Электрическое бессмертие

Глава 13

Глава тринадцатая

Украина, 2013 год

Вишнёвая девятка с длинным крылом, шикарное авто по меркам 1989 года, выехала из Донецка на север в сторону Луганска. Дорожный указатель сообщил, что до города Южнокоммунаровска предстоит преодолеть пятьдесят восемь километров.

В магнитоле надрывался «Океан Эльзы», а за окном проплывали картины запустения. По мере закрытия шахт жизнь уходила из провинциального Донбасса. Когда «Жигуль» свернул с луганской трассы в Южнокоммунаровск, и по обе стороны потянулся проспект Забiйникiв, то есть горняков, Игорь увидел картину угасания шахтёрского городка. Где-то теплилась жизнь: на двухэтажках сталинских времён болтается реклама, некоторые домишки подкрашены и подремонтированы, шныряли «Таврии» и их усталые сёстры – выкидыши Волжского автозавода, лавируя меж выбоин в асфальте. Но большая часть зданий пуста, виднелись недостроенные и кинутые. И, понятно, неизменные атрибуты заброшенных территорий – ржавые остовы советских машин, кучи мусора, стаи бродячих собак… Если кто и едет на велосипеде, это не байк, а двухколёсный реликт времён СССР, столь же древний, как и велосипедист. Единственное ограждение чахлых газонов – врытые лысые покрышки. Любой магазинчик обварен по окнам железным прутком толщиной в руку – куда уж субтильным московским роллетам. Если нет решёток – стёкла выбиты, через проёмы видны лестничные пролёты и голые тёмные стены. Почти нет граффити, баллончик с краской тоже денег стоит.

И снова отбросы, горы мусора. Наверно, их сметают только ветер и дождь.

Невольно на ум пришли сравнения. Белорусские Узда, Барановичи, Дзержинск, да и большинство дотационных райцентров Российской Федерации – прямо-таки Монте-Карло рядом с Южнокоммунаровском. Мысли, что в Донецке можно побороться за местный рынок компьютерной электроники, быстро сошла на нет. В том же Курске значительную часть целевой покупательской группы составляли провинциалы, приезжающие в областной центр на день и приобретающие ноутбук в магазинах «Электролайнер», принадлежащих Игорю и Гиви. Трудно представить, что безработные шахтёры задумчиво стоят у прилавка и размышляют: взять ли «Самсунг Атив» или «Хьюлет Павильон». Наверно, и здесь есть обеспеченные люди, но явно не в том количестве, чтобы создать устойчивый спрос.

Интересно, как население из подобных мест может голосовать за кого-то во власти? Разве что за смену лидера, давая новому очень короткий кредит доверия – не дальше следующих президентских выборов.

Павел обнаружился у Дома Культуры какой-то из шахт. Вполне похожий на своё описание – молодой человек лет двадцати пяти в старой осенней куртке, линялых штанах и резиновых сапогах. Естественно, по телефону он не сказал главного. В его облике сквозило безнадёжное уныние. Узкие плечи ссутулены, голова опущена. Даже очки, сползшие на кончик длинного горбатого носа, передавали грусть своего обладателя.

- Павел. Здравствуйте. Вы – Игорь?

- Да. Ведите.

Печальный проводник критически осмотрел клиента.

- Там, где работает наш гаовьянь[1], в этом лучше не ходить.

- Что ж сразу не сказали?

- А вас не предупредили друзья из общества агни-йоги? Ладно, здесь поблизости есть недорогой магазин.

- Допустим, - Игорь поправил на спине небольшой рюкзачок. Действительно, в синей куртке «Найк», джинсах и кроссовках он не выглядел диггером. – Куда потом пойдём?

- На шахту одну. Она в пригороде Енакиево.

Накатило раздражение. Москвич взял парня за грудки и крепко встряхнул.

- Этот мудила настолько крут, что сам к клиенту выползти не может?

Павел трепыхнулся и закрыл руками лицо. Видать, в подобной ситуации получал в лоб и не раз.

- Вы же ничего не спрашивали! Неужели в Донецке вам не сказали?

- Сказали – вот тебе телефон, но лучше туда не ходить, карму испортишь. А у меня желание испортить тебе фасад. Где твой говноянь?

- Он никогда не выходит на поверхность. Принимает людей там. Узнаёт что надо, назначает цену. Всегда просит много, его помощь того стоит. Думаешь сам, согласен ли на это пойти. Снова звоните мне, спускаемся. Можете отказаться прямо сейчас!

Игорь отшвырнул хилого посредника. Много по меркам шахтёрского захолустья – это сколько? Тысяча гривен? Бизнесмены, мать вашу. Особенно стоящий напротив менеджер по продаже оккультных услуг. Краса и гордость любого офиса, начиная с «Хербалайфа».

- Быстро рассказывай, что я ещё должен знать.

Парень залепетал скороговоркой:

- В этой шахте в семьдесят девятом сделали подземный атомный взрыв. Сейчас вроде как радиации нет, но дети у шахтёров рождались с мутациями. Гаовьянь – один из них.

- Его настоящее имя?

- Никто не знает… - Павел уловил скептическую ухмылку Игоря и поправился. – Ну, я не знаю. В общем, он ездил по Востоку, Бурятия и Алтай, во Вьетнаме жил. Словом, может многое, лечит. Главное – не врать ему. Понимает любую неправду с лёту, покарает.

- Испортит карму и закупорит чакры астральным ударом. Ясно.

- Зря вы так.

- Слушай, шестёрка местного авторитета. Если он берёт много, какого же хрена не платит помощникам? Или ты с виду убогий, а в загашнике остров с яхтой и вертолётом?

- Вам смешно… У меня рак лёгкого. Если пройду ещё одну химию – остался год жизни. Гаовьянь сказал: приведу пять человек – вылечит.

- Охренеть от благородства, - Игорь шагнул вперёд и взял его за подбородок. – Какой я по счёту? В глаза смотреть!

- Второй…

- Что с первым? Вылечился?

- Там другая просьба была.

- Ну и?

- Не жаловался.

Ладно, экзотическое место для приёма клиентов – не главное. Игорь задал главные вопросы.

- Давно он практикует?

- Давно. Потом исчез куда-то, объявился в середине мая.

Сходится.

- Как он выглядит? На кавказца похож?

- Ну… Не слишком большого роста, худой. Чернявый. Может, и похож немного.

Фоторобот Игорь не рискнул показывать – можно спугнуть. Следовательно, придётся лезть в шахту.

Вдалеке появилась группа парней неприятного вида. Ну да, среди бедноты нет обычая зависать у компов и резаться в шутеры, бадяются по улицам. Выливают агрессию не на виртуальные, а вполне себе живые жертвы. Временно живые.

- Пошли! Растолковал бы заранее, лузер, я не отпускал бы тачку.

Рекомендованный Павлом гипермаркет в полуподвале, размером в половину московской квартиры Игоря, предложил смесь хозтоваров, охотничье-рыболовного инвентаря и военных неликвидов. Некая сумма гривен превратилась в камуфляжный комбинезон и кепку, а также сапоги. Услышав про подземелье, будущий клиент вьетнамского гуру прикупил фонарик, китайский сувенир чуть крупнее большого пальца руки. Спортивный костюм отправился в рюкзак.

Они тормознули жигулёвскую «шестёрку», и снова за окнами понеслись пейзажи, напоминающие репортажи из Чернобыля или из американских боевиков на тему постапокалипсиса. Огромные рукотворные холмы из пустой породы чередовались с заброшенными и полуразрушенными шахтными строениями, копрами, переплетениями труб и ржавых металлоконструкций, вентиляционными агрегатами, свалками, поваленными заборами, оборванными линиями электропередач… И частокол высоких труб, точно стволов доисторического исполинского леса, на которых не уцелело ни единой веточки.

На их фоне шахта, указанная Павлом, произвела почти пристойное впечатление: ограждение на месте и ворота заперты.

- Внутрь полезете? – хозяин «Жигулей» со скепсисом оглядел парочку. – Ну-ну. Обережно внизу.

За проявленное сострадание Игорь сунул ему на десятку больше.

Солнце основательно склонилось к горизонту. На стук ногой по воротам минут через десять открылась калитка. Показавшийся в ней сторож представительностью не уступал Павлу, вдобавок пахнуло мощным выхлопом.

- Тю! Знову ти. Ну, заходь. Чоловик з тобою?

- Со мной, дядь Петро. Пропускай.

Охранник отогнал бешено лающую свору собак. Эхо от их тявканья неприятно отразилось от кирпичных стен с пустыми брешами окон.

- Похмелитися даси?

- Нету, - развёл руками проводник.

- Не треба жадувати[2], - настойчиво произнёс сторож, вздохнул горестно и, не получив желаемого, отступился.

Они проникли в здание через дверной проём под высокой башней копра и двинули к клетухе подъёмника. Несмотря на общую разруху, здесь тускло горела электролампочка.

- Що у вас там? – пьяница ткнул пятернёй в рюкзак, словно впервые его заметил.

- А не шёл бы ты на…

- Надо показать, - мягко перебил Павел.

Игорь недовольно нахмурился. Обнаружив кривой стол сомнительной чистоты, положил туда рюкзак и расстегнул. Сторож проигнорировал спортивную одежду. Его заинтересовал необычный прибор с рычажками и шкалами.

- Що це таке?

- Датчик напряжённости эктоплазмического поля. Без него к экстрасенсам не хожу. Ещё вопросы?

Остался один, и ещё какой. Петро узрел бутылку водки. Сильный удар по руке и в грудь послужил объяснением, что угощение не состоится. Он расстроился окончательно и раскрыл двери подъёмника.

Горняцкий лифт ушёл на глубину с противным скрипом. Не исключено, что механизм не смазан с эпохи развитого социализма. Игорь постарался не думать, что с ними станет, если зависнуть в толще земли, вверху не слишком вменяемый алкаш, в глубине – непонятный гуру с восточным пышным титулом «гаовьянь». Павел, напротив, явил образчик полного спокойствия. Раз он здесь бывал уже и вышел целёхоньким, если не считать рак, уверен в безопасности… Придурок!

О том, что шахта – место отнюдь не безопасное, рассказали множественные таблички. Увидев предупреждение о загазованности, Игорь понял – закурить скоро не удастся. Особенно если учесть, что огромные лопасти вентиляторов, виденные на поверхности, не работают годами. Внутри пахло сыростью, ржавчиной, гнилью. Кто знает, что намешано в этом коктейле.

Под ногами хлюпнула вода. Пока неглубоко, ниже щиколотки. Но ведь спустились-то всего ничего. По рассказам, донбасские шахты уходят вглубь породы более чем на километр. Что – всё затоплено?

- Пошли, что ли?

Игорь покорно поплёлся вслед, внимательно глядя под ноги. Заблудиться невозможно: цепочка редких неярких ламп вела в единственном направлении.

Над головой ржавые крепи – арочные железные профили, пространство между которыми заполнено брёвнами и досками. Большая часть, понятное дело, давно сгнила, обломки валялись на полу. Да и металл устаёт. Наркевич, человек не робкий, инстинктивно втянул голову в плечи. Опоры могут обвалиться в любую секунду… Но не рухнули же месяц и год назад, вряд ли здесь было более празднично. По разумному размышлению, страшного ничего.

- Игорь! Не отставайте.

- Сейчас. Отолью только.

Он ступил в тень и вытащил из рюкзака «датчик эктоплазмы». В самолёт с таким рискованно идти, но от поверхностных проверок спасёт. Под нижней крышкой нашёлся «Вальтер», перекочевавший в карман на бедре. Человек, обставляющий встречу с подобным антуражем – заброшенная шахта с радиацией и подведённым непонятно откуда электричеством – стопроцентно опаснее обвалов, затоплений и горючего газа. А если повезло, и с первой попытки попался Рашид, немецкому стволу точно найдётся работа.

Тоннель, обзываемый Павлом странным словом «квершлаг», вывел к тупичку, за ним обнаружилась крепкая железная дверь с буквами КАВС.

- Расшифровывается «Камера Аварийного Воздушного Снабжения», - объяснил украинский Сусанин. – Здесь шахтеры должны прятаться в случае пожаров и аварий.

Если добегут. С другой стороны, чем не нора для подземного гуру? Аварийные убежища – всегда наиболее прочные и надёжные сооружения.

Дверь раскрылась без скрипа. Внутри обнаружилось помещение метров тридцать или сорок площадью с обломками столов и металлическими остовами стульев. Сухо, на полу валялись остатки газет. Игорь из любопытства поднял одну. «Донецкий рабочий», 1 апреля 2002 года. Наверно, в тот день им было не до смеха.

Павел ввинтился в едва заметный проём в дальней стене. Пришлось снять и взять в руку рюкзак. Тёмный тесный тоннель метров пятнадцать длиной закончился чёрным пятном. Парень приподнял завесу из плотной ткани, из-за неё показался неяркий свет.

Игорь выбрался в круглую пещеру безо всяких креп вверху. Здесь – никакого мусора. На заднем плане проступило изображение сидящего Будды, у правой и левой стены горелит десятки свечей, образовывая две дуги. Удивительно, как здесь держали открытое пламя – принудительная вентиляция давно не работает, да и с газами не шутят. Но гораздо загадочней был человек, в полной мере соответствующий таинственному антуражу.

Если передать одним словом внешность пещерного обитателя, это слово – узкий. Худые плечи обнажённого торса, тонкое лицо, близко посаженные глаза, высокий скошенный лоб, словно сплюснутый у висков, чрезвычайно худые конечности – узким в нём было решительно всё.

Павел опустился на колени. Игорь остался на ногах. С него собираются брать плату, следовательно, он – клиент, который всегда прав.

Гаовьянь сложил ладони в приветственном жесте, но не слишком старательно. Так генерал поднимает руку к фуражке, отвечая на козыряние прапорщика. Павел поднял соединённые кисти рук над головой и низко поклонился.

- Здравствуйте, - буркнул Наркевич, скрывая разочарование. На фоторобот гуру был абсолютно не похож.

В полумраке карие или тёмно-серые глаза казались чёрными провалами. Быть может, у шахтёрского мутанта и вправду было что-то особенное со взглядом. Он прожигал, сверлил, буравил. Гость упрямо тряхнул головой. В конце концов, гипноз и НЛП сводятся к воздействию на подсознательное. Главное – не подчиняться.

- Внутри тебя зло, пришлый.

- Внутри тебя – тоже. За добрым делом нечего звать людей в эту дыру.

Узкий ничем не выдал удивления.

- Вам не понять. Живёте в комфорте. Не мучаетесь мыслью, что ваших родителей использовали как гондон и выбросили.

- Они не позволили.

- Думаешь, они умнее моих? Посмотрел бы на вас, если бы родились в Донбассе. Отец бы полез в забой как миленький, у матери одна забота – обслуживать и ждать. И рожать таких как я, радиационных мутантов! – гаовьянь сбавил тон. – Что нужно?

По крайней мере, не стал прятаться за буддистско-миротворческой ширмой.

- Помощь. Такой же проповедник агни-йоги вогнал моего брата в кому.

- Не такой же. Подобных мне нет. Что нужно?

- Ты уже спрашивал. Объясняю. Брата – вылечить, урода найти и покарать. Достаточно просто отыскать, дальше сам справлюсь.

Краем глаза Игорь заметил, что Павел, в разговорах с которым ничего не упоминалось о поиске и прочем, опасливо сдвинулся к стене.

- Что же ты готов заплатить за помощь?

- Назови цену.

Тощее лицо перекосилось, то ли в гримасе, то ли в ухмылке.

- Цена зависит не от меня. Бедняку достаточно принести последнюю гривну.

И ты галопом помчишься ему служить? Какого же многочлена бесплатно используешь Павла? Снимай с него последние штаны и лечи, Гиппократ хренов.

- Хорошо. С меня лично – сколько?

- Всё. Ты не ослышался. Вообще всё. Ты должен верить и желать настолько сильно, что тебе не жалко ничего.

- А если вообще ни во что и ни хрена не верю? Только в объективную реальность! Если умеешь помочь – помогай. Будет результат – плачу миллион гривен[3].

- Скаредностью ты отягощаешь карму.

Гуру поднялся. Стоя он едва достал Игорю до плеча. Однако хилым не казался. Худое тело как верёвками перевито. Обычно такие люди гораздо сильней, чем выглядят.

- Что теперь? – спросил Наркевич, когда гаовьянь скрылся за пологом с изображением Будды, и там отчётливо грохнуло. – Мне три дня мучиться вопросом – приму ли его помощь на таких дебильных условиях?

- Наверно… Не знаю. С ним так не разговаривают.

- Сразу в рыло? Перебьётся. Прошу извинить за ваше потраченное время. Нет… хочу лично сказать пару ласковых.

Игорь вытащил «Вальтер». Сухо клацнул затвор. Павел в панике отступил. Однако ничего не случилось. Под занавесом оказалась стена, по виду – чуть ли не монолитная. Такие плотно пригнанные плиты давно не приходилось видеть.

- Сбежал не прощаясь. Что тут скажешь… Пошли!

Он ступил обратно к завесе, откуда пришли. И там стена! Чувствуя неприятный холодок, пошарил рукой вокруг и убедился, что просто ошибся с направлением – лаз открылся рядом. Игорь махнул рукой Павлу. Рюкзак в руку, и снова в щель… Она как будто сузилась за пять минут.

Сзади засопел незадачливый посредник. Стоило проскрестись им пять или шесть метров, сзади грукнуло, и свечные блики пропали. Они погрузились в полный мрак.

- Ну-ка, сдай назад. Замуровали, демоны?

- Закрыто! – пискнул попутчик через полминуты.

- Ну, если с той стороны выхода нет – приплыли.

Если по правде, Игорь хорохорился лишь в присутствии младшего сталкера. Сердце начало проваливаться в пятки, а грудь сдавило отнюдь не только каменной толщей. В рюкзаке бутылка водки и газировки, вся наличная закуска сопит в метре слева… Какой нелепый, идиотский конец! А ещё Олега упрекал. Значит, желание засунуть задницу в капкан является семейным качеством.

С каждым шагом стены сближались. Голова повёрнута, в противном случае о шершавую стенку трётся или затылок, или нос.

Полный выдох. Каким ещё чудом сделать себя тоньше? Грёбаный мутант рубил проходы под свой размерчик. Чем и как рубил? Сколько же сил и средств надо потратить, чтобы здесь соорудить точно пригнанные каменные глыбы в стиле средневековых страшилок… Лазер что ли запёр под землю?

Всё… Застрял окончательно. Черно как у негра в заднице. Дыхание в восьмушку объёма лёгких, пот градом, сердце стучит под двести. Будь всё проклято! Буддисты уверяют – смерть есть лишь ступенька перед реинкарнацией? Рано! Блин, как рано. Не хочу умирать во тьме…

- Павел… Павел!

- Что?

Ему чуть проще. Рак иссушил бедолагу, легче пролазит. Его бы вперёд… Хотя всё одно.

- У меня в рюкзаке фонарик.

Тот разобрал сдавленный шёпот или просто догадался.

- Мобильником посвечу.

Неверный свет TFT-экрана выхватил стены… Тупика вроде нет. Игорь вытянул руку. Правда? Или только желаемое выдаётся за действительное – там чуть-чуть шире? Полцарства за два сантиметра!

Откуда-то издалека и очень глухо донёсся голос пещерного гуру.

- Хочешь выбраться? Сильно хочешь? А за это отдал бы всё на свете?

Своё состояние, магазины, оборотный капитал, квартиру, левую почку? Хрен тебе, радиоактивный выродок! Разозлённый вне всякой меры, Игорь собрал силы, надеясь отвоевать эти сантиметры. Только что дальше? Если окончательная западня, придётся идти на какой-то гешефт, в котором обе стороны непременно попытаются друг друга надуть.

А пока, жертвуя шкурой на спине и груди – только вперед!

***

Советский Союз, 1924 год

Узкое совещание, которое Сталин собрал в своём кремлевском кабинете по окончании заседания Съезда Советов, совершенно не походило на обычные, и, тем более, протокольные. Приглашённый на него Троцкий лишний раз убедился, что Коба демонстрирует власть даже в мелочах – кого желаю, того и вызываю. Отныне, после смерти Ленина, он – царь всея СССР, демократического государства, если верить Конституции.

Оппонент генсека выглядел скверно. Он проболел странной инфекционной хворью практически весь январь. Врачи, доверие к которым таяло с каждым месяцем по мере ухудшения самочувствия Ильича, не смогли поставить точный диагноз и Льву Давыдовичу. Москва с подачи Сталина всё больше превращалась в змеиное гнездо. Для выживания в нём нужно железное здоровье, и Троцкий уехал в Сухум. Там же его застигло известие о смерти Ленина и телеграмма Иосифа о ложной дате похорон, из-за которой пропустил траурную церемонию.

Лицо Дзержинского отливало серо-жёлтым, под глазами набухли тёмные мешки. Он практически не спал. Сообщение о кончине Ленина встряхнуло страну, наполнило народ бредовыми слухами, в результате которых зачастую возникают стихийные выступления. Троцкий остался Председателем Реввоенсовета, но Сталин через его голову запретил войскам участвовать в подавлении беспорядков, поручив принятие мер НКВД и ОГПУ.

Естественно, присутствовали Каменев и Зиновьев. Независимо от официального распределения должностей, они вместе с генсеком образуют правящий триумвират. Неожиданным для некоторых стал приход Генриха Ягоды.

Сталин высказался коротко, поздравил с принятием Конституции и переключился к основному поводу для разговора.

- Есть мнение, что мы потеряли товарища Ленина из-за саботажа врачей. Товарищ Ягода, доложите.

Выходит, генсек через голову Дзержинского дал поручение его второму заместителю. Тем самым демонстративно подтвердил недоверие к Феликсу Эдмундовичу как троцкисту и личную поддержку заму. Это если и не объявление войны, то вывод кавалерии на исходные позиции.

Генрих Генрихович для начала зачитал официальный медицинский отчёт, и без того известный членам ЦИК.

- Основой болезни умершего является распространенный артериосклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания. Непосредственной причиной смерти явились усиление нарушения кровообращения в головном мозгу и кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку.

Он украдкой глянул на Сталина, словно ожидая санкции на дальнейший доклад, и продолжил:

- Перед нашей партией и органами госбезопасности встаёт вопрос: всё ли мы сделали возможное для спасения дорогого товарища Ленина? С большевистской прямотой и принципиальностью мы должны ответить – принятые меры были недостаточными. Обращаю ваше внимание, товарищи. В заключении о смерти Владимира Ильича указаны только непосредственные причины. Трудящиеся хотят знать, можно ли было предотвратить вышеописанные нарушения сосудов. Компетентные врачи заявляют – безусловно, но при правильном лечении.

Далее он зачитал отчёт специально отобранной группы медиков.

- … Таким образом, товарищу Ленину назначались множественные препараты с большим количеством опасных побочных действий, не устраняющие причину его недуга. Нельзя не обратить внимание, что над ним ставились воистину шарлатанские эксперименты. Во-первых, это – вредоносная диета с большим числом куриных яиц, отчего в крови повышалось содержание холеци… - Ягода запнулся на незнакомом термине, но быстро поправился. – Холестерина. Доказано, что он изрядно вреден для сосудов. Во-вторых, безответственные электрические опыты могли привести к поражению током, их действие вызвало нарастание тканей и сужение артерий, как следствие – ухудшение кровоснабжения мозга товарища Ленина.

Никто из собравшихся не имел достаточных врачебных знаний. Поэтому внезапные обвинения некому было ни проанализировать с точки зрения медицинской грамотности, ни опровергнуть.

- Генрих Генрихович, - вкрадчиво вмешался Сталин. – Откуда же взялись экспериментаторы? Есть мнение, что товарища Ленина исподволь уморили иностранные врачи, которым плачено золотом.

Ягода посмотрел на генсека, потом на Дзержинского. Перед совещанием получен недвусмысленный приказ – топить «Железного Феликса», чтобы занять его место. Но тот пока что прямой и непосредственный начальник, пользуется поддержкой Троцкого и троцкистов…

Главный чекист не стал прятаться за соратников по коалиции. Он поднялся и одёрнул френч.

- Товарищи! Со всей ответственностью обязан заявить, что в процессе лечения Владимира Ильича органы госбезопасности пристально следили за оказанием медицинской помощи. Привлечены лучшие специалисты из нашей страны и из Европы. Одновременно мы собирали любые, даже самые экспериментальные методы врачевания, сведения о которых передавали на обсуждение консилиума. ГПУ не назначало лечения.

- Получается, следили да не уследили, - Сталин ограничился только этим выводом о качестве работы ГБ, но все почувствовали, что звезда Дзержинского ещё больше склонилась к закату. – Тогда доложите нам, Феликс Эдмундович, откуда взялось предложение ударить Ленина током высокого напряжения? Или за источником тоже не уследили?

- Метод опробован в Минской губернии до революции, товарищи. Показал хорошие результаты. Дело не в напряжении, а частоте…

Чекист ощутил нагнетание атмосферы вокруг себя. Генсек никогда не работал театральным режиссёром. Постановка подобных сцен у него была в крови, видимо – с рождения, как и множество других, весьма опасных талантов.

- Избавьте нас от технических подробностей. Кем опробован?

Дзержинский замешкался, и на вопрос Сталина ответил Ягода, формально не причастный к сбору чудодейственных рецептов.

- Богатый польский помещик Наркевич-Иодко проводил эксперименты над крестьянами. После их недовольства в 1903 году вызвал полицию и казаков. Десятки сельских пролетариев убиты или сосланы в Сибирь.

- Действительно, замечательный источник. Прошу сесть, товарищи. Какие будут предложения? Есть мнение, что без последствий это оставлять нельзя.

Неофициальная встреча руководства государства завершилась принятием нескольких решений. Дзержинский сохранил пост на какое-то время. Иллюзии развеялись окончательно – Ягода успешно его подсидел. Поэтому влияние главы ОГПУ уменьшилось, а второго зама – выросло.

В числе прочего Сталин предложил предать забвению мракобесные изыскания наднёманского пана, оставив его в истории только как угнетателя сельских трудящихся. Никто и не вздумал возражать.

***

Республика Польша, 1923 год

Янина сурово поджала губы. После непродолжительного молчания презрительно спросила:

- И это – всё твоё богатство?

Генрик потерянно уронил голову. С прошлого лета не виделись – и вот…

Он устроился на боку опрокинутого шкафа, поднимать который уже нет никакого смысла: не найдя ничего, пригодного для продажи, восставшие рабочие, читай – погромщики, со злости разбили и разломали всё, попавшее под руку. В том числе электрические приборы, на которые потрачены тысячи злотых. Бунтующий пролетариат – это тупая всеразрушающая толпа, что в белорусской глубинке, что в сравнительно европейском Кракове.

- Где Конрад?

- В Варшаве. Увёз семью с первыми забастовками и митингами.

- Тебе достанется его практика? – Яна озвучила последнюю надежду на лучшее.

- Какая практика… Съехали почти все денежные пациенты.

- То есть твоему образованию и месту работы – цена ломаный грош?

Генрик поднял голову и признал горькую правду.

- В таком случае, поздравляю себя, что не знакомила пана кавалера с родителями. Жаль, столько времени потеряла.

Она направилась к выходу, высоко поднимая ноги в дорогих полусапожках над обломками мебели и приборов.

- Янина! Постой… Я смогу. Всё наладится. Обещаю!

Девушка не соизволила обернуться.

- Ты знаешь, как меня найти. Гляди, чтобы не было поздно.

Боже, как она корыстна! С другой стороны, права на все сто. Он – мужчина, обязан обеспечить ей достойные условия, раз осмелился предложить руку и сердце. И совсем скверно, если рука пуста. Как и карманы.

Генрик, в течение четверти часа принявший два жестоких удара судьбы, постепенно успокоился и взял себя в руки. Потом кое-как закрепил выбитую входную дверь, снял дождевик и начал прибираться. Денег практически нет. Но хотя бы минимально, чтобы вести терапевтический приём, он приведёт кабинет в порядок. Тогда можно искать ссуду на закупку электрографического оборудования.

В начале декабря младший из братьев Иодко совершил поход по краковским банкам и везде услышал отказ. Положение неустойчивое, практика невелика, и лекарский стаж – тоже. Ни залога, ни поручителя. Пшепрашем, пан доктор, приходите, когда дела поправятся.

А как их поправить без приборов? Обычная терапия позволяет не более чем сводить концы с концами. Ради сохранения практики он вышагивал многие километры по Кракову с визитами, работал с раннего утра до позднего вечера, не давал себе расслабиться ни на один день… И не видел просвета.

За неделю до Рождества, возвращаясь вечером от очередного, не самого богатого пациента, Генрик вдруг остановился посреди тротуара на улице Гжегожецкой. Он перестал замечать снежинки и холодный ветер. Впереди притормозило шикарное авто. Блестящий офицер Войска Польского открыл дверцу и протянул руку даме, помогая выбраться из роскошного салона. Янина изящно выпрямилась, невероятно красивая в новой песцовой шубке, и обвила рукой офицерский локоть. Пара продефилировала буквально в метре от доктора. Пани сделала вид, что не узнала его.

Раздавленный, он не мог ни есть, ни спать, ни работать два дня… После чего подстерёг девушку около университета.

- Я видел тебя третьего дня… с офицером.

- И что тебе за дело до этого?

- Только одна просьба: подожди чуть-чуть.

Она иронически глянула на потёртый вид Генрика.

- Пока ты не умрёшь с голоду?

- Нет! Пойдём, прогуляемся. У меня есть одна тайна… Только никому, хорошо? Не будь ноябрьского погрома, я бы никогда не задумался о новой поездке в Белоруссию. Теперь, боюсь, другого выхода нет.

И он рассказал ей о золотой утке.

Минуло Рождество. Чем плотнее Генрик задумывался о вояже в СССР, как теперь называется бывшая империя, тем несбыточнее ему представлялся план предприятия. Не говоря о том, что проникнуть в усадьбу и незаметно разбить стену чертовски сложно, почти невыполнимо туда доехать. Денег нет даже на билеты! Кроме того, сам по себе отцовский архив – просто стопка бумаг, если не за что купить трансформаторы, прерыватели, реостаты, конденсаторы, измерительное оборудование и кучу других мелочей, без которых проект мёртв не родившись.

Даже Конрад не выручит – после переезда в Варшаву он в долгах. Нет уж, добиться успеха и поделиться с братьями – вот правильный выход.

Решение появилось внезапно.

- Добрый день, кузен! Процветаешь?

Пан Витольд перешагнул порог медицинского кабинета, неуютного и плохо протопленного. Вдобавок, на приём не явился один из записанных пациентов, и его кровные марки не попадут в карман доктора, поэтому Генрик глянул на родственника с заметной дозой недружелюбия, соответствовавшей обстановке внутри дурно отремонтированных после погрома стен.

- Процветание очевидно. На что жалуетесь, пан пациент?

Визитёр уселся в горестно скрипнувшее кресло, не снимая головного убора. Предусмотрительно – от дыхания в воздухе образуются клубы пара. Эктоплазма, грустно пошутил про себя Генрик.

- Бедствуешь, но присутствия духа не теряешь. Хорошо. Что дальше собираешься делать?

- Нужен кредит, - откровенно признался врач.

Названная им сумма откровенно развеселила Витольда. Как и в последний визит в 1922 году, он угостил дальнего родственника сигарой.

- Ну, допустим. Хотя я не вижу, кто ссудит пану доктору маленькое состояние. Но, насколько мне не изменяет память, вместе с Конрадом вы обходились куда меньшим. Ставишь золотое кресло для посетителей?

- Ну… нет. Осталось ещё кое-что от отца, - молодой Иодко замялся. А потом с отчётливостью осознал – другого выхода не существует. Без финансовой поддержки ни поездка в Над-Нёман, ни закупка техники для нового кабинета не состоятся. Если не достать денег, по сути безразлично, хранится ли что-то в тайнике усадьбы – проку нет никакого. – Оно осталось в имении.

Он ждал гневной отповеди, но Витольд лишь грустно качнул головой.

Повисла пауза. Судя по сдвинутым бровям и столбику пепла на сигаре, он принялся напряжённо обдумывать ситуацию. А Генрик… А что Генрик? Выдав тайну, парень целиком положился на многоюродного брата, от решения которого зависело будущее.

- Позволь предположить. Ты не отдал бумаги Алесю, потому что он не вызвал у тебя доверия. И не повёз с собой, опасаясь обыска красных.

- И не рассказал вам и Конраду, не желая выслушивать упрёки.

- Только теперь, когда прижало… Слушай, там действительно есть что-то ценное? Или кумыс с кефирчиком да моционы?

- Конечно! Не сомневайся. Пусть не панацея от всех болезней, но мощная и универсальная штука. Вы же начинали медицинское образование? Сейчас расскажу…

По лицу Витольда трудно было понять, насколько он разделил уверенность Генрика в полезности методики. Догоревшая сигара ткнулась в пепельницу.

- И так, ты предлагаешь снова ехать в Над-Нёман. Плохо, что потеряно время. С другой стороны, есть плюс – сейчас поместье не под надзором ГПУ. Я подумаю, что возможно предпринять. Всего доброго.

- Пан Витольд! Но мы же не оговорили условия!

- Условия? – Наркевич-Иодко обернулся у двери и оглядел родственника так, будто увидел впервые за год. – Не помрёшь с голоду, кузен, вернёшься к нормальной жизни. Я обойдусь и без электрографии. Ты – нет, поэтому не в твоём положении ставить условия.

Через четверть часа в холодный кабинет приплёлся запоздалый пациент. Генрик с трудом стряхнул оцепенение и заставил себя начать работу.

В двадцать втором Витольд был категоричен: добудь отцовские секреты чуть ли не любой ценой. Сейчас разыгрывает благотворителя, раздумывающего – бросить ли буханку нищему.

Через пару дней почтальон принёс короткое письмо от Яны. «Ненадолго уезжаю по семейным делам. Сама тебя найду. Надеюсь, тебе всё удастся».

Ненадолго – это на сколько? Неделя, месяц? Всколыхнулась надежда – Янина дала понять, что у Генрика есть время. Если, как она пишет, всё удастся, они вновь будут вместе! Теперь навсегда. Он попросит руки у родителей девушки. О таком счастье и мечтать страшно!

Витольд, как назло, не торопился. Прислал короткую записку, что дело не может быть решено ранее февраля. Ни слова ободрения. В какую сторону решено? Пшепрашам, пан Иодко, затребованные суммы не могут быть выделены…

[1] Giáo viên – учитель (вьет.)

[2] Не надо жадничать (укр.)

[3] В 2013 году – чуть больше 120 тыс. долларов США.