Энгус: первый воин

Глава четырнадцатая Битва при Кайр Глоуи

Первое сражение произошло совершенно неожиданно у Ллан Джорса, и король Родри приказал принцессам оставаться в Гвенте. Нападение на Ллан Джорс вызвало у него подозрение, что норманны просто расставляют нам ловушку, поскольку с большей для себя выгодой они могли бы напасть на нас в менее укрепленном месте. Например, они могли напасть на Дайфед, который и так подвергался постоянным набегам и оставался уже без короля и наполовину урезанным. Да и Гвент являлся гораздо более лакомым куском, поскольку с его захватом сразу же открывались ворота для покорения всего юга Кимра. И это не говоря уже о выгодном стратегическом положении Гвента, ведь он раскинулся не только на берегу моря, но еще и у устья реки Северн — у прекрасного порта для датских судов.

А кроме того, все это означало, что нам с Гвинет еще не пришла пора соединиться. Нам предстояло дождаться более счастливых и спокойных времен. Природа войны зыбка и обманчива, а потому я не хотел причинять Гвинет больше горя, чем испытанное ею уже однажды при моем отъезде из Гвента. Я грезил о мирных временах в объятиях возлюбленной, но мне самому еще следовало завоевать их.

Наше войско значительно усилилось благодаря множеству оружия, взятого у мерсийцев и датчан в битве при Кайр Лигион. Мы захватили с собой все, что только могли взять с пользой для себя. Стычка под Ллан Джорсом оказалась для наших войск не более чем приключением, ибо и мощь, и дух бретонцев, пиктов и скоттов были сильны как никогда. Мы одержали легкую победу над двумя отрядами датчан, сражавшихся при поддержке небольшого отряда предателей мерсийцев. Но Цеовульф тем временем собирал по городам войска, надеясь вернуть потерянное при Кайр Лигионе.

По приказу короля мы значительно усилили нашу конницу. К моему великому удивлению, в благодарность за преданность и отвагу король Родри обеспечил лошадьми всех моих людей. Он прекрасно понимал, что наше происхождение не накладывает никаких обязательств по отношению к нему, чужому королю, и поэтому наша помощь и преданность особенно ценны.

Мы принялись осваивать тактику конного боя и скакали до изнеможения, слушая, как гулко свистит в ушах ветер. Я наслаждался видом мелькавших под тяжелыми копытами наших коней зеленых равнин. Смотрел, как летит прямо на меня земля и радовался тому, что до далеких холмов оказывается — рукой подать. Король Родри использовал конницу как самую мобильную военную силу и на ней основал свою боевую тактику. Преследование бегущего противника верхами явилось совершенно новым и удивительным приемом. И хотя привычка к ведению пешего боя была в нас еще очень сильна, король объяснил, что его предки всегда сражались верхом. И это позволяло им применять удивительную тактику — уход-нападение-уход, которая буквально парализовывала врага. До сих пор мне вообще не доводилось видеть такого мощного конного войска, какое создал король Родри. У норманнов лошадь всегда служила лишь средством для перевозки воинов, а не эффективным боевым оружием.

Но конница, благодаря своей мобильности и стремительности, требовала и другой техники ведения боя. И вот Оуен стал раскрывать мне многочисленные приемы управления лошадью. Некоторые из них я уже знал, и они сослужили мне хорошую службу в бою при Дублине, и все-таки до сих пор я гораздо уверенней чувствовал себя пешим. Поэтому занятия наши начались с удвоенной силой.

В 875 году от Рождества Христова мы услышали грозную весть о том, что по реке Северн движется норманнский флот, состоящий из пятидесяти драккаров. К счастью, они шли правее, через Динас Поуюс и Кайр Гвент, и их целью являлся один из внутренних городов — Кайр Глоуи или Кайр Гуоранегон, — находящиеся в самой глубине Мерсии. Меня необычайно беспокоило их возможное вторжение в Кайр Гвент, грозившее мне опасностью больше никогда не увидеть мою Гвинет. Смогут ли воинственные принцессы защитить свою землю от сильного норманнского нападения? К счастью, войска противника прошли мимо их города и высадились на берег именно там, где мы и предполагали, — совсем неподалеку от расположения наших войск. Как же вышло, что мы оказались не только полностью готовыми к битве, но и находились как раз на пути завоевателей?

Это стало возможным благодаря приказам короля Родри. Поначалу я даже решил, что король Родри — благословенный Богом провидец или пророк. Но тут же понял, что он просто очень мудрый и проницательный человек и потому смог прекрасно просчитать все действия марионеточного короля Цеовульфа. По всей видимости, датчане, и особенно Хальфдан, очень рассчитывали получить подкрепления с севера через канал, давно уже созданный бретонцами на самом юге Мерсии. Тогда они смогли бы покорить весь южный Кимр или, по крайней мере, нанести ему серьезный урон. А затем, при удачном исходе этого рейда, напасть на королевство Уэссекс и сокрушить сопротивление короля Альфреда. Так что король Родри умел смотреть не на шаг, а на три шага вперед.

— Цеовульф считает, что королевство Гвент, управляемое моими племянницами, самое слабое место Кимра. Тем не менее он при этом совершенно забывает о том, что после смерти их отца страна уже выдержала несколько нападений. Однако главная его ошибка даже не в этом, а в том, что он поддерживает норманнов. Но кроется в его действиях еще один просчет: он плохо знает историю бретонских королев. По-видимому, он никогда не слышал о яростной Боудикке, правительнице Айсени и в результате повторяет ту же ошибку, что некогда совершили римляне. А потому, доблестные сыны Британии, вперед! Вперед, в бой! Кайр Глоуи будет наш!

И мы направились маршем к Кайр Глоуи, чтобы застать норманнов в момент высадки, то есть совершенно неподготовленными к серьезному сражению. Если же они высадятся в Кайр Гуоранегоне, мы встанем перед ними живым щитом, защищая юг Кимра, и избежим таким образом больших потерь. Ибо, укрывшись в стенах Кайр Глоуи, мы сможем нанести врагу тяжелые потери в первой же стычке. А потому от этой нашей операции выиграет даже король Альфред.

Когда мы прибыли в окрестности города, то обнаружили, что норманнский флот движется чуть выше по реке Северн по направлению к Кайр Гуоранегону. Король Родри предупреждал нас, что там есть еще одно место, очень удобное для их высадки. Но теперь у них, видимо уже знавших о нашей победе при Ллан Джорсе, будет время для того, чтобы сгруппировать войска и приготовиться к битве.

Перед самым рассветом мы окружили город, и еще до полудня Кайр Глоуи стал нашим. Но главная цель заключалась не в том, чтобы его взять, а в том, чтобы использовать как щит против хорошо организованных нападений на юг Кимра, в частности на Гвент.

Это немного успокоило меня, ибо можно было надеяться, что еще какое-то время Гвинет будет в безопасности. А кроме того, я очень надеялся на то, что столь явная демонстрация наших сил несколько подорвет самоуверенность Цеовульфа. Правда, это никак не относилось к датчанам, которые не остановятся, пока не покорят весь остров… или не будут остановлены силой.

Я всячески старался подбодрить себя. В конце концов, ведь именно я, еще недавно сам ничтожный раб, теперь отвечал за то, чтобы прервать кровавый путь всех этих захватчиков и тиранов, нанеся им как можно больший урон. И он казался мне даже большим подарком, чем тот, какого я мог ожидать от жизни. Кроме того, мне выпала честь сражаться бок о бок с великим королем, к которому я испытывал крайнюю степень уважения. Короче говоря, жизнь моя несла теперь явную печать Божьего благословения, и я благодарил за это Бога всеми силами моей души. Я постарался обдумать грядущую битву со всех сторон и пришел к выводу, что она будет чрезвычайно жесткой. Но я твердо знал: как бы она ни развивалась, мы непременно окажемся в ней победителями.

В присутствии двух пленных мы невзначай обсудили ложный план нашего нападения на центр Мерсии, а потом, как бы случайно, позволили им убежать. Мы сделали это для того, чтобы поторопить норманнов и спровоцировать их прорываться именно через Кайр Глоуи.

И наш план сработал. На следующее же утро на равнине перед городом появилось около двух тысяч датчан и предателей-мерсийцев. Все они были отлично вооружены, за ними тянулось немало повозок с провиантом, а погонщики гнали скотину. Все свидетельствовало о том, что наш противник намеревался осадить город по всем правилам военной науки, надолго блокировав его от внешнего мира. Именно осаду они почему-то считали лучшей стратегией. По приказу короля Родри несколько городских ворот были готовы быстро раскрыться и выпустить конницу, натренированную именно на неожиданные вылазки. В то же время остальные воины, находясь на башнях и за воротами, оставались в постоянной готовности к штурму, который могли в любой момент начать норманны.

И вот противник затрубил в трубы и забил в барабаны, стремясь напугать гарнизон крепости. В это же время датчане продемонстрировали нам и то, что у них много тяжелых осадных бревен и воинов, их прикрывающих. Честно признаться, зрелище это было малоприятным, особенно для людей мирных и не привыкших к сражениям.

Для нас же оно показалось подарком, поскольку мы увидели, что основные свои силы норманны собирают для открытого нападения, совершенно не подозревая о возможности наших конных атак.

Мы сели в седла и приготовились. Оуен возглавлял группу бретонцев, которые должны были напасть на датчан и мерсийцев с левого фланга. Король Родри и Бран командовали большим отрядом, предназначенным для нападения в центре, я же со своими людьми отвечал за правый фланг. Когда норманны увидят нас, летящих во весь опор, будет уже поздно, поскольку атака уже развернется с трех разных направлений.

И вот все мы осенили себя крестным знамением, ворота распахнулись, и мы вырвались в поле, все сильнее и сильнее пришпоривая коней.

Мы шли в неистовую, безудержную атаку.

Копыта трех больших конных отрядов загрохотали так, что вой боевых рогов и треск барабанов датчан показались жалким писком. Впрочем, все рога и барабаны уже в следующий момент смолкли, и музыканты в беспорядке рассыпались. Враг оказался застигнутым врасплох, и мы вошли в его ряды, как нож в масло. Мы так и продолжали двигаться тремя отрядами, каждый из которых держался плотной массой и наносил смертельные удары. Этой конной атакой мы ранили врага в самое сердце дважды: первый раз потому, что он оказался неподготовлен, а второй раз — потому, что перехватили у него инициативу нападения. Норманны рассчитывали медленно заморить нас голодом в городских стенах, а потом штурмом разбить окончательно. Но вместо этого сами оказались под нашими ударами, причем ударами не только бретонцев, но и моих яростных пиктов и отважных скоттов.

Победа наша оказалась потрясающей.

Мы собрали все, что могло нам пригодиться в дальнейших битвах, и я приказал своим воинам поджечь город и уходить, оставив за собой еще одну глубокую рану в сердце Хальфдана и его ярлов, а также разбив едва ли не вдребезги Цеовульфа, этого бастарда и негодяя.

Не знаю, с какого именно момента я вдруг стал действовать как настоящий вождь, но, хотя формально я все еще и оставался только верным вассалом короля Родри, он позволил мне вести себя так.

После разгрома датчан мы со всей добычей направились в сторону Гвента. С собой мы вели большие стада коров, свиней, овец и везли немалый запас зерна. Кроме того, в обозе у нас лежало около пятнадцати бочек эля… Я уже не говорю об оружии всякого рода, прекрасных щитах, мерсийских и датских шлемах и множестве кольчуг. Мы могли бы даже подойти к Кайр Гуоранегону и захватить все драккары противника, но предпочитали сражаться не на воде, а на земле.

И тогда я отважился спросить короля Родри, почему бы нам тотчас же не обрушиться на Мерсию и не убить проклятого Цеовульфа. Ответ, который я получил, свидетельствовал об опыте и терпении этого мудрого старца, то есть именно о тех качествах, которым учил когда-то меня, юного мальчика, старый бард Браги.

— Терпение — вот величайшее оружие воина, Энгус. Все остальное суть простые машины и орудия.

Но я все продолжал твердить о том, что нельзя оставлять в живых таких королей-марионеток, как Цеовульф, которые выслуживаются перед норманнами, словно их рабы. И тогда второй ответ короля Родри послужил мне еще более серьезным уроком:

— Марионетка, как ты сам сказал, Энгус, является в высшей степени подчиненной — в случае с Цеовульфом по отношению к Хальфдану. То, что он, сам являясь вождем, остается в то же время подчиненным тирана, ставит Цеовульфа в худшее положение: с одной стороны он вынужден полностью подчиняться вышестоящему, а с другой — на нем лежит груз ответственности перед своим народом. Жизнь его теперь висит на тончайшей нити между опасностью мятежа и гневом его страшного сеньора. Этот человек теперь не может ни воевать, ни жить в мире. Ты понял это, Энгус? Цеовульф уже мертвец и без нас.

И мы отправились в Гвент, наслаждаясь триумфом. Чем ближе мы подходили к городу, тем сильней охватывала меня дрожь. Наконец-то я увижу мою Гвинет. Но теперь я встречусь с ней не как жалкий пленник, а как триумфатор и воин, а главное — любимый слуга ее короля и дяди.