Удушливое отчаяние пыталось забраться внутрь головы, прожигая кости и набирая полные слез глаза. Настой дурман-корня лишь немного уменьшил боль от прижавшегося ко лбу клейма. Сжав зубы, Оника думала об Ассамблее, предотвращенной войне с Республикой и все еще живом Кристаре — о том, ради чего она должна была стойко сносить муки и унижение, сдерживая разъедающую душу ярость.
В Зале Собраний солнечный свет, преломленный плетением занавесей на высоких окнах-арках, падал на фигурные спинки стульев, большая часть из которых пустовала. На внеочередной совет были приглашены лишь Первый советник и Зоревар, вальяжно раскинувшийся на стуле и качающийся на задних ножках. Преисполненный чувством собственного достоинства в той же мере, что и недовольством, Ульен стоял у кресла Всевидящей Матери, дожидаясь прихода госпожи.
Двери зала распахнулись, и стул Зоревара с грохотом опустился на все четыре ножки, а сам церковник вскочил, приветствуя Всевидящую Мать, шествовавшую в сопровождении Чистого караула. Складки платья, струившегося по фигуре Арноры, так сверкали в золотых лучах, что больно было смотреть.
— При всем моем уважении, госпожа Арнора, я определенно не понимаю, к чему это собрание, — проскрипел Ульен, как только Всевидящая Мать заняла свое место. Арнора ожидала, что Первый советник так скажет, и лишь устало вздохнула, подперев подбородок ладонью.
Зоревар давно подметил прибавившиеся морщины на светлом лице Всевидящей Матери, но сегодня они были особенно глубоки, тая в себе груз не покидающих женщину сомнений и тревог.
— Почему вы тратите свое время и силы на размышления о простой служанке? Выгоните девку из дворца и забудьте — мой вам совет, — Ульен с важным видом оправил манжеты.
— Кристар более чем настойчиво просил позволить девушке остаться во дворце, — Арнора потянулась к блюду и сорвала с гроны толстую виноградину.
Женщина была бы рада не оказаться в столь щекотливой ситуации. Ей требовался совет Ульена, как ментального мастера и Первого советника, а Зоревар был вызван как хороший друг Кристара, способный помочь принять решение, исключающее появление напряженности между Всевидящей Матерью и ее воспитанником.
— Это немыслимо, моя госпожа, магам не место во дворце! Вы не должны потакать всем прихотям мальчишки, тем более столь безрассудным!
— Прихотям мальчишки? — нахмурив стрелы бровей, Арнора подняла взгляд на Ульена.
«И грянул гром», — усмехнувшись, подумал Зоревар. Церковник не переставал удивляться самонадеянности Ульена, не хуже него знающего нрав Всевидящей Матери. Когда речь заходила о дочерях или Кристаре, одно неосторожное слово могло пробудить в Арноре неистовство урагана.
— Ты говоришь о моем воспитаннике, Ульен. Будь добр, следи за своим языком.
— Моя госпожа, если вы позволите, — тихо начал Зоревар и, получив добро, продолжил живее, — девушка, Рони, уже дважды оказала всем нам неоценимую услугу, защитив господина Кристара, когда тому угрожала опасность. Это нельзя оставить без внимания.
— Конечно же, он будет поддерживать вашего воспитанника, госпожа Арнора! — возмутился Ульен. — Всем известно, что Зоревар проводит в его обществе куда больше времени, чем того требует его обучение. И ни для кого не секрет, что этот церковник уделяет слишком много внимания служанкам!
— Я не собираюсь слушать эту грязь, Ульен. Зоревар прав, я не могу просто взять и выгнать девушку за то, что она оказалась магом. Церковь отстаивает справедливость и благочестие. Я не могу нарушить наши каноны.
— Дайте ей денег! Надел земли где-нибудь подальше от Берилона, — Зоревар заметил капли пота, сверкнувшие на макушке старика.
— Или же мы вернемся к тому, — продолжил церковник, — что нам по-прежнему не хватает слуг. Ульен отсеивает большую часть кандидатов, такими темпами зиму мы встретим в холодных постелях с сырым мясом на ужин. Рони же проявила себя как старательный и исполнительный человек. Позвольте ей остаться. Это будет жест милосердия и снисхождения, кроме того, разве маги не должны посвящать свою жизнь служению Церкви? Тем более, способности Рони невероятно малы.
— С чего ты это взял? Только открыв способности, девушка в одиночку справилась с появившимся чудищем, создав копья изо льда. Для этого требуется незаурядный талант.
— Или же сильный испуг и желание выжить. В истории полно случаев, когда маг открывал силу в момент опасности, и никогда больше не достигал высоты, взятой в самом начале. А что лучше может свидетельствовать о невеликих способностях Рони, как то, что господин Первый советник не смог почувствовать готовую вот-вот проснуться силу? Хотя меня посещала мысль, что годы берут свое и все такое, — церковник удовлетворенно улыбнулся, заметив злость на лице ментального мага.
— Что ты скажешь на это, Ульен?
— Я могу подтвердить, что силы девчонки незначительны. Я не обнаружил в ней и намека на способность укрощать стихию.
— Возможно, все дело в том же страхе, — Зоревар продолжал плести паутину из мыслей и идей. — Девочка до ужаса боится магии. Ее родители были убиты укротителем стихии. Ее сила слаба, а страх не позволит и помыслить об укрощении воды. Я думаю, что она может остаться во дворце, как и просил Кристар. При условии, что она ни при каких обстоятельствах не прибегнет к магии. Иначе ей здесь не место. Тогда, если мои ожидания не оправдаются, Кристар не сможет оспорить вашего решения выгнать девушку. А господин Первый советник, время от времени, может беседовать с Рони, чтобы убедиться в ее благонадежности.
— Неслыханно, это просто неслыханно! Госпожа Арнора, вы должны приказать выпроводить мага за стены дворца! Оставлять ее здесь — это безрассудство! Ваша привязанность к господину Кристару мешает вам трезво оценивать ситуацию, и, кажется, вы забываете о…, — Ульен глянул на довольного Зоревара. При церковнике старику не стоило поднимать вопрос об истинном положении Кристара при дворе.
— Мне нужны твои советы, Ульен, а не указы, — Арнора поднялась со стула, всем видом показывая, что решение уже принято. — Когда девочка воспользуется своей силой, ее пребывание во дворце закончится. Она одна из прачек, верно? Уберите ее подальше от воды. Раз ты за нее вступаешься, Зоревар, сам этим и займись. Пусть она будет где-нибудь на виду.
— Моя госпожа, я смею настаивать на…
— Достаточно, Ульен. Зоревар, ты можешь идти. Позови капитана стражи и Третьего советника, необходимо обсудить появления неизвестных существ в Огнедоле и во дворце, в частности.
Поклонившись, церковник направился к выходу из Зала Собраний. Хоть чувство победы над стариком Ульеном и вызывало у Зоревара улыбку, в глубине души он и сам не был уверен в правильности принятого решения. Всевидящая Мать вновь проявила свою благосклонность к воспитаннику, и Кристар будет доволен, — это утешало церковника, но закравшиеся сомнения не давали ему покоя. Списав все на передавшуюся с кровью отца неприязнь к укротителям стихии, Зоревар поспешил к темнице.
Как и ожидал, Зоревар нашел девушку в выложенной камнем-молчуном камере, подавленную и разбитую. С ярко-красным ожогом посреди лба, она забилась в угол, поджав ноги и обняв себя руками.
Отпустив охраняющих камеру церковников «погулять», Зоревар повернул в замочной скважине ключ и зашел в лишенную какой-либо мебели комнату. Стоило их взглядам встретиться, как девушка спрятала лицо на коленях.
— Все в порядке, — Зоревар присел на корточки перед Оникой. Он присутствовал на ее клеймении — это был первый раз, когда церковник видел, как ставят метку Проклятого. Утопающие в слезах боли разномастные глаза застряли в его горле комом. — Рони, все хорошо. Посмотри на меня.
Оника неохотно подняла голову. Длительное пребывание среди молчун-камня давило на нее, но не лишало сил, как всех остальных магов. Куда больше девушку тревожила дальнейшая судьба. Благодаря старику Ульену и тому, что он прочел в ее голове, ее не подозревают в пособничестве мятежникам, но со времен Первого во дворец Берилона не ступала нога ни одного мага, кроме ментальных мастеров. Потеря приближенности к Кристару и дворцовой библиотеке не была Онике на руку. Она решила попробовать снова пробраться во дворец, став невидимкой, и попытаться отыскать что-либо о крошечном жуке Данмиру, но единственная оплошность означала конец. И вероятность ошибки, возвращения на другую ветвь событий, пугала Онику.
— Вставай, хватит здесь сидеть. Или ты думала, что я дам тебе здесь чахнуть до старости? — взяв девушку за плечи, Зоревар поднялся и потянул Онику к выходу из комнаты.
— Почему меня не выгнали сразу после клеймения? — спросила она, оглядываясь на пустынный коридор.
— Твоя дальнейшая участь требовала тщательного рассмотрения, — Зоревар усмехнулся и встряхнул Онику, не желая больше видеть печаль на ее лице. Раз он встрял во всю эту затею, оставалось только быть верным собственной опрометчивости и Кристару, вымотавшему ему все нервы. — Не каждый день одна из служанок дворца оказывается укротителем стихии и спасает жизнь благородной особе.
— Мне жаль, очень жаль, что все так сложилось. Это проклятая сила, и вся моя жизнь была проклята с самого начала.
— Ну-ну, довольно об этом. Все не так уж плохо.
Поднявшись из подвальных помещений, Оника сразу поняла, что Зоревар ведет ее не к выходу из дворца, и недобрые предчувствия закрались в сердце девушки.
— Послушай внимательно, Рони. Ты остаешься во дворце. Не на прежнем месте, но, думаю, тебе понравится.
— Но почему?! — удивление Оники было искренним.
— Так уж получилось, что госпожа Арнора прислушивается ко мне, когда дело касается ее воспитанника. Тебе же неизвестно, что Кристар опять вступился за тебя? Так что не говори мне о проклятии, Рони, ты родилась под счастливой звездой. Немного просящих глаз господина Кристара, чуточку моего красноречия, и тебе позволено и дальше служить Всевидящей Матери. Но ты не должна прибегать к своей силе. Всего один случай укрощения воды — и ты сможешь видеть стены дворца только снаружи.
— Я ни за что не прибегну к проклятому дару!
— Я знаю, — Зоревар улыбнулся. Весь путь на второй этаж дворца церковник, как и Оника, отмечал удивленно-испуганные взгляды прислуги.
— Зоревар, почему ты это делаешь? Почему помогаешь мне? — ответы на эти вопросы хотела получить не служанка Рони, а наследница Первого мага. Хоть для Оники и было привычным, что церковники и маги давно сражались вместе, в этом времени они все еще оставались заклятыми врагами. И пусть презрение церковников к укротителям стихий было в разы меньше, чем ненависть магов к служителям Церкви, но его было достаточно, чтобы не желать делать что-либо в интересах клейменных печатью Проклятого.
— Об этом просил Кристар, а мне сложно ему отказать. К тому же, как показала жизнь, тебя крайне полезно иметь рядом, — Зоревар придержал Онику за плечо, заглядывая в глаза. — У тебя есть замечательнейшая привычка спасать Кристара от неприятностей, когда приставленная к нему охрана не справляется. Правда, если так подумать, до твоего появления во дворце он в эти самые неприятности и не встревал.
Зоревар быстро пожалел о своих словах, увидев отчаяние на лице девушки. Все ж, она была совершенно обычным человеком, пусть и со шрамом на лбу, и нутром мага, но церковник, как бы не пытался, не находил в себе и намека на чувство неприятия.
— В любом случае, я ценю общество Кристара, так что теперь я в небольшом долгу перед тобой. И вот моя скромная попытка вернуть его.
Зоревар толкнул украшенную резьбой створку дверей, перед которыми они стояли. Оника не могла вспомнить, что находится в этой части этажа, пока в открывающемся просвете не выросло содержимое комнаты.
«Что он там говорил о счастливой звезде?» — Оника не верила своей удаче.
Из просторной комнаты, заставленной укутанными в пестрящие вышивкой покрывала кроватями всего в один ярус, повеяло сухим аромат травяных мешочков, спрятанных под подушками. На широких подоконниках лежали мотки ниток и ткани, среди которых нашли свое место и несколько книг. В центре комнаты было достаточно места, чтобы собрать все стулья в круг и устроить вечер поэзии.
— Тогда как низшая прислуга ютится во флигиле первого этажа, горничным отведена комната в теплом крыле второго, — Зоревар говорил с видом торговца, расхваливающего товар. — Управляющая уже оповещена о твоем приходе. В общем, располагайся. И не забывай про условие твоей службы во дворце.
Церковник впихнул девушку в комнату и, притворив дверь, тяжело вздохнул. Как и в первый день, взгляд разноцветных глаз по-прежнему вытряхивал из него всю душу. Приняв полагающий вид, Зоревар поспешил подняться к покоям Кристара и принести радостную весть.
В отличие от вечно переполненной жизнью комнаты Ильги, эта была тиха и спокойна, с размеренностью притаившейся в складках одеял, пока их хозяйки отсутствовали, погруженные в беспокойные будни. Лишь у одного окна, за столом сидела женщина средних форм, с чепцом на голове и сосредоточенным взглядом карих глаз, изучающих записи распорядительной книги. Дорана отвечала за порядок среди горничных и не терпела неорганизованности ни в чем, ведя строгий подсчет смен, расходов и дополнительных выплат за работу.
Оника робко приблизилась к женщине, так и не поднявшей на девушку взгляда. Сухое перо в ее пальцах стучало по краю страницы, помогая Доране сверять цифры. Женщина выросла в семье дворцового пекаря и в свое время получила хорошее образование. Она считала медленно и аккуратно, по несколько раз сверяя результаты и записывая промежуточные значения на листок. Из-под белоснежных кружев выбивались дуги русых прядей.
— Твое собственное имя — Рони, родового нет, правильно? Конечно, откуда ему у тебя взяться, — Дорана бросила на девушку короткий взгляд и, обмакнув перо в чернила, перелистала книгу, ища подходящие страницы для записи. — Я еще не видела горничной без семейного имени, а горничной мага, — и подавно. Ты многим обязана своей внешности. Я говорила с Ильгой, и она хорошо отзывалась о твоей покладистости. У тебя слишком тонкие руки для стирки, и я удивлена, что грубая вода не испортила кожу. Благородные господа предпочитают, чтобы на горничную было приятно смотреть. Я расскажу о твоих обязанностях, правилах и заведенных порядках. Хорошо бы тебе быстро учиться. Нерасторопные здесь не задерживаются. Ты все поняла?
Оника кивнула. Сейчас, когда, казалось, безвыходная ситуация сыграла ей на руку, девушка была готова проявить столько старательности, сколько потребуется и даже больше. Она знала о распорядках горничных: несмотря на ранние подъемы и отсутствие своевременного ужина, эта каста прислуги имела много привилегий, среди которых было наличие свободного времени в середине дня и повышенная оплата за труд.
Ей досталась широкая кровать напротив окна, и подогнанная по размеру форма горничной, хорошо знакомая ей со дня мятежа. Вечер близился к своему завершению, а комната все пустовала, лишь только Дорана объясняла Онике, чем ей предстоит заниматься. Она обещала приставить к ней на несколько дней другую горничную, чтобы новенькая ничего не напутала.
Служанки стали возвращаться лишь после десяти, когда Ильга уже прозвенела бы отбой для своих подчиненных. К этому времени Дорана посоветовала Онике затихнуть и не беспокоить уставших девушек новыми впечатлениями. Совсем скоро ей предстояло забыть о долгом сне и вольных днях, не знакомых горничным.
До подбородка укутавшись в толстое одеяло, Оника пыталась разглядеть стройный стан луны, посеребрившей узоры на стекле. Она до последнего ждала, что ее выгонят из дворца, но посещение темницы натолкнуло девушку на размышления о более печальной участи.
Оказавшись среди полночной темноты и тиши, Оника вновь слышала крик дикого чудища и не могла избавиться от преследующего ее голоса брата. Его пораженный взгляд, объятый вихрем чувств, представал перед девушкой, стоило только закрыть глаза.
«Почему же мне позволили остаться? Никто не будет держать во дворце мага из-за недостатка прислуги. Неужели слова Зоревара имеют такой вес для Всевидящей Матери? Или все дело в просьбе Кристара? Это же безумие!».
Оника резко села, когда на ее кровати появился кто-то еще. Привычка молниеносно реагировать на любое движение и звук все еще сохранила свою власть со времен, когда маги нападали на селения и друг на друга.
Щурясь от пламени свечи, Оника разглядела смутный силуэт ранней гостьи, а, привыкнув к свету, две косички, выглядывающие из-под тугого чепца, и миндалевидные глаза. Девушка, не старше Оники, прижала палец к губам и, указав на одежду, висевшую на спинке кровати, поманила за собой. Наспех одевшись, Оника на носочках выбежала из опутанной паутиной снов комнаты.
Оказавшись за дверью, Оника предстала перед невысокой девушкой, сжимающей в одной руке подсвечник, а в другой — расческу и сверток с теплым куском мясного пирога.
— И кто потом будет будить тебя? Кстати, я Алестия, твой учитель и поводырь среди сотен дверей и десятков поручений, — девушка протянула Онике расческу и припасенный завтрак. — Приведи себя в порядок, и пойдем, нам нужно столько успеть до того как господин Шараф проснется.
Не дожидаясь ответа, Алестия чуть ли не вприпрыжку зашагала вдоль по коридору. Замок дремал, стиснутый в плотных объятиях ночи. Свет свечей вздрагивал от проходящего мимо караула и редких слуг, чей день уже начал свой отсчет.
— Господин Шараф? — спросила Оника, понимая, что Алестия слишком занята своим приподнятым настроением.
— Разве Дорана тебе не сказала? Она так погружена в свои записи, что порой забывает обо всем вокруг, — Алестия развернулась к своей спутнице лицом и продолжала идти спиной вперед. — Каждая горничная приставлена к одному из господ. Правда, после мятежа некоторым приходится быть сразу в двух местах. Не переживай, тебя эта участь не коснется, — тебе бы и с господином Шарафом управиться. Он встает раньше и ложиться позже всех, а его постель дурно пахнет. Еще он сварлив и зануден, но не выгонит тебя, если ты, конечно, не разольешь морс на его книги, а они повсюду! Он ведает дворцовой библиотекой и так же стар, как ее архивы.
Услышав о библиотеке, Оника оживилась. Малоприятное назначение могло оказаться именно тем, что ей было нужно.
— Хоть все горничные и выполняют схожие работы, у каждого господина свои пожелания и… странности. Я побуду с тобой пару дней, пока ты не свыкнешься и не выучишь все, что нужно знать. Тебе повезло, что я когда-то знала горничную, прислуживавшую господину Шарафу. Жаль, во время мятежа ее заживо сжег огненный маг, — суетливые глазки Алестии скользнули на лоб Оники.
— Прости, тебе должно быть неприятно.
— Нисколько, — девушка пожала хрупкими плечиками. — В детстве у меня было много знакомых укротителей стихий, и почти все они были довольно милы. Господин Зоревар пообещал, что ты тоже милая.
— Господин Зоревар?
— Ага, господин Зоревар, за комнатами которого я слежу. Порою там творится сущий бардак, но он часто ходит на ужин к господину Кристару, а иногда и на завтрак, так что мне меньше забот. Леция жутко злиться, что ей приходиться разбирать устроенный господином Зореваром беспорядок, но этой девчонке полезно иногда замарать руки.
— Леция, горничная господина Кристара?
— Именно. Примечательнейшая особа. Ну, ты и сама увидишь, — Алестия ухмыльнулась, вовремя обернувшись и ступив на первую ступень лестницы, ведущей наверх. — Комнаты господ, как ты знаешь, расположены на третьем этаже. Господин Шараф живет совсем рядом с библиотекой. Ты же знаешь, что дворцовая библиотека занимает целых два этажа? Представить не могу, о чем можно столько написать, и кто все это будет читать. По-моему, чтение — скучнейшее занятие на свете.
Поднимаясь по лестнице, Алестия беспрестанно, поглядывала на Онику.
— Господин Зоревар сказал, что ты убила одно из чудищ, о которых судачат черныши.
— Мне повезло, — Оника помрачнела, помня об отношении Рони к новой силе. — Черныши? О ком это ты?
— Все те, кто обитает внизу. Не обижайся. Хоть ты и была одной из них, теперь-то ты здесь.
Алестия говорила без умолку, рассказывая о выгодах жизни горничной господина Зоревара, который, собственно, и отпустил девушку на несколько дней, чтобы та помогла Рони освоиться. Алестия была дочкой мелкого купца и переняла от отца быстроту реакции и живость речи, искрящую перепадами интонаций.
Когда девушки добрались до комнаты господина Шарафа, голова Оники гудела, как растревоженный улей. Вздохнув, она натянула робкую улыбку, глядя на дверь, за которой должна была сосредоточиться большая часть ее времени. С досадной усмешкой девушка думала, что тренировки новобранцев Ордена были не худшим из ее занятий.
За дверью стоял свистящий храп и удушливый запах старости, от которого Оника едва заметно наморщила нос, тогда как Алестия и бровью не повела. В смежной ванной комнате было тепло от горящего очага, в который горничная подбросила немного дров. Пододвигая поближе к огню чан с водой, она шепотом рассказывала Онике, что господин Шараф любит принимать горячие утренние ванны, после чего завтракает и отправляется в библиотеку, где и проводит весь день. За время его отсутствия горничная должна освежить покои, сменить простыни и вынести ночной таз, после отнести в библиотеку обед. До ужина, который стоит подавать в девять, у горничной господина Шарафа достаточно времени для вышивки или шитья, но главное — не забыть нагреть еще одну бочку воды и после помочь господину Шарафу забраться в постель.
Господин Шараф оказался сухощавым стариком с высокими скулами и впалыми щеками рядом с длинным носом и под стать ему крючковатым подбородком. Как и обещала, Алестия ходила за Оникой след в след, подсказывая и исправляя, тогда как господин Шараф вращался в ином мире, не замечая суетящихся вокруг него горничных.
Проведя в обществе Оники, молчаливо выполняющей свои обязанности, целый день, Алестия глубоко заскучала и даже впала в уныние. Девушку утешало лишь то, что новая горничная оказалась на удивление сообразительной, а потому она уже могла предоставить ее саму себе. Оставив Онику саму, Алестия спешила освежить перед сном простыни господина Зоревара, обиженная на него за сыгранную шутку: Рони только выглядело милой, но была неинтересной и неразговорчивой особой, возможно, слишком опечаленной наверняка еще ноющим ожогом на лбу.
Следующим утром Оника шла по заученному пути в одиночестве, провожаемая только придирчивыми взглядами караулов. Девушку ждало полное забот утро, и занимать себя размышлениями о том, что думают о ней обитатели дворца, она не собиралась. Ранние подъемы и поздние возвращения в комнату горничных обеспечивали Онике отсутствие общения с другими девушками, что не могло ее не радовать. Она оказалась не в почете даже не будучи магом, а эта часть биографии Рони точно не улучшила бы отношение к ней.
Приготовив ванну, Оника раздвинула шторы, аккуратными бантами завязав подхваты.
— Сегодня ты управишься сама, без помощи этой смеси шума и суеты? — проворчал старик, кряхтя, садясь на кровати. Обвисшая кожа собралась на животе в дряблые складки, нескрываемая распахнутым халатом.
— Горячая вода и свежие полотенца уже ждут вас, господин Шараф, — Оника склонила голову, сложив руки на подоле платья.
— Меньше слов, девочка, тем более, когда ты не можешь сказать ничего для меня нового.
Старик прошлепал босыми ногами мимо Оники. Ей оставалось только подать завтрак, который слуга с кухни оставлял в строго обозначенное время на столике у входа в покои, и привести в порядок комнату, когда господин Шараф отправится в библиотеку. Девушка считала минуты, пока старик неторопливо поглощал завтрак, украдкой поглядывая на подпирающие потолок шкафы, заставленные книгами.
— Подай обед к двум и проследи, чтобы положили черничный пирог, — распорядился старик, накидывая бесформенный балахон, сгреб со стола охапку цветастых перьев и белых свитков и оставил горничную саму.
Скоро разделавшись с постелью и ночным горшком, под видом уборки скопившейся в углах пыли, Оника принялась за долгий пересчет книжных корок, надеясь отыскать что-нибудь, что могло пригодиться ей в изучении жуков Данмиру. Просмотрев первый стеллаж, девушка могла с уверенностью заявить, что свою личную библиотеку старик заполнил исключительно жизнеописанием благородных господ и их многочисленных потомков.
За дверью уже во всю шумела жизнь, когда Оника устало опустилась на стул. Пальцы хранили прикосновения кожи переплетов, покрывшихся за годы едкой пылью. Стоило озаботиться обедом для господина Шарафа, поэтому бросив последний взгляд на «Песни и сказания южного берега», Оника отправилась в разгоряченную кухню дворца.
Уткнувшись взглядом в ипускающее пар рагу из оленины, по пути в библиотеку Оника старательно делала вид, что не замечает сопровождающего ее внимания. Каждый слуга считал своим долгом отпустить тихое замечание, касательно мага во дворце, но Оника, как и всегда, слышала все нелестные слова в свой адрес и упоминания недавнего мятежа. Казалось, все вокруг позабыли о недавнем появлении в саду чудищ, беспокоясь только об укротителе стихий, живущем под одной с ними крышей. Утешив себя мыслью, что все не так уж плохо, пока крыша дворца на своем месте, а не снесена метеоритным дождем, девушка ступила в открытую стражей дверь библиотеки.
Оника лишь понаслышке знала о грандиозности книгохранилища берилонского дворца, а увидев его воочию, не была уверена, что библиотека Храма Первого мага превзойдет эту своим величием. Девушка стояла на краю величественного города слов, тянущегося вдаль по обе стороны от нее, словно два берега, разделенные фигурными балюстрадами. Со второго яруса библиотеки открывался прекрасный вид на центральный неф, из которого росли три двухэтажные колонны, обшитые книжными полками с приставленными к ним лестницами. Под вторым ярусом лучи шкафов расходились в стороны, вплоть до дальнего края библиотеки, где находилась закрытая секция и архивные бумаги.
Спустившись по одной из боковых лестниц, Оника сразу заметила господина Шарафа, сидящего за широким столом лицом ко всем входящим через дверь первого яруса библиотеки. Здесь пахло старой бумагой, деревом и запустением. Свет прорывался сквозь стрельчатые окна, смешиваясь с тусклым дневным мерцанием светлячковых ламп.
Нехотя отложив занимавшую его книгу, старик принялся энергично есть, марая бледные губы черникой. Утершись платком, господин Шараф вернулся к своему занятию, не обратив на горничную ни малейшего внимания. Относя на кухню пустые тарелки, Оника гадала, как лучше потратить оставшееся до ужина время. Старик возвращался поздно, а если она продолжит болтаться в его покоях, расспросов не избежать.
На втором этаже было разбито несколько зимних садов, на сладкий запах которых слетались свободные от забот жители дворца. Горничные, чашники, повара и менестрели проводили среди бурлящих зеленью крошечных аллеек большую часть свободного времени, сочиняя стихи, вышивая или сплетничая обо всех подряд. Вход в эту обитель жизнерадостности и достатка был закрыт прислуге, относившейся к «чернышам», точно так же, как и высшему сословию слуг — в сады господ этажом выше. Что, впрочем, не мешало последним посещать и те и другие.
На окраине одного из таких зимних садов, находившегося ближе остальных к комнате горничных, Зоревар и поджидал Рони, хорошо осведомленный о ее распорядке дня и порядком уставший от не стихающих сплетен прислуги. Церковнику начинало казаться, что нападение неизвестных тварей и сыплющиеся одно за другим донесения о разорении селений волнуют всего несколько человек. Люди бояться выходить на улицу, молясь небесам, чтобы их дом не разгромил взявшийся из ниоткуда зверь, но во дворце Берилона все только и заняты, что обсуждением решения Всевидящей Матери оставить среди слуг укротителя стихий!
От приступа раздражения Зоревара отвлек объект его ожиданий. Суматошно проверив содержимое кармана, церковник позвал горничную. Не желая и дальше страдать от нетерпения, без лишних слов Зоревар извлек на свет и протянул девушке немного примявшуюся салатовую ленту.
— Уверен, тебе и самой будет проще, если все вокруг перестанут пялиться на…, — церковник запнулся, посмотрев на еще свежий ожог. — Ну, ты понимаешь.
— Разве скрывать метку не запрещено Церковью? — недоумевая, Оника смотрела на холодящую руку ленту.
— Те, кому должно, прекрасно знают, что ты маг, а остальные обойдутся без пищи для пересудов. Конечно, разговоры не прекратятся, но тыкать в тебя пальцами будут меньше: далеко не всем известно, как выглядит живущий во дворце укротитель стихии. Некоторые даже считают, что это один из поварят.
— Спасибо, Зоревар.
— Как ты вообще справляешься, Рони? — церковник указал на пустующую под карликовой вишней скамью, предлагая присесть.
— Если не смотреть по сторонам и избегать зеркал, можно даже забыть о скрывающемся внутри проклятом даре. Я совсем его не чувствую, будто его и нет вовсе. Жаль, что это не так.
— Пройдет немного времени, и ты свыкнешься, — Зоревар не знал, так ли это, но чувствовал, что должен что-то сказать. Бурный всплеск смеха в глубине сада и показавшиеся горничные помогли церковнику справиться с неловкостью. — Алестия жаловалась, что ты за весь день проронила не больше пары слов, чем довела ее до глубочайшей тоски.
— Мне кажется, горничной не престало быть многословной.
— Что ты смышленая, она тоже говорила. Впрочем, последнее мне прекрасно известно, — заметив Зоревара, Алестия оставила шумную компанию горничных и направилась к собеседникам.
— Господин Зоревар, — проходя мимо, девушка поклонилась и хитро улыбнулась, а церковник не упустил возможности ущипнуть горничную ниже спины.
— Ты говорил, что не любишь подобного обращения, — заметила Оника, когда Алестия скрылась за углом.
— Не всегда. Здесь все сложно. Ты жила вдали от дворца и Берилона, а нездешним трудно понять все хитросплетение взаимоотношений под белоснежными куполами.
Еще один взрыв смеха привлек внимание Оники и Зоревара к шумящим в стороне горничным. В центре всеобщего веселья находилась низенькая нескладная девушка с круглым лицом, в центре которого уместились пуговки-глаза, кривоватый рот и курносый, напоминающий свиной пятачок, нос. Одна ее нога была короче другой, от чего горничная прихрамывала, забавно заваливаясь набок. Впрочем, никто не смел сказать ей ни одного насмешливого словца, предпочитая поддерживать отпускаемые самой девушкой остроты.
— Ты ведь уже заметила, что Цесия — единственная невзрачная горничная среди всех? — Зоревар ухмыльнулся. — У благородных господ в крови страсть окружать себя богатыми и красивыми вещами, и горничные, которых они порой видят чаще, чем собственных благоверных и детей, не исключение.
— Тогда почему она здесь? — Оника уже слышала это имя раннее. Алестия упоминала о горничной брата и ее крутом нраве.
— Помнишь, я как-то рассказывал о том, что происходит с теми девушками, кто, по мнению госпожи Миалы, получает слишком много внимания со стороны господина Кристара? Но кто же допустит, чтобы горничные менялись каждую неделю? Вот так выглядит выход, при котором госпожа Миала может спокойно спать, а служанки выполнять свою работу. Тебя это забавляет?
Слушая о любовной канители, которую умышленно или же не нарочно поднял вокруг себя Кристар, Оника не могла сдержать улыбки.
— Прости.
— Нет, нет, лучше продолжай улыбаться. Надеюсь, в нашу следующую встречу на твоем лице уже не будет этой маски из траура и смирения, — Зоревар поднялся со скамьи, и, посмотрев по сторонам, улыбнулся на прощание и поспешил уйти подальше от пробирающего до костей взгляда разноцветных глаз.
Дни превратились для Оники в череду ранних подъемов и книжных корок, жмущихся друг к другу на полках в комнате господина Шарафа. Старик лишь изредка говорил горничной, к какому времени он ждет обед, и продолжал возвращаться в покои ближе к полуночи, даже за ужином не отрываясь от чтения прихваченной с собой книги. Каждый раз Онику не оставляла надежда, что когда-нибудь старик заинтересуется редкими видами растений и животных, но господина Щарафа интересовали только скучные биографии не менее скучных людей. Раз в несколько дней ее вызывали в кабинет Первого советника, сверлившего девушку на протяжении десятка минут суровым взглядом, подобным тем, что у благородных господ на иллюстрациях в книгах господина Шарафа. Каждый раз убеждаясь в лояльности и безвредности новой горничной, Первый советник выставлял ее за дверь, недовольный, что во дворце продолжает находиться маг.
Однажды вечером, когда не просмотренными оставались всего два шкафа, и Оника уже отчаялась найти искомое, господин Шараф вернулся несколькими часами раньше обычного и застал пустующий стол без намека на горячий ужин. Обдав девушку злым взглядом, без единого слова старик засел в кресле с книгой, в тихом негодовании ожидая, пока нерасторопная горничная не выполнит свои обязанности.
Вернувшись в покои с заставленным тарелками подносом, Оника нашла старика все так же сидящим в кресле, в окружении тройки канделябров, высвечивающих каждый седой волос на его голове, не оставляя теням ни одного укромного местечка.
Когда блюда были расставлены, господин Шараф вместе с книгой и скверным настроением перебрался за стол.
— Зажги больше свечей, — приказал старик, сжимая в свободной руке круглое увеличительно стекло.
Покосившись на десяток горящих огоньков, Оника извлекла из буфета подсвечники и, расставив на столе, зажгла еще шесть свечей. Изредка подрагивающее пламя придавало лицу старика истинно страдальческое выражение. Он совершенно забыл о еде, часто моргая и щурясь, минутами не переводя взгляд с одной страницы на другую.
Хоть у Оники не было ни единой причины для теплого отношения к господину Шарафу, картина перед ее глазами вызывала сочувствие, и, когда старик в сердцах смахнул книгу на пол, Оника болезненно свела брови.
— Бесполезная дрянь! — за книгой последовала и линза, рассыпавшись на каменном полу грудой осколков.
Собирая разбившееся приспособление, Оника подняла взгляд и заметила увлажнившиеся глаза господина Шарафа, бессмысленно ковыряющегося в тарелке. Убрав стекло, девушка подняла упавшую разворотом вниз книгу, расправляя смятые страницы.
— «Повести о Наборате Опрометчивом и двадцати трех перекрестках», — после недолгих размышлений, Оника прочитала вслух буквы, выведенные золотом на первой странице.
Бледное лицо старика взглянуло на горничную, но вместо брани прозвучал короткий вопрос:
— Ты умеешь читать?
— Немного. Меня учила швея из…
— Меня не интересует твоя биография. Верни книгу.
Склонив голову, Оника положила сборник с повестями на стол перед стариком. Смачивая пальцы в кубке с водой, господин Шараф листал страницы, пока не остановился на трети книги.
— Читай отсюда, — сухо произнес он, пододвигая книгу к Онике.
Сдержанно улыбнувшись и поправив ленту на лбу, девушка заскользила пальцем по ровным срокам, сложенным из мелких буков, рассказывая историю о малоизвестном, но определенно великом, герое:
— И тогда Наборат Опрометчивый выменял своего гнедого скакуна на четырех поисковых свиней и отправился по следам Грома Грозного, подло укравшего драгоценную реликвию полевых бегунков, серебряную тыкву…
Дэрк, как и всегда, был откровенен с собой: он допускал мысль, что когда-нибудь снова окажется под сводами дворца Берилона. Только в воображении бывшего церковника не было конвоируемой его стражи и старика Ульена, служившего еще предыдущей Матери. Первый советник встретил Крайснера и сопровождавших его бойцов Церкви на ступенях перед дворцом. Дэрк презирал Ульена за слабость и закостенелость взглядов, Ульен же видел в нем исключительно предателя и надменного выскочку. Взаимная неприязнь ментальных магов была для них так же очевидна, как и всем, кто оказывался в их обществе.
— Вы, что ли, занавески постирали? — насмешливо произнес Дэрк, разглядывая дворец. Едва заметные перепады оттенков выдавали места повреждений, нанесенных постройкам во время мятежа.
Ульен был бы рад лишний раз не мараться о присутствие Крайснера, но о его сопровождении лично попросила Всевидящая Мать. Что крылось за этой просьбой? Первый советник искоса смотрел на церковников, окруживших Дэрка, но не смеющих и пальцем тронуть мужчину. Все дело в страхе и уважении за былые заслуги, или ментальный маг уже успел порыться в их головах? Ульен прекрасно знал о самоуверенном мальчишке, с самых первых дней служения Церкви заимевшем славу того, кто игнорирует неписанный кодекс ментальных магов. Неудивительно, что в итоге он предал возложенные на него ожидания и ушел в отставку.
— Помнится, в прежние времена народцу тут было побольше. Неужто хворь какая заела половину слуг?
Дэрк знал, что его ведут в Зал Собраний, что на первом этаже, а значит, погулять по дворцу не выпадет возможности. Он все размышлял, как можно больше узнать о том, что же происходило во дворце в день мятежа, что с Кристаром, и где может быть его изворотливая сестра.
Перемешивая колкости с тихим смехом, Дэрк и сам не представлял, что подготовил благодатную почву для партии, которую ему предстояло разыграть. Мужчина не собирался лезть в голову Ульена раньше времени — это было бы проявлением крайне дурных манер — но когда из-за угла появилась горничная со стопкой полотенец, Крайснер изменил свое решение.
Если бы Дэрк не видел так хорошо знакомого лица и разноцветных глаз, он бы никогда не сказал, что перед ним дочь Сапфира. Ранее сопровождавшая ее аура стихийного мага была сведена на нет, оставив едва ощутимый дух укротителя водной стихии, а мысли были открыты, словно книга, но мужчина мог поспорить на что угодно — эти мысли могли принадлежать кому-либо, но только не известной ему Онике.
«И когда ты, плутовка, только успела научиться так хорошо скрывать свою суть?»
Незаметно коснувшись сознания Ульена, Дэрк убедился, что тому прекрасно известно о том, что во дворце находится стихийный маг. Об этом знала и Всевидящая Мать, которая и позволила девушке остаться, и стража, и почти вся прислуга. Удостоверившись, что он не раскроет об Онике ничего, что она сама не позволила узнать, Дэрк приступил к активным действиям. Церковник не знал, выпадет ли ему еще один шанс увидеться с дочерью Сапфира во время его присутствия во дворце, так что этот было глупо упускать. Главное, чтобы она доверилась ему, догадавшись, что он не подведет ее.
Крайснер зашелся безудержным смехом, чем вызвал непонимание своих конвоиров и негодование Ульена, отвлекая того от распускаемого ним ментального тумана, скрывающего чужие мысли и окутывающего пеленой всякое применение магической силы.
— Вы издеваетесь! Нет, серьезно, вы уверены, что вам в чай не подмешивают дурман-корень?
Церковники не остановили вырвавшегося из их кольца ментального мага, решив бездействовать, пока Первый советник не отдаст другого приказа. Но Ульен, посерев от злости, молча наблюдал за вжавшейся в стену горничной, пропускающей конвой, и направляющимся к ней Крайснером.
— Да ладно, правда что ли? Мои глаза меня не обманывают? Нет, нет, это и правда укротитель стихий! Здесь, во дворце самой Всевидящей Матери! — Дэрк бесцеремонно схватил горничную за руку, так что та выронила полотенца, и, глядя в полные страха глаза, усмехнулся, пальцем сдвигая ленту на лбу. — Совсем свеженькая! А, я понял, это новое веянье моды — держать при себе крошку укротителя стихий. Или все дело в очаровательной мордашке?
«Если ты все это время была здесь, а след от клейма еще не зарубцевался, выходит, что-то вынудило тебя раскрыться. И как только тебе удалось остаться во дворце?! Ну же, плутовка, сделай уже что-нибудь! Не стоять же нам так до вечера!»
Дэрк надеялся, что Оника сможет приоткрыть ему часть своего сознания, но все, что он слышал, это непонимание и страх, повторяющиеся в глазах девушки.
— Оставь девчонку, Крайснер, это тебя не касается, — сцена, устроенная церковником, привлекала все больше взглядов проходящих мимо слуг, что злило Первого советника еще больше.
«Проклятье, Оника!»
Дэрку ничего не оставалось, как отпустить руку девушки, когда его предплечье пронзила жгучая боль, тысячей игл вонзаясь в кожу, разбухая и разрывая на части. Понимая, что в таком состоянии он не сможет сохранять невозмутимость, ментальный маг отрезал все ощущения, приходящие из руки. Одарив Онику красноречивым взглядом и убедившись, что Ульен ничего не почувствовал, он вернулся к своему конвою.
— Повеселили вы меня, конечно, на славу. Признайся, Ульен, ты же Первый советник, кому, как ни к тебе прислушиваться Всевидящей Матери. Ты, наконец, решил использовать свое положение, чтоб на старости лет тряхнуть стариной? — Дэрк продолжал изгаляться, удовлетворенно отмечая, как закипает Ульен. Сила ментального мага зависит от холодности его ума, а в таком состоянии старик был глух и слеп ко всему вокруг. — Не ломайся, как девица, немного нарушить правила с такой милашкой не преступление, я же все понимаю!
Пообещав себе не дать Крайснеру потешить самолюбие проявлением гнева, Ульен стиснул зубы, благодаря Небо, что Зал Собраний уже близко. В такие моменты, а еще в дождливые дни, когда ломило кости, Первый советник ненавидел просторность и размах берилонского дворца.
Когда Дэрк предстал перед расписанными дверьми Зала Собраний, он на мгновение вернул восприятие руки и, двинув желваками от нахлынувшей боли, снова пригасил ощущения. Одежда скрывала конечность вплоть до кисти, и мужчина, силясь понять, что Оника вытворила с его предплечьем, лелеял надежду, что к вечеру оно не отвалится.
Зоревар начинал привыкать к закрытым собраниями Всевидящей Матери. Ему льстило, что Арнора все глубже вовлекает его в дела государства, но присутствие одного Первого советника на предстоящей встрече оставляло много вопросов. Юноша давно заметил, что Всевидящая Мать довольно холодно относится ко Второму советнику, часто отсутствующему. Среди членов Собрания ходили слухи, что Вторым советником при Всевидящей Матери Арноре должен был стать другой человек, но он был убит. Зоревар старался не забивать голову интригами, плетущимися под самым куполом берилонского дворца, тем более, что достоверную информацию знала только сама Арнора и Первый советник.
Зоревару не были известны подробности предстоящего собрания, но одно то, что Всевидящая Мать, всегда приходящая последней, уже была здесь, говорило о многом. Словно высеченная из белого мрамора, Арнора застыла в своем кресле, но в движении век и замерших пальцах, Зоревар заметил признаки волнения, от чего и сам начал нетерпеливо поглядывать на дверь.
— Да, здесь, без сомнений, поменяли занавески, — крепкий мужской голос сотряс уже успевшую прижиться в Зале Собраний тишину.
В сопровождении четырех церковников и Первого советника в дверь вошел широкоплечий верзила с татуировками ментального мага и ехидным оскалом на лице. Кажется, будучи мальчишкой, Зоревар видел его лицо на построении боевых отрядов Цитадели. Еще тогда его удивила замысловатость татуировки мага, свидетельствовавшая о незаурядных способностях ее обладателя.
Всевидящая Мать встала и жестом отдала страже приказ покинуть Зал Собраний.
«Госпоже Арноре не нужны лишние свидетели? Теперь ясно, зачем ей понадобилось мое присутствие. Однако ментальные маги никогда не выказывали своего несогласия с властью Всевидящей Матери, а госпожа Арнора остерегается этого человека. Почему?» — Зоревар не отрывал взгляда от незнакомого ментального мага, пока Первый советник занимал свое место по левую руку от Всевидящей Матери.
— Ты, как и раньше, сеешь фарс и абсурд везде, где появляешься, Дэрк, — неодобрительно сказала Арнора, опускаясь в кресло.
Мужчина без приглашения схватился за спинку понравившегося ему стула и, с шумом отодвинув тот от стола, грузно опустился на сидение, закидывая ноги на сверкающую столешницу. Зоревара ошарашила не столько наглость посетителя, сколько отсутствие какой-либо реакции со стороны госпожи Арноры. Только старик Ульен багровел и дулся, с трудом сдерживая негодование.
— Я таю глубокую надежду, что ты приказала притащить меня сюда не для того, чтобы обсудить мои манеры.
— О, уверена, тебя заинтересует предмет нашей беседы. Как твое здоровье, Дэрк? Всего ль тебе хватает? — Зоревар впервые в жизни слышал издевательские нотки в голосе Всевидящей Матери.
— Более чем. Моя жизнь была великолепно тиха и спокойна, пока твои головорезы не вломились в мой дом, нарушив столь ценимое мной уединение отшельника.
— Да что ты говоришь?! А мне известно иное. Тебя несколько дней прождали в лачуге под Этварком, которую ты называешь домом, пока ты не соизволил вернуться из «странствий».
— Уж простите меня, ваше благородие, но как мне, простому обывателю, нужно было догадаться, что я обязан посылать вам весть каждый раз, как отправлюсь в небольшое путешествие, дабы справить нужду в месте поживописнее?
Первый советник задохнулся от возмущения, но Арнора взглядом остудила его праведный гнев.
— Удивительно, что столько лет порастая мхом и сыростью на одном месте, ты решил прогуляться как раз тогда, когда в Берилоне вспыхнул мятеж укротителей стихий.
— Наслышан, наслышан, — Дэрк согласно покачал головой. — Орден Смиренных ведь разобрался с бунтовщиками?
— Их силы успели до того, как дворец был взят, — издевка пропала из слов Всевидящей Матери, сменившись холодностью.
— Какое плохое управление бойцами. Ты позвала меня, чтобы попросить повлиять на верхушку Ордена, чтобы растяпы шевелились быстрее?
— Хватит ерничать, Дэрк! Отвечай, где ты был все это время!
— Тише, тише, зачем столько экспрессии? Твой голос порою, словно вопль озерной сирены. Я добывал древнее сокровище купца, упавшего в каньон много лет назад. Пока твои тугодумы-церковники протирали штаны на моих стульях, они не догадались поинтересоваться, какими слухами полнится Этварк? Ко мне несколько дней ходили желающие присоединиться в столь опасном предприятии. Увы, в славном городе Этварке не нашлось достаточно отважных умельцев, с кем бы я решил побыть в одной связке.
— И что же за сокровище ты раздобыл?
— Целый ворох новых впечатлений! Побрякушки так побило дождем и временем, что они рассыпались в пыль, стоило только к ним прикоснуться.
— А я-то все гадала, чего ты то пропадаешь неделями, то возвращаешься, и так на протяжении нескольких месяцев. А оказывается, это ты впечатления перетаскивал! Так много оказалось, что за раз было не унести?
Онемев, Зоревар наблюдал за разворачивающейся на его глазах перепалкой, теряясь в догадках, кем являлся сидящий с самодовольной ухмылкой Дэрк, что позволял себе так разговаривать с госпожой Арнорой, для которой нахальное поведение мужчины, похоже, было естественным и приемлемым.
— Так ты не гадай, а выкладывай прямо, в чем и почему ты меня подозреваешь, — ножки стула болезненно скрипнули, когда мужчина резким движением убрал ноги со стола и вперился взглядом в Арнору.
Зоревар краем глаза заметил, как на белом рукаве изысканного платья Всевидящей Матери расплылось крошечное красное пятнышко. Первый советник, белый, словно лист, вцепился руками в край стола, силясь удержаться на ногах.
— Как тебе только духу хватило науськать на меня этого трясущегося от старости пса? — изменившийся голос посетителя заставил Зоревара напрячься. Церковник всем телом ощущал исходящую от ментального мага угрозу. — Ты думал, что я не замечу твоих неотесанных попыток вломиться в мою голову? Тщеславный хрыч, твое время прошло вместе с предыдущей Всевидящей Матерью. Или ты забыл, что занимаешь принадлежащее мне место отнюдь не за свои таланты, а по воле случая? Что мешает мне сию же минуту превратить твои мозги в бесформенную массу, а, Ульен?
— Дэрк, хватит! — Арнора с мольбой смотрела на ментального мага, пока Первый советник дрожащей рукой прижимал к носу окровавленный платок. Его глаза покраснели, плавая над темными кругами.
«Он напал на Первого советника! Если госпожа Арнора допускала такой поворот событий, почему отпустила стражу и не позвала верных ментальных магов?» — Зоревар мог только лихорадочно соображать, стараясь побороть сковавший его тело нечеловеческий страх. Волны ужаса, захлестнувшие церковника с головой, не давали пошевелить даже пальцем, обратив в ничто всю его силу.
— Больно надо марать об него руки, — устало произнес ментальный маг, полностью убирая давление с сознания Ульена. — Но пусть не зарывается.
Зоревар глубоко дышал, ощущая, как контроль над телом возвращается к нему. За годы тренировок в Цитадели он не раз сражался с ментальными магами, учась противостоять их силе, но никогда ему не доводилось сталкиваться с настолько диким и озлобленным напором.
— Дэрк…, — в голосе Арноры звучала готовность идти на уступки.
— Нет, Арни, у нас не выйдет разговора по душам, — Дэрк встал с многострадального стула. — С меня довольно Церкви, укротителей стихий, твоих законов и предписаний. Не вздумай больше вызывать меня к себе, ты поняла? Меня не пугает ни твоя армия ментальных дворняжек, ни твоя власть. Мы оба прекрасно знаем, что последнее — просто пустой звук. Или ты об этом забыла? По правде сказать, я даже и не знаю, от кого меня воротит больше: от самого себя, или от тебя.
— Как ты смеешь! — старик Ульен на деле оказался слабаком и трусом, но долгом Зоревара было оберегать жизнь и честь госпожи Арноры, и теперь, когда он снова стал хозяином своего тела, он мог попытаться одолеть мерзавца. — Ты говоришь со Всевидящей Матерью и обязан…
Стоило Зоревару только пошевелиться, как все тело прошибла парализующая боль, скручивая позвоночник и язык, не давая проронить и слова.
— Это кто еще тут такой? — Дэрк будто бы только заметил, что в Зале находился кто-то кроме него, Арноры и Первого советника. — Что за мальчишка хочет рассказать мне, что я обязан, а что нет? Ну-ка, поглядим. Ты же не против?
Стараясь сохранить остатки достоинства, Арнора холодно смотрела на Дэрка, зная, что ее запрет ничего не изменит. С давних пор Всевидящая Мать позволяла этому человеку брать то, что он хочет, заботясь лишь об отсутствии лишних свидетелей. Но с тех же времен ментальный маг бросил неблагодарное занятие желать что-либо.
Корчась от боли, Зоревар даже не мог собраться, чтобы попытаться закрыть свое сознание от ментального мага. Мысли, одна за другой, сновали в его голове, прибегая по первому зову Дэрка. Чувства, стремления, скрытые желания церковника — все, как одно, обнажали свои тела.
Боль исчезла так же быстро, как и пришла, оставив лишь слабость и чувство полного опустошения. С трудом подняв голову, Зоревар встретился со взглядом Дэрка, в котором смешалось сочувствие, понимание и… благодарность?
— Еще одна жизнь, которую вы собираетесь загубить во имя Церкви и величия Всевидящих Матерей? Может, оно и верно: как то же это все простояло тысячи лет. Но я отказываюсь это принимать и прощать. Прости, — Дэрк бросил последний взгляд на Арнору и обратился к Ульену. — Проведи меня. В этом месте Проклятый ногу сломит.
Когда Дэрк вместе с Первым советником удалились, Арнора попросила Зоревара вернуться к его заботам. Покидая Зал Собраний, церковник обернулся, чтобы увидеть Всевидящую Мать, разбито сидящую в кресле с ладонью, подпершей лоб и скрывшей от всего мира глаза женщины.
Случайная встреча с Дэрком пробудила былые воспоминания, окунув Онику в события, случившиеся в ином временном витке. На минуту увидевшись с человеком, не принадлежащим миру вокруг, девушка осознала, как размеренная жизнь служанки берилонского дворца пропитала ее кожу, въелась в волосы и мысли, заметая пылью прежнюю «ее». Нет, Оника не забыла о том, зачем пришла в столицу, но спрятала нелицеприятные воспоминания о деяниях прошлого. Ведь так легко и удобно было отречься от того, что, по сути, никогда не существовало.
Тяжелые мысли скоро уступили место повседневным заботам и поискам заветной книги, раскрывающей тайну крошечных жуков Данмиру. Каждый день Оника подслушивала разговоры стражи и прислуги, в которых все чаще упоминались неизвестные ранее звери, по-прежнему разоряющие материк. Орден и церковники, как могли, сдерживали набеги чудищ, но те оказывались рядом с селениями намного раньше, успевая вволю утолить голод и жажду убийства.
По вечерам, за ужином, Оника читала вслух очередную принесенную господином Шарафом книгу, изредка делая ошибки в словах, которые старик сразу же исправлял. С каждым днем его лицо светлело, а расположение к новой горничной, оказавшейся толковее, чем предыдущие, росло, пока однажды книжных дел мастер и вовсе не разрешил Онике остаться в библиотеке.
— Ты можешь взять для себя несколько книг, — не отрываясь от работы, произнес старик, когда Оника принесла в библиотеку поднос с обедом. — Читай здесь и не порть страниц.
Глаза девушки загорелись воодушевлением. Закончив перебирать работы, что хранились в покоях господина Шарафа, и не отыскав необходимого, она намеревалась пробраться в библиотеку, что было сопряжено с рядом трудностей: все входы в книгохранилище охраняла стража, не оставляя двери без присмотра ни на минуту. Разрешение самого библиотекаря было волшебным ключом, не несущим за собой последствий.
— Простите, господин Шараф, позвольте обратиться.
— Говори уже, — проворчал старик, но Оника знала, что его недовольство напускное.
— Я всегда мечтала узнать побольше о мире, в котором мы живем и который делим со всевозможными животными. Здесь так много книг, но мне хотелось бы почитать те, в которых рассказывается о пещерных и лесных обитателях и…
— Горазда ты словами сыпать. Так бы и сказала, что все из-за этих чудищ, объявляющихся то тут, то там. Хочешь попробовать найти что-нибудь похожее? Секция по представителям фауны на первом ярусе слева. У шкафа еще стоит статуэтка хасса.
— Благодарю вас, господин Шараф!
— Служанки, им только дай возможность покрасоваться перед остальными. Ну, эта хоть выбрала знания, а не что-то другое, — направляясь в указанном направлении, Оника слышала бормотание библиотекаря.
Стеллажи, заставленные сказаниями о чужих жизнях и законах, медленно проплывали мимо девушки, торопливо ищущей фигурку хасса, означавшую начало необходимой секции. Оника уже видела глиняное лицо, деревянный цветок и россыпь камней, разместившихся каждый на своей поставке, определяя разные отделы библиотеки. В глубине хранилища затхлость ощущалась особенно сильно.
«Здесь», — Оника улыбнулась выгнувшему спину и ощерившемуся хассу и ступила в широкий проход между полками. В конце, у самой стены, ютился заметенный пылью стол и расшатавшийся от времени стул.
Взгляд девушки лихорадочно бегал по десяткам книжных спин. Вытащив по несколько книг из каждого шкафа, Оника попыталась определить объемы поисков. Радость от возможной близости к желанному ответу омрачалась поистине колоссальным количеством трудов на тему обитателей материка.
«Здесь и всей жизни не хватит. Что ж, каждому свое, — кто потратил две тысячи лет на технологическое развитие, а кто — на бумагомарательство, — иронично заметила девушка и, взяв себя в руки и попытавшись преисполниться благодарности за то, что книги написаны хотя бы на известном ей языке, приступила к изучению крайнего шкафа. — Если удастся систематизировать труды, дело пойдет быстрее».
Пообещав себе в следующий раз прихватить бумагу, чтобы делать пометки и записывать отсылки на трактаты, в которых рассказано о жуках Данмиру, Оника потеряла счет времени, а, вспомнив о своих обязанностях, бегом припустила к выходу.
Потревоженный стуком туфель, господин Шараф поднял голову и, улыбнувшись в редкие усы, решил задержаться еще немного и закончить записи. Приставленная к нему горничная оказалась на удивление способной, и иногда старик ловил себя на наивной мысли, что он мог бы подготовить еще одного переписчика для нужд библиотеки.
Оника мгновенно заснула, стоило ей коснуться головой подушки. Несмотря на ранние подъемы и прибавившееся к прочим делам изучение текстов, девушка была довольна, как никогда. В роли горничной господина Шарафа она была лишена возможности общения с другими служанками и не могла нажить врагов, мешающих ее планам, и даже обеды от случая к случаю не омрачали веры Оники в то, что на этот раз ей удастся осуществить задуманное.
Новый день обещал быть таким же, как и предыдущий, но мысли, что единственным отличием станет припасенная для письма бумага, оказались ошибочными. Онике удалось перебрать всего несколько полок, когда ее уединение было нарушено. Она заблаговременно услышала приближающиеся шаги и, чтобы не привлекать лишнего внимания, спрятала свои заметки под платье и уселась с книгой за стол. Со спины, обращенной к проходу, Онику мог узнать только тот, кто пришел в библиотеку с намерением отыскать именно ее.
— Рони, — вымышленное имя прозвучало утвердительно.
— Господин Кристар? — Онике не пришлось изображать удивление. Обернувшись и увидев брата, ей почему-то захотелось сосчитать дни, минувшие с их последней встречи. Когда Кристар попросил стражей остаться в начале книжного ряда, те не стали спорить.
«Странно. Я думала, они не отходят от него больше чем на пару метров, — пока Кристар преодолевал аллею, высаженную четверкой шкафов по каждую из сторон, Оника размышляла, как можно использовать поведение стражи в дальнейшем. — Какие глупости, они же не всюду следуют за ним. Любому человеку несколько раз в день нужно оставаться наедине с собой. Может, дело в том, что здесь тупик, и неприятелю неоткуда появиться? Значит горничная дворца, даже будучи магом, не рассматривается, как враг. Нет, ерунда. Зоревар — его друг, церковник, занимающий при Арноре не последнее место. Он мог повлиять на караул, но стал бы?»
— Я просто обязан был своими глазами увидеть горничную, посещающую библиотеку не только для уборки и доставки обеда господину Шарафу, — Кристар старался улыбаться, но Оника сразу уловила сковывающее брата напряжение. Его пристальный взгляд и неумелая улыбка — что-то определенно изменилось с момента их последней встречи.
«Дура», — не прибегая к магии и думая только о поисках информации по Данмиру, Оника совсем позабыла о ленте, скрывающей отметину на лбу. Теперь Кристар видит в ней не столько горничную, сколько мага воды, тем более, силу которого он наблюдал воочию.
— Зоревар говорил, что ты стала неразговорчивой, но я все же надеялся, что его беседы тебя просто не интересуют, — улыбка юноши стала неловкой. — В любом случае, я хотел поблагодарить тебя, что снова спасла мою жизнь.
— Вам не стоит делать этого, господин. Я рада, что смогла быть чем-то полезна.
— Что это? «Обитатели низин и заливных лугов»? Я читал этот труд, когда был еще ребенком. Изложение легкое и понятное, но упущено много интересных фактов, за которыми нужно обращаться к «Чешуйчатым и хвостатым», а еще можно взглянуть на «Моего ядовитого друга». Они должны стоять где-то рядом.
— Мне пока сложно судить о подобных вещах, — Оника почтительно прятала взгляд, хотя предпочла бы смотреть на брата прямо. — Я взяла ее наугад и решила, что дочитаю до конца, хоть в ней и много незнакомых слов.
— Например? Я помогу тебе разобраться, подожди немного.
Оника хотела было отказаться, но Кристар исчез из виду, а появился со стулом наперевес, одолженным у стола из соседнего ряда.
— Господин, вам не стоит тратить время на…
— Показывай, что тебе непонятно.
Вздохнув, Оника забегала глазами по странице, отыскивая трудночитаемое слово. Текст действительно был легким. Похоже, Кристар только искал повод для беседы. Девушка помнила, с каким восторгом брат говорил о магии, и предполагала, что рано или поздно все сведется к разговору об укрощении стихии.
— Мне все еще трудно поверить, что я смотрю на живого мага, — юноша не заставил Онику долго ждать, выдав то, что было у него на душе, меньше чем через десяток указанных горничной слов.
— Господин Кристар, это проклятый дар, и здесь нет причин для радости и восхищения.
— Рони, нет! Не говори так! — пальцы Кристара сжались на кисти Оники, чем немало удивили ее. Глаза брата горели, преисполненные упрямства и веры.
«Если так и дальше пойдет, доблестные стражи могут прервать нашу встречу в любой момент», — Оника болезненно зажмурилась, сутуля плечи и стараясь уменьшиться.
— Прости, — сникнув, Кристар отпустил руку девушки. — Это все из-за произошедшего с твоими родителями? Давай поговорим об этом, когда ты будешь готова, а пока показывай следующее слово.
Кристар оставил девушку ближе к семи, с приближением ужина большинства благородных господ. Из его слов было ясно, что эта их встреча не была последней, но Оника и подумать не могла, что их занятия станут настолько частыми. С одной стороны, видеть брата стало приятным дополнением к жизни служанки дворца, но с другой, из-за их занятий ежедневно выпадало всего несколько часов, за которые Оника могла успеть перебрать только пару полок.
Очень скоро игра в новые слова переросла в рассказы о жизни дворца и его обитателях. Оника ловила каждое слово, каждую интонацию, каждый взгляд Кристара, когда тот рассказывал об Арноре, лично уделявшей время его воспитанию, а так же ее дочерях, Миале и Эльсе, последней из которых пришлось покинуть дворец в десять лет и отправиться в Цитадель Церковников, где дальнейшим ее обучением должна была заняться Главнокомандующая.
Пытаясь понять, чем вызвано подобное доверие к ней, Оника продолжала слушать, как Кристар рассказывает о старшей дочери Всевидящей Матери, Миале, прилежной в учебе и шитье, похожей на мать, как две капли воды, и младшей Эльсе, проницательной молчунье, которая не раз просила Кристара почитать ей на ночь. Чем больше юноша говорил, тем сложнее Онике было смотреть на Всевидящую Мать, как корень бед всех магов. Все чаще она ловила себя на мысли, что в ее сознании Всевидящая Мать превратилась в Арнору, женщину и довольно внимательную мать со своими тревогами и чаяниями.
Уставая от собственных рассказов, Кристар просил Онику перессказать истории, услышанные от проезжавших главным трактом купцов. И она говорила: о крошечном городке у Гудящих гор, где маги земли добывают драгоценные камни; о простирающихся до горизонта лучистых полях и одиноком доме фермера, собирающего урожай и продающем его торговцам; о пыльных дорогах и каньонных ущельях, где скрываются пещерные пауки, ожидая, пока мимо не проедет неосторожный караван; об Этварке, где уличные маги разливают детишкам компот, а те гоняются за воздушным змеем; про колосящиеся деревьями леса и мистический каменный сад, слухи о котором приносят храбрецы, посетившие Каньоны Спасения; о рыбаках, каждое утро отправляющихся во владения Восточного океана, а возвращающихся с сетями полными рыбы и волосами, пропахшими солью и ветром; о темных Медвежьих горах, нависающих над равнинами и скрывающими все, что таится по ту сторону.
Оника рассказывала так складно, что порою, сложив на столе руки и опустив на них голову, Кристар отчетливо представлял себе перевалы холмов и крутые изгибы рек, шумящие порогами и прибрежными камышами. Зажмурившись, он подставлял лицо воображаемому солнцу, выглядывавшему из-за горных вершин, виденных юношей лишь на картинах.
Рони, как никто до нее, смогла показать юноше мир, скрывающийся за стенами дворца, которые он не мог преодолеть. Едва пообедав, он спешил в библиотеку с завернутым в платок угощением, желая поскорее увидеть горничную и услышать ее истории. Кристар подолгу задерживался, так что иногда страже приходилось прерывать беседу, напоминая о необходимости возвращаться в покои. У Оники оставалось всего несколько часов, чтобы перебирать книги при свете свечей, пока и ей не приходило время подумать об ужине для господина Шарафа.
Возвращаясь в комнату прислуги совсем измотанной, она замечала, что одна из горничных не спит, темным пятном замерев в другом конце комнаты, но не предавала этому значения. Оника почти ничего не знала о ситуации с терзающими Огнедол чудищами, но по спокойствию во дворце могла судить, что пока Всевидящая Мать и Орден контролируют ситуацию. Скорость изучения содержимого библиотеки дворца сильно снизилась с того дня, как Кристар впервые пришел, чтобы поговорить с ней, и это начинало тревожить Онику. Ей еще представится возможность поговорить с братом, но сейчас следовало сосредоточиться на своем задании. Однако оттолкнуть Кристара, значило рискнуть потерять его доверие, и Оника не могла решиться на подобный шаг.
Когда спустя три недели регулярных посещений Кристар не появился, Оника усердно перелистывала книги, намереваясь с максимальной пользой использовать подвернувшийся денек, свободный от задушевных бесед. Скрывая от самой себя беспокойство, она не могла не гадать, что случилось. Девушка отметала мысль о том, что брат мог заболеть, ведь была уверена, что он отличается еще более крепким здоровьем, чем она.
Услышав торопливые шаги, Оника успела убрать книги в шкаф как раз до того, как рядом со статуэткой хасса появилась Алестия.
— Я тебя везде ищу, а ты здесь… Чем ты вообще тут занимаешься?! — переведя дух, выпалила горничная.
— Что за суета?
— С этими бумажками ты совсем забыла о своих обязанностях! Из-за тебя у Дораны будут проблемы, а тогда и всем остальным перепадет.
— Но я же все сделала, как и всегда, — Оника силилась вспомнить, о чем она должна была позаботиться.
— Пока что — да, но еще немного, и твой господин останется без ужина, — Алестия схватила Онику и волоком потащила прочь из библиотеки.
— Но ведь еще рано! Господин Шараф даже не собирается возвращаться в свои покои!
— Господин Шараф, — Алестия тихо фыркнула. — Дорана назначила для него другую горничную. Ты слишком заигралась в ученую. Где такое видано, чтобы служанка ходила в дворцовую библиотеку, как к себе домой, и проводила в ней столько времени!
— Но я получила дозволение господина Шарафа…
— Мне ты это зачем говоришь? Лучше бы спасибо сказала, что я пекусь о твоей голове. Раз взялась с тобой нянчиться, не бросать же теперь.
«Проклятье! Легко попасть в библиотеку добившись благосклонности от ее смотрителя, но теперь кто знает, будет ли у меня даже время для таких занятий. Вот и кончилась полоса удач, — Онике ничего не оставалось, кроме как послушно плестись за Алестией на кухню, где она взялась рассказывать о предпочтениях нового благородного господина, одновременно накладывая на поднос необходимые блюда. — Проклятый Ульен, наверняка это его рук дело: он знал о том, что я вижусь с Кристаром в библиотеке, и решил пресечь общение воспитанника Арноры с магом. Идиотка, нужно было отвадить брата, пока мне нужен был доступ к архивам дворца».
Взяв себя в руки, Оника забрала поднос у Алестии, позволив той указывать дорогу. Когда все станет яснее, она проверит, пустит ли Шараф ее снова в библиотеку. Если же нет, тогда нужно будет искать другое решение.
Покои человека, об удобстве которого Онике теперь необходимо было беспокоиться, находились в противоположном от комнат господина Шарафа крыле. За весь путь наверх ей так и не удалось выведать у Алестии, кому принадлежат покои, но нахмуренное лицо и нервная суета горничной предвещали ничего доброго.
— Почему я должна начинать сейчас, а не с нового дня? А прежняя горничная? Она теперь будет следить за комнатами господина Шарафа?
— Мне откуда знать? Если ты никак не можешь унять свое любопытство, спросишь все у Дораны, — Алестия остановилась перед дверью, у которой на страже стояло два церковника. Смутные подозрения закрались в голову Оники, но девушка решила не делать скоропалительных выводов. — Но я бы не советовала выражать недовольство.
Алестия подмигнула растерянной девушке и, получив одобрение стражи, толкнула дверь.
— Удачи, — Алестия спрятала в ладонь смешок и поспешила вернуться к своим личным обязанностям.
Чувствуя на себе испепеляющие взгляды церковников, Оника проскользнула в начавший уменьшаться просвет, больно задев створку плечом.
Внутри было светло и просторно. Вместо книжных шкафов в комнате стоял один секретер с беспорядочно разложенными принадлежностями для письма и тройкой книг, круглый стол для трапез в окружении глубоких кресел и высокая кровать с тяжелым бардовым пологом.
Кристар стоял у канделябра, увенчанного пятью свечами, и возился с бинтами на правом плече.
— Рони, — юноша улыбнулся, — ты не могла бы помочь?
Поборов секундное онемение, Оника оставила ужин на столе и подошла к брату, совершенно запутавшемуся в полосках ткани.
— Господин Кристар, что произошло? — под повязкой кровоточил не глубокий, но длинный порез, а возле локтя проявлялся кровоподтек.
— Ничего страшного, — Кристар натянуто рассмеялся, пока Оника заново накладывала бинты. — Раз из меня не выйдет мага, Зоревар обучает меня разным видам боя. Сегодня был день тренировки на мечах.
— Вы должны быть осторожнее, господин Кристар.
— Я всегда осторожен, но простому человеку не остановить церковника с его силой и скоростью.
— Господин Зоревар ранил вас намеренно? — Оника туго затянула бинты.
— Он был несколько расстроен. Спасибо, Рони.
Кивнув, девушка вернулась к сервировке стола.
— Мы разошлись во мнениях, и, похоже, Зоревар решил, что таким образом он сможет переубедить меня. Будто бы ему не лучше всех известно мое упрямство.
Раскладывая столовые приборы, Оника размышляла о страже, оставшейся у дверей. Выходит, во дворце существовало место, где брат оставался без надзора.
— Зоревар пытался переубедить меня просить Дорану о небольшой ротации, уверяя, что наше общение может навредить тебе. Ерунда какая. Ты же так не считаешь? — Кристар взглянул на горничную. Оника отрицательно качнула головой, хоть и была согласна с Зореваром. — По-моему, причина его недовольства кроется в ином, но сейчас мне лучше умолкнуть и насладиться ужином.
«Как же ты не вовремя», — пока Кристар был занят трапезой, в соседней комнате Оника готовила горячую ванну, пытаясь сообразить, как скоро Ульен настоит на том, чтобы ее выгнали из дворца. Если бы к этому моменту она уже нашла способ избавиться от жука, можно было бы поговорить с братом начистоту, но теперь все усложнилось в разы. Оника не забыла рассказы Зоревара о Миале, не терпящей присутствие других девушек в жизни Кристара.
— Господин Кристар, ваша ванна готова. Завтра в девять я принесу завтрак, все верно?
Как и господин Шараф, Кристар любил читать за ужином. На мгновение Оника задумалась о том, знает ли новая горничная библиотекаря грамоту и сможет ли читать плохо видящему старику по вечерам.
— Да, верно. Я надеюсь, что Зоревар не откажется навестить меня, поэтому подготовь стол для двоих. По утрам их не подают, но если ты сумеешь раздобыть к завтраку свежих пирожков с яблоками, господин церковник проявит ко мне большее расположение.
— Все будет сделано, господин Кристар. Я могу быть еще чем-то полезна? — Онике было непривычно освобождаться так рано. Оставалось только забрать тарелки, и в ее распоряжении был целый вечер. Возможно, стоит захватить черничный пирог и вернуться в библиотеку, вдруг господин Шараф позволит и дальше посещать книгохранилище.
— Да, Рони, останься, пожалуйста.
Онемев, Оника проследила взглядом за прошедшим мимо нее Кристаром, злясь на саму себя и на ветер, гуляющий в голове брата. Попытавшись успокоить себя тем, что окруженный достатком дворца и интригами, Кристар обзавелся вполне сносным для юноши его лет характером.
— Не робей ты так. Вот если бы на моем месте был Зоревар, тогда…, — Кристар запнулся и потер пальцами глаза. — Мне лучше не продолжать. Просто побудь здесь, Рони.
Оника сидела на полу, опершись спиной о створку двери, разделяющей спальню и ванную комнату, пока из-за оставленной открытой второй доносились звуки плещущихся брызг. Каприз Кристара оставался ей непонятен до момента, когда юноша не заговорил.
— Мне очень жаль, Рони, — тихо начал он, перестав беспокоить воду. — Жаль, что тебе пришлось пройти через все это и заполучить этот шрам на лбу. Я пытался переубедить госпожу Арнору, но она была непоколебима. Я не раз заговаривал с ней и с Первым советником о неприемлемости клеймения магов. Это дико и жестоко, — следовать изжившему себя закону, из-за которого множество жителей государства становятся изгоями. Увы, они не желают даже слушать.
— Госпожа Арнора и господин Ульен правы. Метка Проклятого — это способ защитить всех остальных людей, предупредить их о том, что рядом с ними находиться человек, наделенный проклятым даром.
— Можно найти другие способы! Менее жестокие и унизительные. Мы же не клеймим ментальных магов, но каждый узнает их в толпе. Они носят свои татуировки с гордостью, а какие чувства может вызывать шрам посреди лба? Нельзя клеймить магов, словно скот, только за то, что они отличаются от нас.
Улыбаясь, Оника водила пальцем по стыкам каменных плит. Ее не переставало удивлять, откуда у брата могло взяться подобное мировоззрение. Она была уверена, что никто во дворце не додумался бы вкладывать в голову пленного сына мятежника подобные мысли. Неужто, это передается с кровью? Или все дело в наследной силе Первого мага, влияющей на сознание?
— Вы очень добры, господин Кристар.
— Но этого мало. Когда-нибудь я изменю существующий порядок, — из ванной донесся приглушенный смех. — Это, должно быть, забавно звучит из уст человека, не принадлежащего к семье Всевидящей Матери. Но все же мне хочется верить, что к моим словам когда-нибудь прислушаются.
Обмерзшие ветви стучались в окно, испуганные тем, что хранила зимняя тьма. По другую сторону от расписанного мертвыми цветами стекла было тепло и светло. Крепкие стены обещали безопасность своим жителям, позабывшим об осенних разрушениях. Раньше, находясь среди десятков слуг и стражников, Оника ощущала пустое одиночество Храма Первого мага, где она встречала эту зиму в первый раз. Но теперь, впервые за долгое время, ей удалось ощутить, для чего нужны все старания.
— Спасибо, Рони. Мне часто не хватало человека, с которым я бы мог откровенно поговорить. Сама понимаешь, с Зореваром сложно говорить о моих соображениях касательно укротителей стихий. Это прозвучит глупо, но мне почему-то кажется, что с тобой я могу позволить себе говорить о чем угодно.
— Своим доверием вы оказываете мне несказанную честь, господин Кристар.
— Уже поздно, Рони. Я и так тебя задержал. Можешь идти.
— Доброй вам ночи, господин Кристар.
Забрав пустые тарелки, Оника оставила покои брата. Появиться в библиотеке сейчас было бы дурным тоном, оставалось ждать до завтра. Возвращаясь к комнате горничных, девушка предчувствовала скорые неприятности. Еще в комнатах низшей прислуги ее недолюбливали из-за внимания, оказываемого ей Кристаром. Здесь же ей предстояло встретиться с бывшей горничной брата, о которой она была немало наслышана. А если Леции было поручено следить за комнатами господина Шарафа, сейчас она была в гневе. Оника могла бы задержаться в зимнем саду, чтобы избежать лишних конфликтов, но слуга-маг, без толку шатающийся ночью по дворцу, вызовет немало вопросов.
В комнате царило настороженное спокойствие. Стоило Онике войти, как в нее, словно стрелы, уткнулись взгляды присутствующих девушек, острейшим из которых оказался взгляд Леции, сидящей на своей кровати с подобранными ногами. Вопреки ожиданиям Оники, дальше ненавидящих глаз дело не зашло.
Оника и не заметила, как жизнь вернулась на круги своя. Давно привыкнув к ранним подъемам, девушка спешила в библиотеку, чтобы потратить великодушно подаренные господином Шарафом два часа. Пусть это было несоизмеримо мало с ее прежней возможностью нахождения в хранилище, но теперь Оника была уверена, что Кристар не прервет ее, каждое утро до завтрака занятый тренировками с Зореваром. К девяти часам Оника готовила утренний стол, на который часто захаживал церковник, после чего могла заняться чтением книг, принесенных братом по ее просьбе. Обедал Кристар в трапезном зале вместе с Арнорой, Миалой и Ульеном, после чего еще некоторое время был занят поручениями Всевидящей Матери и обучением. Куда бы ни шел воспитанник Арноры, его неизменно сопровождали церковники, двумя грозными изваяниями, маяча за его спиной, пока Оника рассказывала Кристару очередную историю об увиденных нею краях, выдавая ее за рассказы торговцев.
Она хорошо выучила распорядок Кристара и знала, что стража сопровождает его всюду, начиная с утра, от дверей, и заканчивая там же вечером, когда юноша возвращался ужинать. Окна его комнат выходили в сад и находились под неусыпным наблюдением постов стражи у подножья и на крыше дворца так, что никто не смог бы проскользнуть незамеченным в покои воспитанника госпожи Арноры. Никто, кто не мог становиться прозрачнее воздуха, но ведь всем в Огнедоле было прекрасно известно, что не существует силы, способной сделать что-либо невидимым.
Хоть Оника и ожидала, что поступок Кристара повлечет за собой неприятности, ничего, кроме откровенной неприязни Леции, не омрачало дни девушки. Даже регулярные встречи с Первым советником потеряли свое недавнее напряжение. С лица Ульена пропало презрение и неодобрение, оставив место лишь бесстрастному выполнению порученного задания.
Поиски в библиотеке наконец-то начинали давать плоды. Онике удалось найти труд, в котором были подробно описаны происхождение, ареал обитания и особенности жуков Данмиру. Перелистывая указанные в нем дополнительные источники, девушка пыталась найти хоть намек на существование подвида крошечных насекомых, паразитирующих под кожей мага, а не присасывающихся к телу, как их большие собратья.
Когда очередной снегопад накрыл дворец, Оника сидела в зимнем саду, изучая издание о редких видах насекомых, а ее мысли непослушно ускользали к воспоминаниям о дне, когда Люфир появился в Храме Первого с просьбой вернуться в Огнедол. Поглядывая в окно на метель, Оника думала, что спустя несколько дней, в ином временном витке, она должна была добраться до Берилона. Тогда снегопад стих, и небо роняло редкие снежинки, скрывая следы затаившихся стихийных и ментальных магов, готовящихся к нападению на Командора Ордена Смиренных.
— А ты все за книжками сидишь, Рони, — скрипучий голос Леции оказался так же близко, как и ее юбка, застывшая в нескольких сантиметрах от лежащей на коленях книги. — Все господа любят красивых горничных, да, Рони?
Рот Леции улыбался, обнажая неровные зубы, тогда как тонущие в коже глаза смотрели надменно. Горничная старательно прятала руки за спину. Закрыв книгу, Оника ждала ее дальнейших действий.
— А некоторые не могут устоять перед девушкой умной. Тебе не кажется, что пользоваться этим не очень хорошо? Ты же всего лишь шелудивая беспризорница, которой посчастливилось попасть в высший свет. Мы обе знаем, кто ты и чего стоишь без своего миловидного личика.
Оника знала, что последует за этими словами еще до того, как Леция окончательно решилась. Этого преимущества во времени хватило, чтобы наследница Первого напомнила себе, для чего она здесь и как стоит себя вести, чтобы не привлекать еще большего внимания.
Она успела заслонить лицо рукой, когда ножницы сверкнули перед глазами и, полоснув по ладони, обожгли скулу.
— Посмотрим, многим ли ты понравишься теперь! — Лецию трясло от выпущенной на волю ярости и крови, покрывавшей лезвия ножниц.
Прижав руку к лицу, Оника побежала прочь из зимнего сада, стараясь спрятать лицо от встречающихся на ее пути жителей дворца за волосами. Она чувствовала, как кровь из глубокого пореза на щеке и ладони сочится сквозь пальцы.
Отыскав в своей тумбочке иглу с ниткой, Оника вбежала в ванную комнату, где у стены висело забрызганное каплями зеркало, и убрала руку от лица. Более не сдерживаемая ничем кровь из раны стала заливать щеку, стекая по подбородку и капая на платье.
«Проклятье!» — вставив нить в иголку, Оника постаралась собраться с мыслями. В отличие от Люфира, в совершенстве умевшего накладывать швы, Оника не предавала этому навыку особого внимания, так как всегда могла с легкостью залечить любую свою рану.
Стиснув зубы, она накладывала один стежок за другим. Слезы боли, застилающие глаза, мешали сосредоточиться.
«Так дело не пойдет», — убедившись, что она одна, Оника коснулась пальцами кожи вокруг раны, наполняя ее жгучим холодом. Теперь девушка могла закончить накладывать швы, не отвлекаясь на острую боль.
Обмокнув в воде тряпицу, Оника аккуратно вытерла лицо и шею, следя, чтобы вода не попала на рану и не начала исцелять. Тогда как воистину уродливый шов на лице не представлял особой проблемы, рана на ладони становилась настоящей головной болью. Если Онике не удастся сохранять ее в сухости, порез заживет и тогда не останется иного выхода, как самой резать руку. Потерпеть боль было проще, чем объяснять окружающим, куда исчезла рана.
Перемотав запястье, Оника побежала в прачечную. Близилось время ужина, а еще нужно было сменить платье и успеть на кухню. Ее не заботили оборачивающиеся вслед слуги и суровые стражники, только то, что наложение швов заняло немало времени, и теперь она наверняка не успеет в срок.
Остановившись перед покоями брата, Оника перевела дух и, встретившись взглядом с церковниками, утерла припасенным платком выступившую из раны и щекочущую щеку кровь. Получив одобрение стражи, девушка вошла в комнату, где Кристар уже пол часа как беспокойно поглядывал на часы.
— Рони!
— Простите за опоздание, господин Кристар, такого больше не повториться, — стоило Онике опустить поднос на стол и потянуться к блюдам, как юноша перехватил ее руку. Развернув ее к себе, он обеспокоенно вглядывался в лицо девушки. Шов на щеке опух и сочился редкими каплями крови.
— Рони, что стряслось?
— Господин Кристар, вам не стоит беспокоиться из-за подобной ерунды.
— Ерунды?! — опустив взгляд, юноша заметил перебинтованную руку и нахмурился еще больше. — Что произошло? Откуда эти раны?
— Всего лишь царапины, господин Кристар, — Оника повторяла заученные фразы, смотря в пол.
— Отвечай мне немедленно, Рони.
Оника едва сдержала рвущуюся улыбку. Маленькое подтверждение, что брат все же не вырос наивным добряком и умел стоять на своем, радовало девушку.
— Леция считает несправедливым, что не все так же безобразны, как она. И начать вершить справедливость она решила с меня.
— Ох, Рони, какой же я дурак, мне следовало послушать Зоревара. Я и подумать не мог, что Леция способна на такое. Прости меня за это.
— Вы напрасно так переживаете, господин Кристар, — Оника попыталась высвободить руку, но брат держал крепко. Она была готова к сильной реакции Кристара на раны, но сложившаяся ситуация начала вызывать у нее напряжение.
— Я поговорю с Дораной. Подобное не должно происходить во дворце. Мне невероятно жаль, что с тобой случилось такое. Я возьму у лекаря целебные мази для твоих порезов.
Пристальный взгляд Кристара с прибавившимся к нему молчанием заставил Онику почувствовать себя неуютно. Ей было привычным, что все вокруг не выдерживают внимания ее глаз, и она часто пользовалась этим, но теперь сама попалась в западню.
— Рони, я все ждал удобного случая, и совсем нелепо выходит, что он подвернулся из-за столь печальных обстоятельств, — ладонь юноши коснулась здоровой щеки Оники, знаменуя начало неприятностей. — Чтобы не случилось, ты останешься для меня самой прекрасной девушкой во всем Берилоне.
Оника отшатнулась, задев и уронив стул, стоило брату склониться к ее лицу.
В то же мгновение двери распахнулись, и внутрь, молниеносно отреагировав на шум, ворвались церковники.
— Все в порядке, — ошеломленный реакцией девушки Кристар с трудом натянул безмятежную улыбку. — Всего лишь стулопадение.
Стража не удовлетворилась ответом юноши, и, пока один остался стоять на месте, второй принялся изучать спальню и прилегающую к ней ванную. Воспользовавшись выигранным временем, Оника расставила на столе тарелки, твердо решив, что сегодня ей лучше оставить некоторые обязанности не выполненными.
Закончив с накрыванием стола, она выскользнула за дверь, машинально утерев щеку и оставив на коже красные разводы.
«Идиотка!» — спеша поскорее удалиться от покоев Кристара, Оника корила себя за слепоту и беспечность. Счастливая, что брат жив и здоров, она не подумала, как ее внимание и заботу воспримет девятнадцатилетний юноша, даже не подозревающий об их родстве. Теперь же эта беспечность привела к положению, где одно неосторожно движение могло закончиться полным крахом.
«Играть в чувства с незнакомцем из Ордена — одно дело, но повторять то же самое с собственным братом просто немыслимо. Проклятье, что же теперь делать?»
Проведя ночь среди тягостных размышлений и, задремав под утро, Оника проснулась от ощущения взмокшей от крови подушки. Щека болела, а вместе с ней и вся голова. С трудом поднявшись, девушка побрела приводить кровать и саму себя в порядок. Так долго ощущать боль от ран было непривычно и неприятно, но иначе было нельзя.
Оника на скорую руку убрала покои брата и удалилась, оставив на столе завтрак, хотя обычно Кристар просил дожидаться его возвращения с утренних тренировок. Ночные раздумья не принесли результата, и девушка хотела выиграть еще немного времени, прежде чем снова увидит его. Однажды до дна испив чашу боли поражения и потери, теперь Оника подолгу стояла на распутье, не решаясь принять окончательное решение, от которого могло зависеть будущее не только ее семьи, но и всего государства.
Вечером этого же дня она долго топталась в конце коридора, глядя на дверь, ведущую в покои Кристара, и стоящих на своем посту стражей. Онике казалось, что пройти путь от Храма Первого мага до собственной гибели под стенами Этварка было проще, чем преодолеть несколько десятков шагов, разделявшие ее и брата, уже возвратившегося в свои комнаты.
Кристар сидел в кресле, когда Оника вошла в комнату с подносом, ставшим как никогда тяжелым. Быть может, все дело было в оставленной за дверями маске горничной Рони, защищавшей Онику от груза ее собственной истории.
Засохшие тарелки из-под завтрака покинуто ютились на краю стола.
— Рони, прости, я не хотел тебя напугать или обидеть, — Кристар поднялся с места, растерянно следя за Оникой, ставящей поднос на столешницу.
Что-то изменилось в горничной, ее лице и движениях, и эти изменения на мгновение пошатнули уверенность юноши. Он злился на себя за свою нерешительность, ведь перед ним была всего лишь горничная. Когда девушка подняла на него взгляд, Кристар окончательно растерял все слова и на одном нескладном упрямстве выпалил:
— Проклятье, я влюбился в тебя, Рони, и понятия не имею, что с этим делать!
— Просто великолепно, — этот голос, эти интонации принадлежали не известному Кристару человеку. Несмотря на отсутствие родства со Всевидящей Матерью, он оставался ее воспитанником и никак не мог ждать от простой служанки угрюмой иронии в ответ на свое признание. — Моги ли я понимать это так, что если бы ты выбирал между мной и Арнорой, то выбрал… Кого бы ты выбрал?
— Что за глупости?! — неучтивое обращение горничной, ее вопрос и пронизывающий взгляд окончательно сбили Кристара с толку.
— Есть вещи, связанные со мной, узнай о которых, Арнора тут же приказала бы меня казнить. Я хочу знать, могу ли я доверить тебе свои тайны, или мне стоит придержать их при себе?
Сердце юноши неприятно стучало в вене на шее, бросая голову в жар. Он не понимал слов Оники, и выражение лица, черты которого он так хорошо знал, теперь было совершенно иным.
— Рони, я никому не позволю причинить тебе вред.
— Не стоит. Последний раз, когда я произнесла эту фразу, все кончилось совсем не так, как хотелось.
— О чем ты? Нет, неважно, — Кристар потер виски. — Ты можешь мне доверять, Рони.
Облегченно вздохнув, Оника мягко улыбнулась, чем ввела брата в еще большее замешательство.
— Хорошо, — девушка взглядом попросила Кристара вернуться в кресло и, присев на край стола напротив, тихо продолжила. — Мы так часто говорили о магах. Что, если бы я сказала, что ты один из них?
— Это жестокая шутка, Рони, — юноша нахмурился. — Ты же знаешь, что я мечтал быть укротителем стихии, зачем ты…
— Я не шучу, Кристар, — Оника перебила брата, посмотрев на него сверху вниз. — Что, если я скажу, что твои родители были укротителями стихии, и ты унаследовал от них свою силу?
— Я отвечу, что это невозможно. Мне уже девятнадцать, а мои отец и мать давно погибли, Рони.
— Неужели? — юноша сжал подлокотники кресла. — Твои родители живы и здоровы, Кристар.
— Хватит, Рони, если так ты решила отомстить мне за обиду, то, пожалуйста, довольно.
— Да сколько же можно мямлить, Кристар?! — соскользнув со стола, Оника уперлась ладонями в предплечья брата, нависнув над ним. — Меня зовут не Рони. И я здесь по поручению твоего отца.
— Что? — вжавшись в кресло, слабым голосом переспросил Кристар.
Он чувствовал себя крошечным человечком, лицом к лицу встретившегося с укротителем стихии. Мысли, что горничная не шутит и не издевается над ним, впервые поселили в его сознании сомнение, так ли был неправ Зоревар и госпожа Арнора, твердя ему об опасности, которую представляли маги.
Одного слова было достаточно, чтобы в покоях появились церковники, долгом которых было защищать Кристара, но юноша не хотел даже и думать о том, что девушка, дважды спасшая ему жизнь и ставшая другом, представляет для него угрозу. И он молчал, вглядываясь в блестящие глаза Оники.
— Ты согласен слушать меня дальше?
— Да. Продолжай.
— Многое из сказанного мной тебе не понравится, но я не обманываю тебя. Больше нет. Арнора забрала тебя во дворец и сделала своим воспитанником не из-за сочувствия к осиротевшему младенцу. Ты знаешь о восстании магов, случившемся девятнадцать лет назад?
— Конечно, о нем не раз упоминается в хрониках.
— Твой отец был одним из зачинщиков мятежа. Ты же стал средством подчинения и контроля. По приказу Арноры церковники силой забрали тебя сразу после рождения. Всевидящая Мать потребовала у твоего отца остановить восстание, пригрозив убить его ребенка. Ее угроза в силе и по сегодняшний день. Стоит твоему отцу совершить одно неосторожное движение, и Арнора воплотит ее в жизнь. Нападение магов на Берилон этой осенью было прикрытием, чтобы я могла пробраться во дворец и вытащить тебя, пока стража будет отвлечена. К сожалению, все оказалось немного сложнее, чем кто-либо предполагал.
— Даже если все так, как ты говоришь, — Кристар с трудом мог представить, что сказанное девушкой — правда, — я — не маг. Мне уже исполнилось девятнадцать, а сила укротителя стихии всегда проявляется до этого возраста.
— Так-то оно так, только Арнора подумала и об этом. Сзади на шее, под кожей, у тебя сидит карликовый жук Данмиру, яд которого подавляет твою силу.
— Данмиру? Этих насекомых использует Орден Смиренных! Они размером больше куриного яйца!
— Как оказалось, у Всевидящей Матери нашелся миниатюрный экземпляр. Проблема в том, что он не только сдерживает твои способности, но и может быть использован как оружие. Я предполагаю, что один из ментальных магов дворца в случае необходимости может убить жука на расстоянии, а его яд, в свою очередь, отравит твою кровь. В библиотеке я надеялась найти способ избавить тебя от паразита, но пока мне не удалось отыскать ничего полезного.
Оника отпустила руки брата и отошла на несколько шагов. Чем дальше заходил разговор, тем сложнее ей было, и тем сильнее ее одолевали сомнения в правильности решения раскрыться брату.
— Есть еще кое-что, о чем я хочу тебе рассказать.
— Ты отступница и мятежница, — Кристар перебил девушку. — Зоревар говорил мне, что на допросе ты сказала, что попала в дворцовый сад через сломанную решетку стока. Ее срезала ты?
— Я.
— А стража? Все стражники в той части стены были мертвы. Это ты их убила?
— Да, — прямота брата, сменившая робость и растерянность, оставила Онике решительности ровно на односложные ответы.
— Все это время ты так талантливо притворялась простой служанкой, сиротой из бедной семьи. Но сейчас ты не лжешь.
— Нет, Кристар. Мне приходилось обманывать, чтобы остаться во дворце рядом с тобой.
— Остаться во дворце…. Если бы тогда, после мятежа, я не заступился за тебя, тебя бы выгнали в тот же день. Или потом, когда узнали бы, что ты укротитель воды.
— Вероятнее всего, так бы и было. Я благодарна тебе за это и …
— Если бы не мое заступничество, во дворце не прижился бы маг-отступник.
— Кристар…
— Уходи.
Оника с беспокойством посмотрела на брата. Все это время он не поднимал на девушку взгляда, словно один ее вид стал юноше противен.
— Иди же! Я сказал, что не выдам тебя, и сдержу свое слово, каким бы безумством это ни было. А теперь оставь меня!
Не рискнув ослушаться, Оника вышла из комнаты, забрав с собой пустующие с завтрака тарелки. Она не ждала, что после ее слов Кристар будет рад, но столь сдержанная, а от того еще более тревожная, реакция юноши сжала сердце девушки липкими пальцами паники.
Отнеся посуду на кухню, Оника забилась в угол одного из зимних садов, не желая, чтобы кто-то видел ее беспокойство и страх. Теперь Кристару, как и ей совсем недавно, нужно было время все обдумать и взвесить. Она решила дотерпеть до утра, когда сможет снова поговорить с братом.
Ночь кишела беспокойными снами, заревами пожара, поедающего хижину за хижиной и выбегающих из них людей, обращая камни в прах, а снег в кровь. Утро, засыпавшее окно снегом, не принесло Онике успокоения. Она спешила к покоям брата, чтобы застать их пустующими, с несмятой постелью и нетронутым ужином.
Приведя комнаты в порядок, Оника осталась ждать Кристара, следя за стрелками часов, отмеряющих время, оставшееся до его возвращения с ежедневной тренировки. Но ни в девять, ни через час юноша не появился. Не находя себе места и меряя комнату шагами, Оника вздрогнула от одного только скрипа открывающейся двери.
— Так и знала, что ты будешь здесь, — Алестия глянула на давно остывший завтрак и тяжело вздохнула. — Ты умудрилась забыть, что сегодня господин Кристар завтракает у господина Зоревара? Только продукты зря перевела.
— Я не знала.
— Не знала? Господин Кристар всегда предупреждает, когда собирается разделить трапезу с господином Зореваром. Хотя сегодня я тоже не знала, что должна приготовить стол для двоих. Странно, — Алестия наморщила нос, размышляя, — то-то господин Кристар показался сегодня мне чем-то опечаленным. Я хотела спросить, вдруг тебе известно, что произошло, но, похоже, ты и сама ничего не знаешь. Пойдем, сегодня у тебя до ужина будет вольный день. Большая часть твоих утренних забот свалилась на меня. Благородные господа все еще в покоях господина Зоревара. Он выпроводил меня, представляешь?
Известие о том, что Кристар остался на завтрак у церковника, пошатнуло стойкость Оники. Неужели брат все же рассказал об их вчерашнем разговоре? Это было бы ожидаемо, но Оника продолжала надеяться, что Кристар останется верен своему слову.
Алестия без умолку болтала, жалуясь на поведение Леции и выражая свою неоспоримую поддержку Онике, в то же время пытаясь узнать, не напутала ли она чего, что могло не понравиться господину Кристару, и тот отказался от завтрака в своих покоях, а Алестии прибавилось забот. С трудом отделавшись от горничной, Оника пошла в библиотеку, надеясь хоть немного отвлечься от мыслей о брате. Листок с заметками всегда был с ней, и девушка сосредоточилась на поиске и изучении указанных в нем книг.
Редкие снежинки липли к стеклам, одев Берилон в белый саван, звон колокольчиков с тележек булочников лился по улицам, стучась в плотно закрытые окна. Что-то случилось с очагами, и библиотека дрожала от холода и пустоты. Дыша на пальцы, господин Шараф переворачивал хрустящие страницы, старательно кутаясь в мохнатую шаль и ругая нерадивых слуг.
Когда трескучая зимняя ночь накрыла берилонский дворец, Оника боялась снова не увидеть у покоев брата караул церковников, но, как и обычно, двое бойцов Церкви стояли на своем посту у двери. Они не сказали и слова подошедшей горничной, и не пытались ее задержать.
Сначала Оника решила, что она в комнате одна, но поднос, подхваченный стоявшим за дверью Кристаром, соскользнул с ее руки и опустился на небольшой столик. Вцепившись в руку девушки, он увлек ее в дальний угол комнаты, где никто снаружи не мог услышать их.
— Я думал о твоих словах всю ночь и весь день. Это совершенное безрассудство, но ни твоя ложь, ни твое признание не меняют моих чувств, — сбивчиво зашептал Кристар. — Только скажи, была ли хоть капля искренности в наших беседах? Хоть хрупкая соломинка, за которую я мог бы зацепиться в своем помешательстве.
— Угомонись ты уже, — Оника встряхнула брата, пытаясь отстраниться, — или совсем скоро тебе будет еще более неловко, чем мне сейчас.
— О чем ты говоришь?
— Ты бы знал, если бы не прогнал меня вчера и дал договорить. Я рассказала далеко не все о твоей семье, что должна была.
Кристар вздохнул и отпустил девушку.
— Будет лучше, если я покажу, — Оника отошла в сторону и поманила Кристара, указывая на стойку с зеркалом, примостившуюся рядом с платяным шкафом. — Ты не единственный ребенок в семье. Арнора забрала младенца, появившегося первым, но она и не догадывалась, что в ту ночь родится два ребенка. Мальчик и девочка. Я бы могла удивиться, почему никто во дворце этого не заметил, но люди видят то, что хотят видеть.
Кристар смотрел на отражение Оники и свое собственное, пораженно приподнимая брови, пока его сознание отмечало черты, становящиеся невероятно схожими, стоило только начать их сравнивать. По спине юноши пробежала дрожь, собравшись в груди и вырвавшись наружу едва сдерживаемым смехом.
Кристар сел на край кровати и, опустив голову, запустил пальцы в волосы, безудержно смеясь.
— Похоже, ты и правда теряешь рассудок, — Оника покосилась на дверь, гадая, ворвутся ли церковники внутрь или нет.
Растирая глаза и переносицу, Кристар наконец взял себя в руки, продолжая прятаться за взъерошенными волосами.
— Знаешь, я рос вместе с Миалой и Эльсой. Мы играли вместе, а, повзрослев, учились, проводя втроем все свободное время. Я никого не знал так хорошо, как их, и любил, словно родных сестер. Но каждый раз, когда гувернантка уводила девочек в их комнаты, я оставался один на один с пониманием, что как бы мы не были дружны, я остаюсь всего лишь воспитанником госпожи Арноры. Я мечтал быть ее сыном, не из-за желания стать членом семьи Всевидящей Матери, но из-за того чувства единства, что дает кровное родство.
— Прости, — девушка не знала, почему ее заполнило чувство вины.
— За что ты извиняешься? — юноша поднял на Онику взгляд блестящих глаз. — Я счастлив!
Девушка замерла в онемении, оказавшись в горячих и бережных объятиях брата.
— Я знаю, это звучит наивно и глупо, но я верю каждому твоему слову. Хочу верить и поддамся своему безрассудному желанию, — улыбаясь, Кристар зарылся носом в волосы сестры. — Я все не мог разобрать, что за чудовищная сила влечет меня к тебе. Что только не придумывал, но только не подсознательное желание воссоединиться с человеком, с которым делил одну утробу.
Жадно обнимая Онику, юноша ощущал, что та все сильнее прижимается лбом к его плечу, изредка вздрагивая. Испугавшись, Кристар разжал объятия, беря девушку за плечи.
— Почему ты плачешь?
— Проклятье, Кристар, какой же ты ребенок! — она отстранилась от брата, смахивая слезы рукой и задевая шов на щеке. — Ладно, все хорошо. Значит, ты не рассказал обо мне Зоревару. Все до сих пор живы, это превосходно.
— И кто теперь сходит с ума? — Кристар усмехнулся. — Так может, теперь ты назовешь мне свое настоящее имя?
— Нет, прости. Если ты случайно ошибешься и назовешь меня иначе, чем Рони, проблем потом не оберешься. Вернее, я не оберусь.
— Погоди, а как же Первый советник? Я весь день прятался, чтобы он не смог прочесть мои мысли. Я ничего не понимаю. Как же допрос и его регулярные проверки? — Кристар непонимающе помотал головой.
— У членов нашей семьи есть врожденная защита от силы ментальных магов. Ни мои, ни твои мысли Ульен прочесть не может. Он натыкается на непроницаемую стену, так что можешь не беспокоиться об этом. Правда, чтобы не вызывать подозрений, мне пришлось немного повозиться с поддельной личностью и тем, чтобы Первый советник считал меня обычным человеком. Я даже не планировала показывать свою силу мага, но обстоятельства вынудили.
— Я впервые слышу о таком.
— У меня был неплохой учитель, ментальный маг. Под его наставничеством, имея определенные способности, можно многому научиться. Если захочешь, он и тебя натаскает. Когда-нибудь.
В комнате повисла тишина, в которой брат с сестрой понимали, что думают об одном и том же. Кто-то должен был решиться и заговорить первым, прервав напряженное молчание.
— Ты хочешь поговорить об этом? — Оника присела на кровать рядом с братом.
— Хочу ли я?! Если бы я только знал, что сказать. Я даже не знаю, что думаю об этом. О госпоже Арноре, отце-мятежнике и жуке-паразите. Я верю всем твоим словам, но от этого они не становятся менее невероятными. Осознать это оказалось сложнее, чем принять. Прости, если ты ждала другого ответа.
— От чего же? Не знаю, что бы я сама думала, окажись весь мир вокруг умело созданной иллюзией. Тебе нужно поесть. А я пока приготовлю воду. Я ведь все еще остаюсь твоей горничной, — улыбнувшись, Оника оставила брата. Остановившись на пороге ванной, она постучала пальцами по дереву и, обернувшись, добавила:
— Я не буду подгонять тебя. Мои поиски ответа на вопрос, как избавить мага от Данмиру, все еще не закончены. Размышляй столько, сколько потребуется.
— Спасибо.
Кристар еще некоторое время не садился за стол, слушая доносившийся из соседней комнаты звук льющейся воды и тихие шаги сестры.
— Рони, — Оника появилась в дверном проеме, стоило юноше позвать ее. — Только хотел сказать, что не жалею о своей просьбе позволить тебе остаться во дворце.
Наградив брата искренней улыбкой, девушка снова исчезла из виду.
Мягкие перины и воздушные подушки не могли подарить сновидения возбужденному уму. Забравшись в кровать, Кристар долго не мог уснуть, следя за луной, ставшей светлым пятнышком на замерзшем стекле. Он хотел бы проговорить с сестрой ночь напролет, ведь было столько всего, о чем он мог спросить ее и что рассказать, будто бы между ними и вовсе не было долгих лет, проведенных порознь.
Кристар и сам пугался того, насколько естественными и привычными казались ему их разговоры. С момента знакомства с Рони, он удивлялся, как легко и спокойно он чувствовал себя в обществе совсем незнакомого человека. Без каких-либо рациональных объяснений ему хотелось довериться ей, открыть всего себя без страха быть непонятым и отвергнутым. Раньше он списывал все на юношескую влюбленность, не похожую ни на одно чувство, испытанное прежде.
Теперь же связь с сестрой стала еще желаннее. Рони принесла с собой надежду на исполнение самых невероятных желаний: дар мага и настоящую семью, в один день воскресшую и кажущуюся настолько близкой, стоит только протянуть руку и коснуться. Привыкший жить в мечтах, Кристар не собирался отказываться от посланного ему Небом благословения, манимый желанным мерцанием еще недавно неисполнимых грез.
Юноша с трудом смог заставить себя отправиться на тренировку с Зореваром, а после спешил вернуться к себе, чтобы поскорее встретиться с девушкой, открывшей для него дверь в совершенно иной мир.
Когда Оника вошла в покои, по обычаю неся блюдо с завтраком, она сразу заметила прибранную постель и царящий в комнате порядок. На ее удивленный взгляд Кристар только пожал плечами.
— Меня и без того распирает смущение, что тебе пришлось все это время убирать за мной, — произнес он, после того, как попросил сестру разделить с ним завтрак. — Так что теперь я и сам справлюсь с тем, что полагается делать горничной, когда никто не видит. Святые небеса, все это время ты возилась со стиркой, потом стала горничной, только чтобы быть рядом.
— Поверь, я видела вещи и похуже, чем ночной горшок господина Шарафа, — Оника рассмеялась, смахивая с губ крошки песочного печенья.
— А я ведь до сих пор не знаю, чем ты занималась все это время. До того, как попала во дворец.
— Сидела с книжками и училась укрощению стихии. Из меня готовили боевого мага, а жизнь в обеспеченной семье давала достаточно времени для обучения.
— И никакой помощи проезжим торговцам и всего вытекающего?
— Никакой, — смущение на лице брата развеселило Онику. — Я провела всю жизнь в крошечной деревушке далеко на юг от Берилона, Этварка и крупных торговых трактов. Хороший дом, со старинной мебелью, мохнатыми коврами и картинами во всю стену.
— Хотел бы я увидеть все это, — Кристар в задумчивости качал чашей со сладким вином, наблюдая, как по стенкам бокала сползают кровавые завесы.
— Если ты пожелаешь, я покажу тебе куда больше, — Оника не стала продолжать, видя, что брат погрузился в себя. Выглянувшее из-за серого полотна солнце золотило шторы, роняя на постель широкий луч света.
— Значит, наши родители все эти годы были живы. Даже не верится. Я всегда считал их погибшими, и тебе придется потратить не один час на рассказы о них, чтобы я сумел принять мысль, что они реальны.
— Здесь я тебе мало чем смогу помочь. В этом мы не так уж с тобой и отличаемся. С самого рождения меня растила семья матери. Отца я встретила меньше года назад, а мать для меня существовала только на портретах в доме. Так же, как и ты, я понятия не имела, что где-то в мире живет мой родной брат. Это все запутанная и долгая история, которую я тебе как-то обязательно расскажу.
— Я запомню это твое обещание.
Когда Кристар вернулся к завтраку, наступил черед Оники отложить трапезу, старательно собираясь с мыслями. Девушка смотрела по сторонам, стараясь представить, каково оно, прожить девятнадцать лет в окружении церковников и благородных особ, всех, как один, кажущихся крошечными букашками под сводами грандиозного дворца Всевидящей Матери.
— Мне давно стоило извиниться. Хотя говорить «давно» о событиях нескольких дней слишком громко, но у меня особые взаимоотношения со временем, — Кристар поднял на сестру недоумевающий взгляд. — Если бы ты не пристал со своими признаниями, я бы и дальше все скрывала, пока не стало бы совсем плохо. Я не подумала о твоих чувствах, о том, как ты воспримешь мое внимание, и в итоге загнала тебя в угол.
— Все в порядке. Конечно, вышло немного неловко, но я не таю обиды. Почти, — на лице Кристара появилась лукавая ухмылка. — Так что я не постыжусь воспользоваться своим положением, чтобы на правах брата отгонять от тебя воздыхателей.
Оника рассмеялась, и смех ее родился не столько из слов брата, сколько из откликнувшихся на них мыслей. Кристар помрачнел, и печенье в его пальцах рассыпалось дождем крошек.
— Мне стоит расценивать это так, что я опоздал со своим скромным желанием?
— Нет, нет, что ты, я бы с интересом понаблюдала, как ты будешь «отгонять воздыхателей».
Печенье давно кончилось, а Кристар продолжал сидеть, подперев голову руками и хмуро глядя на лицо сестры. Теперь он почти чувствовал боль от раны на щеке Оники, будто от собственной, и не мог спокойно сносить это.
— Я сегодня же позабочусь о том, чтобы Леция покинула дворец. Не желаю даже терпеть мысль о том, что она спокойно продолжает жить при дворе после своего гадкого поступка.
— Успокойся, герой-защитник, и не глупи. Благородному господину не подобает так яро защищать простую горничную. Тем более, это ерунда не стоящая и толики беспокойства. Я избавлюсь от пореза и от шрама на лбу, как только покину дворец.
— Избавишься?
— Именно. Ты и я — мы не просто укротители стихии. Маги нашего рода всегда отличались особыми талантами. Ты все поймешь в свое время. Давай-ка я лучше объясню на примере.
Оника взяла столовый нож и попросила Кристара протянуть руку. Придвинув ближе графин с водой, она порезала свою ладонь, и вода окрасилась красными клубами.
— Не шуми. Смотри и слушай. Я покажу тебе одно из своих особых умений, — порозовевшее содержимое графина выпрыгнуло из сосуда и, коснувшись пореза на руке, за считанные секунды затянуло рану, вызвав бурю восторга в глазах Кристара. — Теперь твой черед. Не бойся. Я могу залечить любые раны человека одной со мной крови. Чем ближе родство, тем быстрее происходит заживление.
Кристар прикусил губу, пока на предплечье расползалась глубокая и длинная рана, наполняющаяся кровью и изливающая ее через край. Парящее в воздухе водяное облако подхватило алые капли и накрыло порез. Боль зашевелилась и стала стихать, кожа стянулась и выровнялась, будто никогда и не была повреждена.
— Невероятно! Я изучил почти все труды об укротителях стихий, что были в библиотеке, и ни в одном из них не было и упоминания о маге, кроме Проклятого, имевшего дар исцелять.
— Кстати, о библиотеке, — Оника невзначай перевела тему. — Мне пора воспользоваться дозволенным временем и продолжить изучение трактатов о ползающих и летающих насекомообразных существах.
— Хорошо, иди. А чуть позже я и сам поищу. Все же я лучше ориентируюсь среди дворцовых книг. Только скажи, что ты уже просмотрела.
— Собрался помочь мне?
— Почему бы и нет? Я не сомневаюсь в том, что ты рассказала, но когда я воочию увижу жука, паразитирующего в моем теле, у меня будет не только вера, но и неоспоримое доказательство.
Кристар нуждался в нем куда сильнее, чем думал сам. Юноша просто пытался окончательно не лишиться рассудка, представая перед полкАми подозрений, стоило ему выйти из покоев. Теперь его телохранители больше походили на надзирателей, а дышащий роскошью дворец — на хитроумную темницу.
И хоть сосредоточием обмана была воспитавшая его Арнора, Кристара не столько беспокоили ежедневные обеды за одним столом со Всевидящей Матерью, сколько встречи с Зореваром. Юноша всегда считал церковника верным другом, но едва справлялся с обуревающими его сердце сомнениями.
— Да что с тобой такое? Где ты витаешь? — спрашивал Зоревар, когда Кристар пропускал выпад за выпадом.
— Раньше ты поддавался лучше, — смеясь, отвечал юноша.
«Он тоже следил за мной все эти годы? Неужели он все знал? Тогда бы он ни за что не позволил магу находиться во дворце. Но он всегда был против моего общения с Рони. Нет, Зоревар бы не стал мне лгать».
Дни пролетали каплями тающего снега, сверкая в лучах потеплевшего солнца и расправляя крылья просыпающихся от зимнего сна птиц. Служанки с нетерпением ждали поры, когда заигрывания отогревшихся мужчин польются под звон вешних ручьев. Первая оттепель родила мечты о близящейся весне, давая короткую передышку от морозов, вгрызавшихся в стрехи домов и носы прохожих.
Кристар стоял у окна и взглядом ловил летящие вниз капли, когда Оника пожаловала с ужином. Порез на щеке зарубцевался, оставшись блестящей бугорчатой полоской. Хоть Кристар и ждал иного, его встречи с сестрой стали короче и немногословнее. Юноша и сам не понял, как стал молчаливее, с головой погрузившись в исследования. Количество непроверенных шкафов таяло, а вместе с ним и надежда отыскать ответы. Погоня за заветной книгой, содержащей информацию о карликовом жуке Данмиру, завладела Кристаром.
— Она обязана существовать! Откуда бы госпожа Арнора узнала об этом виде, если бы кто-то когда-то не написал о них! — экспрессия, с которой говорил Кристар, огорчила Онику. Она видела, как брат с каждым днем мрачнеет и становится более нервным, словно затухающий перед извержением вулкан.
— Записи могли сжечь, или же они хранятся не в библиотеке.
— И что тогда? — Кристар вспылил, будто Оника была виновата в отсутствии нужной книги.
Девушка не успела ответить. В комнату просочились отголоски криков, а затем стены вздрогнули от удара. Стоявший на столе подсвечник упал, а поставец выплюнул на пол изысканные тарелки.
— Вы должны немедленно проследовать за нами! — ворвавшиеся в покои церковники не дожидаясь реакции Кристара выволокли того в коридор.
— Опять маги?! — юноша обернулся, чтобы встретиться с непонимающим взглядом сестры.
— На город напали Потусторонние, — коротко пояснил один из стражей, увлекая упирающегося Кристара за собой. — Нужно торопиться в убежище.
Оника успокаивающе кивнула брату, и в следующее мгновение дворец снова вздрогнул, а в разлетевшиеся на осколки окна ворвался громоподобный рык. Наружная стена дрожала от приходящихся по ней ударов, камень осыпался под когтями зверя, лезущего на запах магической энергии.
— Проклятье, — прошипела Оника, когда, разрушив перемычку между окнами, в коридор запрыгнул чудовищный монстр, в два раза превышавший в размере того, с которым девушке уже доводилось сталкиваться. — Тебя только не хватало.
Оника бросилась бежать, благодаря Небо за смышленых церковников, не терявших времени попусту и уже успевших увести брата с этажа. Взревев, зверь кинулся за добычей, разбивая хвостом стены. Начиная от лба и заканчивая хвостом, крепкие выступы покрывали его тело вдоль позвоночника. Раззадоренная тварь не гнушалась пускать в ход рога, венчавшие плоскую морду: мотая головой, она разбивала стекла и оставляла глубокие рытвины в кладке стены.
Кроме преследующего ее грохота, Оника ощущала толчки, приходящие из других частей дворца.
«Значит, ты не один такой, — девушка остановилась, поравнявшись с зимним садом. Она не могла рисковать и использовать силу против зверя, но стать его закуской не входило в ее планы. — Еще немного времени».
Пропав из виду чудища, Оника спряталась за плоским стволом размашистого дерева, отсчитывая секунды до прибытия отряда церковников, посланного для устранения хищника.
Тварь замерла на месте, втягивая воздух и вглядываясь в сад, в поисках цели. Он почти обнаружил ее, когда его отвлекла горстка людей, пытавшихся проткнуть пиками и мечами толстую кожу. Утробно заревев, зверь крутился на месте волчком, стараясь угнаться за надоедливой мошкарой, снующей у него под ногами. Они были ловчее и сильнее, чем населяющее город мясо, но их мощь была недостаточна, чтобы навредить Загонщику. Одного прямого удара было достаточно, чтобы раздробить кости и внутренности проявившего неосторожность церковника.
Загонщик был умен. Умнее, чем его сородичи, охотящиеся на просторах, заселенных сладкой плотью магов. Объединившись и используя свою силу по полной, эти маги и убивали тварей, подобных ему. Но последним не хватало ума и смелости, чтобы начать охоту за единственной целью, запах которой ощущался за десятки километров. Но здесь, среди каменного лабиринта, заполненного трепещущим человеческим мясом, находилось всего несколько магов, и им было не справиться с Загонщиком, чья кровь бурлила от одной только мысли о вожделенной трапезе.
«Это плохо, — число стоящих на ногах церковников таяло. Их сил не хватало, и нигде поблизости не было ментальных магов, чьи умения могли оказаться более действенными. — Если церковники не могут пробить его броню, мне вряд ли удастся убить его одним ударом, следы которого потом все равно найдут. Но если иного выхода нет…»
Зверь зарычал, щерясь и пригибая голову, когда один из укусов мошкары оказался ощутимее остальных. На несколько мгновений хищник оказался сбитым с толку, до этого полностью ощущая собственное превосходство. Но моментное помешательство не могло стать преградой для Загонщика. Шумно дыша, он прыгнул, пытаясь поймать появившийся мешок с мясом, но тот оказался на удивление прытким.
— Не так быстро, большая зверюга, — Зоревар перекинул специально утяжеленный топор из правой руки в левую и метнул его в голову чудища. Загонщику не хватило скорости увернуться, и оружие застряло в шкуре.
— Крепкий, гад, — пробормотал церковник, когда зверь мотнул головой и топор выпал из раны. Оставленный ним разрез был незначительным.
Выдохнув, Зоревар бросился на Загонщика с голыми руками. Наблюдая за сражением из своего укрытия, Оника могла бы назвать церковника сумасшедшим, если бы не была наслышана о его силе, выдающейся даже для бойцов Церкви.
В отличие от его предшественников, удары Зоревара доставляли зверю неудобство, а его скорости хватало, чтобы уйти от ответной атаки. Извернувшись, зверь все же зацепил церковника хвостом. Зоревар упал на одно колено, сквозь заливающий глаза пот следя за противником. В его поведении церковник находил признаки того, что чудовище не слепо охотиться за едой, но и вполне сознательно играет с ней. Такими темпами он мог вымотаться быстрее, и стать обедом для разбушевавшейся твари.
— Эй, я здесь, тупая морда! — Оника выскочила из укрытия, запуская в голову зверя камень. Загонщик, вспомнив о желанном лакомстве, обернулся на голос, сотрясая воздух рокочущим рычанием.
— Беги, дура! — Зоревар с трудом поднялся на ноги. Вездесущая горничная выиграла для него время, совершенно не думая о собственной голове. Взгляд церковника упал на находящийся позади девушки декоративный пруд, и понимание молниеносной вспышкой осветило его сознание. — Не смей, Рони!
Добыча была совсем близко и не намеревалась убегать. Загонщик, и правда, оказался умнее сородичей! И за это ему достанется невиданное раннее лакомство! Забыв об оставшемся за спиной церковнике, он бросился к Онике.
«Ну же, Зоревар, хватит спать. Одной силы твоего удара не хватит, чтобы убить зверя, но ты уж постарайся. А с остальным я разберусь».
Чудище было совсем близко, когда Зоревар трясинным котом взвился над ним, ногой ударяя в голову прямо между костных наростов. Дрожь от удара прошла по всему телу и, приземлисшись на поврежденную раннее конечность, Зоревар пошатнулся и свалился на землю.
Передние лапы Загонщика подкосились. Зверь зарылся мордой в пол, даже не успев осознать, что его жизнь подошла к концу. Жгучая боль в шее от разорвавшей сосуды крови, была последним, что Потусторонний успел почувствовать. Кровавые пилы пропороли мышцы и кости, изнутри разрывая голову на части и пробираясь в место, куда пришелся удар церковника.
Силясь подняться на ноги, Зоревар с облегчением посмотрел на упавшего замертво зверя, после чего пронзил взглядом застывшую на месте горничную.
— Дура, тебя бы выгнали из дворца, используй ты свою силу! Или тебе взбрело в голову, что я стал бы покрывать тебя?!
— Изгнание или твоя смерть — разве выбор не очевиден? Но благодаря тебе мне не пришлось притрагиваться к ненавистному проклятому дару. Хорошо, что во дворце есть бойцы, способные уложить такого монстра в одиночку.
— Да уж, повезло попасть по слабому месту, — Зоревар воспользовался услужливо протянутой рукой девушки, чтобы встать.
Подставив плечо хромающему церковнику, Оника двинулась к придворному лекарю, все еще ощущая в пальцах пульсацию крови зверя.
Онике едва удалось высвободиться из объятий брата. Объединенными силами церковников и ментальных магов все чудища, напавшие на дворец, были уничтожены, а заодно и немалое число помещений, в проломах которых теперь завывал сырой ветер.
— Ты и представить не можешь, как я волновался.
— Это не повод душить меня. Тебе не стоит беспокоиться обо мне, — девушка расставляла тарелки с овощным рагу и запеченной уткой. Кухня дворца пострадала во время нападения, и управителю пришлось заказывать ужин у городских поваров. — А эти звери становятся настоящей проблемой. Зоревар сказал, что их набеги стали чаще и агрессивнее. Это уже второе их появление во дворце.
— Только на этот раз они пришли со стороны озера, а не появились прямо из воздуха посреди сада, — Кристар ковырял вилкой в тарелке. — Я думал о твоих словах. Что записи о жуке могли уничтожить или спрятать. Есть одно место, где еще можно поискать. Госпожа Арнора не стала бы хранить такое в спальне или в кабинете, там, куда имеют доступ горничные. Но в конце библиотеки есть закрытая секция. Там хранятся важные государственные бумаги и особо ценные исследования.
— И ты молчал об этом?
— Рони, та часть библиотеки заперта. В нее дозволено входить только госпоже Арноре и смотрителю книгохранилища, а где находятся ключи, мне неизвестно.
— В них нет нужды, — Оника устало опустилась в кресло. — Можно воспользоваться суматохой во дворце и проникнуть туда. Ты знаешь, каков ее размер? Сколько понадобится времени, чтобы осмотреть все, что внутри?
— Я не думаю, что ценных документов так уж и много. Но даже если так, тебя же поймают! Это сумасбродство!
— Отнюдь, — девушка усмехнулась, и Кристар поежился под ее взглядом. — Я знаю способ, как попасть в закрытую секцию и не быть обнаруженной. Но понадобится твоя помощь. Мне нужно будет оставить вещи там, куда не вхожи посторонние. Твои комнаты вполне подойдут.
— Оставить вещи? Рони, что ты задумала?
— Опять беспокоишься? Кристар, я не упущу возможности снять с тебя паразита, но нужно, чтобы и ты этого хотел.
Вздохнув, юноша откинулся на спинку стула. Обман и хитрость — он был так далек от них, но закрывая глаза, он не увидел, когда они окружили его со всех сторон.
— Выкладывай, что ты уже придумала.
Следующим утром, как и было условлено, Оника уже ждала брата, когда тот вернулся с тренировки.
— Я думал, что после стычки со зверем Зоревар еще долго не сможет нормально ходить, но его раны заживают за считанные часы, — Кристар с сомнением покосился на сестру, когда та сняла чепец и закрывающую лоб ленту. — Я сказал, что хочу показать ему один труд, и поэтому должен вернуться к себе, а затем мы вместе позавтракаем.
— Молодец. Теперь, когда будешь выходить, держи дверь шире, чтобы и я могла выскользнуть, ничего и никого не задев. Тебе нужно вернуться после наступления темноты. В библиотеке нет часов, так что придется ориентироваться по солнцу. Я буду ждать у дверей сразу после заката. Тогда ты запустишь меня, и после я смогу без проблем выйти.
— Я продолжу повторять, что это безумие и… О, Небо! — Кристар закрыл глаза ладонью и повернулся спиной, когда настал черед избавиться от формы горничной.
— Ты смешной, — Оника коснулась плеча брата, позволяя обернуться. Он успел увидеть только растворяющееся в воздухе лицо девушки.
— Это просто невообразимо, — страдальчески протянул Кристар и, отложив размышления об увиденном, взял со стола первую попавшуюся книгу, вышел из комнаты.
Оника успела отвыкнуть от мироощущения, как симфонии прикосновений ветра, заполняющего все вокруг. Сначала она даже испугалась, что не сможет контролировать себя в подобном состоянии, но очень скоро обуздала изменившееся тело и воздух вокруг. Теперь все выглядело иначе: утратив краски и тени, пространство превратилось в неделимую скульптуру.
Проскользнув в отворенную братом дверь, Оника понеслась к библиотеке. Единственной проблемой мог стать Ульен, но Кристар имел представление о ежедневных делах Первого советника. У ментального мага не было причин для посещения библиотеки и Онике оставалось только поскорее преодолеть коридоры. Ей повезло, что крыло книгохранилища не пострадало во время нашествия Потусторонних, и внутри не было никого, кроме библиотекаря и дежурящей у открытых дверей стражи.
Пройдя вглубь библиотеки, Оника убедилась, что она одна, и приняла видимый облик. Через двери в книгохранилище заползал холод, веющий из проломов в стенах дворца, и покрывал обнаженную кожу мурашками.
Закрытой секцией была сооруженная в самой библиотеке комната, запертая на три замка и окруженная шкафами так, чтобы не бросаться в глаза посетителям. Окованная металлом дверь была защищена от огня, одна искра которого могла поглотить все книгохранилище.
Присев перед дверью, Оника собрала из воздуха небольшую сферу воды и направила ее в одну из скважин, постепенно изменяя ее форму и давление.
«Вот так», — девушка улыбнулась, когда замок тихо щелкнул. Оставалось еще два.
Стоило сдерживающим дверь засовам исчезнуть, как та сдвинулась с места и замерла, вовремя остановленная плечом Оники. Если за закрытой секцией не следили, скрип будет слышен по всей библиотеке.
Сосредоточившись, девушка отыскала корпящего над бумагами Шарафа, и порывом ветра смела со стола многочасовой труд старика. Стон двери закрытой секции утонул в шелесте свитков, скрежете ножек отодвигаемого кресла и ворчании смотрителя библиотеки.
Дух сырости и затхлости обрушился на голову Оники, обнимая теплыми клубами пыли. Внутри стоял стол с тройкой стульев, а к стенам прижимались тумбы, заваленные бумагами. Узкий черный проход вел в соседнюю комнату.
Зайдя внутрь, Оника подождала, пока глаза привыкнут к сумраку, и заглянула в соединяющую помещения арку. В темноте угадывались очертания ближних шкафов, выстроившихся в четыре ряда. Ступая босиком по мягкому полу, Оника протянула руку к полкам, но не нашла ничего, кроме пустоты. Проверив так два стеллажа, она растерянно замерла и послала вперед ветер. Тот вернулся ни с чем, обнаружив только несколько десятков пустующих шкафов. Не считая бумаг в первой комнате, закрытая секция была абсолютно пуста.
Раздосадовано поджав губы, Оника вернулась в первое помещении и стала обыскивать ближнюю к двери тумбу, прислушиваясь к происходящему в библиотеке. Контракты, соглашения, учетные книги, карты с родословными — ничего, что могло содержать сведения об использованном на Кристаре жуке Данмиру.
Выбрав увесистую стопку бумаг, сшитых под кожаной обложкой, она села поближе к свету, просачивающемуся в щель у открытой двери. Чтобы просмотреть хранящиеся в секции записи должно было хватить и половины дня. Перекладывая хрупкие от лет свитки, Оника и не надеялась отыскать что-нибудь стоящее.
Бумаги подошли к концу задолго до заката, и девушке не оставалось ничего кроме, как ждать в библиотеке назначенного времени встречи с братом. Когда полоска предзакатного света почти исчезла, Оника заперла дверь и, слившись с воздухом воедино, покинула книгохранилище.
Кристар был пунктуален и появился спустя пять минут ожидания, хоть для Оники минуты превратились в вечность, за время которой мимо мог пройти Ульен и сразу учуять неладное.
— Тебя не поймали? Удалось что-то найти? — Кристар сдернул с кровати покрывало и набросил его на плечи сестры.
— Кипу замшелых свитков со счетами Арноры. Все шкафы в хранилище пусты. Должно быть, книги вывезли в другое место, но…
— Кристар, ты так спешил от меня избавиться, что даже забыл свою заумную книжонку, — Зоревар распахнул дверь и застыл на пороге, медленно прекращая размахивать книгой.
Расправленная кровать, висящее на спинке кресла платье горничной и сама служанка, закутанная в покрывало, на несколько мгновений лишили церковника дара речи.
— Конфуз, однако, — нервно улыбнувшись, выдавил Зоревар.