Эффект «домино»

Х

Я крутился у телефона, как оса возле вазочки с вареньем, решительно брался за трубку и отдергивал руку. Сообщать радостное всегда приятно: положительные эмоции через край хлещут, словарный запас неиссякаем. Иное дело — горе. Не очень-то хочется им делиться…

Ее голос радушен и беззаботен:

— Да, я слушаю вас.

Эта простенькая, произнесенная с придыханием фраза раньше всегда отзывалась в моем сердце приятным волнением, выбивала его из ритма равнодушия. Если во мне имелся какой-то гадкий осадок, принесенный с работы, после этих слов он бесследно улетучивался. Наступало время благородных чувств и мыслей. Мы каждодневно разговаривали с Жанной по телефону, встречались намного реже. А то, первое наше свидание, стояло особняком, возможно, потому, что оно было первым и казалось сказочным, ведь в наших отношениях сияла первозданная чистота, сродни только что легшему на землю снегу. Тогда в беспросветности рутинных дел я выкроил свободное время и пригласил ее, как и обещал, в гости. Она не отказала.

Я умилялся ее движениям, ее речи. Мой вначале воровато-восхищенный взгляд стал, думаю, вполне мальчишеским и открыто выражал влюбленность. Я становился рабом ее красоты.

Быстро текли часы нашего общения. И когда она взволновалась по поводу позднего времени, я, не держа никакого умысла, предложил ей остаться. Она отказалась. Попытался уговорить, но в ее голосе послышались резкие нотки, и я осознал всю бесполезность своих попыток. Однако меня это нисколько не расстроило. Знающая себе цену женщина, не разменивающая себя при маломальском увлечении, — это тоже своего рода шарм, причем в наше время редкий. Тогда, в тот поздний час, я проводил ее до дома, до самой двери квартиры, за что был удостоен поцелуя в щеку и приглашения в гости в удобное для меня время. В ущерб работе я скоро отыскал это время, предупредил о визите и объявился перед ней с букетом цветов, отутюженный, пахнущий дорогим одеколоном, словно жених на смотринах. В волнующем ожидании свидания не предусмотрел только одного: подарка для ее дочери, почему-то наивно полагая, что ее не должно быть при нашей встрече.

Девочка оказалась общительной, подвижной и очень смышленой для своих неполных пяти лет. Она сама представилась мне: назвала имя «Инна» и при этом сделала легкий книксен. Инна стала моим гидом по квартире: показывала, рассказывала, а когда дошла очередь до игрушек, вдруг выдала: «Когда у нас будет папа, он купит мне большую говорящую куклу».

Наши с Жанной взгляды встретились, она виновато улыбнулась, потупила взор и заторопилась на кухню, оставив меня наедине с дочерью.

Тот вечер остался памятным еще одним событием. В поздний час, когда Инна уже спала, а я с сожалением был вынужден признать, что пора домой, мы оказались в тесноватой прихожей напротив друг друга. Сила взаимного тяготения привела нас к нежным объятиям. Поцелуй отдавал той упоительностью, когда все рисуется в розовом цвете, а впереди лишь вечность, полная возвышенных чувств и непреходящего счастья.

В последние дни нас связывал лишь телефон. Несколько минут общения протекали на волне влюбленности. Во мне постоянно жило, даже несмотря на служебные неудачи, ощущение безмерного счастья, будто стал баловнем судьбы и в жизни у меня все складывалось гладко. Я, заваленный, словно в каменоломне, делами, обломками версий, пытался вырваться на свободу и всеми правдами и неправдами стремился выкроить день для очередного свидания. Увы, на сей раз мой звонок не вызовет трепетных чувств.

Мой голос, видимо, соответствовал моему внутреннему состоянию. По крайней мере, в трубке послышалось обеспокоенное:

— Что-то случилось? Неприятности на работе?

— Убит Паша Чегин.

— Как… убит?

— В собственной квартире. Похороны послезавтра.

Пашку Чегина хоронили в дождь и порывистый ветер. Вроде бы был он в жизни спокойным человеком, а вот на тебе, разверзлись хляби небесные. Возможно, не до конца раскаялся Пашка в совершенных грехах и оставался для Всевышнего по-прежнему подручным убийцы, а не поддавшимся малодушию человеком, вот и не послал Он для последнего Пашкиного пути благодатной погоды.

Жанна постоянно находилась рядом со мной. Ее ладошка покоилась на сгибе моего локтя. Глаза опущены. Она явно старалась не смотреть в сторону гроба. Лишь однажды я оставил ее одну, когда прошел самые трудные в жизни метры, подставив плечо под самую тяжелую в мире ношу.

На кладбище дождик поутих, и даже выглянуло солнце. Прощание было недолгим. Все впечатления слились воедино: немногословная траурная речь, удары молотка по крышке гроба, три залпа в воздух из автоматов, истошный вопль Пашкиной жены и боль от впившихся в мою руку ноготочков Жанны.