Дыхание бездны

Глава 3.

Тыгрынкээв открыл глаза еще до того, как чужак подошел к ыттыельрану . И не успел он шагнуть внутрь, как Тыгрынкээв уже стоял и держал в руке копье с зазубренным наконечником из китовой кости - такой, воткнувшись в тело, сразу ломается, и извлечь его никак нельзя.

- Кто ты? - спросил он незнакомца. Тот открыл рот, но прежде, чем он ответил, в ярангу вошел еще один чоуча.

- Я знаю его, Эургын, - сказал он, - это Эпкыр из Нэтена. Моя сестра живет в его яранге.

'Почему он назвал меня Эургын?' - удивился Тыгрынкээв. Но тут случилось то, что удивило его еще больше - рот Тыгрынкээва вдруг открылся сам по себе и произнес слова, хотя Тыгрынкээв ничего говорить не собирался.

- Зачем ты пришел, Эпкыр из Нэтена? - вот какие слова сказал его рот.

- Ко мне пришел Нутэлкут - старейшина чавчувенов . Он собрал четыреста человек, и идет с ними воевать русских в Анадырск. Предлагают забыть вражду и вместе идти.

- Я думаю, это хорошо, - сказал второй чоуча, - Пойдем вместе, восемьсот бойцов будет. Юкагиры тогда тоже не смогут отказаться - тысячу наберем. Что скажешь, Эургын?

'Вам вороны мозг выклевали!?', - хотел возмутиться Тыгрынкээв, - 'Что вы такое говорите?', - но не смог открыть рта. А потом его рот опять открылся сам собой.

- Нет, Геункеу, - сказал, - Коряки плохие воины. Русские победят их, а когда коряки побегут, дух чоучей упадет. Пусть коряки идут. Они ослабят русских, потом нападем мы и убьем всех. А юкагиры - вообще не воины.

Геункеу кивнул и вышел, а Эпкыр остался.

- Я тоже пойду на русских, - сказал он, - я привел двух своих сыновей и Алеля с тремя сыновьями. Они хорошие охотники, Эургын. Едят быстро, дикого оленя на бегу догоняют. Позволь нам остаться.

Тут Тыгрынкээв понял, что он - лишь наблюдатель в чужом теле и перестал удивляться. И, как только он это понял, то сразу перестал ощущать себя в теле Эургына и теперь смотрел на происходящее как бы со стороны.

- Видел ли ты когда русских? - спросил Эургын, - одеты эти таньги огнивые в железо с ног до головы, у них усы, как у моржей и круглые глаза, как у сов. Дерутся они ножами в руку длиной, стреляют громом из железных палок и страха не знают. Испугаешься, их увидев, ты сам или твои молодые. Побежите, крича от ужаса.

- Я и отец с Митреем биться ходили, и мой отец своей рукой Митрея убил. А сыновья Алеля за мать и братьев отомстить должны - когда они на юкагиров ходили, русские пришли, оленей угнали, женщин и детей огнем пожгли.

- О, о! - усмехнулся Эургын, - Я уже сорок человек знаю, которые своей рукой Митрея убили. Но пусть остаются. Мужчина должен мстить за пролитую кровь, иначе он не мужчина. И ты оставайся. Доспехи есть?

- У меня есть костяной и у Алеля железный. У сыновей его лахтачные.

- Хорошо, - довольно кивнул Эургын, - но щиты не одевайте. Русские стрелами не дерутся, а от ружей щиты не помогут.

В ярангу вихрем ворвался молодой чоуча.

- Эургын! - закричал он от входа, - Нанкачгат вернулся от Омваана, оленей у русских увёл! Семь табунов увёл и пастухов всех перебил! Завтра здесь будут!

- А русские? - быстро спросил Эургын.

- Русские следом гонятся. Сам Якунин их ведет!

Обрадовался Эургын, бросился одеваться, кричит:

- Собирайтесь все! Яранги разбирайте!

Оделся Эургын, вышел наружу. Позвал к себе мужчин. Так им сказал:

- Грузите яранги на нарты, пусть женщины с ними остаются. Сами же оружие берите, доспехи и байдары. И пойдем к Нанкачгату навстречу. С ним соединимся, русских, что за ним идут, всех убьем. До реки Анадырь дойдем по суше, там пересядем на байдары, войдем в Анадырск, переломаем русским головы и шеи, дома сожжем и будем там пасти табуны оленей!

- Гук! Гук! - закричали мужчины, - так будет!

Тут Тыгрынкээв как будто отдалился от происходящего, оно поблекло и отодвинулось вниз, а Тыгрынкээв был как будто вороном, летящим над тундрой. Он видел, как быстро собирались мужчины, как складывали они яранги на грузовые нарты и крепили их ремнями из оленьих шкур. Как готовили ездовых оленей, чинили доспехи и крепили наконечники к стрелам. И одновременно видел, как далеко-далеко от стойбища ходко шли табуны оленей, подгоняемые чоучами на ездовых нартах. Видел и русских - сверкая железом, шли они следом под звуки воинственных песен на своём языке.

Время спрессовалось в представлении Тыгрынкээва - дня два, а то и три, пролетели, как несколько мгновений к моменту, когда он снова вернулся в тело Эургына. Стоял Эургын на вершине сопки, в тундру глядел. И там же стояли еще восемь мужчин - крепкие, сильные. По глазам видно - бывалые воины.

- Нанкачгат! - сказал Эургын, - раз Якунин за тобой гонится, пусть дальше и гонится. Веди его к реке. Я же со своим войском за сопками ляжем, мхом накроемся. Когда русские мимо нас пройдут, мы встанем и в спину им ударим.

Пожилой, уже начавший седеть, мужчина согласно кивнул.

- Хорошо, Эурген, - сказал, - будет, как ты говоришь. Перед тем, как напасть соберетесь, кричите, как гагары: Йок! Йок! Тогда мы остановимся и нападем на русских спереди. А вы - сзади.

- О! - теперь кивнул Эурген, - хорошо! Пойдем теперь.

И Нанкачгат со своими людьми дальше табуны погнал, а Эурген повелел мужчинам у камня собраться, а сам начал к бою готовиться. Наручи из китовой кости надел, чтобы руки от тетивы защитить, куяк железный на грудь одел, а остальной доспех не стал одевать. Пусть видят все: не собирается тойон от врага убегать, незачем ему спину прикрывать. Вышел к камню, оглядел мужчин. Двести человек воинов, половина в доспехах: большое у тойона войско, большое и сильное.

- Слушайте меня, - крикнул Эурген, - Нанкачгат прямо к реке пошел, а мы за сопки пойдем. Спрячемся и мхом накроемся, чтобы русские, мимо проходя, нас не заметили. Как крик гагары услышите, вставайте и на них нападайте! Щиты не одевайте, доспехи тяжелые не одевайте - русские ружьями стреляют, от них доспехи не защитят. Поначалу к ним быстро не бегите, кричите и руками машите, чтобы русские испугались и из ружей стреляли. Как все выстрелят - бегите к ним быстро, ружье медленно стреляет, второй раз не успеют. Якунина поймайте: он много людей худо убил, пусть хоть немного его пожарим на огне!

Загудели-заворчали мужчины одобрительно, разошлись к нартам. Эурген сел в свои нарты, повел оленей левее следа, Нанкачгатом оставленного. Заехало войско Эургена за сопки, спешилось. Повел Эурген мужчин к склону сопки, сам лег, ямку выкопал, мхом накрылся, и воины его то же сделали.

Из-за дальних сопок показались русские - ехали все на больших нартах, запряженные которые двумя, которые четырьмя, а которые и большим количеством оленей. Все на нартах сидели, рядом никто не бежал - то ли силы берегли, то ли ленились. Нартами однако ж, управляли не русские - юкагиры, похоже. Нарты проезжали мимо затаившего дыхание молодого тойона, а он смотрел на них сквозь щелочку и считал воинов. Железные доспехи русских больно сверкали на солнце, а большие глаза их смотрели так, что казалась смешной сама мысль спрятать что-либо от их взора.

Наконец, последняя нарта прошла мимо.

- Йок! Йок! - закричал, вскакивая, Эурген, и все чоучи подхватили, - Йок, йок!

У русских возникло замешательство, с которым они, впрочем, скоро справились. Солдаты поспрыгивали с нарт и построились, нацелив ружья. Эурген, пригнувшись к земле и выставив лук, ждал. Многие чоучи то ли не услышали призыв тойона, то ли не прислушались к нему и сразу бросились в бой, размахивая копьями. За что и поплатились: грянул ружейный залп и многие упали, обливаясь кровью. Некоторые же, первый раз услышавшие ружейные выстрелы, развернулись и бросились бежать. Вслед ним прозвучало вразнобой еще несколько выстрелов.

- Го! Го! - закричал во всё горло Эурген, вскакивая и бросаясь навстречу русским. Остановился, выпустил стрелу - попал: усатый страшнолицый таньг выронил ружье, захрипел, и, схватившись за пробитое стрелой горло, упал.

- Го! Го! - подбодренные первым успехом чоучи кинулись на врага. Некоторые, следуя примеру Эургена, стреляли из луков, но без особого успеха - железные кольчуги хорошо защищали русских воинов, а стрелять в глаз или шею научены были немногие. В войске Эургена большинство было из оседлых чоучей, а стреляли из лука они, не в пример кочевым, плохо. Зато на копьях сражались хорошо. Сам-то Эурген с двадцати шагов евражке в глаз попадал.

Русские и в ближнем бою были опасными противниками - отлично управляясь своими длинными копьями и страшными ножами, они начали теснить Эургена с его войском, но тут из-за их спин раздались крики и послышался звон оружия. То был Нанкачгат со своей частью войска. Натиск русских ослаб. Эурген убил копьем наседавшего на него высокого черноусого русского и поймал за рукав кухлянки пробегающего мимо родича.

- Бежишь, Энейву?

Искаженное страхом лицо обернулось к Эургену.

- Там Якунин! Весь железный - ноги железные, руки железные, голова железная. Я его копьем ударил - копье сломал, ножом ударил - он мне его из руки выбил. Не справиться с ним человеку!

- Не справиться? - Эурген посмотрел поверх голов сражающихся и увидел Якунина. Страшен был русский тойон, на голову выше любого чоуча. Громко рычал он, скаля крупные зубы и бил чоучей залитым кровью длинным ножом.

- Не справиться? - повторил Эурген, достал лук и вынул из колчана тонкую стрелу. Выцелил поверх голов Якунина. Встретились на мгновение взглядами русский тойон и чукотский. И поняли друг друга без слов. 'Мы сильнее! Сдайтесь и платите дань, или мы убьем вас всех!' - сказали Эургену глаза русского. 'Может вы и сильнее. Если станем для вас дичью - убейте' - так ответил взглядом Эурген и отпустил стрелу. Вонзилась стрела Якунину прямо в глаз, он упал и сомкнулся над ним ряд чоучей - били копьями и ножами уже мёртвого и кричали 'Якунин умер!'.

Со смертью тойона дух русских упал. Защищались они уже без ярости, только чтобы в плен не попасть - знали, злы на них чоучи за худые их убийства, не дадут легко умереть. Потому и не сдавались, бились до последнего. Юкагиры, нартами правившие, наоборот, почти не сражались, но чоучи и их в плен не брали - убивали. Так всех победили.

Довольные, принялись трупы обирать - кольчуги снимали, мешочки с порохом и пулями. Большая ценность - порох и пули только у юкагиров обменять можно и то - очень дорого: не любят юкагиры чоучей. А ружье и подавно не продадут - самим нужно. Русские же, даже когда чоучи к ним с миром приходили, табак и чай продавали, а ружья, кольчуги и порох - нет. 'Сначала сдайтесь и дань платите по десять шкурок песцовых или лисьих с человека, тогда будем продавать', - говорили. Только в бою и получалось захватить огневое оружие и железные доспехи.

Набравши трофеев, перевернули трупы убитых таньга лицом вниз, чтобы они на солнце смотреть не могли. Убитых чоучей положили на нарты, накрыв лица капюшонами, повезли прочь от реки. Голову убитого Якунина Эурген с собой забрал - будет теперь голова храброго воина злых духов от его яранги отпугивать. Много худого Якунин чоучам сделал, так что матери его именем детей непослушных пугают; так пусть теперь добро делает. 'Жаль', - думал Эурген, - 'русские женщин с собой в бой не берут. Я бы жену Якунина себе в жёны взял - моё право. У такого храброго воина и жена должна быть хороша'.

Разбили стойбище там же, откуда его два дна назад сняли. Делили трофеи, веселились. Эурген не мешал - пусть нарадуются. Можно даже несколько дней тут постоять - слух о победе по тундре разнесётся, много чоучей к Эургену присоединится. В Анадырске еще много русских осталось - на всех хватит.

Но мечтам его не суждено было сбыться - сначала ушли Энейву и Манэ. Забрали свою часть оленей, свернули яранги и ушли, ничего Эургену не сказав и враз уполовинив его войско. Потом Нанкачгат пришел - глаза прячет.

- Шаман говорит, - сказал, - не будет нам удачи в Анадырске. Сильны духи, что русских защищают, если пойдем на них с боем - всех убьют. А если не пойдем - тогда победим. Разозлился Эурген.

- Плохо шаман говорит, - сказал, - идем, бить его будем, пусть правильно духов слушает. Как можно победить, не воюя?

Смутился Нанкачгат, смотрит в землю, глаз не поднимает.

- Так шаман говорит. Добычу хорошую мы взяли, а пойдем дальше русских воевать и то, что взяли - потеряем. Не пойду я с тобой, Эурген.

Вздохнул Эурген, уговаривать начал:

- Нельзя нам расходиться, сам же говорил, мы только передовую часть их разбили, а остальное русское войско следом идет. Вот догонят нас и перебьют порознь!

Засмеялся Нанкачгат.

- Не догонят - мы у них всех оленей угнали. А пешком русские по тундре не скоро ходят.

Понял Эурген, что не убедить ему старого тойона. Расстроился, обиделся на него, хотел даже на бой вызвать, но хитрый Нанкачгат понимал Эургена лучше, чем даже он сам себя.

- Прости, - сказал Нанкачгат, - виноват я, слова не сдержал, что вместе в Анадырск пойдем. Вот, возьми подарок, а о вине моей забудь.

И крикнул кому-то снаружи яранги. Распахнулся полог, и шагнула в ярангу женщина, при виде которой Эурген дар речи потерял.

- Како! - сказал, наконец, удивленно, - кто она, Нанкачгат? Дух или человек? Если дух, то почему так на человека похож? Если человек, то почему кожа её черна, как ночь?

Улыбнулся Нанкачгат.

- Не дух это, женщина. Поморские чоучи из Кигини ходили прошлым летом набегом на заморских таньги и взяли эту женщину добычей среди прочих. Я сорок важенок за неё дал и пятерых ездовых оленей. Хорошая женщина, хорошо тебе служить будет.

Посмотрел Нанкачгат на ошарашенного Эургена, улыбнулся еще раз и вышел.

И снова время спрессовалось для Тыгрынкээва. Видел он, как дни сменялись днями, как кочевали стада оленей по тундре, как нападали чоучи на селения юкагиров, как угоняли их скот и женщин. Много дней прошло - весна сменяла зиму, зимой заканчивалась осень. В какой-то момент почувствовал Тыгрынкээв, что не один он наблюдает за тем, что когда-то происходило на землях чоучей.

- Здравствуй, Вуквуввэ, - поздоровался Тыгрынкээв, - что же, так и кончилась та война?

- Нет, - ответил дух давно умершего великого шамана, - смотри.

И снова стоял Эурген на вершине сопки и смотрел вдаль. Был он не один, стоял рядом с ним юный чоуча и смотрел туда же. Но на этот раз была перед ними не только тундра - лежал перед ними большой поселок. И что-то в нём происходило - суетились люди, доносились громкие крики, скрипело дерево, и стучали топоры. С громким скрежетом обрушилось здание - увенчанное деревянным крестом, в котором жили духи таньга. Эурген вздохнул и перевел взгляд к ближним домам - там несколько таньга, кряхтя так, что их было слышно и за тысячу шагов, опускали в свежевыкопанные ямы свои большие ружья. От крутого берега отчалил первый корабль. Стоявший рядом с Эургеном чоуча встрепенулся.

- Смотри, отец! - возбужденно сказал он, - Подплывем на ветках , нападем?

Но Эурген не тронулся с места, только медленно покачал головой. Наметанным взглядом он отметил множественные металлические отсверки на борту корабля и понимал, что легкой добычей там и не пахнет.

- Нет. У нас людей мало, а там много воинов и все с ружьями - даже подплыть не дадут.

Юноша разочарованно вздохнул, потом заметил закапывающих пушки солдат.

- О! Потом откопаем, да?

Эурген снова покачал головой.

- В большое ружье очень много пороха уходит. Из обычного ружья сто раз выстрелишь, из большого - лишь один. И тяжелое оно - никакие нарты не вывезут. Не будем доставать. Пусть лежит.

Тыгрынкээв отстранился, усилием воли отодвинул от себя тойона, наблюдающего за уходом русских из Анадыря.

- Вуквуввэ! - позвал он.

- Да, - отозвался шаман, тут же оказавшийся рядом.

- Они ушли? Русские ушли?

- Да, - согласился шаман, - тогда они ушли .

- Значит, мы победили? Но почему же...

Ничего не ответил шаман, но что-то сделал. Потому что всё вокруг потемнело, исчезла тундра, исчез Эурген с сыном и древний Анадырь, оставляемый русскими войсками. А через мгновение Тыгрынкээв уже стоял в небесной яранге Вуквуввэ, а сам шаман уже сидел перед огневищем и, шумно отдуваясь, пил горячий чай из расписной деревянной плошки. Тыгрынкээв взял протянутую женой шамана плошку с чаем и, вздохнув, сел рядом с Вуквуввэ.

- Чоучи хорошо умели побеждать в войне, но совсем не умели побеждать в мире, - негромко сказал шаман.

Тыгрынкээв не понял шамана, но переспрашивать не стал, терпеливо ожидая продолжения. И дождался.

- Через несколько лет после того, как русские ушли из Анадыря, они прислали чукотским тойонам богатые дары. И сказали: 'Давайте заключим мир. Мы будем торговать с вами всем, что у нас есть, а вы платите ясак не столько, сколько мы скажем, а сколько сами захотите'. Обрадовались тойоны. Решили, что напугали русских и победили их. И согласились на мир. Пока чоучи воевали с русскими, они могли надеяться если не победить их, то хотя бы не проиграть. А когда чоучи согласились на мир, они проиграли.

- Я всё-таки не понял, - сказал Тыгрынкээв, - ведь в мире жить лучше?

- Лучше, - кивнул Вуквуввэ, - если умеешь жить в мире. Мы не умели, а времени научиться нам не дали.

Тыгрынкээв нахмурился. Шаман посмотрел на него искоса.

- Что же, - сказал он, - послушай тогда одну сказку.

Хлебнул чаю и отставил плошку в сторону.

- Однажды родился среди чоучей великий силач. Настолько он был силен, что к зрелости своей увёл он оленей у всех остальных чоучей и всех их жён тоже. Пришли разгневанные чоучи к его яранге, увидели, скольких оленей и женщин увёл силач и удивились. Поклонились ему и сказали: 'Нет среди нас тебе равных, так будь же ты вождем над всеми чоучами'. Так и стало - стал силач вождем над всеми чоучами от моря до леса. Было у него двое сыновей, оба тоже силачи под стать отцу. И когда состарился вождь и почувствовал, что пора ему в верхний мир, решил он владения свои меж сыновьями разделить. Поднял голову, попросил посадить его перед ярангой, выстроил всех жён своих перед собой. Повелел выгнать все стада свои перед собой и собраться всем людям. Поставил своих сыновей, старшего - по правую руку, младшего - по левую. 'Всё, что лежит от меня по правую руку, теперь твоё' - сказал он старшему сыну. 'А всё, что лежит по левую руку - твоё' - младшему. Так сказал и лег умирать. Но была у старого вождя молодая красавица жена и стояла она прямо перед его лицом. Схватил жену за одну руку старший брат и тянет к себе. А младший - схватил за другую руку и тоже к себе тянет. Закричала жена от боли, открыл старик глаза. 'Что делать, отец?' - спросили его сыновья, - 'вот одна из твоих жён частью слева от тебя, а частью справа. Как же нам поделить её?'. Рассердился умирающий. 'Возьмите нож', - говорит, - 'и разрубите её пополам. Одна половина будет старшему, другая - младшему'. Взял нож старший сын, размахнулся, а младший говорит: 'Нет! Она целиком мне достанется. И всё остальное - тоже!' И крикнул тем людям, что стояли по левую руку от старика и чьих вождём он теперь был: 'Достаньте луки и стреляйте в моего брата!'. И выхватили люди луки и выпустили стрелы и закрыли те стрелы половину неба. Увидев это, вскричал старший брат, к своим людям обращаясь: 'Доставайте скорей луки и застрелите его!'. И достали все его мужчины свои луки и выстрелили в младшего брата. И закрыли стрелы другую половину неба, и стало на земле темно. А когда стало снова светло, то увидели все, что лежат оба брата мертвые, убитые множеством стрел. Увидел это старик и заплакал - нет больше у него сыновей. Но мужчина не может спокойно умереть, пока не отомщена кровь его родичей. Только как же отомстить? Ведь стрела каждого из чоучей в одном из его сыновей. Умер старик, а дух его воплотился в злую воду, что везли чоучам на продажу русские. И успокоится дух вождя, только когда всем убийцам своих сыновей он отомстит, когда не останется более на земле народа чоучей. Вот такая сказка.

- Глупая сказка, - с раздражением сказал Тыгрынкээв, - и лживая. Как можно желать убить весь свой народ?

- А ты не торопись, - спокойно сказал Вуквуввэ. Взял плошку, промочил горло и продолжил, - сказка эта правдивее многого из того, что ты видишь своими глазами и слышишь своими ушами. Как можно желать убить свой народ? А как можно желать убить своего брата? А отца или сына? Разве не убьешь ты соседа, если угонит он твоих оленей? Разве не убьешь ты брата, если отберет он у тебя жену? Разве не убьешь ты отца, если он причинит вред твоим детям? Не в злой воде беда, а в самих чоучах.

Тыгрынкээв молчал, не в силах что-либо ответить.

- Конечно, это просто сказка. Никогда чоучи не были под рукой одного человека. И уж точно - не были в те времена, когда русские привезли в наши земли водку. Но правды в этой сказке много, больше, чем ты пока можешь представить. Потому что звали этого сказочного вождя так же, как и тебя - Тыгрынкээв.

- Что? - вздрогнул молодой шаман, чуть не уронив полную плошку горячего чая себе на ноги.

- Спроси своего отца, какую судьбу он тебе уготовил? Тогда поймешь. И, может быть, узнаешь, какой у этой сказки конец.

- Хорошо, - сказал Тыгрынкээв, отставляя от себя плошку, - спасибо за угощение.

- Что же ты и глотка не отпил? - спросил Вуквуввэ, - или тебе не понравился мой чай?

Тыгрынкээв вздрогнул. Нельзя ничего пить и есть, находясь в верхнем или нижнем мире. Иначе никогда более не сможешь его покинуть.

- Если судить по запаху, то это лучший чай в мире, - честно сказал Тыгрынкээв, - но я выпил очень много чая перед нашей встречей и боюсь, не успею даже дойти до выхода из яранги.

Вуквуввэ негромко засмеялся, взял плошку Тыгрынкээва и вылил её в огневище. Против ожидания, от огня не повалил пар, и он не погас, наоборот - пламя с ревом взметнулось и огненный столб, пройдя через рынооргын, вырос выше яранги.

- Приходи, когда в твоем мире настанет завтра, - сказал старый шаман, брызгая остатками чая в лицо Тыгрынкээву, - поговорим еще.

И Тыгрынкээв вдруг провалился вниз и оказался сидящим в своей яранге перед давно потухшим огнем. Вздохнул, снял с лица рогатый череп. Потер ладонями воспаленные глаза. Проснулся отец, поднял голову, посмотрел на Тыгрынкээва сонными глазами.

- Вернулся?

- Да, - Тыгрынкээв сглотнул, - отец, ты же не просто так тренировал меня и моих братьев? Ты же не просто так научил меня всему, что умел? Скажи, к чему ты меня готовишь?

Сон мгновенно выветрился из отцовских глаз. Он посмотрел на Тыгрынкээва холодно и строго, потом отвернулся к стенке.

- Завтра, - сказал он, - Завтра узнаешь.