Энгус: первый воин

Глава третья Хладнокровный

Из первого корабля на берег вышли три самых известных скальда — Сигтруггр, Струбьорн и Торальдр, которые всегда сопровождали конунга и создавали песни, достойные его славы.

Затем появился король и господин Уппсалы, всей Скании, господин Хибернии, завоеватель Эрина, правитель Германии и Ютландии, грядущий хозяин Британии, наш король Ингвар Рагнарссон.

Ингвар Рагнарссон, или Айвар Бесхребетный, как он иначе назывался, обязанный своей славой в первую очередь тем, что в битвах оказывался недосягаемым для любого оружия, был человеком воистину необычным. И дело не в том, что он был очень высок или очень силен, а скорее в том, что долгий век воина являл всем его настойчивость и неукротимый боевой дух. В своем возрасте он вместо того, чтобы спокойно почивать на лаврах и предоставить непосредственное ведение боевых действий молодым командирам, все еще получал наслаждение от боя, причем наслаждение не меньшее, чем от преданности своих ярлов. Для своего возраста он был очень могуч. Однако самое главное его достоинство заключалось не в силе, а в том, что видели датчане в его глазах. А в глазах его сверкала мудрость змеи — ум жестокий и одновременно мужественный, который пугал всех, кто отваживался заглянуть в них. И я сразу почувствовал, что, хотя мы все тоже являемся кровными норманнами и обладаем немалым мужеством, смотреть в глаза конунгу не следует ни при каких условиях.

Айвар создал себе имя на завоеваниях в Эрине и Ольстере. Скупость сделала его настоящим викингом — всегда жадным до любой добычи, до любого грабежа. Он был известен как великий стратег, что потом не раз подтвердилось во время нашей кампании. Но, несмотря на все достоинства Айвара, эти змеиные глаза внушили мне ощущение, что им нельзя, невозможно верить, с самой первой секунды. Он очень отличался от моего отца и от других норвежцев, с которыми мне прежде приходилось сталкиваться. Те появлялись в Кайте, строили там поселения, привозили с собой семьи или брали в жены местных женщин. Изобильная земля давала им возможность прекратить заниматься пиратством, и в конце концов они привыкали к мирным обычаям скоттов. А многие из тех, что женились на женщинах скоттов, и вообще перенимали их миролюбивую веру.

Люди, которых Айвар привел с собой из Эйре, тоже по большей части оставили обычаи своих предков. Но в отличие от тех норвежцев, что осели в Кайте, начав обрабатывать землю и занявшись рыболовством или торговлей вместо пиратства, норвежцы Айвара занимались исключительно и только последним. Обе группы считали, что ни на йоту не отступились от самой сути образа жизни норвежцев, но каждая из них придерживалась совершенно различных сторон культуры предков.

Корабли армады Айвара закрыли собой весь горизонт. Но больше всего меня поразило то, что многие из этих судов оказались лангрскипами — длинными посудинами, которые могли вместить более тридцати человек. Их борта были сплошной стеной щитов, по двадцать с каждого борта, а бушприт являл собой голову дракона, изукрашенную сценами резни грядущих врагов.

Хальфдан, брат Айвара, был одним из работорговцев, сопровождавших конунга на его пути, начиная от завоевания Эрина. Хальфдан оказался еще более корыстолюбивым, чем Айвар, и к ним обоим я с самого начала почувствовал откровенную ненависть. Скоро я понял, что плохое впечатление, произведенное на меня обоими братьями, имело под собой серьезные основания, ибо как только они высадились на берег, у нас возникло множество различных проблем.

Как только Айвар ступил на берег, Браги встретил его и сообщил о решении ярлов взять близлежащую деревню и об успехе этого нападения. Как рассказывал нам потом старый скальд, при известии об этом Хальфдан пришел в ярость и потребовал голов тех ярлов, которые сделали это, назвав их предателями. Однако Айвар осадил брата и заявил, что наши вожди поступили правильно, и что, благодаря этой атаке, у них теперь есть хорошая база для дальнейших военных операций. Правда, как сообщал потом Браги, говорил конунг при этом весьма цинично и желчно, а Хальфдан вдруг рассмеялся и как-то подозрительно быстро согласился со своим знаменитым братом. Все это, а особенно то, что гнев Хальфдана улегся слишком быстро, скальд нашел весьма странным и поспешил уведомить отца о столь необычном поведении вновь прибывших.

Весь день воины провели, разгружая корабли и устраивая лагерь на выгодных позициях вокруг деревни. Никогда еще до сих пор я не видел такого количества воинов в одном месте, такого количества вооружения и запасов! Да и действительно, норвежцы впервые собрали такую значительную армию в тридцать раз по сто человек. Большая часть этих викингов прибыла с крупного норвежского поселения на острове Эйре, но были здесь воины и из земли скоттов, и из самой Норвегии, и из Дании. Все они держались обособленными группами или отрядами, которые управлялись теми ярлами, которые их набрали.

Поскольку в поселении не нашлось достаточного количества домов, чтобы устроить всех, люди разместились небольшими группами вокруг костров по внешней линии болота огромным полумесяцем. Теперь при попытке нападения противник должен был прорваться через внешнее кольцо нашей обороны. Подобная попытка, разумеется, была бы полным безумием. В ограждении сумели разместиться лишь те отряды из Кайта и Вестфолда, которые брали деревню, а также Айвар с Хальфданом. Такое соседство отравило мирную атмосферу отдыха завистью и подозрениями, поскольку викинги, прибывшие позже, тоже хотели участвовать в дележе добычи. Некоторые особо горячие головы рвались брать деревню едва ли не заново, но их пыл остудил Айвар, заявив, что боевой дух следует поберечь для дальнейшего покорения этих земель. В этом он, без сомнения, выказал здравый смысл и мудрость вождя. Но все-таки я не мог отрешиться от мысли, что основной причиной такого решения было то, что никто из его воинов просто-напросто не знал дороги через трясину к деревне.

В ту ночь по случаю прибытия войск в страну восточных англов все ярлы собрались на пир в самом большом доме поселения. Множество столов были накрыты, гостей принимали в соответствии с их родовитостью и доблестью. Я сидел рядом с отцом, Хагартом и Браги за столом, предназначенным для главных вождей. За этим же столом сидели Айвар с Хальфданом и самые могущественные ярлы армады. Стол рядом предназначался для нашего отряда и для вестфолдов, места за ним были очень почетны. Количество и качество пищи могли поспорить с пирами Валгаллы. Пленные рабыни, в том числе и Осбурга, сновали меж столов, разнося огромные блюда дымящегося мяса, разрезанного на порции в соответствии с доблестью: более храбрым — кусок побольше, менее храбрым — поменьше. Следом за рабынями мальчики разносили огромные подносы с сосисками и копчеными свиными колбасками; также они носили и вертела, с которых желающие брали себе угощенья. Хлеб и печеную редьку подносили беспрерывно, а для того, чтобы не было задержки в напитках, во главе каждого стола стояли чаны с элем. После долгого воздержания все с жадностью набросились на еду, и в первое время слышались лишь громкое чавканье, сопровождавшее работу тяжелых челюстей, звон ножей да стук обглоданных костей, летящих под ноги. И под этот шум Айвар вдруг обратился к отцу в своей привычной двусмысленной и циничной манере:

— Морской Волк! Я много слышал о тебе. В Бергене тебя все еще помнят за былые победы. Но после того, как ты завоевал побережье скоттов и обзавелся семьей, скальды, кажется, забыли песни про твои минувшие триумфы.

Но отец и не думал поддаваться на подобные провокации. Он спокойно дожевал кусок мяса, бывший у него во рту, и сделал хороший глоток эля. И только потом повернулся к Айвару:

— Человек становится таким, каким он хочет, Айвар. И выбирает то, что ему по сердцу. Я выбрал мир, в котором останусь жить.

— Жалкий мир…

— Мир, из которого не нужно убегать.

Айвар обнажил зубы, ибо хорошо понял намек отца. Еще совсем недавно пять королей королевств Ирландии объединились для того, чтобы изгнать Айвара с острова, и вынудили его бежать. Над нашим столом повисло тяжелое молчание. Айвар уставился на отца своими змеиными глазами, демонстративно откинулся на спинку кресла и стал тянуть эль, словно желая успокоиться. Потом он положил опустевший рог на стол, сложил губы в презрительную усмешку и продолжил, словно это молчание являлось только простой паузой, чтобы утолить жажду.

— Долгие годы мои дела в Эйре не давали мне времени ни на что, поскольку я всегда предпочитаю иметь все, что захочу, если ты понимаешь, к чему я клоню, — смеясь, произнес он. — Но мы с Хальфданом были вынуждены прервать наши занятия, чтобы решить вопрос чести. Всем известно, как король Аэль Нортумбрийский убил моего отца, Рагнара Лодброка. И мы, как его сыновья, должны исполнить священную месть, дабы дух его мог почить в мире.

— Но если твоей целью является месть, то почему вы не отправились непосредственно в Нортумбрию, а высадились на земле восточных англов? — усмехнувшись, спросил отец.

— Я хочу стереть с земли весь этот проклятый остров. Я хочу привезти сюда своих людей, которые уничтожат христиан огнем и мечом. Мы отдадим остров в полное владение Одина, несмотря на то, что англы и саксы отрицают наше божество. Но оно уничтожит их всех без малейшей жалости. Пусть Аэль ощутит те муки, которые испытывал мой отец, когда его убивали так подло. И я еще посмотрю, будет ли Аэль обладать тем мужеством, которое выказал старый Рагнар, когда тело его рвали на части, отдавая душу валькириям!

— Скальды поют, что ты оказался единственным из всех братьев, кто захотел узнать все подробности убийства отца, — вмешался Ранд Ларсен, один из ярлов вестфолдов.

— Это так, — ответил Айвар. — Но, слушая подробности, я пропитывался ненавистью, которая охватывала меня, как огонь сухое дерево. — Он замолчал, огляделся по сторонам и удостоверился, что кроме собак, рычащих и отчаянно дерущихся под столами из-за костей, его слушают все. — Говорят, что когда весть о смерти Рагнара услышал еще один мой брат, Бьорн Храбрый, то он с такой силой вонзил ногти в рукоять своего копья, что следы от них отпечатались на древке навеки.

Шепот восхищенного удивления волной пробежал по столам, и я не выдержал, чтобы не воспользоваться этой паузой в речи конунга. Я обратился к старому Браги:

— Посмотри-ка, Браги, как скальды всегда преувеличивают!

Браги только открыл рот, чтобы ответить мне, как Айвар продолжил фальшиво скорбным тоном:

— Хвитсерк услышал ужасную весть о смерти отца в тот момент, когда играл в шахматы. И тогда незаметно от всех он так стиснул пешку меж пальцами, что у него из-под ногтей хлынула кровь, — сказал Айвар и, не давая улечься вновь возникшему шепоту восхищения, стал упиваться подробностями дальше. — Третий мой брат, Сигурд Змеиный Глаз, в ответ на печальное известие стал острым ножом обрезать ногти. И обрезал их до тех пор, пока не обнажилась кость. Но я, Айвар Бесхребетный, остался спокоен и только раздувал свою ненависть тем, что попросил свидетелей смерти рассказать мне о ней в самых ужасных подробностях.

Тут Айвар ненадолго замолк, и его змеиные глазки блеснули от воспоминаний.

— Рагнар был победителем, человеком, который всегда подтверждал свои слова делом, так было с самой ранней юности. Его мечта о завоевании мира вылилась в одну фразу, которая увлекла нас всех: «На запад, через моря!». И он сполна подтвердил на деле свой девиз. Бушприты его драккаров бороздили моря от Оркнея до Белого моря. Он был редчайшим воином, викингом, который никогда не устает искать славы и добычи. Он подчинил себе половину мира, и ничто не могло удержать его до тех пор, пока ему не изменило счастье. В одну проклятую осень Рагнар командовал флотом, пришедшим на землю франков на реке Сена, и начал нападение на их столицу — Париж. Город был осажден, и несколько раз отец пытался взять его штурмом, но все атаки были отбиты. И словно для того, чтобы сделать положение осаждавших еще тяжелее, по войску разнеслась чума. Воины говорили, что такие несчастья посланы им за то, что они украли слишком много святынь в христианских храмах… Но все это чушь, и я докажу правоту своих слов на деле, опустошив все христианские святыни на этом острове! — Снова послышался шепот, но на этот раз более восторженный, я бы сказал, более страстный. Правда, часть ярлов даже подняла свои наполненные элем кубки в знак одобрения. Айвар же продолжил ледяным голосом. — И тогда, не собираясь сдаваться и возвращаться домой, Рагнар повернул корабли к Нортумбрии, стремясь прямо к исполнению своего злосчастного рока. В битве он был взят в плен и предстал перед королем Аэлем, который приготовил ему смерть, достойную настоящего воина, но пробудившую гнев норвежцев. Он отвел Рагнара в глубокую яму, вырытую прямо в королевском замке и полную ядовитых гадов. И бросил его туда умирать. Но Рагнар не испугался отвратительного месива содрогающихся змей. Старый воин до конца пропел песню смерти, и, умирая в агонии от яда, проклял Аэля, пообещав ему месть своих сыновей. И пока был еще жив, до последнего дыхания отец взывал к нам, своим сыновьям, словами: «Поросята еще захрюкают, когда узнают, что случилось со старым вепрем!».

Тут Айвар сделал намеренную паузу, чтобы дать слушателям вдоволь насладиться услышанным. Он явно хотел, чтобы ненависть, сжигавшая его самого, воспламенила и остальных. Но я-то понимал, что причиной, толкнувшей норвежцев на нынешнее рискованное предприятие, была не месть, а жажда завоевания новых земель и богатств. Их родина была не в состоянии предоставлять пищу и кров стремительно множившемуся народу, и все, что им оставалось, — это идти покорять новые земли, в том числе и изумрудные поля этого острова.

— И вот почему мы здесь — мы пришли мстить за Рагнара! — провозгласил Айвар. — Мы перещелкаем этих королей поодиночке, одного за другим, мы возьмем их крепости, их богатства, их женщин, мы пройдемся мечом по их святыням и искореним их проклятую веру, мы сделаем из этого острова новую Данию — и будет проклят тот, кто посмеет встать на нашем пути!

Последние слова вкупе с бесконечным элем привели пирующих в настоящее неистовство. Все заговорили одновременно, поддерживая Айвара и выказывая свою ненависть к Аэлю. А один из сидевших за нашим столом ярлов даже предложил тост во имя бога Тора и братьев Айвара и Хальфдана. Все сдвинули кубки с грохотом грома и выпили три раза подряд.

Поскольку захмелевшие вожди стали поглядывать на женщин, а некоторые даже гоняться за ними по всему залу, я поспешил приказать привести ко мне Осбургу и усадил девушку к себе на колени.

Неожиданно Хальфдан, который на первый взгляд выглядел вполне дружелюбно, но на самом деле был полон дикой злобы, обратился с вопросом к Ранду Ларсену. Между нами находился один человек из отряда Хальфдана, работорговец по имени Сван Виг. Он был ют и много лет путешествовал с племенами русов[7] на Восток. Происходил он с берегов реки Волги и жил там в большом деревянном доме, в котором и торговал на редкость красивыми рабами. Все свое свободное время он проводил, развлекаясь с наложницами на глазах у всех честных людей, как это вообще принято у русов. Этот человек ненавидел женщин, как и многие норвежские пираты, а потому, сам того не подозревая, имел немало союзников среди отряда Ранда Ларсена.

— Думаю, мы воспользуемся присутствием среди нас некоторых известных ярлов, чтобы скальды поведали нам об их подвигах. Это будет достойное развлечение. И первым пусть будет Ранд Ларсен, несравненный ярл, что не может удержаться, чтобы не броситься в битву. Его путешествие в Смоланд вместе с Вагном Бьессоном против Сига Вигватра по сей день вдохновляет скальдов по всей Норвегии. Ранд, расскажи же нам о своих приключениях в Смоланде, — попросил Хальфдан, чтобы оживить начинавшее затухать веселье пира слушанием историй о битвах недавней войны в северных странах. Ранд был уже полупьян и потому не сумел заметить иронии, прозвучавшей в предложении Хальфдана. А поскольку он ничего не знал об отношениях Свана Вига с ярлом из Смоланда, то не понял и той ловушки, что расставил ему Хальфдан. Он пьяно улыбнулся, считая, что ему предоставили огромную честь, и выпрямился на своем стуле.

— Из всех удивительных вещей, происшедших со мною в Смоланде, — начал Ранд Ларсен, — самой удивительной является история о том, как меня и почти всех бывших со мной людей спасли от неминуемой смерти Гуннар и солдаты.

— Это гнусная ложь! — выкрикнул вдруг Сван Виг, который хоть и не знал Ранда Ларсена, но отлично понял, чего добивался Хальфдан упоминанием о Сиге Вигватре. — Любой солдат стрижет свои волосы и бороду, чтобы в битве враг не мог уцепиться за них.

— Не перебивай его, Сван, — остановил викинга Хальфдан.

— Вот именно, — подхватил другой ярл. — Дай ему рассказать историю, а уж потом мы решим, ложь это или правда.

— Битва между Сигом Вигватром и мной, — продолжил Ранд, — была сугубо личной. Он прошел все мое королевство, ограбив весь Вестфолд. Тогда я поклялся, что убью его и возьму себе в жены его дочь Ингеборд, поскольку она действительно была самой красивой женщиной во всем Смоланде. Меня сопровождал мой друг и союзник Вагн Буессон на своем драккаре, было у нас и еще одно судно под командованием Гуннара. Оказавшись на территории врага, мы с удивлением увидели, как на нас несутся шесть драккаров. Мне удалось выяснить позже, что у Сига Вигватра в Вестфолде было немало шпионов, и известие о нашем нападении прибыло к нему гораздо раньше, чем наши корабли. Мы с Вагном подняли паруса и ринулись на людей из Смоланда, а Гуннар совершил предательство, пытаясь спасти свою шкуру, чем запятнал навеки свою честь, и оставил нас на растерзание врагу. Скоро суда Сига Вигватра обрушились на наши, и его люди попрыгали на палубы. Драккар Вагна оказался немного впереди нашего, он первым принял удар и первым потерпел поражение. Я еще успел увидеть, как Вагн получил удар мечом, который срезал ему нос и часть челюсти. Он обернулся на мгновение, споткнулся о свой сундук с сокровищами, где хранилась драгоценнейшая его добыча, — и выпал через планшир за борт, забрав с собой все свои сокровища.

По залу пополз приглушенный ропот; все, каждый на свой манер, заговорили о легендарных сокровищах Вагна Буессона. В этот момент мой взгляд совершенно случайно пересекся со взглядом Свана Вига, и я заметил, что, глядя прямо на меня, он меня не видит. Казалось, он блуждает где-то далеко, поглощенный теми чувствами, что кипят у него внутри. А чувства эти были не что иное, как ненависть к противникам его союзника Сига Вигватра. Ропот все нарастал, и Ранду пришлось возвысить голос, чтобы продолжить свой рассказ.

— Один из друзей Вагна, викинг по имени Сигвальд, берсеркер, сдернул с головы шлем, отшвырнул щит и голыми руками схватил обидчика Буессона за горло, чем и прикончил его без всякого оружия. Он еще долго сжимал его труп, пока другой викинг из Смоланда не отсек ему голову ударом меча. Силы врага были слишком велики, сопротивление бесполезно, и все мы сдались в плен. Сиг Вигватр заковал в цепи оставшихся в живых — всего семнадцать человек — и высадил на берег. Там нас усадили вдоль длинного бревна и заставили положить перед собой связанные руки. Скоро появился и Сиг Вигватр с топором в руках. Он подошел ко мне вплотную, поглядел мне в лицо и расхохотался: «Так ты собирался убить меня и взять в жены Ингеборд, правду я говорю, Ранд Ларсен? Но, сдается мне, что в гости к Одину теперь соберешься ты, а не я».

— Я, как видишь, пока еще жив и здоров, как и все остальные смоландцы, — ответил я ему. Тогда, чтобы показать, что меня ожидает, Сиг Вигватр выхватил из ряда Крока Синезубого, сидевшего рядом со мной. Старый Крок покинул нас, не потеряв ни крупицы своей чести, и теперь, я уверен, занимает одно из лучших мест на пиру у Одина. Потом Сиг Вигватр снова повернулся ко мне и сказал, что уступает удовольствие умертвить меня Бьоргу Вольфссону, одному из сопровождавших его ярлов. Бьорг подошел, посмеиваясь, словно собирался зарезать не человека, а барашка. Я заглянул ему в глаза, пытаясь прочитать в них свой конец, но увидел только будущее. Тогда я улыбнулся ему и снова повторил, что я еще жив.

— Ты достойный и ценный воин, — ответил Бьорг. В этот момент громоподобно пропели трубы. Они звучали, словно музыка Валгаллы, знаменуя прибытие нашей армии. Глаза Сига Вигватра расширились от страха и ненависти. Все знали, что вестфолдцы не оставят их в живых.

Тогда Сиг Вигватр вдруг протянул руку и, схватив меня за длинные волосы, стал гнуть к земле в свою сторону, подставляя мою шею топору. Бьорг приготовился и в нужный момент опустил лезвие, но я изо всех сил успел дернуть голову назад, подводя под удар руки Вигватра, намертво вцепившиеся в мои волосы. Все произошло слишком быстро, Сиг не успел отпустить меня, и через секунду его отрубленные руки упали на землю. Он рухнул на землю в агонии, воя от боли и ярости, пока все наши дико и долго хохотали. Ко мне с мечом в руке подступил Харальд Торвальден, еще один союзник Сига Вигватра, и был уже готов поразить меня, но Лейф Улыбающийся, один из моих воинов, неожиданно вскочил и сильным ударом сбил Харальда с ног. Я легко поймал меч, выпавший из рук от удара, и не долго думал, что предпринять. Теперь смеялись уже не только наши, но и все союзники Сига Вигватра.

— Гораздо важнее иметь тебя союзником в Мидгарде, царстве людей, чем отправлять на вечный пир к Одину, — заметил Бьорг Вольфссон. — Если я подарю тебе жизнь, то готов ли ты принять ее?

— Только при условии, что будут оставлены жизни и всем моим воинам, — ответил я.

— Достойные люди должны жить, — сказал он и развязал нас. Лодки людей Сига исчезли в море, а рядом с нами возник силуэт Гуннара. Хитростью они приблизились к нам, у каждого в руках был рог для питья, с отрезанным кончиком. Они-то и изобразили трубы армии вестфолдов. Вот так, благодаря моим длинным волосам, которые так не любят настоящие воины, я спас и себя, и союзников. Отныне в знак своей победы я стал носить золотые браслеты Сига Вигватра — именно ими я и звеню сейчас перед вами.

История Ранда понравилась всем и была вознаграждена шумными приветствиями. Самые впечатлительные, а может быть самые пьяные, стали поднимать тосты в честь умения и удачи. Хальфдан тоже рассмеялся своим змеиным смехом и бросил презрительный взгляд в сторону Свана Вига, давнего союзника Сига Вигватра, который в гневе сжимал свой рог.

— Покажи нам свои браслеты, Ранд, — вдруг попросил Хальфдан, и, возбужденный устроенной ему овацией, Ранд через нескольких ярлов передал браслеты Хальфдану. Тот долго изучал тяжелые куски золота, украшенные узорами и всяческими фигурами, разглядывая их со всех сторон. — Это работа золотых дел мастера редкого таланта, — заметил он и вдруг передал браслеты Свану Вигу. Ранд Ларсен забеспокоился, видя драгоценности в таких ненадежных руках. Сван Виг жадно касался золота, словно ласкал не металл, а женщину. Наконец он произнес:

— Вот что, Ранд Ларсен, эти браслеты по праву принадлежат мне.

— Что?! — вскрикнул Ранд, совершенно сбитый с толку. — Разве ты один из тех, кто сидел тогда у поваленного дерева, ожидая смерти? Разве ты пережил смерть, чтобы поведать об этом историю всему миру?

Сван Виг в ярости поднялся, глаза его выкатились из орбит, и он заревел на весь зал:

— Сиг Вигватр был моим свояком! И я всегда хотел найти его убийцу! Теперь я вижу моего противника лицом к лицу. Если бы ты не был лжецом и ублюдком, если бы ты сразился с Вигватром в честном поединке, то теперь его смерть не требовала бы отмщения, но ты… Поэтому я забираю эти браслеты себе в качестве возмещения убытка за смерть свояка.

— Должно быть, я выпил слишком много эля и не совсем понимаю твоих диких речей, — ответил Ранд. — Но это моя добыча, мой боевой трофей, отобранный у побежденного врага. Эти браслеты мои и только мои! — Ранд уже сорвался на крик. — А, ты жалкий трус, который умеет справляться только с женщинами, и не думай, что я отдам тебе эти драгоценности без боя! Если хочешь получить их, сначала попробуй убить меня! Отдай браслеты сейчас же!

Но Сван Виг ничего не ответил. Помолчав немного, он передал браслеты обратно Хальфдану и еще через минуту заговорил снова.

— Ты слишком много мнишь о себе, Ранд Ларсен. Ты посмел ограбить эту деревню, даже не подумав дождаться нас. Конечно, жадность думает только о себе и все гребет только под себя, и я думаю, тебе следует спросить у собравшихся здесь ярлов, кому же все-таки должны принадлежать эти браслеты.

— Ты подлый трус, Сван, — гордо ответил Ранд. — Если бы в твоем жалком теле была хоть капля чести, ты вступил бы в бой за то, что, как ты считаешь, принадлежит тебе по праву.

— Подожди, Ранд, — остановил его Хальфдан, отдавая ему браслеты. — Все мы услышали твою правду, но и слова Свана имеют под собой основание. Что ты думаешь, Морской Волк?

Отец сказал сухо и коротко:

— Отвага Ранда Ларсена хорошо известна всем, как и рассказанная им история. Даже у нас в Кайте о ней поют странствующие скальды. Если у этого Свана имеются какие-то основания оспаривать военную добычу Ранда, он должен отвоевать ее мечом.

— Разумеется, — огрызнулся Сван Виг, — что еще можно было услышать от скаредного воина, который не соизволил подождать своих товарищей, чтобы по-честному разделить добычу…

Но отец даже не дал ему закончить — в мгновение ока он оказался на ногах и обнажил меч. Айвар и остальные тоже повскакивали с мест, и некоторые успели вытащить мечи из ножен, не зная, чего ожидать дальше. Но тут над всем шумом и гамом разнесся голос Айвара.

— Сейчас не время междоусобиц, — обратился он к отцу. — Надо забыть личные ссоры, чтобы объединиться для завоевания этих земель. Убери свой меч, Морской Волк, и вы, остальные, тоже. Оставьте свой пыл для англов.

Пока он произносил свою речь, Сван, как змея, проскользнул за спинами столпившихся вокруг стола ярлов и подобрался к месту, где стоял Ранд, который яростно спорил с Хальфданом. И последнее, что он увидел в этом мире, было хитрое лицо Хальфдана, на котором вдруг появилась радостная циничная усмешка. В следующее мгновение, когда лезвие Свана Вига перерезало ему горло, он еще успел осознать, чему усмехался Хальфдан. Ранд Ларсен упал, и окровавленный нож Свана упал рядом. Наступило всеобщее замешательство. Воины Вестфолда и Кайта, уже сдружившиеся в минувшей схватке, бросились к Свану Вигу, но дорогу им преградили люди Айвара, встав стеной между ними и убийцей.

— Этот человек — подлый трус! — крикнул Хагарт. — Ранд Ларсен должен быть отомщен! Свана Вига надо наказать немедленно!

— Никто не убьет, не проклянет и не накажет его, — прогремел по залу голос Айвара. — У Свана были все основания для его поступка: он исполнил свою месть.

— Сван всегда был трусом, — перекрывая шум толпы и слова Айвара, громом раскатился вдруг голос отца. — Месть совершается открыто — лицом к лицу — а этот слизняк напал сзади, тогда, когда Ранд даже не мог его видеть!

— Сван — сын Локи, великого мошенника. И будет так поступать всегда, пока на свете существуют такие дураки, которые позволяют подкрадываться к себе сзади, — парировал Айвар.

— Единственное, что достойно Свана и таких, как он, — накормить землю своими останками! Он должен умереть — в третий раз я этого повторять не буду.

Я вместе с остальными нашими ярлами и людьми Ранда стоял рядом с отцом, сжимая в руке меч. Прямо перед нами стояли Айвар и Хальфдан, а за ними темнели ряды всех остальных. На каждого из нас приходилось не меньше чем по восемь воинов. Осбурга дрожала всем телом, прячась за нашими спинами вместе с остальными рабынями, принявшими нашу сторону.

— Нет, Морской Волк, — сказал Айвар. — Оставим эту ненужную ссору. Я же сказал, что у Свана были свои причины.

— Если такова твоя справедливость, Айвар, мое уважение к тебе пропало, несмотря на то, что ты сумел собрать целую армаду для завоевания этого острова. Больше того: я начинаю сомневаться и в том, что ты действительно можешь руководить людьми, — спокойно ответил отец.

Айвар стиснул кулаки и угрожающе прорычал:

— Ты заплатишь за свои слова, Морской Волк!

Но отец даже не обратил внимания на это. Он отправил меч обратно в ножны, склонился над телом Ранда Ларсена, снял браслеты с его запястий и обратился к Свану Вигу:

— Ну, возьми же их, грязный трус, — сказал он, протягивая браслеты. — Ранд Ларсен не был мне боевым товарищем, но вчерашней ночью мы сражались бок о бок, чтобы взять эту деревню. Он был человеком чести — и таковым же буду я, Морской Волк Ятланссон, Хладнокровный, который отомстит за его подлое убийство. Я встану между ним и тобой, Сван Виг. Глядя в твои стекленеющие глаза, я заберу эти браслеты, которые вручаю тебе сейчас. Они станут и моим военным трофеем.

Сван схватил золото с кривой улыбкой.

— А это мы еще посмотрим, Волк. Еще посмотрим, — прошипел он.