Как только я заметил, что что-то не так, коридор космического корабля вернул свой былой облик. Это был снова прямой тёмный коридор с дверями по обеим его сторонам. Ещё раз посмотрев по сторонам, я определил необходимое нам направление, чтобы добраться до рубки управления кораблём. Взяв за руку Элиз, я направился на встречу с Новаком.
Интересно, как он это провернул? Никто из членов команды, насколько мне было известно, не страдал хилофобией. Вообще, сама хилофобия характеризуется боязнью заблудиться в лесу, но когда города стали разрастаться в огромные мегаполисы, Всемирная организация здравоохранения немного скорректировала это понятие.
Может быть, Новаку не так уж и необходимы именно наши фобии? Что если он может контролировать любую из них? Я зацепился за эту мысль, пытаясь разобраться в происходящем. Если логически подумать, то можно прийти к выводу, что задачей Новака было напугать нас. Или даже не напугать, а отпугнуть? Но от чего?
Может быть, от решительных действий? Это хорошая гипотеза, оставим её как рабочую версию. Мы уже поняли, что его основная цель – добраться до самой Земли. Что именно он там будет делать и как будет приземляться с такой скоростью, сейчас не важно. Важно то, что нам просто необходимо его остановить, и Новак пытается этому помешать всеми доступными ему способами. Но откуда у него такие возможности? Насколько реально то, что хотя бы один человек во всём мире может управлять чужими страхами?
Перед глазами снова всплыло его лицо, смотрящее на меня через иллюминатор двери шлюза. Эта улыбка-оскал, этот бешеный взгляд… Может, Новак не совсем человек? Или… или он уже вообще не человек, а нечто другое? Нечто неизведанное, некое существо, с которым ранее человечество никогда не сталкивалось? Я инстинктивно передёрнул плечами.
– Васили́, всё хорошо? Ты что-то увидел? – Элиз, следующая за мной, не отставая, остановилась.
– Да, всё хорошо. Просто…
– Что просто?
– Просто вспомнил лицо Новака. Это очень неприятное… нет. Скорее даже омерзительное лицо. К такому зрелищу, я считаю, даже невозможно подготовиться. Поэтому, будь готова, что всего один его взгляд может вызвать у тебя чувство оцепенения и заставит тебя остолбенеть.
– Мон Дье́! Даже так?
– Даже так. Интересно, что ты упомянула Бога, – ухмыльнулся я, подбирая аналогию. – Ведь Новак теперь больше похож на Дьявола.
– Но ведь Диабле не существует, это лишь концепция, чтобы объяснить, что такое зло, – возразила мне Элиз.
– Хотел бы я, чтобы ты оказалась права. Но я видел то, что видел.
На этот раз Элиз не ответила, а молча продолжила идти за мной. Видимо, этот небольшой диалог заставил её о чём-то сильно задуматься, потому что она буквально врезалась в меня, когда я остановился, чтобы рассмотреть некий силуэт в тени.
– Что на этот раз, Васили́? – шёпотом спросила она, сообразив, что я не буду останавливаться просто так без веской на то причины.
– Там впереди, – указал я рукой на угол стены и пола на самом краю области, освещаемой нашими фонарями.
Там действительно что-то было, и я не думаю, что это была очередная галлюцинация или что-то подобное. Я сделал ещё один шаг ближе, свет моего нательного фонаря выхватил часть человеческой руки, лежащей на полу в луже крови. Крови действительно было очень много. Шнайдер, скорее всего, увидев эту картину, потерял бы самообладание.
Я приготовил свою трубу, занеся её для удара, и замер, ожидая либо нападения, либо когда эта рука пошевелится. Но ничего не происходило. Никто на нас не нападал, рука всё также неподвижно лежала на полу.
Я сделал ещё один шаг навстречу. Рядом с рукой, лежащей на полу, я увидел тело, прислонённое спиной к стене. Да, именно так, рука лежала отдельно от тела. Она будто была небрежно оторвана кем-то очень и очень сильным. На ум мне приходит только один человек… одно существо, способное это сделать здесь на корабле. Это, конечно же, Новак.
Ещё шаг, и я вижу лицо, принадлежащее этому телу. Незнакомое лицо. Хотя я бы не стал сейчас полагаться на свою память.
– Мон Дье́, это же Мун Сильвер, – сказала Элиз с дрожью в голосе.
Мун Сильвер? Наш инженер систем жизнеобеспечения, который в прошлый раз пошёл со мной?
Я подошел ещё ближе, чтобы получше всё рассмотреть. Его мертвое лицо было бледным, словно вырезанное из слоновой кости, а на нем застыла маска ужаса. Его глаза, широко раскрытые, будто в последний раз увидели что-то такое ужасное, что его душа не смогла вынести этого бремени и покинула просторы нашего корабля, оставив тело наедине со своим ужасом. Они словно пронзали тьму, окружающую нас.
Удивительно, как мне вообще удалось сбежать, да ещё и затем достать необходимые детали из того скафандра для устройства Шнайдера. Хотя это обстоятельство говорит в пользу моей гипотезы: Новаку, возможно, действительно жизненно необходимо попасть на Землю по какой-то причине. Поэтому он нас просто запугивает, чтобы отвадить от рубки управления.
Я поделился своими догадками с Элиз, но та, покачав головой, не согласилась со мной.
– Не сходится. Зачем тогда он оставил тебя в живых? Судя по тому, что я вижу, ему бы хватило сил остановить дверь шлюза и добраться до тебя.
– Может мы ему нужны живыми? – уточнил я.
– Тогда почему Новак убил Сильвера?
На этот вопрос у меня не было ответа. Но в свете фонаря я что-то заметил в другой руке Муна. В своей левой руке, которая не была оторвана, он что-то крепко сжимал.
Наклонившись к руке Сильвера, которая не валялась отдельно на полу, я с усилием разжал его мёртвую хватку и вытащил небольшой чёрный прямоугольный пластиковый предмет. Покрутив его в руке, я понял, что это был личный диктофон Муна. Воспоминания о событиях экспедиции начали частично возвращаться ко мне.
Во время полета от Земли до Марса, Мун постоянно вёл свой аудиодневник, рассказывая о каждом этапе полета, о своих мыслях и переживаниях.
Сильвер, несмотря на то что был закалённым профессионалом, с детства он страдал арахнофобией. Он боялся пауков больше всего на свете. Этот страх преследовал его даже в космосе, где кажется, что все вокруг залито пустотой и холодом космического пространства.
Оказалось, что Мун скрыл этот факт своей биографии при прохождении комиссии. На учёте у психиатра он не состоял, поэтому никаких записей об этом в его личном деле не было. Да и кто не боится пауков?
Затем, на самом Марсе вроде всё устаканилось. Он стал бодрее и веселее, проводя время на безжизненной планете. Он понимал, что на Марсе нет никаких пауков.
Но на обратном пути всё началось с новой волной. Каждый шорох, каждое движение в тени вызывали у Муна неконтролируемый ужас. Только после его нервного срыва, мы обратили на это внимание. Я корил себя за то, что сразу не заметил видимых симптомов. Но теперь то я понимаю, что виновато в этом что-то, что также свело с ума Новака.
Я выбрал последнюю запись в диктофоне и включил её. Его голос звучал непривычно и искаженно в динамике, но даже так чувствовалась отстранённость, присутствующая в его голосе, в его интонациях, будто его сознание затерялось в бесконечных пустотах космоса. Так говорит человек, осознавший и уже принявший тот факт, что его в скором времени постигнет неизбежная смерть. Но при этом его голос дрожал от страха, от ужаса, который он никак не мог скрыть.
– Это… это нечто, что я видел… Я не могу поверить, что это реальность, – тихо произнёс он, словно пытаясь уловить свои разрушенные мысли. – Оно. Оно было здесь. Среди нас. Я… я встретился с ним лицом к лицу, – его голос стал ещё тише, пришлось прибавить громкость на диктофоне. – Я… Я не понимаю, что происходит! Это… это невозможно, но я видел его. Он был здесь. Он сказал, что я не смогу уйти… Его глаза… я словно встретился с самим Дьяволом. Хотя Дьявол – лишь маленький ребёнок, по сравнению с ним. Я словно взглянул прямо в глаза этому… Абсолютному Злу… Это было оно, да… Этот Новак… Его сила безгранична? Он оторвал мою руку с такой лёгкостью… как дети отрывают лапку букашке, изучая её. Я истекаю кровью… я не могу… Я еле-еле держу свой разум в узде. Это слишком для меня. Он ушёл, оставив меня наедине с ними… Они окружили меня, но почему-то пока не нападают. Ждут. Эти многолапые чёрные твари будто знают… знают, что я их до смерти боюсь, – в динамике раздался крик, звуки борьбы, и запись внезапно оборвалась.
Я посмотрел на свою руку, держащую диктофон Сильвера, и никак не мог унять в ней дрожь. Внезапно вернувшаяся память о самом Муне подкинула мне гадкий сюрприз. Я ведь бросил его здесь одного. А сам сбежал… Бросил его… А я сбежал…
Острая боль в левой щеке заставила меня выйти из этого замкнутого круга негативных мыслей. Взгляд прояснился, и я увидел миловидное лицо Элиз.
– Прости, Васили́, я просто должна была вывести тебя из ступора, – объяснила своё действие она. – Ты просто встал, начал дрожать и повторять одни и те же слова. Очень было похоже на истерику, поэтому я решила, что пощёчина выведет тебя из этого состояния.
– Спасибо, Элиз. Ты правда помогла. Я внезапно почувствовал, что я подвёл его, – я кивнул в сторону сидящего у стены тела.
– Но ты не виноват! – резко ответила Элиз. – Это Новак его убил!
– Я знаю это, – спокойно сказал я. – Кажется, Новак учится применять другие фобии на нас. На этот раз он смог убедить меня, что в гибели Сильвера виноват только я. Это была декантофобия – панический страх кого-то разочаровать или подвести.
Своим, как мне казалось, спокойным голосом я хотел убедить Элиз, что всё хорошо, и вроде у меня это получилось. Я заметил, как напряженные плечи Элиз немного опустились, и она выдохнула.
– Я знаю, что у нас мало времени, – начала Элиз, – но неужели мы его вот так оставим?
Я задумался. Действительно, это было нехорошо, за оставшееся время полёта тело Сильвера не успеет разложиться, но всё-таки он был одним из нас и умер, буквально выиграв мне время на побег. Хотелось как-то ему отплатить, хоть и посмертно. Но сейчас даже время работало против нас. Я положил диктофон на пол рядом с телом Муна и сказал:
– Пойдём, Элиз. Я не думаю, что мы сможем найти, чем его можно хотя бы укрыть, – я посмотрел на свои наручные часы, показывающие, что осталось примерно двадцать два часа и семнадцать минут. – Кроме того, нам уже нужны новые баллоны для масок.
Элиз сразу же показала рукой на противоположную стену, чуть дальше вглубь коридора, куда мы направлялись. На стене рядом с одной из дверей находилась уже знакомая нам табличка “О2”.
Мы направились навстречу этой двери не колеблясь, уверенные, что она будет открыта. По-видимому, все помещения аварийного назначения никогда не запирались. Я ещё раз убедился в правдивости нашей догадки, когда дёрнул ручку на себя, и дверь легко поддалась.
Как и в прошлые посещения аналогичных хранилищ к стене было прикреплено несколько кислородных баллонов. Я уже протянул руку, чтобы взять один из них, как заметил в углу этого небольшого помещения что-то похожее на… покрывало? Да, именно. Это было изоляционное покрывало, используемое для теплоизоляции оборудования или материалов. Несколько таких покрывал лежало друг на друге аккуратно сложенных. Если я правильно помню, то размер одного такого покрывала составлял два на два метра.
– Элиз! Смотри, – указал я на свою находку. – изоляционное покрывало, давай используем его.
Я подошёл с одной стороны, схватил за концы покрывала и подождал, пока Элиз сделает тоже самое, но с другой стороны. Покрывало состояло из специального стекловолокна, покрытое фольгированным материалом, поэтому оно было достаточно тяжелым, чтобы поднимать его в одиночку.
С небольшим усилием мы вынесли его из хранилища, аккуратно уложили рядом с телом Сильвера и развернули так, что изоляционное покрывало полностью закрыло его целиком, включая лежащую рядом оторванную руку.
– Спасибо тебе, Мун, – я решил, что нужно сказать на прощание с ним пару слов благодарности. – Ты пожертвовал собой, чтобы спасти меня, хотя тебе было очень страшно. Я слышал твои последние слова и могу сказать точно, что ты Герой.
Я закончил свою маленькую импровизированную речь и посмотрел на Элиз, глаза которой блестели влагой.
– Мы сейчас идём к Новаку, – произнесла она. – Мы сделаем всё, чтобы твоя жертва не была напрасной.
Постояв рядом с телом, покрытым изоляционным материалом, ещё примерно минуту, мы снова вернулись в хранилище, чтобы заменить свои кислородные баллоны, ресурс которых уже был на исходе.
– У нас ведь всё получится, Васили́? – неуверенно спросила она меня.
– Конечно, Элиз, – постарался я добавить как можно больше уверенности в свой голос.
– Но даже если у нас всё получится с панелью управления, с Новаком… Как мы вернёмся на Землю? Мы уже летим слишком быстро.
– Давай мы подумаем об этом, когда для этого придётся время?
– Хорошо. Я доверюсь тебе, Васили́. До этого момента ты всегда находил решения в сложившейся ситуации.
Убедившись, что мой баллон успешно переключен и подаёт мне в маску кислород, я поинтересовался у своей спутницы:
– Ты готова?
И получив утвердительный кивок с её стороны, мы продолжили свой путь по тёмному коридору космического корабля, освещая своими фонарями лишь малую часть пространства вокруг нас.
Я остановился, собираясь с силами.
– Всё хорошо? – поинтересовалась шёпотом у меня Элиз.
– Да. Мы уже почти пришли, – прошептал я в ответ.
– Тогда в чём дело?
– Не знаю. Но что-то мне не нравится, – я немного помолчал, прислушиваясь к окружающей нас обстановке, к самому себе. А потом задал вопрос Элиз, на который я никак не мог найти ответа. – Почему на нас больше никто не нападал?
Элиз удивлённо посмотрела на меня, будто я полный псих.
– Ты так жаждал новой встречи с пауками?
– Я не об этом, – немного раздражённо сказал я. – После того, как мы отбились от пауков и спрятались там на складе, было две атаки – это хилофобия, когда мы блуждали по коридору, буквально стоя на месте, и насланная на меня декантофобия – панический страх кого-то разочаровать или подвести. Так?
Она кивнула, соглашаясь с ходом моих мыслей.
– Так почему больше не было попыток нас уничтожить?
– Может… может появилась причина, которая заставила его изменить свои приоритеты и перестать нападать?
– Да, но какая?
– Я не знаю, Васили́. Но я очень рада, что они от нас отстали.
Я был с ней полностью солидарен в этом отношении, но что-то не давало мне покоя. Какая-то мысль, засевшая на самом краю сознания, которую у меня никак не получалось ухватить. В этой ситуации, с внезапным прекращением нашего преследования, было что-то непонятное, что заставляло кровь стынуть в моих жилах и заполоняло сердце тревогой. Но я никак не мог выразить свои чувства и ощущения словами, чтобы объяснить это Элиз.