, энергия потекла к виткам пусковой трубы. Амистад залез внутрь, и взрывозащитная створка за ним закрылась. Кроушер только надеялся, что дрон не соврал насчет того, когда и где он собирался включить двигатель, поскольку если он активирует его здесь, чтобы инициировать катапультирование, то в боку космостанции образуется огромная дыра.

Витки, к которым подключили питание, вышвырнули «прыгуна» наружу, и Кроушер с сожалением проводил его взглядом. «Прыгун» очень походил на древнюю пулю, которую оседлал скорпион. Достаточно далеко от станции – на таком расстоянии, чтобы наверняка не причинить вреда, – включился двигатель Лаумера, и пуля исчезла, оставив за собой протонный след.

– Давай налаживать этот чертов телепорт, – сказал Кроушер. – Надо поговорить с Землей-Центральной, а лично я вообще подумываю отправиться в короткий отпуск. Например, на Землю.

– Весьма разумно, – откликнулся Сыч, который – Кроушер не мог этого не заметить – впервые за много лет открыл входной люк и вошел внутрь станции.

Сфолк

Ожидая там, где велел Пенни Роял, Сфолк поглядывал на планету – побольше его родного мира, – сплющенную, как ударившийся о стену резиновый мяч. Она почти что расплавилась, океаны выкипели, а континенты дрейфовали в морях магмы. Вращаясь вокруг солнца, планета продолжала подвергаться воздействию приливных сил черной дыры, которая затягивала и ее, и светило.

Чтобы скоротать время, Сфолк занимался расчетами. Планета пройдет еще два круга, прежде чем приливные силы наконец разорвут ее, если только электромагнитные выбросы взрывов возле черной дыры не испарят ее раньше – чтобы точнее предсказать судьбу мира, требовалось составить карту внутренних объектов. Солнце продержится чуть дольше, хотя и оно уже истекало раскаленным газом, точно проколотый шарик, и поэтому окружающая Сфолка обстановка сейчас была немного лучше, чем когда он направил корабль к солнцу-гипергиганту.

– Пора, – сказал Пенни Роял.

Сфолк с радостью вывел эшетерский звездолет за аккреционный диск Лейденской воронки. Укрывшись под «хамелеонкой», несравнимо превосходившей качеством любую государственную, он запустил двигатель, который, насколько он мог судить, по-настоящему цеплялся за структуру пространства. Судя по новой информации о государственных кораблях (его ей снабдил Пенни Роял), подобный движок назывался двигателем Лаумера. Ни один из находившихся впереди кораблей таким двигателем не обладал, но, так или иначе, конечный результат от этого не изменится, ведь все они – жертвы.

Шесть ударных кораблей, два дредноута и судно, определения которому он так и не смог подобрать, хотя знал, что называлось оно «Высокий замок», украсились мишенными рамками – уничтожить их сейчас можно было тысячью разных способов, знай выбирай. Сфолк стер всю информацию об опознанных кораблях, сосредоточившись на оставшемся судне, постепенно отходившем от остальных. Переварив и усвоив часть тактических вариантов, прадор сперва забулькал от радости, но потом ощутил некоторое раздражение.

Слишком легко.

Он не знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь возможность поучаствовать в битве против Государства, и ему хотелось в полной мере насладиться боем. Варианты, насколько он понимал, ограничивали участие максимум десятью секундами, так что он отмел всё предложенное и переключился на «ручное» управление, игнорируя любые предостережения системы, врубил ускорение, уводя корабль от диска, направил его к «Высокому замку» и, открыв канал связи, сбросил «хамелеонку».

– Привет, – проклацал он на прадорском языке, зная, что бортовой ИИ поймет. – И пока.

Первый луч, красный как кровь, из тех, что применяли против экзотических материй, полоснул по обшивке «Высокого замка» за долю секунды до того, как Брокл выставил защитное поле.

Этот луч вполне мог вспороть государственный корабль, добраться до его двигателей и вывести их из строя, но Сфолк намеренно ограничил мощность и лишь оцарапал корпус чужого судна, не концентрируя удар в одном месте. Чуть погодя упрямо-настойчивые тактические дисплеи показали, что Сфолку сейчас следовало применить гравитационноволновое оружие, чтобы расплющить противника, как прадора, брошенного в прокатный стан. Так, может, выпустить одну из ракет, которая по характеристикам вроде похожа на гравитационный имплозивный источник? В наличии имелось также множество рельсотронных снарядов. Откуда они взялись, Сфолк не слишком хорошо представлял. Похоже, что корабль, когда пополнял запасы, черпая энергию из гипергиганта, заодно преобразовывал эту энергию и в материальное оружие. Тактические дисплеи разве что не орали на Сфолка, предлагая сотни различных способов – и комбинаций способов – уничтожить корабль противника. Но он опять всё отверг.

«Высокий замок» включил термоядерный двигатель, запустил гравитационные и рулевые движки, уходя от аккреционного диска на скорости, при которой сила тяжести внутри судна наверняка возросла тысячекратно. Корабль Сфолка устремился в погоню, и воздух вокруг прадора сгустился янтарем. Мысли потекли медленно, вяло, и он все-таки выстрелил из рельсотрона, намереваясь лишить противника хотя бы части движущей силы. Корабль впереди вильнул, прикрываясь силовым полем. Удар получился настолько мощным, что Сфолк ожидал увидеть выброс перегоревшего проектора, но Брокл быстро учился. В последний миг поле чуть наклонилось, отклоняя снаряд от прямого курса – и от двигателей.

Досадно.

Да, в настоящий момент у Сфолка было военное преимущество, но интеллектуально он, возможно, уступал противнику. На борту «Высокого замка» явно что-то происходило, поскольку приборы фиксировали огромный расход энергии, да и данные на тактических дисплеях Сфолка менялись.

Брокл что-то затеял.

Едва ли понимая, что делает, Сфолк воспользовался одним из предложенного ему оружия и выпустил направленную гравитационную волну. А секундой позже его тактический дисплей застыл, корабль вильнул, конструкции вокруг зазвенели, как натянутые струны, – судно будто споткнулось о невидимый камень на незримой дороге, оставив взрыв далеко позади. Гравитационная волна не пошла. Сфолк попытался понять, что говорили ему дисплеи, и, помучившись, сообразил, что корабль противника выстрелил – и У-прыжковый снаряд едва не взорвался изнутри. Действуя почти инстинктивно, Сфолк повел плотный обстрел из рельсотронов и одновременно применил атомные лучи. Должно сработать.

Второй корабль вскинул силовое поле – диск диаметром в восемьсот метров, – а долей секунды позже из порта рельсотрона вырвался какой-то цилиндрический объект. Атомные лучи выбивали из поля странные радуги. Через мгновение цилиндр, находившийся уже за силовым полем, сдетонировал, и поле свернулось. Лучи вонзились в корабль, замешкались на миг, наткнувшись на броню – и принялись сверлить обшивку. Но Брокл, похоже, не сдавался. За новым цилиндром воздвиглось новое силовое поле. Тактические дисплеи Сфолка обезумели. Поле начало выгибаться, словно вздуваясь от жара, но теперь атомные лучи его, похоже, не беспокоили. Затем «Высокий замок» резко изменил направление и затормозил. Быстро несшиеся рельсотронные снаряды просто промахнулись.

Внутренняя защита отключилась, и Сфолк обнаружил, что задыхается. Всё тело болело, зато разум заработал лучше.

«Быстро, однако», – понял он. За время их короткого боя Брокл умудрился создать работоспособную копию генераторов Пенни Рояла.

– Зря ты не обращал внимания на тактические дисплеи, Сфолк, – прошептал Пенни Роял. – А теперь уже слишком поздно.

Почему – слишком поздно?

Сфолк вновь попытался применить гравитационно-волновое оружие. Волна прокатилась по разделявшему корабли пространству, и на гравитационной карте системы зарябило пространство-время. Но Сфолк уже понял, что что-то упустил: второй корабль направлялся прямо к черной дыре. Прежде чем волна добралась до него, «Высокий замок» выбросил еще пять цилиндров, каждый тут же сотворил свою часть дуги силового поля – и куски наконец соединились в замкнутую сферу. Впрочем, такая защита вряд ли могла уберечь от гравитационного оружия. Волна ударила – и Сфолк оцепенев, увидел, как силовое поле с застывшим внутри кораблем стало качаться, оседлав волну, то появляясь, то исчезая.

В следующий миг вакуум вокруг окрасился темно-коричневым, потом – ярко-оранжевым, а дисплеи Сфолка сообщили о многочисленных ударах. Они уже вошли в аккреционный диск, и это негативно отразилось на дисплеях. Но у Сфолка оставалось еще оружие, и прадор сделал выбор: можно было создать виток в подпространстве, почти как тогда, когда эшетерское судно накапливало энергию. Но тут он обнаружил, что не может прицелиться, потому что теперь их трепали приливные силы черной дыры и пространство между противниками буквально бурлило от радиации.

Меж тем корабль впереди исчез, оставив лишь дугу фотонов, выбившихся из потока квантовой пены. Исчез он, впрочем, ненадолго, приборы Сфолка почти сразу засекли его выход из У-пространства в ста шестидесяти миллионах километров за черной дырой, над плоскостью диска. Прыжок был рассчитан плохо – корпус корабля покорежило, он истекал огнем. Но мгновением позже «Высокий замок» снова нырнул в У-пространство.

Сердясь на себя за глупую самонадеянность, Сфолк углубился в изучение У-характеристик «Высокого замка». Раньше тот вполне успешно скрывал их, но, получив повреждения после первого прыжка, уже не мог утаить место своего назначения. Брокл направлялся к одной из планетарных систем, увлекаемых в Лейденскую воронку.

– Брось, – сказал Пенни Роял. – Ты усвоил урок.

– Урок? – щелкнул Сфолк.

– Да, урок, – ответил Пенни Роял. – Теперь иди и уничтожь остальные корабли, только на сей раз без глупых игр.