Когда мистер Эллин приехал ко мне с визитом, то застал меня в несколько необычном состоянии. На моих глазах блестели слезы. На это было две причины. Во-первых, я долго занималась шитьем, и от этой напряженной работы мои глаза устали и начали слезиться. Во-вторых, должна сознаться, что я позволила себе вспомнить о прошлом. Он ничего не сказал, застав меня в таком сентиментальном настроении. В подобной ситуации выражение сочувствия могло бы поставить меня в неловкое положение. Он удобно устроился возле камина, и на его лице появилось счастливое выражение. Он был похож на птицу, усевшуюся на свой любимый насест. Я почувствовала огромное облегчение, вернувшись из своего бурного прошлого в теперешнюю размеренную жизнь, и приготовилась выслушать городские новости от своего словоохотливого гостя. Мне нравилось общество мистера Эллина, потому что наша с ним дружба была искренней и открытой. Она была лишена всяческих подтекстов и недомолвок. Я не охотилась а новым мужем, а он, я была уверена в этом, видел во мне ишь приятного собеседника, с которым можно запросто оговорить за чашечкой чая с булочками. Нам быстро подали и то, и другое, и теперь все было готово для того, чтобы приятно провести этот хмурый зимний день. Мистер Эллин был хорошим рассказчиком. Пересказывая даже самые незначительные сплетни и слухи, он превращал их в увлекательный многотомный роман.
– Миссис Челфонт, – начал он, помешивая ложечкой чай. Он намазал булочку маслом и терпеливо ждал, пока оно станет мягким. – Я хочу рассказать вам довольно странную историю. Надеюсь, что ваша женская интуиция поможет разобраться в этих необычайных событиях.
– Мне не терпится услышать ваш рассказ. Я постараюсь не обмануть ваших надежд, но должна сказать, что всегда больше доверяю здравому смыслу, чем интуиции, – сказала я.
– Тем лучше, – улыбнувшись, ответил он, – ведь вся эта история настолько загадочна и необычна, что мне просто необходимо найти реальное объяснение всем этим событиям.
Вот таким образом я узнала о Матильде Фитцгиббон. Мистер Эллин рассказывал эту историю в своей обычной неспешной манере, начав с того, как он в первый раз увидел Матильду. Он говорил, а я продолжала шить, потому что намеревалась закончить свою работу в тот же день. Меня сразу заинтересовала эта история, но, едва начав свой рассказ, он вдруг замолчал.
– Боже милостивый! – неожиданно воскликнул мистер Эллин. – Откуда у вас эта вещь?
А вещь действительно была не совсем обычная. Это было шелковое детское пальтишко, подбитое мехом и отороченное алым бархатом. Когда я рассказала, как ко мне попала эта вещь, то всегда невозмутимый и спокойный мистер Эллин вдруг сильно разволновался. После того как он поведал мне всю историю до конца, я поняла причину его волнения.
– Грустная история, – заметила я. – Это так благородно с вашей стороны, что вы принимаете в судьбе девочки такое активное участие.
– Все это кажется мне до боли знакомым, – произнес он своим приятным и спокойным голосом, хотя говорил об ужасных вещах. – Мне кажется, что эту девочку ведут на Голгофу.
– У нее нет ни имени, ни денег, ни родителей. А сейчас у нее забрали даже ее одежду, – сказала я, как бы подводя итог.
– Если бы она не была всего лишь беззащитным ребенком, то меня бы просто позабавила вся эта история о том, как искусно можно мистифицировать публику, скрывая свое прошлое. Но здесь столько печали… Меня особенно беспокоит одно обстоятельство. Она так неподдельно выражает свои страдания, хотя при этом почти ничего не говорит. Я не могу объяснить это. Кажется, что она говорит глазами. Говорит со мной, как со старым знакомым. С одной стороны, я чувствую себя как-то неловко, а с другой – мне с ней легко и спокойно.
– Судя по всему, она очень несчастна, – сказала я, открывая коробку с рукоделием, чтобы подобрать похожую пуговицу и пришить ее вместо утерянной. – Однако вы правы, в этой истории много странного. Зачем кому-то понадобилось привозить ее в школу, чтобы потом оставить ее там навсегда?
– Сначала я подумал, что опекун таким образом хотел избавить себя от тягостной заботы, – сказал мистер Эллин, глядя на то, как я высыпаю себе на ладонь маленькие круглые пуговички. Он протянул руку и сразу же выбрал подходящую. Я даже и не предполагала, что мужчина может знать толк в таких делах. – Я уверен, что они не состоят в прямом родстве, так как она внешне совсем не похожа на своего красавца опекуна. Родилась же она в бедной семье, но, похоже, родители очень любили ее. Хотя с их стороны было довольно неосмотрительно отправить ее из дому, не дав с собой никакой одежды.
– Да, этот мнимый мистер Фитцгиббон безусловно жалел ее, хотя и не любил, – сказала я.
Глаза мистера Эллина потемнели от гнева:
– Есть люди, которые совершенно не испытывают жалости тогда, когда в их власти оказываются беспомощные беззащитные существа.
Эта неожиданная перемена в нем меня удивила.
– Да, но все-таки даже ничем непримечательная возлюбленная может привязать к себе красивого и свободного мужчину, иначе с чего бы он стал заниматься устройством ее судьбы. Он просто нанял бы какую-нибудь простую женщину, чтобы она присматривала за ней, и запретил бы им обеим когда-либо напоминать ему о своем существовании.
– Совершенно верно, миссис Челфонт! – обрадовался мистер Эллин, снова становясь самим собой. – Я тоже думал об этом и поэтому решил пересмотреть свою самую первую гипотезу. Я несколько дней ломал над всем этим голову, и у меня появилась еще одна версия. Суть ее вот в чем. Матильда Фитцгиббон – сирота, но она происходит не из бедной семьи. Ее родители были людьми богатыми. И ее вымышленный отец сказал правду – эта маленькая девочка является богатой наследницей, вот только не его наследницей. Теперь я уверен, что Конвей Фитцгиббон – или как там его зовут на самом деле – просто ее бедный родственник. Скорее всего, Фитцгиббон влез в долги, и ему нужно было срочно расплатиться со своими кредиторами. Если он избавляется от своей маленькой и беспомощной родственницы, то тем самым, получив ее наследство, решает все свои проблемы.
– Неужели же он хотел убить ее? Я уверена, что нет, мистер Эллин!
– Я этого не говорил. Даже самый отпетый мерзавец не всегда может решиться на убийство. Есть и другие средства, с помощью которых можно избавиться от того, кто мешает. Например, он может поместить ее в какое-нибудь заведение, а потом просто скрыться. Конечно, для того чтобы завладеть наследством Матильды, ему нужно предъявить ее труп и устроить публичные похороны. Но все это не так уж и трудно устроить. Имея определенные связи, он мог довольно легко приобрести труп ребенка по сходной цене. Точно так же, как мог уговорить какого-нибудь нечистого на руку врача подписать свидетельство о смерти девочки, которую тот никогда не видел и не осматривал. Для того чтобы улеглись нежелательные слухи, новый наследник может уехать на несколько лет за границу. Ну а насчет того, что ожидает эту девочку в будущем, то здесь есть два варианта. Если она умрет – его совесть будет полностью чиста. Если же выживет – будет обречена вести нищенское существование, как и множество других несчастных женщин.
Я была крайне потрясена этим жутким рассказом, и тут меня осенило:
– Почему бы нам не вмешаться и не изменить то, что уготовил ей несправедливый рок? Я могу заплатить за ее обучение в школе.
– И я тоже могу, миссис Челфонт. Я уже думал об этом. Хотя тем самым я становлюсь пособником сатаны и сообщником того, кто сделал так, чтобы она исчезла навсегда. Однако все не так просто. Кем бы ни был тот, кто лишил Матильду ее законного наследства, он должен быть наказан. И к тому же сурово наказан. Я найду этого негодяя и призову его к ответу. Но с чего же начать поиски? Выбрать какую-нибудь точку на карте и с этого места начать поиски родственников и знакомых пропавшей девочки? Да я за одну неделю найду тысячу таких же девочек, оставленных родителями на произвол судьбы. Нет, тут нужно придумать что-то другое. Если бы у меня была какая-нибудь зацепка…
– Что же, самое время применить свою практическую смекалку. У меня есть уже две зацепки, – сказала я ему.
– Как вам это удалось? – спросил он. – Я же только закончил рассказывать вам об этом деле!
– Первая зацепка – она не из нашей местности.
– Почему вы так думаете?
– Эти туфельки слишком изящны для того, чтобы ходить в них по холмам Дирфилда и равнинам Руксбери.
– Тогда где же в них можно ходить?
Я взяла в руки платье, которое уже заштопала.
– Эта маленькая элегантная вещица имеет одну отличительную особенность. Если мерзавец, который привез сюда девочку, хотел замести следы, то ему следовало убрать с одежды все ярлыки, – сказала я и показала ему маленький вышитый ярлычок, на котором значилось имя швеи-модистки, создавшей этот прекрасный наряд.
– А другие платья? – быстро спросил мистер Эллин. – Их происхождение тоже можно установить?
Мы внимательно просмотрели платья. Все они были сшиты одной модисткой, и жила она в городе, который находился очень далеко от графства Мидленд.
– Прекрасно, – радостно воскликнул мистер Эллин. – Теперь мы знаем, с чего можно начать поиски. Из уважения к вашим прекрасным детективным способностям я назначаю вас моим помощником. Но вы сказали, что у вас есть еще одна зацепка.
Я не считала себя опытным сыщиком и поэтому была уверена, что это просто мое личное наблюдение. На самом же деле название города, в котором были сшиты все эти прелестные вещи, привлекло мое внимание только потому, что когда-то у меня был знакомый, который жил недалеко от этого города. Но была еще одна причина, по которой я обратила на это внимание, и причина эта была не такой значительной.
– Так, ничего существенного, всего лишь мои личные догадки. Я думаю, что у человека, который покупал эти вещи, прекрасный вкус. Они не просто модные и красивые. Нет, здесь чувствуется особая элегантность и изящество. Это говорит о том, что тот, кто их покупал, не в первый раз имел дело с изысканными и дорогими вещами. Он в этом деле человек искушенный и совсем не похож на самоуверенного выскочку, у которого много денег, но совершенно нет вкуса.
– Так! Возможно, это какой-нибудь потомственный аристократ?
– Вы уж сами делайте выводы, мистер Эллин, – сказала я. – Я с уверенностью могу утверждать только то, что этот человек обладает хорошим вкусом.
Мистер Эллин положил в рот последний кусочек булочки и встал из-за стола:
– Прошу простить меня, милая леди, но мне нужно срочно заняться этим делом.
Я не стала его задерживать. Хотя я ни секунды не сомневалась в том, что он крайне заинтересован в скорейшем расследовании этого дела, но мне показалось, что сейчас он собирается заняться другими делами. В рождественские праздники такой привлекательный холостой мужчина, как он, просто нарасхват. Надо сказать, что его приглашают не только в те дома, где имеются девушки на выданье. Замужним дамам тоже нравится общество приятного холостого мужчины. В глазах мужчины, которому им не нужно готовить обеды и подавать чистое белье, они могут увидеть себя прежними – молодыми, красивыми и свободными (ведь женщинам самим необходимо ощущать себя красивыми, и это им нужно даже больше, чем признание их красоты другими людьми). Мистер Эллин нравился даже их мужьям. Он никогда не давал им ни малейшего повода для ревности, потому что даже и не пытался флиртовать с их женами. К женскому полу он проявлял только почтительность и уважение – качества, которыми обладает далеко не каждый представитель мужского пола. Поэтому, когда его приглашали на семейный обед, за столом всегда царила легкая и непринужденная атмосфера.
Он был интересным рассказчиком и к тому же обладал удивительным даром увязывать воедино обычные женские сплетни с серьезной мужской беседой. Таким образом, в его компании было интересно и женам, и мужьям. Никто не мог точно сказать, к какому социальному классу он принадлежит, и из этого обстоятельства он извлекал выгоду. Он говорил с легким, едва уловимым акцентом и, вне всякого сомнения, обладал огромным обаянием. Рассказывая свои забавные истории, он придерживался одного важного правила: никогда не говорил ничего плохого о хозяевах дома, в котором перед этим побывал с визитом. Поэтому ему были одинаково рады как в богатых усадьбах, так и в таких скромных домах, как мой. Мистеру Эллину нравился образ жизни странствующего гостя, основным преимуществом которого было то, что ему не нужно было ни о чем заботиться. Он никогда никому не дарил подарков и не ожидал этого от других, никогда ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей прошлой жизни и никогда не принимал в своем доме гостей (ведь не может же бедный холостяк, у которого всего один слуга, устраивать у себя званые обеды). В такой ситуации ему оставалось только самому ходить в гости. Женщина не могла бы вести подобный образ жизни. Такое могут себе позволить только мужчины или прелестные маленькие дети.
– И еще пару слов о Матильде, – сказал мистер Эллин, остановившись в дверях. – Конечно, я приложу все усилия для того, чтобы разгадать тайну ее прошлого, но мне не хотелось бы вот так ее оставлять. Я не могу больше доверять заботу о ней сестрам Вилкокс.
– Пришлите ее ко мне, – решительно сказала я. – Я на Рождество остаюсь одна и поэтому буду рада провести праздники вместе с этой девочкой.
Мистер Эллин с радостью принял мое предложение.
– Но должен вас предупредить, что она не совсем обычный ребенок, – сказал он.
Когда мистер Эллин привез это маленькое существо, то мне показалось, что я вижу перед собой сказочного эльфа. Не то чтобы она казалась неким возвышенным существом, нет, скорее существом «не от мира сего». Старое и потрепанное платье служанки, которое было на ней надето, только усиливало это впечатление. На ее бледном лице залегли темные тени, а волосы были причесаны кое-как. Ей было совершенно безразлично, куда ее привезли и как выглядит ее новое жилище. Казалось, что она не человек, а посылка, которую доставили от отправителя к получателю. Я сказала ей, чтобы она не стеснялась и чувствовала себя, как дома. Девочка осторожно села на краешек стула и отвела глаза в сторону. Похоже, она совершенно спокойно восприняла свой переезд, не выказав при этом ни удивления, ни особой радости. Конечно, мне в жизни не раз доводилось иметь дело с несчастными и обездоленными детьми, но эта девочка показалась мне самым оскорбленным и униженным ребенком на свете. Мистер Эллин представил нас друг другу и тут же собрался уходить. Девочка быстро повернулась к нему и посмотрела так, словно просила его о чем-то или о чем-то сожалела. Я проводила его до двери. Он задержался на несколько минут, чтобы поговорить со мной наедине.
– Все еще хуже, чем я предполагал. Мисс Вилкокс продала все ее оставшиеся вещи, чтобы покрыть убытки, которые она понесла.
– Я еще не отдала те вещи, которые переделывала. Я верну их девочке.
– Оставьте мне какую-нибудь вещицу, она может понадобиться для опознания, – сказал мистер Эллин и покинул мой дом, а я вернулась к несчастному ребенку, которого доверили моим заботам.
– У меня есть кое-какие твои платья, – радостно сказала я. – Мисс Вилкокс попросила меня привести их в порядок. Хочешь надеть какое-нибудь из них?
Она слегка покраснела и покачала головой.
– Тебе не нужны твои платья? Они действительно твои?
– Нет, они не мои. У меня ничего нет, – сказала она, но потом, сжав рукой подол своего грубого платья, добавила: – Вот это платье мое. Мне его дали.
Я наклонилась к ней поближе и спросила:
– Неужели у тебя вообще ничего нет? Даже какой-нибудь безделушки, напоминающей тебе о детстве? Может быть, есть какая-нибудь кукла или игрушка, которую подарил человек, любивший тебя?
Казалось, что мои расспросы встревожили ее. Она затаила дыхание и отвернулась.
– У меня есть кольцо, – сказала она.
– Почему же ты его не носишь?
Она бросила на меня быстрый оценивающий взгляд, пытаясь понять, насколько мне можно доверять.
– Тогда бы у меня его забрали. Я спрятала его, – призналась она.
– Скажи, куда ты его спрятала, и мы его найдем.
– Слишком поздно. Я его оставила там, где его никто не сможет найти.
Хотя внешне она оставалась спокойной, но я почувствовала, что она чем-то встревожена. Я села рядом с ней и сидела так, пока она не успокоилась.
– Я хотела бы сшить тебе платье, – сказала я. – Это доставит мне удовольствие. Я отдам его тебе, и оно станет твоим.
Она с некоторым недоверием наблюдала за мной, когда я доставала ткани. Я купила их для того, чтобы обновить свой зимний гардероб, но подумала, что я все-таки лучше одета, чем моя гостья. Так как я была уже не молода, то и вкусы мои соответственно изменились. Теперь в одежде я предпочитала умеренные, неяркие тона. Я положила перед ней кусок темно-зеленой ткани из шерсти альпаки, кусок темно-серого кашемира и кусок шотландки. При виде тканей она несколько оживилась. Я подумала, что ее вкусы не совпадают с моими. Через некоторое время она робко указала пальцем на зеленую ткань.
– Как бы ты хотела, чтобы я украсила платье? – спросила я. – Кружевом или лентой?
Она снова покачала головой.
– Ты можешь выбрать все, что хочешь, – мягко сказала я.
Она заговорила тихим, едва слышным голосом.
– Я хочу, чтобы в этом платье можно было свободно двигаться, – сказала она. – Чтобы я могла в нем бегать и оно не стесняло бы моих движений. Оно должно быть таким, чтобы я его почти не замечала.
Я решила, что с ней не стоит спорить. Да и хвалить ее тоже не стоит.
– Я отделаю его узенькой полосочкой коричневого бархата, – сказала я. – Ты будешь похожа на зеленый листочек.
Я сняла с нее мерки (она была просто болезненно худой), расстелила ткань на столе и стала обдумывать, как ее раскроить. Я радовалась, что у меня теперь есть занятие. Все мои попытки завязать с ней беседу оказались тщетными. К тому же мне не хотелось казаться навязчивой. Если у нее не было потребности говорить со мной, то не стоило и заставлять ее. Разговор не обязательно должен быть обменом репликами между собеседниками. Иногда бывает так, что один человек рассказывает, а другой молча слушает его. Я помнила о том, что мне говорил мистер Эллин, и поэтому не собиралась рассказывать этому ребенку всяческие небылицы. Нет, я расскажу ей историю из жизни. Ту историю, которая близка и дорога мне самой. Короче говоря, я решила поведать ей о своей жизни. Совершая короткий экскурс в мою юность, воспоминания о которой затмевали в моем сердце все другие воспоминания, я была рада, что у меня есть такой непритязательный слушатель.
– Когда я вышла замуж, то была ненамного старше тебя – через месяц мне должно было исполниться семнадцать лет, – сказала я, и она с интересом повернула ко мне свое бледное
личико. – Его звали Альберт Челфонт. Я знала его не больше, чем знаю тебя.
Ее лицо стало задумчивым. Она явно хотела меня о чем-то спросить. А еще ее лицо выражало невероятную усталость. Я прервала свой рассказ, закутала ее в плед, подставила ей под ноги скамеечку и вернулась к своей работе.
– Мистеру Челфонту было сорок два года. Он был невысокого роста и крепкого телосложения. Лицо у него было розового цвета, а волосы редкие и рыжеватые. Он владел маленькой лавкой и небольшим складом, в котором хранились самые обычные товары первой необходимости. Он был уверен, что этих запасов ему хватит на всю жизнь. Он гордился тем, что все, до единой копейки, заработал своим трудом и не прочел за всю жизнь ни единой книги.
У меня теперь была слушательница, хотя и смотрела она на меня весьма скептически.
– Любила ли я когда-нибудь? О да! Моя любовь была сильна. Не каждая девушка способна так сильно любить. Но, к сожалению, я любила совершенно другого человека, а не того, с которым соединила свою жизнь.
Матильда решительно посмотрела на меня. Она даже открыла рот, собираясь что-то возразить, но так ничего не сказала.
– Девушки не могут распоряжаться своей жизнью, – ответила я на ее немой вопрос. – У них, так же как и у мужчин, есть воля, есть душа и разум, но они не могут распоряжаться своей жизнью. Понимаешь, Матильда, родители не заставляли меня выходить замуж. Но капризная дама по имени судьба распорядилась так, что мне пришлось это сделать. Если тебе кажется странным, что я добровольно решила стать женой этого лавочника, что ж, могу сказать, мне и самой это кажется странным. Однако в то время у меня не было другого выхода.
Выражение ее лица изменилось. Теперь Матильда смотрела на меня с симпатией и пониманием.
– Меня представили мужчине, который должен был стать моим мужем. По правде говоря, мне было совершенно все равно и то, как он выглядит, и то, как он ко мне относится. Меня беспокоило только то, что я не люблю этого человека. То, что мне придется соединить свою судьбу не с Финчем Корнхиллом, а с другим человеком, казалось мне противоестественным. Но у меня перед глазами все время стояла моя бедная больная мама, которой день ото дня становилось все хуже и хуже. Это дало мне силы решиться на такой шаг. Я спросила мистера Челфонта, будет ли он оказывать материальную помощь моей семье, и он ответил утвердительно. Тогда я, в свою очередь, согласилась стать его женой. Дело было сделано. Все очень просто. То, что внешне кажется простым (когда мы подчиняем наши чувства доводам разума), на самом деле далеко не просто. Запертые крепко-накрепко глубоко в душе истинные чувства человека не умирают, а продолжают подспудно влиять на его жизнь. У меня в душе бушевала настоящая буря. Я пыталась придумать, как объяснить все это Финчу. Если бы я смогла найти его, то что бы мне следовало ему сказать? То, что собираюсь выйти замуж за другого человека? Ни умом, ни сердцем он не смог бы оправдать такой поступок. Но если я скажу ему, что все еще люблю его? Нет! Я утратила свое право на эту любовь. Да и к тому же, признавшись в этом, я предала бы человека, с которым пообещала разделить свою жизнь.
Я ничего не сделала и ничего не сказала. Меня, как это обычно происходит со всеми молодыми девушками, закружила предсвадебная суета, и вскоре я уже ни о чем другом и не думала. Отец сшил мне красивое платье, а Альберт подарил внушительных размеров кольцо, и в скором времени я уже стояла перед алтарем. Мне казалось, что все это мне просто снится – и эта церковь, и моя клятва уважать и любить до гробовой доски человека, с которым мне даже не удалось ни разу толком поговорить…
Он жил километрах в десяти-двенадцати от нашего города. Я думала, что, уехав из суетного города, попаду в атмосферу размеренной и неспешной сельской жизни. Часто, выходя из Н-ской церкви, я окидывала взором близлежащие окрестности, и меня каждый раз наполняло чувство умиротворенности и покоя. Однако все оказалось совсем не так. В оживленном торговом городке Руксбери имелось огромное количество фабрик, которые работали и днем и ночью. Их трубы постоянно дымили, и казалось, что над городом висит плотная завеса тумана. Фабричные корпуса окружали самые настоящие трущобы, а городские улицы были покрыты слоем черной копоти, которая при влажной погоде превращалась в маслянистую, вязкую слякоть, намертво въедавшуюся в одежду. Хотя церковь в Руксбери была очень красивая, но знаменита она была не своими великолепными архитектурными формами, а жутким запахом, который ее окружал. Дело в том, что она была расположена рядом с железнодорожными складами, где стояли вагоны, груженные нечистотами. Вагоны эти вывозили один раз в неделю. Среди всей этой сажи, мерзкой вони, торговой суеты и жуткой нищеты звон церковных колоколов, изгоняющий дьявола в канун Рождества, казался неким чудом Господним.
Семейная жизнь меня немало удивила. Очутившись в четырех душных комнатах, расположенных над лавкой моего мужа (всю мебель, находившуюся в этих комнатах, покупала еще его покойная мать), и имея в своем распоряжении только свадебное постельное белье и щетку для уборки пыли, я должна была свыкнуться со своим новым статусом и сделать это как можно быстрее.
Итак, давайте попытаемся понять, что же собственно представляет из себя брак. Ведь именно этот общественный институт регулирует наши имущественные отношения, наши чувства, да и народонаселение вообще. Для мужчин брак – это некие рамки, определяющие их жизнь. Для женщин же – это пространство, ограниченное этими самыми рамками, которое необходимо заполнить. Если у семейной пары нет детей и нет никакого полезного дела в жизни, то их союз напоминает дырявую лодку, которая рано или поздно пойдет ко дну. Я не любила своего мужа, но считала это вполне обычным делом, ведь браки по любви – большая редкость. Я и не надеялась на то, что моя семейная жизнь будет счастливой, и поэтому мне не пришлось ни в чем разочаровываться. Меня привело в ужас не само существование супружеских обязанностей, а то, что обязанностей этих было довольно много. Со мною рядом постоянно находился этот пухлый и усатый человек, считавший, что я полностью принадлежу ему и он может пользоваться мной, как любой другой своей вещью, например трубкой или домашними тапочками. Мне постоянно приходилось напоминать себе самой, что это добровольное заточение продлится не неделю и даже не год. Даже преступникам назначают определенный срок наказания, нам же придется жить вместе до тех пор, пока кто-нибудь из нас не отойдет в мир иной.
Мой муж так же ревностно выполнял свои супружеские обязанности, как и свои коммерческие операции, и мне пришлось привыкнуть к его постоянному вниманию и смириться с этим. Такие неудобства испытывают многие женщины. Хуже всего было то, что у меня совершенно не было времени для себя самой. Моей голове требовалась интеллектуальная пища, а мой муж даже никогда и не задумывался над этим. Он решил взять заботы о наполнении этой самой головы на себя. В течение всего дня и даже вечером он излагал мне свои собственные теории и делился своими взглядами и суждениями. Даже ночью он не оставлял мои бедные уши в покое – я вынуждена была слушать его громкий храп.
Но во всем этом не было ничего необычного. Тогда что же меня так удивило? А удивило меня то, что, несмотря на все эти странности семейной жизни, я совершенно не изменилась. Я предполагала, что со временем превращусь в степенную, ни к чему не стремящуюся, довольную жизнью женщину. Но, к моему удивлению, эта полная изоляция только закалила мою душу. Все мои вкусы и привязанности остались прежними. Я была все такой же неугомонной и любознательной. Меня посещали прежние желания и мечты. Они волновали меня, словно свежий морской бриз.
Однако мистер Челфонт обладал одним чудесным качеством. Альберт был так доволен своей жизнью, что этот его восторг почти полностью примирял меня с тем, что мне пришлось отказаться ради этого от своих собственных жизненных устремлений. Он невероятно любил свое дело. Деятельность по созданию видимости благополучия была для него неисчерпаемым источником вдохновения. Теперь же у него появилась еще и жена – молодая, сильная и красивая. Он был в восторге от этого приобретения. Он никогда не спрашивал меня о том, люблю ли я его. И если бы я когда-нибудь спросила его о том, испытывает ли он сам какие-нибудь чувства ко мне, это озадачило бы его не меньше, чем если бы я попросила его высказать свое мнение о последних французских романах. Совсем не важно, что ты чувствуешь, главное, чтобы внешне все выглядело пристойно. Это стало его основным жизненным принципом. Должно быть, я надолго задумалась, глядя на зеленую ткань, лежащую передо мной. Она напоминала мне девственный лес. Рядом лежали серебряные ножницы, похожие на хищную птицу с длинным клювом, которая выслеживала добычу. А в углу, на кресле возле камина, свернувшись калачиком, спала мисс Фитцгиббон.
Я отнесла ее в спальню (надо сказать, что весила она не больше, чем весил бы ребенок десяти-одиннадцати лет). Вернувшись в комнату, я села в кресло, которое еще хранило тепло ее тела, и так просидела почти целый час, глядя на огонь, пока ярко горящие дрова не превратились в тлеющие угли.
Мне понадобилась целая неделя для того, чтобы поближе узнать своего мужа. Он был человеком привычки и напоминал мне листок бумаги, исписанный с одной стороны широким размашистым почерком. Просыпался он рано, завтракал всегда в одно и то же время, за ужином обязательно ел баранину, хлеб с маслом и пил чай. Во время еды ему нравилось развлекать меня рассказами о том, как идет торговля в его бакалейной лавке. Мне все эти истории совершенно не казались интересными, и, как бы в подтверждение этого, мой супруг часто засыпал, не закончив своего повествования. Как-то раз, глядя на его внушительных размеров телеса и слушая, как он мирно похрапывает с присвистыванием, словно закипающий чайник, я подумала о том, что он никогда не раскрывал передо мной свою душу, никогда не злился, никогда не рассказывал о своих детских шалостях. И все же, если бы меня попросили подробно описать, что за человек был мистер Альберт Челфонт, то я наверняка великолепно бы справилась с этим заданием. И это несмотря на то, что я была знакома с ним всего месяц, а замужем за ним была и того меньше – одну неделю.
Прошло достаточно много времени, прежде чем я окончательно привыкла к тому, что я теперь миссис Альберт Челфонт. Мне было странно слышать, когда ко мне обращались «мадам», несмотря на то что я была еще почти ребенком. Так же странно, но, не скрою, приятно было чувствовать себя человеком солидным и уважаемым. Правда, я потеряла свою независимость и даже лишилась своего собственного имени, так как Альберт наотрез отказался называть меня Изабель или Айза. Он звал меня Бель. Бель Челфонт! Так можно было бы называть моложавую, пухленькую, степенную матрону. Когда же я смотрела на себя в зеркало, то видела совершенно противоположную картину. Я видела в нем юную, еще не до конца сформировавшуюся девушку. Мне казалось, что жизненный путь этой девушки еще не определен и она по-прежнему надеется на то, что найдет свое счастье.
Б течение года я сменила три места жительства. Меня не покидало какое-то странное чувство. Мне казалось, что я путешественник, совершающий трудный путь, и что мои странствия еще не окончены. Так как мой муж был старше меня, то я во всем беспрекословно подчинялась ему (нужно признаться, он не был суровым господином). Но подчинялись только мои губы и тело, мое же сердце и душа отказывались подчиняться. Каждый день, выполняя обязанности верной супруги, я все сильнее и сильнее любила другого. Я не смогла бы его забыть, даже если бы искренне хотела этого. Но в моих молитвах не было никаких постыдных желаний. Я молила Господа о том, чтобы он уберег Финча от всяческих бед и несчастий и даровал ему понимание. Я горячо просила небеса о том, чтобы когда-нибудь каким-нибудь невероятным образом неразрывная связь, которая установилась между нами, наконец свела нас вместе.
Естественно, что мой муж не находил ничего подозрительного в моих ежедневных молитвах. Ему нравилось видеть меня коленопреклоненной. Он считал это достойным занятием для жены.
– Умница, Бель, – обычно говорил он и похлопывал меня по голове, когда я, стоя на коленях, возносила свои горячие молитвы создателю. – Молиться – это занятие для женщин. Я человек не религиозный, но чувствую себя лучше, когда вижу молящегося ангела.
Иногда его так умиляло это лицемерное действо, что он сам опускался на колени и начинал целовать меня. Все, как правило, заканчивалось проявлением супружеской любви в ее физическом смысле. Я считала, что это мне наказание за то, что мои молитвы имели неподобающее содержание.
Между тем в моей новой жизни имелся один приятный момент – бакалейная лавка моего мужа. Это был славный маленький магазинчик, находившийся на углу оживленной рыночной площади. В нем было мало света и много черного дерева – материала, который так нравился моему мужу. На полках кроме бакалейных товаров в полнейшем беспорядке располагались разнообразные дары садов и огородов. Мистер Челфонт был человеком трудолюбивым. Каждый день он вставал на рассвете, запрягал повозку и ехал к своим поставщикам. Овощи, которые он продавал, были свежими и имели привлекательный вид. Однако самой лавке явно не хватало женской руки. Помощником у мужа работал неуклюжий юноша, на котором всегда был небрежно надетый рабочий халат. Все полки в лавке были какими-то грубыми. Даже розовощекие яблоки, лежавшие на них, казались тусклыми. Пол в лавке был пыльным, на нем лежала солома. Длинные деревянные половицы ужасно скрипели под ногами. По всему было видно, что хозяином лавки был мужчина – все в ней было как-то уж очень просто и незатейливо. И я решила придать этому месту уют и привлекательность. Я уже представляла себе, как выставлю перед лавкой красивые плетеные корзины, наполненные фруктами и овощами, внутри сразу же станет свободнее и покупателям будет удобнее размещаться. Я также представляла, как на отполированных до блеска деревянных полках стоят ряды стеклянных банок с вареньем. Его я сама буду варить. Картофель будет лежать в деревянных бочках, а не в мешках. Б углу я поставлю баночку с конфетами специально для того, чтобы раздавать их детям наших постоянных покупателей. Сознаюсь, однако, что больше всего мне хотелось как-то украсить это помещение.
Раньше я без особого интереса относилась к людям, которые занимаются торговлей. Сейчас же торговля казалась мне довольно увлекательным делом. В обычной луковице или щепотке чая нет ни снобизма, ни жестокости. Я знала, что Альберт – человек амбициозный и верит в то, что я смогу помочь ему вести его дела. Мои родители всегда работали вместе, и я считала, что это во многом способствовало тому, что они до сих пор сохранили любовь и уважение друг к другу. И наконец, я видела некий добрый знак в том, что я теперь связана с мистером Челфонтом. Это как успокои-тельный бальзам для моей израненной души.
Мне было не привыкать к тяжелой работе, и я была готова сразу взяться за метлу и занять свое место – место жены лавочника – рядом со своим мужем. В одно прекрасное мартовское утро, когда радостное блеяние овец возвестило о том, что они уже вышли на окрестные пастбища, я надела фартук, заколола волосы и приготовилась заняться своим новым делом. Такое утро как нельзя лучше подходит для того, чтобы привести в порядок мысли и начисто стереть из памяти все тягостные воспоминания. Маленькая торговая улочка с несколькими магазинчиками, в конце которой открывался вид на фабрики и близлежащие холмы, так и приглашала взяться за работу. Все люди делятся на тех, кто считает тяжелый труд наказанием, изобретенным Господом для того, чтобы покарать нас за грехи наши, и тех, кто считает, что труд – это дар Божий, которым создатель наградил детей своих. Я принадлежала ко второй категории. Чувствовать, что ты нужна кому-то (да еще если тебя могут оценить по достоинству), – это одно из величайших удовольствий на земле. Теперь, когда я приняла столь важное решение, я почувствовала, что мое сердце, как прежде, беспокойно забилось. Я была готова начать работу. Увидев меня в лавке, Альберт очень обрадовался:
– О, ко мне в гости пожаловала утренняя заря. Дорогая Бель, неужели ты пришла потому, что соскучилась по мне?
Когда же я сказала мужу, что готова начать работу, он несказанно удивился:
– Только не ты! Если бы мне нужна была продавщица, то я выбрал бы простую и сильную девушку.
Мне показалось это хорошим знаком, и я поспешила заверить его в том, что хочу работать.
– И ты будешь работать, женушка, – сказал он и передалмне большой качан капусты. – Отнеси это домой и приготовь мне ужин.
– Я с радостью сделаю это, сэр, – сказала я. – Однако мне всегда хотелось разделить со своим мужем все тяготы его работы.
Лицо Альберта вдруг стало серьезным, и он бросил осторожный взгляд на своего помощника.
– Только не в лавке. Для меня это будет настоящим позором. Мы позже поговорим об этом, а сейчас иди домой.
Вечером мы не затрагивали эту тему до тех пор, пока он не съел свою баранину с капустой и не выпил чашку чая. Покончив со всем этим, он произнес:
– Как я уже тебе сказал, Бель, если бы мне нужен был помощник, я мог бы жениться на любой другой девушке, да к тому же еще взял бы за нее приданое. Я, мадам, человек честолюбивый. Я искал такую жену, которой смог бы гордиться, когда стану преуспевающим человеком. Я очень долго ждал, но, когда увидел тебя, сразу же понял, что нашел то, что мне нужно.
– Что? Я, по-вашему, вещь? – взволнованно спросила я. – Просто украшение, не имеющее никакого предназначения в жизни?
– О, не тревожьтесь, мадам. У вас будет свое предназначение.
– И что же мне уготовано?
– Вы – моя жена, – объяснил он.
Я всегда относилась с презрением к особам женского пола, которые не напрягают ни свою голову, ни свои руки, в то время как остальные тяжко трудятся.
– Быть женой – это не работа, – запротестовала я. – Честный труд всегда вызывает уважение, а мы, насколько я понимаю, ограничены в средствах.
– Это не совсем так, – сказал он, прополоскав рот чаем. Он погладил свой живот для того, чтобы лучше усвоилась пища. Я вздохнула и приготовилась выслушать рассказ о том, что вышла замуж за богатого человека и должна стать бесполезным украшением его жизни.
– Все дело в том, – произнес он, радостно улыбаясь, – что у меня нет даже ломаного гроша за душой.
Пришел мой черед почувствовать себя обманутой. Если мое замужество – это всего лишь дешевая сделка, то нет ни малейшей надежды на то, что он сдержит свои обещания.
Только теперь я осознала весь ужас того, что совершила. Я вышла замуж, поверив пустым обещаниям. Мы вступили в брачный союз, обманув друг друга. Я пожертвовала своей любовью и жизнью ради обещаний человека, который по уши в долгах.
– Вы меня обманули, – сказала я. – Вы убедили меня и моего отца в том, что будете оплачивать все его расходы.
– О да, конечно, – спокойно отозвался он. – И я от своих слов не отказываюсь.
– Может быть, хватит пустых обещаний? Ведь мы с вами – нищие.
– Вне всякого сомнения, моя дорогая. Но это наше личное дело, касающееся только нас с вами. Ведь мы – муж и жена. А для всех остальных главное, чтобы внешне все выглядело вполне благополучно. Да, мое дело не приносит особой прибыли, и мне даже пришлось взять в банке деньги в долг, но если вас увидят в моей лавке с растрепанными волосами и красным от напряжения лицом, то тогда весь мир узнает о нашей с вами тайне. Если же вы останетесь дома, будете заниматься домашними делами и распоряжаться слугами, то тогда я определенно смогу добиться успеха в делах.
– Слугами? – взволнованно переспросила я. Эта новость меня чрезвычайно встревожила. Я живо представила себе, как у нас появится целая толпа иждивенцев, которых мы не сможем прокормить.
– Именно так, мадам. Вы их выберете сами и сами же будете ими распоряжаться. По своему усмотрению сможете их поощрять или наказывать. Верьте мне, моя дорогая. Я разбираюсь в торговле, у меня нюх на это дело. Если мы будем поддерживать видимость благополучия и принимать в своем доме важных людей, это упрочит наше положение в обществе и мои дела пойдут в гору, – сказал он и, как бы в подтверждение своих слов, широко расставил руки.
– Но вы ведь не сможете постоянно покупать все в кредит, – возразила я. Мой отец за всю свою жизнь ни разу не брал деньги в долг, и поэтому план моего мужа показался мне бесчестным и опасным.
Он снова засмеялся. Мне стало как-то не по себе от этого смеха, в котором не было ни теплоты, ни веселья. – Я и вас купил в кредит, моя прелесть, – сказал он.