Всё воскресенье Катя ходила за Трифоном. Казалось, она поставила себе цель за один день понять все тонкости его работы. Этакий медицинский практикум экстерном.
Трифон не возражал, только улыбался и подробно рассказывал Кате — как и почему он поставил тот или другой диагноз. Пятна на коже, цвет языка, характерная походка или поза, малейшие жалобы — он на всё обращал внимание. И безошибочно определял, какая болезнь поселилась в человеке.
Катя внимательно слушала, иногда начинала спорить. Я плохо понимал, о чём говорят уважаемые доктора и просто любовался Катей. В горячке спора на её щеках проступал румянец, глаза блестели, и она делала рубящие жесты правой рукой, словно подчёркивая свои доводы.
Трифон, невозмутимо улыбаясь, отвечал своими соображениями. И как-то само собой выходило, что он прав. Да и по лицу Кати я видел, что она всё больше и больше проникается мастерством Трифона.
А ещё я уловил, что Трифон не только лечит. Нет, он назначал мази, компрессы и таблетки. Но дело было не только в этом.
Каждого больного он внимательно слушал, вникал даже в те подробности его жизни, которые, на мой взгляд, никак не относились к делу. С каждым подолгу разговаривал — вроде бы ни о чём, о пустяках. Но складывалось впечатление, что Трифон полностью понимает и поддерживает собеседника.
Когда я окончательно одурел от происходящего, то чмокнул Катю в щёку и отправился домой готовить обед. Планы на романтическую прогулку вдоль озера пошли прахом.
Ну, и что? Нагуляемся ещё, какие наши годы? Я прекрасно понимал, насколько Кате интересно пообщаться с Трифоном. Это общение для неё, можно сказать, новые горизонты раскрывает. А тут я со своей романтикой.
На душе, конечно, немножко горчило. Но я решительно придавил это поганое чувство и направился в магазин с твёрдым намерением разнообразить обед чем-нибудь вкусненьким.
Железная дверь магазина была закрыта, но не заперта. Я помедлил перед тем, как войти.
Мы с Лидой не разговаривали с самого нашего расставания. Виделись только в клубе, редко и издалека. И в магазин я не заходил.
Не от обиды — какие, к чёрту, обиды! Просто каждый раз, когда я вспоминал, что мне надо что-то купить — выходило так, что я могу привезти это из Волхова, или вообще обойтись. А значит, и идти в магазин незачем.
Потому, что нельзя же, как ни в чём ни бывало прийти к Лиде и сказать: «Взвесьте мне полкило печенья. И консервов, вон тех — пару баночек». А потом положить покупки в сумку и выйти.
А ведь именно так и придётся сделать, особенно, если в магазине будет кто-то ещё.
Поэтому я избегал встречи с Лидой. От Фёдора Игнатьевича слышал, что у них с мужем всё хорошо. Живут мирно, муж устроился в совхоз механизатором. Ну, и слава богу!
У Лиды своя жизнь, у меня своя. И незачем опять их перемешивать.
Но сегодня был такой день, когда подспудно хотелось всё расставить по своим местам. Я не мог понять, почему — но понял, стоя на пороге магазина.
Дело было в Кате и в тех мажорах. Я защищал Катю, и она доверилась мне без колебаний. Это был момент выбора. Её и моего.
А ещё я откуда-то знал, что в магазине никого не будет.
Я толкнул тяжёлую дверь и вошёл в магазин. Лида снова читала, сидя за прилавком. Кроме нас с ней, в помещении не был ни души.
— Привет, — сказал я.
Лида подняла глаза от книжки.
— Привет, Андрей!
Говорить можно было только прямо, иначе невыносимая фальшь полезла бы наружу и всё испортила.
— У тебя всё хорошо?
— Да.
Она не задумалась ни на мгновение, ответила сразу.
— Знаешь, я очень рад за тебя. Правда.
Плечи Лиды чуть расслабились.
— Ты это пришёл сказать?
— Да. И ещё — спасибо.
— За что?
Её зрачки чуть расширились.
— За то, что у нас было. Это было замечательно. Но пусть всё останется в прошлом. Согласна?
Лида чуть опустила голову.
— Да, так будет лучше. Я сама хотела поговорить с тобой, но не решалась.
— Ну, вот и поговорили, — улыбнулся я. — А знаешь, что?
— Что? — недоуменно спросила Лида.
— Давай дружить!
Она рассмеялась от неожиданности.
— Прямо, как в детстве. Или домами?
— Почему нет?
Улыбаясь, я пожал плечами.
Лида тоже улыбнулась.
— Посмотрим. Если твоя Катя не будет против.
Вот и всё. Словно и не было никакого напряжения, никаких раздумий и ощущения сидящей под кожей занозы. Стало легко и спокойно.
— У тебя есть вино? — спросил я.
— Красное, крымское.
— Давай! Ещё баночку шпрот и хлеб, если остался.
Когда Лида наклонилась, протягивая мне покупки, я дотянулся и поцеловал её в нос.
— Спасибо!
Дома я, не торопясь, приготовил обед — сварил рассольник, а на второе пожарил картошку с грибами. Поставил на стол тарелки, посередине водрузил бутылку вина.
Кати всё не было. Я подавил в себе желание пойти поискать её. Не маленькая, не потеряется.
Оставил еду на плите, чтобы подольше не остывала, и пошёл топить баню.
Катя появилась только часа через три — когда баня уже исходила жаром, а еда, наоборот, совершенно остыла.
Войдя в дом, Катя бросила на меня виноватый взгляд.
— Андрюша, прости! Совсем забыла про время. Знаешь, этот Трифон — он потрясающий! Прирождённый диагност! Ему надо работать в большой больнице, а не у нас в деревне. Но я тоже кое-чему научилась.
Я насмешливо прищурился.
— Хоть я и не медик, но один диагноз могу поставить совершенно точно.
— Какой — удивилась Катя.
— Чрезмерная увлечённость работой. Лечится баней, бокалом вина и свободным вечером.
— Я согласна! — обрадовалась Катя. — А ты уже и обед приготовил? Какой ты молодец!
— Ты очень голодна? Если нет — то предлагаю начать с бани, а уже потом, не торопясь, пообедать.
— Я согласна, — улыбнулась Катя. Кончики ушей у неё снова порозовели.
Весь остаток дня мы провели вдвоём. На подоконнике тихо бормотал радиоприёмник, во дворе на верёвке сушилось выстиранное бельё.
А мы с Катей, сидя друг напротив друга, маленькими глоточками пили вино и разговаривали. Нам было хорошо-хорошо.
Утром Павел посмотрел на наши сонные лица, улыбнулся, но ничего не сказал. Молча запрыгнул в машину и устроился на заднем сиденье, просматривая документы в папке, которую вёз с собой.
Честно говоря, мы с Катей чуть не проспали. По-другому и не бывает, если от души стараешься втиснуть медовый месяц в короткий обрывок выходного дня.
Конечно, медовый месяц — это после свадьбы, но… короче, мы с вами все взрослые люди.
Я широко зевнул, стараясь не отрывать взгляд от дороги. По телу прошла приятная судорога.
Машина вильнула вправо.
— Андрюха! Не спи за рулём! — крикнул Павел, хватаясь за спинку моего сиденья.
Я выправил машину и оглянулся на Катю. Она дремала, ничего не замечая.
— Ну, вы даёте, молодёжь! — фыркнул Павел. — Ладно, сами угробитесь от счастья. А меня-то за что?
Он очень правдоподобно изобразил возмущение.
— Милицию надо беречь! — наставительно сказал он. — И кормить! Андрюха, давай зайдём в буфет на вокзале? Я поесть не успел.
— Обязательно, — кивнул я. — Мы тоже не позавтракали. А Кате ещё три часа ехать не в самой приятной компании.
Я не сомневался, что Кирилл с дружком поедут именно на этой электричке. Кирилл совсем не выглядел дураком. Думаю, вечером они поджидали Катю на вокзале и поняли, что она поедет утром.
Ну, если так — то ребятки напросились сами. Не нужно нагло приставать к чужой девушке, уповая на папино положение.
Честно говоря, я даже надеялся, что мажор окажется упорным и прямолинейным, и попадётся в мои руки прямо сегодня. Это обойдётся ему дешевле.
Потому что иначе придётся обращаться к Георгию Петровичу и приводить в действие план «Б».
Никаких сомнений у меня не было. По опыту прежней жизни я знал, что с решением проблем лучше не затягивать, иначе потом они вылезут в самый неподходящий момент. И решать их нужно кардинально, не обходясь полумерами.
— А что за компания? — с интересом спросил Павел.
— Да так, — улыбнулся я. — Клеится тут к Кате одна сладкая парочка. Сын главврача городской больницы и его дружок.
— Надо помочь?
— Нет, Паша, спасибо. Я уже всё решил. Просто постой рядом, чтобы они нам попрощаться не помешали.
— А я не помешаю? — ухмыльнулся участковый. — Погоди! А что ты там решил? Ничего незаконного?
— Ни в коем случае, — улыбнулся я.
— Подробнее рассказать не хочешь?
— Потом. Сейчас не отвлекай меня от дороги, ладно?
— Ну, как знаешь.
Павел снова уткнулся в свои бумаги, а я, улыбаясь, прокручивал в памяти вчерашний день.
Миновав сонную окраину города, машина вкатилась на пустую привокзальную площадь. Одинокий рейсовый автобус жался к остановке. Возле него стоял скучающий водитель и время от времени поглядывал на большие вокзальные часы.
Катя захлопала глазами и подняла голову.
— Ого! Мы уже почти приехали?
— Доброе утро, — улыбнулся я. — Ты всё помнишь? В электричке будут люди, поэтому ничего не бойся. Как бы ни хотелось выйти раньше — обязательно доезжай до Московского вокзала. Там тебя встретят.
— Поняла, — улыбнулась Катя. — Не беспокойся, всё будет в порядке.
— Позвони мне, пожалуйста, когда сможешь, хорошо?
— Конечно, Андрюша!
В привокзальном буфете мы выпили едва тёплый кофе с чёрствыми пирожками. Продавщица, похоже, была та же самая. Я поздоровался с ней, но она не удостоила меня вниманием.
Кирилл с дружком уже были здесь. Заметив нас, они заулыбались, подхватили свои сумки и устремились навстречу. Но затем увидели рядом с нами Павла в милицейской форме, поскучнели и сделали вид, что интересуются расписанием.
Всё, как я и предполагал.
Ну, что ж, хорошо. Значит, не зря я позвонил Владимиру Вениаминовичу.
— Эти? — спросил меня Павел, внимательно оглядывая парней.
— Ага, — кивнул я.
Кирилл заметил взгляд Павла и отвернулся.
Народ постепенно прибывал — не слишком много, но достаточно для того, чтобы Кат не оказалась в вагоне одна. А дальше на станциях люди будут только подсаживаться.
Лениво подкатила электричка. Длинная и зелёная, с большим фонарём прожектора во лбу, она напоминала змею. Змея зашипела, и двери открылись.
Люди пошли вдоль вагонов, выбирая те, над которыми не поднимался пантограф. В таких вагонах нет моторного отсека, они гораздо меньше шумят и почти не дребезжат. Сонным ранним утром это очень важно.
Мы выбрали вагон, в который погрузилась бригада хмурых мужиков. Оранжевые сигнальные жилеты в пятнах мазута выдавали в них железнодорожных работяг. Кажется, я даже узнал кого-то из них. Если что — эти ребята живо приструнят Кирилла и его дружка.
Я обнял Катю за плечи и улыбнулся:
— Всё будет хорошо. Ты здорово повеселишься.
— Я знаю, — улыбнулась в ответ Катя.
До отправления электрички оставалось три минуты. Катя прошла в вагон и села у окна. Напротив неё на скамейке устроились две решительные женщины предпенсионного возраста. Несмотря на раннее утро, женщины оживлённо разговаривали друг с другом.
Мы с Павлом помахали Кате. Она махнула нам в ответ, а затем поезд тронулся.
Катя сидела, прижавшись носом к холодному стеклу, и смотрела в окно. Мимо неторопливо проплывали деревянные дома Ленинградского тупика. Возле одного дома желтел высоченный стог сена, рядом с ним, припав передком к земле, стояла телега на двух автомобильных колёсах.
Надо же, подумала Катя, кто-то до сих пор ездит на лошади.
Напротив разговаривали две женщины:
— Представляешь? Вчера допоздна засиделась — сводила баланс. Копейки не хватает, и всё тут! Пока нашла — уже девятый час вечера! Еле до дому дошла. А мой, скотина такая, лежит на диване у телевизора, нос воротит недовольно — где ужин? А я ему говорю — встань, да сам приготовь — руки-то не отвалятся! А он…
— И не говори! — подхватила вторая. — Мужики все одинаковые. Я пока со своим не разошлась — всё так и было. Зато теперь красота! Прихожу домой — чистота и порядок! Никто не ворчит, грязные носки по дому не валяются, табаком не воняет. На ужин творожка со сметаной себе сделаю и спать.
— Скучно, наверное? — с завистью спросила первая.
— А чего скучать? Чтобы не скучать — телевизор есть. Еды не просит, и водку не пьёт.
Интересно, а Андрей пьёт водку? Катя никогда этого не видела. Но, наверное, иногда пьёт — он же мужик. Зато ужин сам готовит. И обед. И баню топит.
При мысли о бане Катины щёки слегка порозовели. Она вспомнила жаркое дыхание Андрея, и как у неё всё плыло в глазах — до того ей было хорошо.
— Я бы вообще закон издала — чтоб женщины жили отдельно, а мужики отдельно. Только алименты с них брать на детей, и всё! И селить их сразу в гаражах! Пусть там и свинячат, и машины свои ремонтируют, и пиво пьют, сколько хотят!
Дурацкая идея, подумала Катя.
Хотелось спать, глаза сами собой закрывались.
Железнодорожники в середине вагона оживлённо переговаривались, пересыпая свои слова однообразным матерком. Потом вытащили из сумок свёртки с бутербродами и принялись завтракать. По всему вагону разнёсся запах варёных яиц.
Женщины напротив осуждающе поджали губы.
— Как можно есть в электричке? Здесь же кругом микробы! И руки помыть негде.
Двое железнодорожников поднялись с места и, тяжело топая кирзовыми сапогами, пошли в тамбур. Там они сразу же закурили, пуская большие клубы сизого дыма. Дым полз в вагон через узкую щель неплотно прикрытых дверей.
Межвагонная дверь открылась, толкнув одного из железнодорожников. Тот недовольно оглянулся.
Катя увидела, как над его плечом мелькнули светлые, зачёсанные назад волосы, и невольно напряглась.
Начинается!
В тамбуре Кирилл что-то говорил железнодорожнику. Позади приятеля маячил Славик.
Может, они поссорятся, и железнодорожники высадят парней из поезда, подумала Катя.
Но уже через минуту Кирилл усаживался рядом с ней. Славик помялся в проходе и плюхнулся напротив, потеснив одну из женщин. Женщина недовольно подвинулась.
— Привет! — весело сказал Кирилл.
Он вытянул ноги в новеньких голубых джинсах и синих заграничных кроссовках.
Катя ничего не ответила и отвернулась к окну.
Всего полтора часа, напомнила себе она. И ничего ужасного за эти полтора часа не произойдёт.
— А что это за мент тебя провожал? Егерь один побоялся, что ли?
Кирилл нахально улыбнулся.
Отмалчиваться дальше было проявлением слабости. Катя повернула голосу и твёрдо ответила:
— Это наш друг.
— Ваш? — с показным удивлением протянул Кирилл. — Так вы с этим егерем и правда — пара?
— Тебе какое дело?
— Катька, — широко улыбнулся Кирилл. — Ты же не дура. И видишь, что я проявляю к тебе интерес. Ну, сама подумай — кто он, и кто я.
Он ещё дальше вытянул ноги в импортных кроссовках.
Сидевшие напротив женщины не выдержали и поднялись. Катя осталась совсем одна.
Кирилл попытался положить руку ей на плечо.
— Только попробуй! — зло сказала Катя, сбрасывая его руку. — Позову на помощь!
Парень зло ухмыльнулся, но руку убрал.
Славка устроился ровно напротив Кати, тоже вытянул ноги и сверлил девушку ничего не выражавшим взглядом.
Катя поджала ноги под скамейку и сидела, как на иголках.
Скорее бы приехать, думала она.
Во Мге в электричку набился народ. Люди быстро заняли все скамейки и столпились в проходе.
Катя с облегчением вскочила с места.
— Садитесь, пожалуйста! — крикнула она какому-то бодрому дедушке с рюкзаком.
Дедушка отнекивался, уверяя, что ехать ему недалеко. Тогда стоявшая рядом с ним полная дама решительно протиснулась к окну и плюхнулась на Катино место. Дама шумно выдохнула, словно распряжённая лошадь, но поблагодарить Катю даже не подумала.
И в самом деле — младшие же обязаны уступать старшим? За что тут благодарить? Вот ещё не хватало!
Остаток пути до вокзала Катя стояла в проходе. Кирилл со Славиком и не подумали уступить кому-нибудь место.
Когда электричка подошла к перрону, Кирилл быстро поднялся и снял с багажной полки Катину сумку.
— Отдай! — сказала Катя.
— Я помогу, — зло улыбнулся Кирилл. — Нам ведь ещё вместе до института добираться.
— Отдай! — громче повторила Катя.
Она надеялась, что кто-нибудь услышит её и обратит внимание на ссору.
Но люди торопились к выходу и были заняты только собой.
Кирилл с сумками протиснулся мимо Кати, за ним протиснулся Славик.
Кате ничего не оставалось, как только идти за ними.
Она вышла на перрон, и тут…
К ним шагнул высокий широкоплечий мужчина в чёрном костюме. Чёрная борода мужчины завивалась, словно у цыгана. За его спиной стояли двое военных в форме с васильковыми петлицами.
— Привет, дочка! — пророкотал чернобородый. — Как добралась?
Кирилл и Славик, застыв от неожиданности, смотрели на военных.
Мужчина, не глядя на парней, мотнул в их сторону головой.
— Этих задержать и ко мне для разговора.
— А в чём дело? — высоким от испуга голосом спросил Кирилл.
Мужчина заученным движением вынул из нагрудного кармана красную книжечку удостоверения и махнул перед лицом парня.
— Государственная безопасность. Вспомните пока — где вы взяли эти джинсы и кроссовки импортного производства.
— Это мне родители…
— Позже! — властно оборвал его мужчина.
Бросил на парней ещё один взгляд.
— Свободен! — он ткнул пальцем в грудь Славика. — Скажешь в деканате, что твоего друга задержали для беседы. А этого — в машину!
Военные вежливо взяли Кирилла под руки, и повели вдоль перрона к зданию вокзала. Люди испуганно расступались перед ними.
— Давай знакомиться, — добродушно сказал мужчина Кате. — Владимир Вениаминович Беглов, знакомый Андрея Ивановича. Он попросил меня подвезти тебя в институт.
Славик пробежал огромный зал ожидания и зайцем юркнул в метро. Сумка оттягивала плечо, больно колотила по бедру. С перепугу Славик чуть не бросил её. Перед турникетами он затормозил, ошалело глядя на уползающий вниз чёрный эскалатор. Контролёр в стеклянной будке бдительно шевельнулся.
Трясущейся рукой Славик нашарил в кармане брюк пятачок и, оглядываясь, мучительно долго пропихивал его в щель монетоприёмника. Наконец, пропихнул. Толкнул турникет, зацепился за него сумкой и чуть не оторвал ремень.
Эскалатор полз мучительно медленно. Славику казалось, что сейчас его догонят и скажут: «Пройдёмте, молодой человек»!
Он не выдержал и побежал по ступенькам вниз.
«Ух, ух» — билось в мозгу в такт шагам.
Слава богу, он ни при чём! Почти ни при чём. Но если спросят — он всё расскажет, как есть!
На кой хрен только он связался с этим мажором?! Говорила мать — живи, как все живут. Нет, захотелось тряпок заграничных, музыки, девушек и красивой жизни!
Из шмоток за два года ему перепала только заграничная рубашка, которая Кириллу оказалась мала. Девушки на Славика и не смотрели, прекрасно понимая расстановку сил и предпочитая Кирилла. А музыка… Да ну, хрень! Поют что-то на непонятном языке.
Правильно мать говорила! Живёшь в советской стране — будь советским человеком!
Ну, всё! Только бы не оказалось поздно! Но ведь его отпустили? Или… пока отпустили?
На «Техноложке» Славик чуть было не сел не в свой поезд, но вовремя опомнился.
На «Петроградке» выскочил на улицу и воровато огляделся.
Нет, не поджидают.
Он ещё раз крутанул головой и припустил бегом к институту.
В деканате секретарша попыталась его остановить.
— Куда?
— Надо… срочное дело, — задыхаясь, пропыхтел Славик.
— Какое ещё дело? — сердито крикнула секретарша. — Куда ты к декану?!
Но не этой же дуре всё объяснять! Гэбешник ясно сказал — сообщи в деканат.
Славик отмахнулся от секретарши и влетел в кабинет декана.
Декан изумленно поднял глаза на встрёпанного первокурсника. Хотел повысить голос, но взял себя в руки и выслушал сбивчивые объяснения Славика. Задал несколько уточняющих вопросов и быстро принял решение.
— Иди за мной.
Он вывел Славика в приёмную и показал на стул.
— Сиди здесь. И никуда, понял?
Славик с облегчением кивнул. Он всё сделал, как надо, и теперь всё будет хорошо.
Через две минуты в кабинет декана прошёл заведующий учебной частью с какими-то бумагами. На Славика он даже не поглядел.
За заведующим зачем-то зашёл вахтёр, который всегда дежурил на входе. Этот к декану не пошёл, а остался у дверей, пристально глядя на Славика.
Под взглядом вахтёра Славик почувствовал себя неуютно. Он отвернулся к высокому окну, возле которого рос в большой деревянной кадке фикус. Но тут взгляд Славика перехватила секретарша и так строго посмотрела в ответ, что Славик снова отвернулся.
Не знаю, куда деть глаза, он стал смотреть на стену поверх двери, ведущей в кабинет декана. Время потянулось мучительно долго.
На мгновение мелькнула мысль, что он зря пришёл сюда. Надо было ничего никому не говорить и сделать вид, что он ничего не знает.
Но эту глупую мысль Славик сразу же отогнал и убедил себя, что поступил правильно.
Такими вещами не шутят!
Наконец, декан и заведующий вышли. Славик с облегчением вскочил со стула.
Заведующий молча сунул ему в руки конверт с документами.
А декан сказал:
— Сейчас же пойдёшь в общежитие и заберёшь свои вещи. Понял?
Славик ничего не понял, но готовно закивал.
Глядя прямо в его растерянное лицо, декан коротко пояснил:
— Ты больше у нас не учишься.
И повернулся к вахтёру.
— Этого проводить до выхода и больше не впускать. Если второй появится — сразу его ко мне.