Дворцовые интриги на Руси

«Яко съ отрави бѣ ему смерть»

Год 1162 г. киевский летописец занес на страницы своей хроники любопытное и трагическое известие. В далеком византийском городе умер руский князь Иван Берладник. Умер не естественной смертью, а был отравлен коварными византийцами. Вот как об этом сказано в летописи:

«Том же лѣтѣ преставися князь Иванъ Ростиславичь, рекомый Берладникъ, в Селуни и инии тако молвяхуть яко съ отравы бѣ ему смерть»[116].

Кто такой Иван Берладник и как он оказался в далеком греческом городе?

Летописцы не удостоили этого мятежного русского князя особым вниманием, однако и то, что сообщили, дает яркое представление о его драматической жизни. Происходил Иван Берладник из княжеского рода, начало которому положил старший сын Ярослава Мудрого Владимир.

Сын Владимира Ростислав, согласно распределению волостей после смерти Ярослава Мудрого, получил Червенские города. Стремление к самостоятельности стоило ему удела. Под давлением дядьев Изяслава, Святослава и Всеволода он в 1064 г. вынужден был оставить Галичину и бежать в Тмутаракань. Выдворив оттуда сына Святослава Глеба, Ростислав утвердился на этом далеком русском престоле. Казалось, Ярославичи должны были успокоиться, непокорный племянник оказался далеко от Руси и не мог составить им конкуренцию в борьбе за Киев. Но не тут-то было. Они (по-видимому, инициатива исходила от Святослава) достали его и там. В Тмутаракань прибыло посольство греков во главе с наместником Херсонеса (Корсуня — в русских летописях). На одной из прощальных пирушек наместник незаметно подлил в братину[117] яд и передал ее Ростиславу. Князь выпил вино и на восьмой день скончался.

Так трагически оборвалась жизнь первого князя Галичины, основателя сильной княжеской династии, князя-изгоя, прадеда Ивана Берладника, судьба которого удивительным образом будет напоминать судьбу его знаменитого пращура.

В Галичине тем временем правили сыновья Ростислава: Рюрик, Василько и Володарь. В 1124 г. их сменили внуки Ростислава, разделившие Галичину на четыре части. Это не могло не привести к внутренней усобице. Первыми не поделили власть сыновья Володаря — Ростислав и Володимирко. В 1126 г. между ними произошел военный конфликт, который не выявил победителя. Ростислав осадил Звенигород, но взять его не смог. В том же году он скоропостижно скончался, оставив своим наследником сына Ивана. Эта смерть прошла мимо внимания летописцев. Неизвестной осталась даже ее точная дата. Однако то, что она случилась в момент подготовки Ростислава к новому противоборству с Володимирком, позволяет предполагать, что здесь не обошлось без коварства звенигородского князя.

Надежды Володимирка, что со смертью брата у него не будет конкурентов, не оправдались. Дело Ростислава продолжил его сын Иван, известный больше под прозвищем Берладника. В. Татищев полагал, что он получил его от матери, которая происходила из Берладской земли. Есть, однако, достаточно оснований полагать, что еще при жизни отца Иван был князем Днестро-Дунайского Понизовья, которое уже с ІХ-Х вв. сформировалась как некая русская вольница — прообраз позднейших казацких сечей. Административным центром этой земли был город Берладь. Княжение в нем Ивана Ростиславича, возможно, и закрепило за ним такое прозвище.

Около 1143 г. или начала 1144 г. летописцы называют Ивана Ростиславича звенигородским князем. Каким образом это произошло, неизвестно. По праву наследования отцовских владений Иван должен был получить Перемышль. Но главным распорядителем в Галичине теперь был Володимирко, и ему надлежало решать, какой престол дать племяннику. Конечно, это решение не было спонтанным. Володимирко продумал его в деталях. Передавая Берладнику Звенигород, из которого ушел сам, он, во-первых, подчеркивал свое старшинство, во-вторых, имел возможность через верных людей следить за каждым шагом племянника, которому не доверял, и, в-третьих, отлучал его от Перемышля, где была или могла составиться во главе с Иваном Ростиславичем позиция из людей, которые служили еще его отцу.

Последующие события покажут всю обоснованность опасений Володимирка. Иван Ростиславич, внешне сохраняя лояльность к Галицкому князю, не мог простить ему смерти отца и, разумеется, не оставил надежды достичь того, в чем не преуспел родитель.

В 1144 г. возник конфликт между великим киевским князем Всеволодом Ольговичем и Володимирком Володаревичем. Непосредственным поводом к нему были претензии галицкого князя к сыну Всеволода Святославу, который занимал волынский престол. Попытка киевского князя мирно уладить порубежные споры не увенчалась успехом, и тогда он двинул на Галичину полки многих русских князей. С запада против Володимирка выступил польский князь Володислав, который был женат на дочери Всеволода Звениславе.

Володимирко с Иваном Ростиславичем закрылись в Звенигороде. Стратегически их выбор был безупречен. Город имел мощные укрепления, к тому же практически со всех сторон его окружали труднопроходимые топи поймы речки Белка. Чтобы подойти к городу, войскам Всеволода Ольговича пришлось мостить гати, а это не позволяло ввести в бой одновременно все силы: «И ста исполчивъся передъ городомъ на болоньи симь же бяше полкомъ нѢлзѣ битися с ними тѣсноты ради, зане бяху болота прошли»[118].

Перегруппировка войск Всеволода вызвала панику в лагере Володимирка. Решив, что киевские полки пойдут на Галич, и опасаясь за судьбу своих семей, галицкие дружинники вынудили Володимирка пойти на мировую. Тот обратился к брату Всеволода Игорю с просьбой примирить его с великим князем, за что обещал поддержку его в овладении киевским столом после смерти Всеволода. Позже, когда Игорь окажется в чрезвычайно тяжелом положении и возникнет угроза его жизни, Володимирко и не вспомнит о своем обещании.

Игорь склонил Всеволода заключить с галицким князем мирное соглашение. Решающим аргументом, по-видимому, было согласие Володимирка уплатить большую контрибуцию. За свой труд Всеволод получил 1400 гривен серебра, которые он разделил между всеми участниками похода. Во время переговоров Всеволод имел личные встречи с Володимирком и, очевидно, с Иваном Ростиславичем. Есть основания предполагать, что на этих встречах могли иметь место и какие-то сепаратные переговоры Берладника с великим князем. Последний был заинтересован в этом, чтобы ослабить позиции галицкого князя, а Иван, вероятно, рассчитывал приобрести в лице Всеволода союзника в своей будущей борьбе за Галич. Конечно, это только предположение, однако в свете последующих событий оно кажется вполне правдоподобным.

В том же 1144 г. княжеская судьба Ивана Берладника вознесла его на вожделенную вершину власти в Галичине, а затем бросила в лихолетье изгойства. А случилось вот что. Володимирко Володаревич отправился на зимнюю охоту в окрестности Тисьменича, что в 20-25 километрах от Галича. Как только князь с ближайшими слугами покинул город, галицкие бояре отправили в Звенигород посольство с приглашением Ивану Берладнику занять Галич. Тот без колебаний согласился и тут же поскакал в столицу Галицкой земли. Создается впечатление, что столь судьбоносное приглашение не было для него неожиданным. Не исключено, что еще раньше, может, в Звенигороде, оно уже обсуждалось Иваном и Галицкими боярами. Он и его сообщники только дожидались удобного случая.

Заняв галицкий престол, Иван Ростиславич почему-то не воспользовался преимуществом своего положения и не предпринял попытки изолировать Володимирка. Ему необходимо было немедленно идти к Тисьменичу, взять в плен дядю и продиктовать ему свои условия. Он же спокойно сидел в Галиче и неспеша привыкал к своей новой роли.

Иначе вел себя Володимирко Володаревич. Узнав о предательстве галичан и занятии престола племянником, он в короткое время собрал дружину и появился под стенами Галича: «Володимиръ же слышавъ, съвкупи дружину и прииде на нь к Галичю, и ста около города»[119]. По существу, Володимирко блокировал Галич, перекрыв все дороги, которые вели к нему. Осажденные делали отчаянные попытки сбить его дружины с занимаемых позиций, но безуспешно. Стороны несли значительные потери, не достигая решающего преимущества. В худшем положении, естественно, оказались галичане. Володимирко мог держать Галич в осаде сколь угодно долго, тогда как осажденные, испытывая затруднения с продовольствием, должны были рано или поздно или отважиться на генеральное сражение, или сдаться на милость победителя.

Иван Ростиславич понимал всю пикантность своего положения и после трехнедельного вялотекущего противостояния вывел свои дружины против воев Володимирка. Произошло это в ночь на 18 февраля 1145 г. Начало боя складывалось как будто в пользу Берладника. Однако затем все обернулось против него. Скорее всего, Володимирко просто перехитрил его. Заманив нападавших в глубь своих позиций, он затем сомкнул фланги и отрезал их от города: «И нельзѣ бяше, — пишет летописец, — възъвратитися ему у градъ»[120].

Попав в окружение и пребывая, очевидно, в сильной панике, Берладник решил пробиваться не к городу, а в поле. Это ему удалось. Он бежит сначала на Дунай, а оттуда, как уточняет летописец, «ко Всеволоду Киеву».

Конечно, не будь между Берладником и великим князем каких-то предварительных договоренностей, вряд ли он осмелился бы на такой шаг. Идя в Киев, Иван был уверен, что Всеволод не выдаст его Володимирку, и надеялся, по-видимому, на помощь при возвращении потерянного престола.

Но почему Берладник так усложнил свою задачу? Почему не вернулся в Звенигород, где он был вполне законным князем и где ему значительно легче можно было оказать помощь в случае интервенции Володимирка? Да и так-то просто было овладеть Звенигородом, в чем имел возможность убедиться в предыдущем году сам великий киевский князь. В летописи на этот логичный вопрос нет ответа. Не исключено, что причиной ошибки была полная растерянность Берладника, которому только одна мысль казалась спасительной: бежать в Киев. А может, у него и не было иного выхода. Путь назад, на Звенигород, был ему просто заказан. Приняв приглашение галичан, он вошел в конфликт со звенигородской старшей дружиной и потерял ее поддержку.

Возвращаться в город, которым он так легкомысленно пренебрег в пользу Галича, было небезопасно. Его могли пленить и выдать Володимирку. Еще целую неделю галичане обороняли город в надежде на то, что Иван Берладник соберет дружину и вернется к ним. Со временем, не имея от него никакого известия и поняв, что они сделали ставку не на того князя, галичане открыли Галицкие ворота. Войдя в город, Володимирко жестоко расправился с организаторами мятежа: «Володимеръ же вшедъ в Галичь, многы люди исѣче, а иныя показни казнью злою»[121].

После случившегося Володимирко прочно укрепился на Галицком престоле, а Иван Ростиславич превратился в князя-изгоя, судьба которого на долгие годы оказалась в руках его более удачливых сородичей.

Разумеется, все надежды Берладник связывал с Всеволодом Ольговичем. Несмотря на заключение мирного соглашения 1144 г., отношения его с Володимирком оставались натянутыми. Вскоре они, по-видимому, из-за Ивана Ростиславича, еще более ухудшились. Володимирко предпринял грабительский поход на западное киевское порубежье, а Всеволод ответил мощным вторжением в Галичину. Теперь его поход к Звенигороду обретал юридическое обоснование. Это был город, в котором только недавно княжил Иван Ростиславич. Овладение им, по-существу, должно было обозначать всего лишь восстановление великим князем законных прав Берладника. Как глава государства он просто обязан был защищать поруганную честь своих вассалов.

Казалось, падение Звенигорода предрешено. После того как киевские полки овладели острогом, звенигородцы собрали вече и приняли решение сдать город. Но тут вмешался воевода Иван Халдеевич и решительно изменил течение событий в пользу Володимирка. Убив трех главарей веча и перебросив их через городские стены, он подавил мятеж. Показательная казнь произвела на звенигородцев сильное впечатление, и они сохранили верность Галицкому князю. «И начашася, — повествует летописец, — звенигородьци оттолѣ бити без лести»[122]. Все попытки Всеволода овладеть Звенигородом силой не приносили желаемого успеха. Звенигородцы стояли насмерть.

Пришлось Всеволоду снять осаду Звенигорода и прекратить военную акцию против Володимирка. Он собирался возобновить поход в летнюю жару, когда подсохнут дороги, но его болезнь, а затем и смерть, наступившая 1 августа 1146 г., помешали осуществлению этого замысла.

Наверное, больше всех горевал Иван Берладник. Безвременная кончина Всеволода Ольговича означала крушение всех надежд галицкого изгоя. Сменивший Всеволода на великокняжеском престоле Изяслав Мстиславич не захотел воспользоваться сомнительными услугами Берладника и не приблизил его к своему двору.

Пришлось Ивану Ростиславичу идти на службу к новгород-сиверскому князю Святославу Ольговичу. Вместе с ним он оказался в конфликте с великим князем Изяславом Мстиславичем. Это обстоятельство, по-видимому, вынудило его сменить сюзерена. Потеряв всякую надежду войти в доверие к Изяславу, он делает ставку на его брата — смоленского князя Ростислава: «И ту отступи его (Святослава Ольговича. — П. Т.) Иванко Берладникъ къ Ростиславу Смоленьскому князю вземъ у Святослава 200 гривенъ серебра, же 12 гривни золота»[123]. Видимо, за такую цену Берладник служил Святославу Ольговичу и согласился воевать против союзников Изяслава Мстиславича.

Три года находился на службе у Ростислава галицкий изгой Иван Берладник и в течение всего этого времени так и не смог заслужить расположение его брата Изяслава. Он оставался равнодушным к судьбе Ивана и не проявлял никакого желания связываться с безземельным князем.

Поняв это, Берладник решил еще раз поменять сюзерена. Теперь его взоры обратились к Юрию Долгорукому. Кандидатура суздальского князя казалась ему тем более подходящей, что тот вел с Изяславом Мстиславичем борьбу за Киев и несколько раз овладевал им. Когда это вновь случилось в 1149 г., Берладник перешел на сторону Юрия.

Надеждам Ивана Ростиславича, однако, и на этот раз не суждено было сбыться. Более того, поступив на службу к Юрию Долгорукому, он совершил, возможно, наиболее трагическую ошибку в своей жизни. Резкая перемена отношения суздальского князя к Берладнику произошла после неудачного похода Ивана против новгородских данников. Вот как сообщает об этом новгородский летописец: «На то же лѣто идоша даньници новгородьстии въ мало; и учювъ Гюрги оже въ малѣ шли, и посла князя Берладьскаго съ вои, и бивъшеся мале негде, сташа новгородьци на островѣ, а они противу ставше, начаша городъ (укрепления. — П. Г.) чинити въ лодьяхъ идоша новгородьци к нимъ на третий день, и бишася: и много леже обоихъ, нъ суждальць бещисла»[124].

Реакция Юрия Долгорукого на разгром суздальской дружины на Белом озере была скорой и неожиданной. Обвинив в случившемся Берладника, он заключил его под стражу и бросил в поруб. По существу, это был лишь повод, поскольку причина гнева заключалась в другом. Юрий поддерживал хорошие отношения с Володимирком Володаревичем и, вероятно, просто выполнил его просьбу. Ведь для галицкого князя Берладник был вечной зубной болью. В соответствии с родовым порядком наследования престолов после смерти Володимирка старшим князем Галицкой земли оставался именно Иван Ростиславич. Такая перспектива постоянно тревожила Володимирка, который хотел передать престол своему сыну Ярославу, а поэтому он приложил все силы, чтобы изолировать племянника. Проживание того на далеком северо-востоке Руси, да еще и в заключении, практически лишало его сил претендовать на Галич.

Последующие события свидетельствовали, что суздальское заключение Берладника могло оказаться и пожизненным. В 1150 г. дружеские отношения Юрия Долгорукого и Володимирка были скреплены браком их детей, Ольги Юрьевны и Ярослава Владимировича. Это лишало Ивана Ростиславича последних надежд на будущее.

Семь долгих лет томился галицкий князь-изгой в суздальском заточении. За это время на Руси произошло много перемен. В 1153 г. в Галиче умер Володимирко, и галицким князем стал его сын Ярослав. В 1154 г. умер великий киевский князь Изяслав, и его место занял Юрий Долгорукий. Между зятем и тестем, по-видимому, состоялись переговоры относительно дальнейшей судьбы Берладника. Он все еще представлял для галицкого князя потенциальную опасность, и Ярослав вынашивал планы его ликвидации.

В 1157 г. из Галича в Киев прибыло большое посольство во главе с князем Святополком и воеводой Кснятином Сирославичем. Целью его было встретить в Киеве Ивана Ростиславича и препроводить его в Галич. Внешне все обставлялось с княжеской пышностью, но в действительности реализовывался зловещий план ликвидации Берладника. В Киев он был доставлен не как князь, которому собираются вернуть волость в Галицкой земле, но как арестант. Вот как описывает прибытие в Киев Берладника и галицкого посольства киевский летописец: «В то же веремя бяше привелъ Гюрги Ивана Ростиславича рекомого Берладника, исъ Суждаля, окованного, хотя дати Ярославу, зяти своему, прислал бо бяше Ярославъ уже по Берладника Святополка князя и Кснятина Сѣрославича съ многою дружиною»[125].

Все шло по согласованному Юрием Долгоруким и его зятем Ярославом сценарию, и, казалось, Берладнику не миновать беды. Но неожиданно в судьбе галицкого князя-изгоя приняли участие киевский митрополит и все высшее духовенство. Они решительно воспротивились действиям Юрия и потребовали не чинить расправы над Берладником, с которым он, кстати, и крест целовал: «И нача молвити митрополитъ и игумени вси Гюргеви, рекуче: грѣхъ ти есть целовавши к нему хрестъ, держиши в толицѣ нужи а и еще хощеши выдать на убийство»[126]. Юрий не решился ослушаться митрополита. Ожидавшаяся передача Берладника Галицкому посольству была отменена. Однако вместо того, чтобы отпустить его на свободу, чего, собственно, и добивался митрополит, Юрий принимает решение отправить его обратно в Суздаль.

Дальнейшие события развивались совсем уж непредвиденно. В драме Берладника появилось еще одно действующее лицо — черниговский князь Изяслав Давидович. Узнав о возвращении в Суздальскую землю Ивана Ростиславича, он послал свою дружину, которая отбила его у суздальцев и привезла в Чернигов. «И тако же, — говорит летописец, — избави Богъ Ивана от великия тоя нужа»[127].

Этим богом для Берладника стал Изяслав. Судьба его сделала еще один крутой поворот. Вместо смерти или пребывания в заточении — положение вельможного гостя при черниговском княжеском дворе. В отличие от всех других альянсов Ивана Ростиславича, зиждившихся на политических интересах, его дружба с с Изяславом Давидовичем отличалась искренностью и сердечностью. Конечно, черниговский князь, замышлявший поход на Юрия Долгорукого, мог рассчитывать на Ивана Берладника, но его спасительная акция, вероятнее всего, обуславливалась не этим, а соображениями гуманности. Их дружба продлится до последних дней, и можно только сожалеть, что жить обоим оставалось очень недолго.

После скоропостижной смерти Юрия Долгорукого в Киев первым прибыл Изяслав Давидович и занял великокняжеский престол. В его обозе, разумеется, был и Иван Берладник. Теперь он мог быть наделен какой-либо волостью в Киевской или Черниговской земле, но этого не произошло. По-видимому, оба князя вынашивали планы возвращения Берладника в Галичину и искали удобного повода для этого. Замыслы Изяслава Давидовича и Ивана Ростиславича были слишком откровенны, чтобы их не мог разгадать хитрый Ярослав. Поэтому он пытается упредить ситуацию и собирает союзников против великого князя. Убедив Святослава Ольговича, Ростислава Мстиславича. Мстислава Изяславича и других русских князей в том, что главной причиной нестабильности на Руси является мятежный князь Иван Берладник, он побуждает их выступить на Изяслава Давидовича. К этой внутренней акции Ярославу удалось привлечь также своих угорских и польских союзников. Таким образом, дело Берладника приобретало чуть ли не всеевропейскую огласку.

В 1159 г. Изяславу Давидовичу был предъявлен ультиматум. Исходил он, прежде всего, от Ярослава, но его поддержали и другие русские князья, а также поляки и венгры. В Киев было направлено представительное посольство с требованием выдать Берладника. Здесь, по-видимому, уместно предоставить слово летописцу и прислушаться внимательно к его рассказу. Вот он. «Том же лѣтѣ нача Ярославъ Галичьскыи искати Ивана Ростиславича, стрьичича своего. Ярославъ бо бяше подъмолвилъ князѣ Рускиѣ и короля и лядския князя да быша ему были помочьници на Ивана, и обьщашася ему вси, и послаша послы к Киеву къ Изяславу Давидичю: Ярославъ Галичьский Избигнѣва, Святославъ Олгович Жирослава Иванковича, Ростиславъ и Мьстиславич, Мьстиславъ Изяславичь Жирослава Васильевича, Ярославъ Изяславичь Онофрия, Володимеръ Андрѣевич Гаврила Васильковича, Святославъ Всеволодичъ Киянина, король мужа своего, и от Ляховъ мужь свои»[128].

Как видим, на Изяслава Давидовича оказывалось беспрецедентное давление. Устоять перед ним было чрезвычайно сложно. Ведь на кону оказывалось, собственно, его великокняжеское благополучие. Изяслав не мог не знать, что за дипломатическим давлением последует и военное. Противостоять же сразу стольким князьям он, разумеется, не мог. Благоразумие подсказывало сдать Берладника Ярославу, но крестное целование не позволяло сделать этого. К своему несчастью, Изяслав Давидович был слишком честен, а поэтому решительно отверг требование посольства: «Изяславъ же препрѣвь всих, и ответъ имъ давъ, отпусти я»[129].

Казалось, опасность миновала, и Берладник мог спокойно оставаться в Киеве под защитой Изяслава. Однако он неожиданно покидает своего единственного верного союзника. Летописец полагает, что он испугался столь массированного демарша Ярослава и его союзников и, не будучи уверенным в прочности своего положения, бежал «в поле къ Половцемъ». Согласовал ли он свои действия с Изяславом, неизвестно. Скорее всего, да, ибо трудно представить, чтобы уход к половцам, которые предоставят ему войско для похода на Галицкую землю, был спонтанным, не обеспеченным предварительными договоренностями.

Вскоре под знамена Ивана Ростиславича собралась шеститысячная армия, состоящая из половцев, берладников и, по-видимому, ближайших его сторонников. По мере продвижения ее по южному Галицкому порубежью она пополнялась беглыми смердами. «А смерди скачют чересъ заборола къ Иванови и перебеже их 300». Был взят город Кучельмин. Затем вой Берладника осадили Ушицу. Без боя город не сдавался, к тому же накануне к его защитникам подошла подмога от Ярослава Осмомысла. Половцы предложили Берладнику свои услуги, но потребовали отдать им город на разграбление. Иван не согласился на это, и тогда половцы обиделись и ушли от него. Вслед за ними, по всей видимости, покинули его и берладники. Непрочная, скроенная на скорую руку армия Ивана Ростиславича распадалась на глазах.

Пришлось Изяславу Давидовичу в очередной раз спасать своего неудачливого союзника. Он посылает за ним гонцов и приводит в Киев. Факт этот, походя отмеченный летописью, дает основание предполагать, что Изяслав был в курсе акции Берладника, следил за ней и, едва только она провалилась, поспешил ему на выручку.

Тем временем в Киеве стало известно, что Ярослав Осмомысл и его союзники готовятся к походу на Изяслава Давидовича, чтобы силой вынудить его выдать Берладника. Опасаясь, что к нему присоединятся и его черниговские родичи, Изяслав задабривает их передачей волостей во главе с Мозырем и Чичерском, а затем созывает на съезд в Лутаву на крестное целование. Получив богатые наделы и подарки, чернигово-сиверские князья заключают между собой соглашение о единстве действий. Изяслав спешит сообщить эту новость в Галич и Владимир, после чего галицкий и волынский князья принимают решение не идти на Киев.

Стратегическая инициатива, как казалось Изяславу Давидовичу, постепенно переходила на его сторону, и теперь уже он начал готовить поход на Галич. Целью его было обеспечить, наконец, безземельного Берладника волостью. Параллельно с военной подготовкой с галичанами велись переговоры, разумеется, втайне от Ярослава Осмомысла и, конечно же, не со всеми, а только с теми, кто пребывал в оппозиции к своему князю. Как свидетельствует летопись, галичане просили Ивана идти к Галичу, и когда они увидят его стяги, то отступятся от Ярослава и перейдут на его сторону: «Слахуть бо ся к нему галичяне веляче ему всѣти на конь и тѣмь словомъ поущивають его к собѣ, рекуче: Толико явиш стяги и мы отступимъ от Ярослава»[130].

Изяслав шлет к черниговским князьям грамоты и просит их поддержать его в походе на Галич. Святослав Ольгович как старший в роде пытается отговорить его от столь опрометчивого шага. Он бы понял и поддержал Изяслава, если бы тот искал волости брату или сыну, однако сражаться за изгоя он считает неразумным. Изяслав не прислушался к этому совету и сам выступил из Киева. Под Василевом его настиг посол Святослава Георгий Иванович и передал просьбу не продолжать поход, а вернуться назад в Киев. Изяслав и на этот раз не принял совета Святослава. Более того, он приказал послу передать своему князю, чтобы тот не обижался, если ему придется уйти из Чернигова к Новгород-Сиверский за свое ослушание и отказ в помощи.

От Василева немногочисленное войско Изяслава ушло к Мунареву, где и остановилось лагерем. Здесь к нему должны были присоединиться дружины его племянника Святослава, союзные половцы, а также берендеи и торки.

Узнав о собирании Изяславом сил для похода на Галич и воспользовавшись неспешностью их продвижения, навстречу им двинули свои полки Ярослав Осмомысл и Мстислав Изяславич. Пока Изяслав Давидович стоял под Мунаревом, они обошли его стороной и без боя заняли Белгород. Поняв свою оплошность, Изяслав и Берладник также идут к Белгороду и берут город в осаду. В помощь им привел сюда 20-тысячную орду половцев хан Башкорд. Началось длительное и кровавое противостояние сторон.

Сил у Изяслава было достаточно, чтобы овладеть Белгородом и нанести поражение галицко-волынским полкам, однако Мстиславу и Ярославу посредством подкупа торков и берендеев удалось расколоть коалицию. Получив больше, чем от Изяслава и Берладника, берендеи и торки оставили боевые позиции и ушли от Белгорода. Изяслав Давидович попытался было предотвратить это предательство, но когда он прибыл на позиции союзников, то увидел лишь догорающие повозки. За берендеями ушли и половцы, вероятно, также перекупленные Мстиславом и Ярославом. Так за одну ночь развалилась осада Белгорода, и Изяслав Давидович остался практически без армии. В таких условиях приходилось думать не о продолжении борьбы, а о собственном спасении.

Понимая всю сложность своего положения, Изяслав не решился вернуться в Киев, а через Вышгород бежал к Гомелю. Оттуда он вместе с Берладником перебрался во Вятичскую землю и стал ее фактическим правителем. По существу, Изяслав занял в этом крае положение равноправного соправителя Святослава Ольговича, его власть признавали многие мелкие княжества. Возможно, он мог закрепиться на вятичском престоле и надолго, но ему было этого мало. Неудержимо манили к себе Чернигов и Киев.

К 1161 г. Изяславу Давидовичу удалось собрать под своими знаменами значительные силы. Кроме его традиционных, хотя и ненадежных союзников — половцев, в походе на Киев приняли участие Святослав Всеволодович и Олег Святославич. Союзники перешли Днепр по льду под Вышгородом и появились под стенами столицы Руси.

Великим князем в это время был уже Ростислав Мстиславич. Естественно, уступать Киев Изяславу он не желал. В районе подольского столпия произошла кровавая битва, в которой удачливее оказались дружины черниговских князей. Ростислав, по совету своих воевод, ушел в Белгород, а Изяслав вошел в Киев. 12 февраля он совершил акт восшествия на престол в Софии и в тот же день выступил на Белгород. Вместе с ним, естественно, находился и Иван Берладник.

Летописцы замечают, что осада Белгорода войсками Мстислава Изяславича совпала с затмением Луны. На ее диске, который медленно плыл по небосклону от востока до запада, люди увидели двух ратников, которые схлестнулись в поединке. Старые люди полагали, что это плохой знак, предвещающий княжескую смерть.

Во время подготовки к штурму Белгорода к Изяславу Давидовичу прибыл посол от Святослава Ольговича. Умудренный жизнью старый князь просил Изяслава не доводить дело до кровопролития, а приступить к мирным переговорам с Ростиславом. К сожалению, и на этот раз Изяслав не пожелал воспользоваться разумным советом. В ответе двоюродному брату он заявил:

«Братья моя воротившеся поидуть у волость свою, а мнѣ ся воротити, в Половци не могу ити, а у Выри не могу голодом мерети, а лѣпле хочю сде умерети»[131].

Конечно, Вырь не Киев, но, говоря о голодной смерти, Изяслав покривил душой. Просто после черниговского и киевского престолов он считал унизительным сидеть в каком-то заштатном городке. Поэтому предпочитал лучше умереть, чем возвращаться в Вырь.

Четыре недели длилась осада Белгорода без каких бы то ни было надежд на успех. Ростислав и не думал сдаваться, а Изяслав не решался идти на штурм города. Трудно сказать, чем бы закончилось это противостояние, если бы на выручку осажденным не пришли владимирские и галицкие полки. Боясь оказаться между двух огней, Изяслав снял осаду Белгорода и отступил к Киеву. На Желяни торки настигли отступавших и нанесли им сокрушительное поражение. Изяслав Давидович пытался спрятаться в лесу, но его настиг воевода торков Воибор Негачевич и ударил саблей по голове. Другой удар в бедро сбил князя с коня, и он замертво рухнул на землю.

Когда к месту этого столкновения прискакали Мстислав с Ростиславом, Изяслав лежал на земле, истекая кровью. Эта трагическая смерть случилась 6 марта 1162 г.

Вряд ли ее хотели Ростислав и Мстислав. Оплакивая Изяслава, Ростислав причитал, что тот, не удовлетворившись Черниговом, хотел отобрать у него Киев, а когда это ему удалось, стремился выбить его еще и из Белгорода. Конечно, замирись Изяслав с Ростиславом под Белгородом, смерти этой не было бы. Но тогда не было бы и Киева. Ростислав вряд ли согласился бы вернуть его Изяславу. Пришлось бы удовлетвориться Вырем, что для него было горше смерти.

Тело Изяслава было положено сначала в монастыре св. Семиона в Копыревом конце, а затем перевезено в Чернигов и погребено в церкви святых Бориса и Глеба.

А что же произошло с Иваном Берладником? В драматическом противостоянии Изяслава и Ростислава, закончившемся гибелью первого, галицкий изгой, наверное, был рядом со своим сюзереном. Ведь, по существу, из-за него в последние годы и кипели междукняжеские страсти. Не будь сообщения о его смерти в Се луни, которым начинается этот очерк, можно было бы подумать, что он сложил свою неспокойную голову в кровавой битве на Желяни.

Но этого не случилось. Берладник, по-видимому, был пленен и отдан Ярославу Осмомыслу. А тот, не желая портить свою репутацию самоличной расправой над беззащитным двоюродным братом, перепоручил это черное дело союзным ему византийцам. Берладник был сослан в Византию и там вскоре насильственно умерщвлен. Косвенным соучастником Ярослава Осмомысла в убийстве Берладника был, похоже, претендент на Византийский трон Андроник, с которым галицкий князь находился в родственных связях и поддерживал добрые отношения. Сказанное подтверждают события 1165 г. Потерпев очередную неудачу при попытке свергнуть с трона своего двоюродного брата Мануила I, Андроник вынужден был покинуть Византию. Временный приют он нашел не где-нибудь, а при дворе Ярослава Осмомысла в Галиче. Более того, Андроник был наделен даже несколькими городами, как говорит летописец, «на утешение». Необычайно пышными были и проводы греческого соискателя трона в Царьград после того, как он примирился с императором Мануилом I Комнином. Ярослав послал с ним епископа Кузьму, наиболее близких и верных бояр и, разумеется, воинский эскорт. Конечно, все это выглядит как благодарность Андронику за оказанную им Ярославу большую услугу. Очень может быть, что за помощь в ликвидации Ивана Берладника. На совести Андроника и в период его претендентства, и тогда, когда он занимал императорский трон, столько загубленных жизней, что такое предположение не кажется невероятным.

Из всего сказанного очевидно, что судьба не была милостива к Ивану Ростиславичу. Вкусив непродолжительную радость обладания звенигородским и галицким престолами, он затем долгих двадцать лет провел на положении князя-изгоя. В качестве наемного кондотьера он служил Всеволоду и Святославу Ольговичам, Ростиславу Мстиславичу, Юрию Долгорукому, Изяславу Давидовичу, исколесил Русь вдоль и поперек, преодолев путь в пятнадцать тысяч километров, семь лет находился в суздальском заточении, неоднократно подвергался опасности физического уничтожения и, наконец, закончил свою драматическую жизнь вдали от Родины.

Несправедливость судьбы тем более огорчительна, что коснулась она жизни, в общем-то, доброго и порядочного человека, хотя и совершенно не приспособленного к жестоким условиям конкурентной междукняжеской борьбы. Благородство и искренность были слабыми помощниками в соревновании за галицкий престол. А коварству и клятвоотступничеству Иван Берладник не был обучен. Возможно, разреши он половцам грабить днепровские города, его поход на Галич был бы успешным. Русские князья часто пользовались услугами половцев, а расплачивались за это жители городов и сел, лежавших на пути продвижения «союзников» . Берладник не пошел это и проиграл. Удивительно, но благородство его характера не осталось незамеченным народными массами Галичины. Несмотря на то что практически всю сознательную жизнь Берладник провел вне пределов родной земли, память о нем здесь сохранялась в течение многих веков. В одной из украинских колядок, распространенной в Галичине даже в XIX в., пелось о князе Иванке.

К сожалению, трагическая судьба Ивана не была исключением в княжеском роде старшего Ярославича, подвластном какому-то злому року. В 1064 г. был отравлен в Тмутаракани прадед Ивана Ростислав. В 1097 г. был ослеплен его двоюродный дед Василько. При невыясненных обстоятельствах скоропостижно скончался в 1126 г. отец Ростислав Володаревич. В 1162 г. был отравлен Берладник.

Казалось бы, достаточно для одного рода. Но нет, в 1189 г. перечень трагических смертей пополнил сын Ивана Берладника Ростислав. Его судьба изгнанника удивительно схожа с судьбой отца. Не получив надела в Галичине, он проживал при дворе смоленского князя Давида Ростиславича. Конечно же, в надежде когда-нибудь вернуться на родину. В 1189 г. его надежда как будто начала сбываться. В Смоленск прибыло посольство из Галича и пригласило его на галицкий стол: «Того же лѣта послашася Галичькии мужи к Ростиславу к Берладничичю, зовуще его в Галичь на княжение»[132].

Ростислав обрадовался такому предложению и, получив благословение Давида, срочно отбыл в Галичину.

Подойдя к границам Галицкой земли, он овладел какими-то двумя порубежными городами и продолжил путь на Галич. Но тут оказалось, что его прихода ожидали далеко не все галицкие бояре. Часть их поддерживала претензии венгерского королевича на галицкий престол. Узнав, что к Галичу движется Ростислав, они поспешно провели процедуру присяги королевичу. Как замечает летописец, одни принесли клятву верности искренне, а другие — из страха перед возмездием угров: «По совѣту Галичькихъ мужь, королевичь же има имъ веры поча ихъ водити ко кресту, правии же целоваша не вѣдаюче, а виноватии блюдучись Оугоръ»[133].

Разумеется, Ростислав ничего этого не знал и с небольшой дружиной подошел к Галичу. Обещанного перехода горожан на его сторону не последовало. Более того, даже те немногие галичане, которые были в его дружине, узнав об измене части бояр, покинули его. Дружина советовала князю немедленно уходить от Галича: «И рекоша ему дружина его, княже се уже видиши лесть ихъ, а поеди прочь»[134]. Ростислав был в полной растерянности. Он не мог понять, как случилось, что галичане так коварно его предали, ведь они же целовали с ним крест. Совет дружины оказался для него неприемлемым. Он заявил, что больше не хочет блудить по чужим землям и готов голову свою сложить «во отчинѣ своей».

Сказав эти слова, Ростислав поскакал к городу. Там его окружили галичане и угры, нанесли ему несколько ударов мечами и сбили с коня. Затем еле живого венгерские воины принесли его в Галич. Увидев это, галичане подняли мятеж и попытались отбить раненого Ростислава, чтобы возвести его на княжение. Их прозрение, вероятно далеко не единодушное, наступило слишком поздно. Пока они суетились, венгры приложили у ранам Ростислава яд и умерщвили его: «Оугре же усмотревше его и придоживше зелье смертьное к ранамъ, и с того умре»[135].

Погребен был Ростислав Берладнич в церкви св. Иоанна и, как пишет летописец, «причтеся к дѣдомъ своимъ и ко отцем своимъ».