Дьявол на испытательном сроке

Первая встреча (1)

Агата Виндроуз особенной себя не считала. Обычная рядовая душа на попечении Чистилища, не добившаяся особых успехов на поприще учета человеческих грехов, сбора душ (очень малоэффективно отбивалась от демона, который хотел оттяпать кусочек от души умершего). Чистилище было многообразно, принести здесь пользу можно было многими методами, но после провала в качестве серафима-стража Горящих Полей Агата решила попробовать себя в качестве сестры милосердия.

В Лазарете Отравленных Душ всегда не хватало рук. На них было поддержание духовной оболочки приговоренных к распятию демонов, на них было исцеление раненых в сражении с демонами архангелами, на них было восстановление пораженных ядом демонов душ, слишком много работы и не так уж много работников — местные коэффициенты перерасчета кредитного долга былизи самыми низкими среди централизованных организаций. Вроде как считалось, что не так уж сложно посещать распятых демонов, отмаливать отравленные души, исцелять святым словом ангелов.

Считалось так, на деле текучка именно в Лазарете была сильнее прочих. С отравленными сложно иметь дело — уж больно они агрессивны, непросто изо дня в день делать нудную, скучную работу, которая в результате еще и на кредитном счете отражалась неважно.

Впрочем, Агату все устраивало. Джон, разумеется бурчал, что они стали реже видеться, всячески зазывал Агату обратно в стражу, но ей туда больше не хотелось. Как оказалось, стоять лицом к чужой боли для нее практически невыносимо.

Серафим, что ведет наблюдение за Горящим Полем, должен быть хладнокровен, ведь именно ему в случае чего ловить амнистированного демона, удерживать его в Чистилище, не пустив в человеческий мир, заниматься его сопровождением в судебный корпус, в котором триумвират архангелов-судей изучит его дело и решит вопрос судьбы помилованного. У Агаты с хладнокровием было не очень, а после первых же двух смен, в ходе которых приходилось летать над полем и слушать регулярные крики распятых демонов, — оно и вовсе закончилось.

В итоге, крыло — одно из двух тяжелых крыльев, на весе которых нужно было сосредоточиться во время полета, — свело прямо над Холмом Исчадий, и Агата рухнула вниз. Душе — бессмертной душе из Чистилища в мире смертных сложно нанести какие-нибудь повреждения, но в Чистилище — легче легкого. Лечатся все физические травмы легко и быстро, но от боли никуда не спрячешься.

Агата упала неудачно — прямиком на крест с демоном, обрушив его на землю. Пришла в себя от того, что её сущность пылала. Как-то раз она уже переживала такое, когда дотронулась до крыла одного из триумвирата архангелов и едва не сожгла руку в яростной святости.

— Святоша, — тихо прохрипел кто-то из-под неё, — я чую, что ты очнулась, слезь с меня, будь добра.

Агата, слабо кряхтя, прислушалась к ощущениям, проверяя работоспособность конечностей, поняла, что валяется в неудобном положении, спина, оказавшаяся на крестовине, являлась основным источником боли, голова и ноги свесились к земле. Крыло, попавшее под спину, смягчившее её падение и разделившее кожу Агаты и святой крест, на который она упала, было сломано в трех местах, да еще и обуглилось практически целиком от безжалостной праведности святыни, и не было хуже в мире этой жгучей пульсирующей боли. Она лежала на кресте наискось, и это спасало, попади голова на основу креста — вряд ли бы она пришла в себя.

— Я ни на что не намекаю, но святая земля жжет меня не слабей креста, — слабо произнес голос того, кто был под Агатой, — и валяться между двумя калеными наковальнями не входит в комплект карательных мер, которые должны быть болезненны до грани сознательного. Я вот-вот отрублюсь.

Агата сжала зубы, готовясь к тому, что тоже окажется в состоянии обморока, и, рванувшись, скатилась с креста.

Демон действительно был прижат тяжеленным крестом к земле. Из-под огромного креста от висельника была видна только одна заломившаяся ладонь — и он не лгал, кожа на пальцах, соприкасающаяся с поверхностью земли, уже была обожжена до волдырей.

Агата, поджав здоровое крыло, чтобы не задеть окружавшие их кресты, коснулась края перекладины и зашипела от боли. Взглянула на дрожащие от боли пальцы распятого, втянула в себя побольше сухого горячего воздуха, прикусила губу и толкнула перекладину вверх — над головой.

Крест перевернулся вокруг крестовины и обрушился на землю. Демон, больше не соприкасавшийся со святой землёй, пережил удар креста об землю, взвыв, — спина сильнее приложилась к «телу креста», для него это был практически удар об раскаленную сковороду. Но болевого шока ни у него, ни у обожженной Агаты не случилось. Хотя Агата, глядя на свои багровые пальцы, с которых от жара начала слезать кожа, испытывала настойчивое желание упасть в обморок, а не подвывать, прижимая к себе искалеченные руки.

— Спасибо, — раздался хриплый голос, и, скуля от боли, Агата взглянула на распятого. Демон смотрел на неё устало, прикрыв веки, и его длинные волосы разметались вокруг его головы будто лучи солнца.

— Целую вечность не видел серафимов, — выдохнул демон, — откуда ты, святоша?

Он был обнажен до пояса, хотя любоваться было нечем — он и при жизни явно был худоват, хотя и жилист, а сейчас и вовсе — истощен настолько, что кожу на груди казалось можно проткнуть пальцем. Особенно тонкой казалась кожа там, где её коснулись чернила клейма приговора. Агата аж ахнула, увидев тройную звезду.

— Ага, я очень плохо себя вел, — измученно ухмыльнулся распятый, — страшно?

— Я не имею права осуждать тебя, — у Агаты кружилась голова. Хотелось бы опереться на что-то спиной, но здесь все, на что можно было облокотиться, — раскаленные кресты.

— Ляг, — посоветовал демон, — тебя земля жечь не будет. Вытяни обожженое крыло по земле, она охладит, а здоровое прижми к телу, чтобы не задело ничего святого.

— Ты помогаешь мне? — и тем не менее, спрашивая это, Агата уже ложилась.

— Мне тебя жаль, святоша, — демон шевельнулся, пытаясь пожать плечами, и на пару секунд соприкоснувшись отведенным плечом с крестом, ловил ртом воздух, сбитый с темы разговора, — мой крест — мое наказание, ты его не заслуживаешь, это точно.

Между ними было шага два. И несмотря на то, что тело демона, не унимаясь, содрогалось, вздрагивало, сам демон неотрывно смотрел на неё. И это было жутко. Агата помнила, кто в её смертном мире, при первом же знакомстве смотрел на неё таким взглядом, в котором ей много позже мерещился жестокий голод.

Агата попыталась отвернуться и, потревожив раненое крыло, не удержала на губах возглас боли.

— Я настолько неприятен тебе, — в голосе демона вдруг зазвучало явственное огорчение.

— Ты так смотришь… — замялась Агата, не зная, как ей объяснить..

— Мне жаль, правда, — спешно выдохнул он, — просто свежее лицо, и от тебя так светит, что невозможно не смотреть.

— Ты имеешь в виду?

— Ауру. Да. Я постараюсь… Сдерживаться.

Агата чувствовала себя если не преступницей, то попросту мерзкой — сначала сама не удержала сосредоточения на полете, доставила распятому куда больше страданий, чем ему полагалось по приговору. Теперь же попросту искала к чему придраться в поведении человека, который тут наверняка от одиночества и боли мог тронуться рассудком. Дались ей его взгляды, смотрит и смотрит.

— Хэй, — тихо окликнул её демон, вырывая её из полудремы, — ты живая?

Агата раскрыла глаза. Лицо демона было все так же повернуто к ней.

— Мне нужно поспать. Усталая я далеко не уйду.

— Святоша, ты в принципе далеко не уйдешь, — возразил демон, — ты сейчас на территории казни исчадий ада, а она максимально удалена от границ Горящих Земель. Практически в центре. Здесь жарче и светлей всего. Взлететь ты не сможешь, дойти… не дойдешь — не выдержишь света, жара и боли от собственных увечий. Упадешь и отрубишься.

— Что предлагаешь?

— Тебя найдут через метку, просто посиди тут.

Он говорил верные вещи — хотя говорил с явной оттяжкой звуков, будто говорил через боль, и по всей видимости, так оно и было — его тело постоянно напрягалось, будто живая пружина, которая стремится оторваться от куска металла, к которому её приковали. Метки — маленькие черные значки, буквы разных алфавитов покрывали запястья каждой души. Их редко было очень много, их использовали для того, чтобы связываться с друзьями или руководством, но все же позвать на помощь Джона или Артура Агата вполне могла.

— Ты можешь просто дать мне поспать? — спросила Агата, коснувшись знака омега на запястье, послав просьбу о помощи Джону, который сейчас был где-то на другом конце этого измерения.

— Не могу, — он пытался говорить ехидно, но ехидство смазывалось болезненными нотками. — Сестры, которые ко мне ходят, не говорят со мной — боятся, до дрожи в коленках, да и вообще у меня слишком дерьмовый характер, чтобы я терпел их лицемерную жалость. Можно сказать, ты — мой первый собеседник лет за пять. И ты исчезнешь через пару часов, а я тут опять буду лишь в обществе собственных воплей, которые мне уже не надо будет сдерживать.

— Демон, который соскучился?

— Ну, можно так сказать, — тяжело дыша, отозвался демон. По его лбу катились капли пота. — Ох, — тело распятого явственно скрутило судорогой. И если бы не стальные хваты, не дававшие ему оторвать бедер от раскалённого креста, — то ему бы, наверное, полегчало.

— И долго ты так? — слабо спросила Агата.

— Сложно сказать, — мелко подрагивая, отозвался он, — если я не потерялся в счете посещений, с той поры минуло сорок одна сотня сред, а это где-то лет восемьдесят.

— Восемьдесят лет? — Агата передернулась. — Что же ты сделал?

Демон уставился на неё. Прямым взглядом глаза в глаза.

— Я не хочу об этом, — ровно произнес он, — это слишком долгий разговор, в финале которого тебя будет бесконечно тошнить от отвращения.

На самом деле он не походил на чудовище. О нет. О демонической природе говорили только витые, высокие черные рога, покоившиеся над ушами. Ему шли его длинные темно-рыжие волосы, чертовски длинные, густым водопадом спускавшиеся аж за поясницу — оттеняли широкие скулы, придавая его лицу чуть вытянутую форму. Широкие губы тоже пребывали в движении, то плотно сжимаясь, то чуть обнажая зубы, которыми распятый кусал губы в исступленной муке. Она любила такие необычные лица, далекие от античного золотого сечения — пусть нос был чуть длинноват, но было в общей совокупности его черт нечто бесконечно завораживающее. И если бы он улыбнулся — если бы он мог сейчас улыбаться, искренне, открыто, без толики ехидства, без сквозящей боли, кажется, перед этой улыбкой вряд ли возможно было бы устоять.

— А о чем хочешь поговорить? — чуть задумавшись о том, как перенесла бы лицо демона на бумагу, спросила Агата.

— Это не важно на самом деле, — практически весело отозвался демон, — расскажи о себе, я послушаю.

— Ты хочешь от меня чего-то?

— О, а ты можешь что-то? — с насмешливым любопытством поинтересовался висельник. — Серьезно, по-моему, всем известно, что судьба исчадий заканчивается, когда их приковывают к кресту. На нас больше нет протоколов, а-а-аргх.

Демон подавился на полуслове, судорожно выгибаясь и прикусывая губу.

— Ты можешь не терпеть, — тихо сказала Агата. Сдерживать боль было сложно, уж она-то знала…

— Ну знаешь, я тогда вообще тебя не услышу, — бледновато улыбнулся демон, — и потом, ты даже не представляешь, насколько я устал слышать свой голос.

Он говорил, а Агата содрогалась. Потому что перед глазами явственно вставали часы криков, часы боли, то утихающей, то вновь внезапно усиливающейся. И все это умноженное на годы. На десятки лет.

— Как ты жив еще!

Демон вновь повернул голову к Агате, уставившись на неё темными глазами.

— С трудом, — неожиданно серьезно отозвался он, — но давай об этом тоже не будем.

Агата села. Ей было неловко искать облегчения от боли, в то время как ему легче сделать она не могла.

— Потеряешь сознание, — предупредил демон.

— Откуда знаешь?

— Помню свой болевой порог до ада, — демон повел плечом, насколько ему позволяли оковы, — тогда очень мало мог вынести, без чертовой смертной оболочки. Сейчас больше. И лучше бы я мог сдохнуть, правда.

— Как тебя зовут? — спросила Агата, и распятый уставился на неё так, будто она сделала ему непристойное предложение.

— Тебе и правда интересно мое имя? — удивленно переспросил он. Похоже, с ангелами у него действительно не ладилось.

Агата качнула подбородком.

— А сама мне свое скажешь? — уточнил он.

— Зачем тебе? — Агата смущенно потупилась. — Я же вряд ли вернусь.

— А тебе зачем?

— Я буду о тебе молиться, — Агата слегка покраснела, даже постоянные обитатели чистилища к её религиозности относились с насмешками, как же может отнестись к этому демон, сосланный в Горящие Земли?

Однако он замолчал, уставившись на неё так, будто хотел врезать её в память целиком, до самой последней родинки на щеке.

— Я хочу тебя вспоминать, — наконец ответил он, — и не как простое равнодушное лицо, я хочу помнить имя ангела, которая испытала ко мне сочувствие.

— Это тебе не облегчит мук…

— Отнюдь, — возразил демон, — память о прошлом имеет большое значение. Я и мои грехи росли из моего прошлого. Если в моем прошлом будет хоть кто-то светлый… Как ты. Возможно тогда я смогу поверить, что когда-нибудь смогу искупить.

— Агата, — тихо произнесла она — эта его речь пробрала до последнего фибра души.

— Генрих… Генри, — демон явно не оговорился, нарочно сделал поправку на то, какую форму имени предпочел бы слышать.