Егерь: Назад в СССР 3

Глава 17

Петух понуро сидел в углу клетки. Словно герой Лермонтова, он был печален, холоден и полон презрения к тюремщикам.

В роли тюремщиков выступали мы с Валерой. Это мы предательски заманили петуха в клетку при помощи пшена, и заперли за ним дверь. И теперь петух нас презирал.

— Ничего, — сказал Валера. — Этот не замёрзнет. Вон у него какие перья на лапах! А мы ему сена в клетку кинем. И миску с едой поставим.

В чёрном небе висела ослепительная полная луна. В её свете каждая былинка отбрасывала на снег длинную тень, а сам снег искрился, словно россыпь бриллиантов.

Мы отнесли клетку на сорок шагов от сарая. Валера тщательно утоптал валенками снег, поставил клетку и достал из-за пазухи плотно закрытую поллитровую банку.

— У Акимыча достал. Два года у него стояла — он всё на волков собирался. Но то одно, то другое — так и не собрался. Даром только деньги на капканы потратил.

Валера снял с банки крышку, и осторожно принюхался. Лицо его перекосила гримаса отвращения, на глазах выступили слёзы.

— Ну, и дрянь!

От банки доносился резкий тошнотворный запах. Такой запах бывает, если смешать гнилое мясо с протухшим рыбьим жиром и добавить немного анисового масла. Именно эта адская смесь и находилась в банке. По уверениям Акимыча, она привлекала волков и отбивала запах человека.

Петух тоже почуял адскую вонь. Он поднялся на ноги, одним глазом посмотрел на Валеру и попятился в дальний угол клетки. Весь его вид говорил о том, что он решил с достоинством встретить смерть.

Валера, держа банку на вытянутой руке, достал из кармана кисточку и принялся обмазывать вонючей смесью деревянную клетку. Когда каждая планка была промазана, он закрыл банку и опустил её в снег рядом с клеткой. Затем шумно выдохнул и пошёл к темневшему в лунном свете сараю.

Я пятился за Валерой, тщательно заметая наши следы веником из еловых лап. Добравшись до порога, я шагнул внутрь сарая и прикрыл за собой дверь. Затем мы зарядили ружья, расселись на стульях и принялись ждать.

Да, в этой охоте была изрядная доля авантюры. По-хорошему, следовало бы выделить на подготовку несколько дней. Проветрить одежду от запаха дыма и человеческого жилья.

Но я надеялся на то, что здесь, в Ленинградской области волк привык к этим запахам. Во всяком случае, они не помешали зверю убить собаку прямо во дворе дома.

Я плотнее запахнул длинную овчинную шубу, уселся на стул и покачался, проверяя — не скрипнет ли он. Затем просунул ствол ружья в широкую щель между досками.

Клетка с петухом была отчётливо видна на фоне искрившегося в лунном свете снега. Я прекрасно видел чёрный силуэт нахохлившейся птицы.

Несмотря на ночной мороз, сидеть было тепло и уютно. Огромные толстые валенки в которые я намотал байковые портянки не позволяли холоду проникнуть к ногам. А жёсткая овчина грела не хуже печки.

Эту шубу мне одолжил всё тот же незаменимый Фёдор Игнатьевич.

— Держи, Андрей Иваныч! — сказал он, отдавая мне тяжёлую шубу. — Не замёрзни там. Ты нам в деревне здоровым нужен.

— Эх, я бы тоже не отказался съездить с вами, — с завистью в голосе пророкотал Владимир Вениаминович. — Никогда не охотился на волка из засады.

— В следующий раз — обязательно, — пообещал я. — А сегодня у меня к вам большая просьба. Посидите, пожалуйста, вечером с Катей и Серёжкой. Всё-таки, праздник. А я не знаю — когда вернусь.

— Хорошо, — кивнул Владимир Вениаминович. — Я, честно говоря, и сам хотел напроситься к вам в гости.

Намерения Беглова не были для меня тайной. Нам предстояла плотная многолетняя работа, и психотерапевту было просто необходимо поближе познакомиться с Катей. Ведь рано или поздно её тоже придётся посвятить в нашу тайну. Именно Владимир Вениаминович должен был решить — как и когда это лучше сделать.

— Так, может, и мы с Марьей зайдём? — предложил Фёдор Игнатьевич.

— Конечно! — обрадовался я.

Я поправил отвороты шубы и не удержался от улыбки. Вспомнил выступление Фёдора Игнатьевича на сегодняшнем собрании.

Сначала всё шло, как и положено. В клуб битком набился народ. Опоздавшие толпились снаружи, пытаясь сквозь запотевшие от жаркого дыхания и обмёрзшие стёкла рассмотреть, что происходит внутри.

Первым выступил директор совхоза Валентин Павлович Громов. Невысокий и кряжистый, с наголо выбритой головой, он громко и уверенно зачитал по бумажке речь о перевыполнении совхозом плана за три квартала и поздравил сельчан с праздником.

Затем за обтянутую кумачом трибуну встал Фёдор Игнатьевич. Он так же отчитался о положении дел в сельсовете — сколько километров дорог отремонтировано, как обстоят дела с освещением улиц, снабжением магазина и школы, что делается для улучшения досуга жителей Черёмуховки.

Фёдор Игнатьевич говорил спокойно и уверенно. И всё бы прошло гладко, но в конце речи председатель добавил.

— А теперь хочу сказать вот о чём. Некоторые наши жители взяли моду распускать по деревне разные слухи. В том числе, и не очень хорошие. Так вот! Решительно заявляю, что всё это — домыслы и клевета! И впредь виновных в распространении слухов мы будем со всей строгостью привлекать к ответственности!

Зал заинтересованно притих. А затем дядя Лёня выкрикнул с места:

— А что именно клевета-то, Фёдор Игнатьич? Объяви, чтобы люди знали — о чём говорить нельзя!

Фёдор Игнатьевич побагровел.

— Я о таком паскудстве вслух говорить не стану! — выкрикнул он. — А ты, дядя Лёня, прекрасно знаешь, о чём идёт речь! И премии за пьянство на рабочем месте и балабольство уже, считай, лишился!

Тут зал зашумел. Одной половине деревни хотелось знать — за что именно можно ни с того, ни с сего лишиться премии. А вторая половина тут же принялась это объяснять.

— Тихо! — закричал Фёдор Игнатьевич.

Но его никто уже не слушал.

Тогда директор совхоза решил спасти ситуацию. Он зазвонил в председательский колокольчик и, не выпуская колокольчика из рук, вышел к трибуне.

— Товарищи! Послушайте, товарищи! Председатель сельсовета абсолютно прав — нельзя же распускать грязные слухи о своих односельчанах! Руководство совхоза его в этом полностью поддерживает! И мы будем лишать премии всех, кто вместо работы занимается пустозвонством. А если будет нужно — и милицию подключим!

При слове «милиция» прения в зале стали стихать.

Директор совхоза достал из кармана пиджака большой носовой платок и вытер обильно вспотевшую лысину.

— Давайте жить дружно, товарищи, — сказал он как кот Леопольд из известного мультфильма, — а работать — продуктивно! А тебе, Фёдор Игнатьич, мы окажем всемерную поддержку и медицинскую помощь. Наши врачи и не с такими проблемами справляются! Так что не переживай и работай спокойно.

И тут зал взорвался хохотом.

Петух в клетке шевельнулся и испуганно закудахтал. Я насторожился, целясь стволами в залитую лунным светом ночь.

Чёрная тень метнулась к клетке, бросилась на неё грудью. Петух захлопал крыльями и истошно заорал:

— Кукареку!

Клетка опрокинулась в снег. Я прицелился в тень и выстрелил. Тут же над ухом грохнул выстрел Валеры.

Тень опрокинулась набок, громко рыча, и поползла по снегу. Я прицелился и выстрелил ещё раз.

— Держи его на прицеле! — крикнул я Валере.

Быстро скинул шубу, подхватил ружьё и выскочил из сарая, на ходу забивая в ствол новые патроны.

Мы с Валерой изначально договорились так, что при необходимости один стреляет дважды, перезаряжается и идёт добирать волка, а второй держит его на мушке.

И теперь я подходил к волку стороной, чтобы не перекрыть Валере сектор обстрела.

Волк неподвижно лежал рядом с опрокинутой клеткой, уткнувшись оскаленной мордой в снег. Шерсть на его правом боку слиплась от крови. Видимо, все пули легли, куда надо.

— Готов! — крикнул я Валере, не отводя стволы от волка.

Сзади заскрипел снег.

— Здоровый какой! Это он тогда ушёл из облавы?

— Похоже. Ну, что — шкуру здесь будешь снимать?

— Шутишь, Андрюха? Отвезём домой, там в сарае подвешу и освежую.

Мы попробовали поднять волка за лапы, но тяжёлая туша неудобно сползала обратно в снег.

— Килограммов шестьдесят, не меньше, — сказал Валера. — Может, по снегу потащим?

— Погоди, — остановил я его. — Там в сарае есть жердь.

Я сходил в сарай за жердью. Мы связали мёртвому волку лапы, просунули жердь под верёвки и подняли зверя на плечи.

Машину я оставил сразу возле околицы, чтобы не насторожить зверя. Мы дотащили волка до едва заметной под снегом колеи, которая, отделяясь от дороги, уходила дальше в поле.

— Опускаем, — сказал я Валере. — Сейчас схожу за машиной. А ты пока петуха принеси.

Остывшая машина неохотно завелась. Я посмотрел на часы — второй час. Не так долго пришлось ждать волка, он пришёл почти сразу, как деревня затихла. Наверняка дневал где-то недалеко от опушки, чутко ловя мохнатыми ушами каждый звук.

Немного прогрев двигатель, я включил первую передачу и съехал с дороги на колею.

Валера стоял возле волка, растерянно глядя на клетку. Мою шубу он держал в руках.

— Петух, кажется, того, — сообщил мне охотник. — Сдох.

— Как? — удивился я. — Клетка же целая!

— Сам посмотри.

Я взглянул на клетку.

Петух неподвижно лежал на боку. Глаза его подёрнулись белой плёнкой.

— Ох, чёрт! Татьяна Семёновна расстроится! Мы же ей обещали, что вернём петуха в целости.

— Так она сама сказала, что петух ей не нужен, — возразил Валера. — Он ей на голову прыгает.

— Мало ли, что она сказала! Сколько лет у неё этот петух? Наверняка Татьяна Семёновна привязалась к нему за это время. Ну, ладно! Придётся деньги отдать.

— Зато волка взяли! — сказал Валера, пытаясь утешить меня. — Вон, какой волчара!

Глаза Валеры светились счастьем. Ещё бы! Теперь его дом украсит великолепная волчья шкура. А расплачиваться за гибель петуха придётся мне — ведь это я обещал бабе Тане, что с птицей всё будет в порядке.

Ну, и чёрт с ним! Главное — волка добыли.

Я отстегнул задубевший на морозе брезент тента и откинул задний борт. Вдвоём мы кое-как погрузили тушу в машину. Обмазанную вонючей мазью клетку мне грузить не хотелось, поэтому я достал из машины топор. Отбил им приколоченную дверцу, вынул дохлого петуха и бросил его прямо на волка, а клетку выкинул в придорожные кусты. Захлопнул борт и опустил тент.

— Поехали, Валера!

Я довёз Валеру до его дома. Пока мы тащили волка в сарай, Мишка басовито и оглушительно лаял и рвался с цепи. Из-за дома ему визгливо вторила Кара. В окнах дома зажёгся жёлтый свет — это проснулась Галя, жена Валеры.

Я помог Валере подвесить тушу за задние лапы на крюк, который был крепко ввинчен в потолочную балку. Передние лапы волка почти доставали до земли, пушистый хвост свесился набок.

Валера крепко пожал мне руку.

— Спасибо, Андрюха!

Я попрощался с ним и пошёл к машине.

Петух одиноко валялся в пустом кузове. Везти его бабе Тане сейчас не было никакого смысла — на улице стояла глубокая ночь.

Наверняка спит старушка, подумал я. К чёрту, поеду домой. Ощиплю петуха и выпотрошу, а утром отдам тушку хозяйке вместе с деньгами и извинениями.

Я остановил машину возле калитки. В вольере звонко залаяли Серко и Бойкий.

Да, подумал я. В деревне остаться незамеченным чертовски трудно. Любое твоё передвижение неизбежно сопровождается собачьим лаем.

В окне кухни горел свет. Катя не спала, ждала меня.

Я набросил на плечи тяжёлую шубу, в одну руку взял ружьё, другой — ухватил за длинную шею петуха, и направился в дом.

Снег на морозе громко скрипел под подошвами валенок, а луна заливала деревню бледным неземным светом.

Катя сидела за столом и читала. Приглядевшись к обложке, я узнал знаменитый роман Александра Беляева «Человек-амфибия».

Подняв голову от книги, Катя удивлённо посмотрела на меня. Затем не выдержала и рассмеялась.

— Андрей! Ты же ушёл охотиться на волка! А добыл несчастного петуха?

— Это попутная дичь, — улыбаясь, ответил я. — Волка мы тоже добыли.

— Правда? — Катя широко раскрыла глаза. — Большой?

— Огромный! Настоящий монстр.

— Ух, ты!

— А как у вас прошёл вечер?

— Замечательно! Мы посадили Серёжу на автобус, потом проводили домой Таню и пошли к Фёдору Игнатьевичу пить чай с мёдом и пирогами. Ух, какие пироги у Марии Антоновны! И с капустой, и с картошкой, и с яблоками! Она мне и собой дала для тебя. Сказала, возьми — накорми своего охотника!

Катя застенчиво улыбнулась.

— Сейчас я поставлю чайник. Раздевайся пока и расскажи — что произошло с этим несчастным петухом?

— Думаю, он умер от испуга, когда волк бросился на клетку.

— Бедный! И что ты теперь собираешься с ним делать?

— Ощиплю, выпотрошу и верну хозяйке. Придётся ещё и денег заплатить, но что же поделаешь!

— Только не при мне, ладно? — попросила Катя. — Я хоть и медик, но петуха мне жалко. Давай, я тебя покормлю, и пойду в комнату.

Чайник зашумел, забулькал. Катя выключила газ и налила мне большую кружку крепкого горячего чая. Я обхватил кружку ладонями и только в этот момент понял, как продрог. И это несмотря на тёплую одежду и валенки.

Я за обе щеки жевал божественно вкусный пирог с рисом и яйцом. Крошки желтка были не бледно-жёлтыми, как у магазинных яиц, а яркими, почти оранжевыми. Набив рот мягким пирогом, я делал большой глоток сладкого чая, а потом снова тянулся за пирогом. И в перерывах ещё успевал рассказывать Кате, как прошла охота.

Наконец, я почувствовал, что наелся. В желудке потяжелело, навалилась усталость, глаза начали слипаться.

— Иди, — попросил я Катю. — Ещё пять минут, и сил на петуха у меня уже не останется.

— Хорошо.

Катя потрепала меня по голове, поставила чашку в раковину, прихватила книгу и ушла в комнату, не забыв прикрыть за собой дверь.

Я поднял петуха с пола, где он валялся всё это время, и положил на кухонный стол. Так, с чего бы начать?

Добытую на охоте дичь я никогда не щипал, предпочитая снимать перья вместе с кожей. Это и проще, и быстрее. Но, насколько я знал, с курицей так не поступают.

Ладно, начнём с хвоста, решил я. Ухватил петуха за длинные изогнутые разноцветные перья и дёрнул. Перья сидели крепко. Я дёрнул сильнее и вдруг почувствовал, как петух шевельнулся в моих руках. А потом с ужасом увидел, что птица открыла глаза и смотрит прямо на меня.

Воспользовавшись моим оцепенением, внезапно оживший петух рванулся, и я не удержал его. Он громко захлопал крыльями, хрипло закукарекал и взлетел на шкаф. В руке у меня остался только пучок перьев.

— Цып-цып-цып! — растерянно позвал я петуха, но он и не думал слетать вниз. Сидя на шкафу, он что-то громко орал на курином языке. Судя по накалу и интонациям, это был самый отборный мат.