"У нас один выход: победа или смерть!" — закончил выступление Владимир Ильич, и его сразу же окружили тесным кольцом…
Мы не воспользовались услугами извозчика — отцу вздумалось прогуляться пешком. С одной стороны, я его прекрасно понимаю — все-таки он и сам когда-то учился в ММУ, и его накрыла ностальгия.
С другой стороны — из-за этой прогулки я чуть было не отправился на встречу с покойной мамой и остальной родней, давно переселившейся в тонкий мир. А меня что-то не тянуло проверять — на самом ли деле тот свет лучше этого; нет, конечно, все там будем — но спешить попросту глупо. Я ведь, можно сказать, только-только новую жизнь начал, женился…
Улицы были запружены нарядно одетой толпой, текущей, как река в каменных берегах, по направлению к центральной площади. Течение несло в себе кареты извозчиков, украшенные желтыми гребнями — на лицах возниц читалось глухое раздражение, но увеличить скорость они не могли. На перекрестках в общую реку вливались небольшие рукава — и скорость движения вовсе падала. Возле стены здания на перекрестке жалась к стене парочка конных стражников, внимательно высматривающих в толпе карманников, лиц, находящихся в королевском розыске — ну и прочих, чье присутствие на площади не приветствовалось бы.
Толпа двигалась слишком медленно даже для нас, пеших; отец дернул меня за рукав и стал пробираться к краю улицы. Я облегченно перевел дух — действительно, за домом на углу начиналась "короткая" дорога.
Наконец, течение выпустило нас. Мы свернули в переулок — почти безлюдный, мрачное сырое ущелье… Брр…
А ведь как-то люди еще жить здесь умудряются! Вроде — центр города, но словечко "трущобы" сюда подходило как нельзя лучше. Мы обошли мусорную кучу, раскинувшуюся на пол-улицы, в помойке шуршали крысы, тяжело гудели раскормленные зеленые мухи, копалось какое-то человекоподобное существо, грязное настолько, что даже цвет кожи нельзя было разобрать. В полусотне шагов — моему удивлению не было предела — через улицу протянулись веревки, на которых сушились чьи-то застиранные до потери цвета простыни. Они не боятся, что белье пропитается запахом? Впрочем, здесь удушливым запахом нечистот пропахли и дома, и, наверное, сами жильцы — настолько, что уже не замечают собственной вони. Я боролся с тошнотой, на отца же, казалось, все это не произвело ни малейшего впечатления — он на своих войнах и не такого насмотрелся. Шел как ни в чем не бывало, рассказывал какую-то историю из своей юности, прошедшей в стенах универа…
— Витар! — я даже подпрыгнул от этого громкого шепота. Никак не ожидал, что в этой клоаке найдется хоть кто-нибудь из моих знакомых — и вот на тебе! Я впился взглядом в выглядывающего из подворотни человека, пытаясь узнать…
Честно, получилось далеко не сразу. Одежда на нем была порвана, перепачкана чем-то, очень похожим на запекшуюся кровь; разбитые губы открывали чересчур красные десны, утыканные острыми осколками зубов. Один глаз оборванца заплыл — в центре багрового с черным фингала едва просматривалась масляно блестящая щелочка; вместо второго — только сочащийся гноем отек; словно глаз вырвали. Хоть бы веко не открывал!..
Все это я рассмотрел за какие-то доли секунды — оборванец, убедившись, что я заметил его, шмыгнул обратно в подворотню. И вдруг я понял, глаз вырвали совсем недавно, поэтому лицо такое отекшее. Действительно, в последний раз я видел Глима три дня назад — и он был полностью здоров.
Вот черт!!! Конкурс на сообразительность — кто и за что сделал с ним это? Спорю на что угодно — это сделали из-за меня. Дружки тех контрабандистов, которые сложили головы в Горьком лесу после того, как не очень вежливо обошлись со мной.
— Пап… Ты иди, я сейчас догоню.
— Что случилось?
— Да ничего не случилось, пап. Я отойду на минутку…
— А! — отец понимающе улыбнулся. — Ну отойди. Ладно, догонишь. Не буду над душой стоять. Совсем вы, молодежь, слабые стали! Жрете что попало по забегаловкам, а потом… — я уже не слушал, нырнул во мрак подворотни.
— Глим! Ты где!
— Здесь! — голос, незнакомый и уверенный, прозвучал за моей спиной. Я обернулся…
В глазах расцвели гроздья салюта, а камень мостовой вдруг больно ударил в затылок.
Я, наверное, отрубился, потому что следующим ощущением был уже порог, через который перепрыгнули мои пятки — меня тащили как мешок, ухватив за руки. Невидимые "носильщики" бросили меня на каменный пол, но я все же уже достаточно очухался, чтобы придержать голову, оберегая от удара. Одним движением оказался на ногах, спиной к стене — ну, твари, сейчас научу вас, как нужно обращаться с магами!..
Их было пятеро, включая скулящего в уголке Глима. Двое мордоворотов, каждый из которых казался вдвое шире меня, сухощавый человечек, одетый неброско — но недешево…
И — маг. Он тоже был одет в гражданское, однако от него шла такая мощь, что я только руки опустил — это не договорная дуэль с отцом невесты, здесь меня раскатают в тонкий-тонкий блин, свернут в трубку и порежут ломтиками, прежде чем я хоть что-то сумею сделать. Хаос? Если только против него нет контрзаклятия, да и применять его в подвале — а, судя по всему, мы находились в подвале, — мягко скажем, неумно.
Вот теперь я влип по-настоящему. Сердце ухнуло в пятки, мне довольно сильно захотелось в туалет.
— Ух ты, какие мы прыткие! — В голосе Сухопарого, так я его про себя окрестил, звучала ничем не прикрытая издевка. — Скачет, как козел горный. Да, козел?
Я промолчал. Не самое лучшее время, чтобы блистать остроумием… Хотя, мне уже пофиг, живым меня никто отсюда не выпустит. Меня все равно убьют, раньше или позже, и, судя по всему — раньше. И что, утереться и умереть, дяденек порадовать? Нет уж, приглашаю с собой! Вы потешьтесь пока, в остроумии поупражняйтесь — только кастовать не мешайте. Меня такая злость разобрала, что мордовороты даже отступили на полшага под моим взглядом.
— Эй, молодой — интересный!.. — подал голос маг. — Ну вот пыжиться не надо, а?
— Что, колдует? — спросил Сухопарый.
— Пытается, — пожал плечами маг.
— Ребята, объясните ему… Только — не насмерть, мы еще побеседуем потом.
Ребята пошли ко мне уже без опаски. Я судорожно попытался швырнуть в них шаровую молнию… С пальцев сорвались только немощные искорки. "Черт, я пустой!!!" — это было все, что я успел подумать, перед тем, как меня накрыл кровавый туман, сочащийся обжигающей ледяной болью.
В себя я пришел от того, что на меня выплеснули ведро холодной воды. Я все еще был у стены — вот только не стоял, а лежал, не в силах пошевелиться. Даже не пытался глубоко дышать — малейшее движение причиняло такие страдания, что разум отключался. Языку было как-то не по хорошему свободно во рту — я, наконец, сообразил, что мне, как и Глиму, помогли сэкономить на услугах зубодера. А когда шевельнул челюстью, оказалось, что и она сломана, в комплект к носу. Ублюдки! Глаза все же раскрылись, оба целы — и то хлеб…
Я, кажется, понял, почему Глим в таком состоянии. Вовсе не потому, что защищал меня до упора — эти ребята сначала прессуют, потом спрашивают.
Ну что же, хотели Запретную магию? Получите! Я кое-как сложил непослушные пальцы… нет, не сложил. Их раздавили каблуками. Озаботились…
— Смотри-ка ты, очухался! Крепкий бычок попался… — в голосе сухопарого теперь мелькнуло что-то похожее на уважение. — Посадите его хотя бы!
Чьи-то лапищи вздернули меня за плечо и прислонили к стене, причинив чудовищную боль. Сухопарый подошел и присел рядом на корточки, заслонив от меня горящую под потолком Свечу Дри.
— Ну давай, рассказывай.
— Что рассказывать? — я, стараясь не шевелить сломанной челюстью, просипел вообще что-то неразборчивое, но он понял.
— Как ты моих ребят угомонил. И — за что.
— Они… сами… — я, против воли, сжался, ожидая новых ударов. Их не последовало.
— Да я что, спорю, что ли? — Сухопарый нехорошо усмехнулся. — Может и сами… Давай, рассказывай.
Я начал рассказывать, Сухопарый жестом остановил меня и строго посмотрел на мордоворотов.
— Вин, Кирас, ну что за свинство? Я же человеческим языком сказал: мне нужно будет с ним поговорить! Зачем челюсть ломать было? — Громилы от его голоса сразу как-то съежились, если бы у них были хвосты — поджали бы. Сухопарый обернулся к магу. — Сделай что-нибудь…
Тот, поморщившись, начертил в воздухе какую-то фигуру — ничего знакомого, шевельнул губами. Челюсть, как она была у меня наперекосяк, так и срослась, боль ушла — не вся, только с лица и шеи, но и это было таким чудовищным облегчением, что у меня на глаза навернулись постыдные слезы.
— Ну, валяй, что ты там нес… — сухопарый ногой подтащил табурет, уселся на него и уставился на меня.
— Мне нужен был имп. Глим свел меня с вашими парнями. Поехали в какие-то конюшни, ребята попытались мне всучить лешего. Когда я отказался платить, мне дали по голове и повезли на природу. Я жизнь свою защищал…
— Ну, молодец! Ребята были неправы, я по глазам твоим вижу, что не врешь. Так что верни мне то, что ты взял у Сталка, и разбежимся.
— Я ничего у них не брал. Взял только один Ижан — и то не у Сталка, а у охранника.
— Эх… я-то думал, ты парень умный… ладно. Куда катались, в Горький лес?
— Да.
— Место покажешь?
— Если смогу найти… меня везли без сознания.
— Ничего, сможешь. Понимаешь ли, у Сталка при себе был Кристалл Хабба. — Он усмехнулся, глядя в мои расширившиеся глаза. — Ну, ты со мной честен, и я не вижу причин тебе врать. Так вот, если ты не сможешь найти то место, ты умрешь. Если найдешь место, но у Сталка не окажется кристалла — ты умрешь. Если вздумаешь крутить — ты опять же умрешь. Так что — тебе придется очень постараться, чтобы сохранить свою жалкую тушку живой.
— Да я в любом случае умру… — мной овладело такое бесконечное отчаяние, что я уже не соображал, что я думаю, а что — произношу вслух. — Кристалл Хабба! Вот ведь сволочи… Их осталось во всем мире пять штук, сейчас уже — четыре! Хаос сожрал и его… Ну это ладно, чем меньше таких артефактов, тем жить лучше. Главное — не произошел резонанс, иначе не то что Малара — всего континента не стало бы!
— Хаос?!! — маг одним движением оказался рядом, схватил меня за волосы и вздернул голову, заставляя смотреть на него. — ТЫ ПРИМЕНИЛ ПОЦЕЛУЙ ХАОСА?!!
— Да. — Он грязно выругался и плюнул мне в лицо. — Убейте эту падаль! Убейте его немедленно!!!
Сухопарый медленно распрямился, поднялся с табурета, не отрывая взгляда от бледного лица мага.
— А поподробнее?
— Нет больше кристалла! — Маг брызгал пеной. — Нет, понимаешь? Это дерьмо едва всех нас не порешило! — он пнул меня, я завалился вдоль стенки и остался лежать, хватая воздух.
— Это плохо… — Сухопарый покачал головой и кивнул мордоворотам. — Приберитесь здесь. Этих обоих — в расход…
Они скрылись за дверью, ребята переглянулись.
— Ну что, ты или я?
— Ну давай я… — Громила вынул из ножен здоровенный тесак и прошел в угол, к Глиму. Быстрое движение — и вот контрабандист уже судорожно пытается удержать голову на плечах — а она ни на чем ни держится. Кровь хлынула волной.
Бандит неуловимо быстро оказался рядом со мной, схватил меня за волосы, открывая шею. Я зажмурился, ожидая прикосновение бритвенно острой стали, которая избавит меня от страданий…
В этот момент здание качнуло так, что мордовороты едва устояли на ногах. Они удивленно притихли… по коридору быстро простучали шаги. Я едва не вскрикнул от облегчения — понял, что это означает. Громилы огляделись…
— Давай, давай! — поторопил второй бык. Тот, что держал меня за волосы вздрогнул, словно очнулся, и перевел взгляд на меня…
Я улыбался.
— Не стоит, дружище. Лучше — заранее бросай ножик и вставай к стеночке. Это за мной. — Парень заколебался.
— Да что ты его слушаешь! Кончай, давай! — в голосе второго ясно слышался страх. А этот урод взял, да послушал!
Лезвие медленно, мучительно медленно пошло вниз. Я дернулся — но тщетно, в его сарделькоподобных пальцах силища была на самом деле бычья…
Дверь, долю мгновения назад плотно закрытая, вдруг превратилась в облако щепок, медленно разлетающихся по помещению. Оба громилы вздрогнули и обернулись… Вращающаяся, кувыркающаяся, оседающая на пол деревянная щепа открывала стоящую за порогом фигуру. Папка, как ты вовремя!!!
— Сынок, ты бы железку свою бросил, глядишь и поживешь подольше… — Тон отца был скучающим. Громила, видимо, совсем ничего не понял — заорав, он без перехода швырнул тесак в отца.
Сначала нож осыпался на пол облачком серебристой пыли, а потом и сам громила плеснул на стену, залив меня с ног до головы и забрызгав второго бандита. Тот молча вздернул руки вверх, но отец щелкнул пальцами — и того влепило в стену, рядом с огромным багровым пятном. Валуны раскрошились, по стене разбежались трещины, она просела — но едва ли не громче влажно захрустели крошащиеся кости.
Меня чуть не стошнило.
Как я потом узнал, отец и не думал никуда уходить. Он с самого начала заметил слежку… Вмешиваться он не планировал — я ведь уже рассказывал о наших отношениях? Ну и вот. Но когда догадался, что мне не справиться самостоятельно, все же отправился на помощь. Он уже подошел к выходу из подвала, когда оттуда вышли маг и Сухопарый. Маг, очевидно, совсем вне себя был — выдал заступившему дорогу отцу что-то вроде "Прочь с дороги, старый пердун!"… Это зря он так. Сухопарый в ужасе метнулся обратно, отец пошел за ним — самостоятельно в этих катакомбах и заблудиться недолго — хоть и обосновались ребята у самого входа. Успел он вовремя.
— Зря ты этого положил, пап… — я сделал жест в сторону целого бандита.
— Да ничего страшного. Видишь, голова не повреждена. Допросят, — отец хитро усмехнулся, уселся на табурет — точно так же, как незадолго до него сидел Сухопарый. — Ну что, я вижу, ты горишь желанием что-то рассказать папке?