Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

У многих читателей этой книги, наверное, возникает вопрос примерно следующего характера. Хорошо, допустим, что мы согласились, что перед нами новая экономическая теория. Тогда что из нее следует? Проблемы мировой экономики хорошо известны и, в общем-то, неважно, каковы их причины. Мы-то хотели услышать от автора, что со всем этим делать. Помогает ли новая теория ответить на этот вопрос, и как именно?

Это вполне естественная и предсказуемая реакция. Всеобщая привычка задавать этот вопрос есть, на мой взгляд, одна из самых серьезных проблем, лежащих в основе современного экономического, да и в целом общественного кризиса. Для себя я давно понял бессмысленность и, как это не покажется парадоксальным, непродуктивность этого вопроса и стремления во что бы то ни стало на него ответить.

Для меня гораздо важнее найти ответ на другой вопрос: кто и почему вообще будет что-то делать. Вопрос «кто» первичен, он задает исходные рамки, а «что» есть простое следствие из полученного на него ответа.

Как экономисту, мне было понятно, что надо делать. Надо было понять природу экономического роста, который мы наблюдали на протяжении последних двухсот с лишним лет, выяснить, почему он стал возможен, разобраться, является ли рост имманентным свойством экономической системы, оценить нынешнее состояние мировой экономики и определить, может ли возобновиться процесс экономического развития в рамках сложившихся механизмов.

Результаты этой работы представлены в настоящей книге. С точки зрения многих, они не очень утешительны. Принято считать, что экономика, любая, обречена на рост. По крайней мере, такая экономика, которую принято называть «современной». Это в несовременных экономиках существовали какие-то препятствия для роста. В современных обществах они устранены, и ничто не мешает экономике проявить присущее ей от природы свойство развиваться. В общем, все

в рамках теории модернизации, различные вариации на тему которой и дают разнообразные ответы на вопрос «что делать».

Даже рекомендации теории модернизации не всегда находят своего адресата в реальном мире. Но они помогают его созданию. Некий политический деятель вполне может воспринять предлагаемую ему концепцию и попытаться собрать вокруг нее коалицию заинтересованных лиц. Его преимуществом будет непоколебимая уверенность в том, что он стоит на верном пути. Экономика не расти не может – порукой тому многочисленные примеры и история экономического развития на протяжении последних столетий. Надо только убрать с дороги то, что мешает неуклонно двигаться вперед.

Не правда ли, что такая картина внушает оптимизм и не может не порождать надежду на лучшее будущее, даже если текущая реальность неприглядна. Кто-нибудь, кто решит проблемы, рано или поздно да найдется, а экономисты пусть придумывают убедительные обоснования того, что этому кому-нибудь надо делать.

Если экономика действительно обречена на рост, то такой подход к реальности вполне правомерен. А что, если нет?

В основе экономического роста последних двух столетий лежит уникальное стечение обстоятельств самого различного характера в мировой экономической системе и ее отдельных частях. В результате экономика Запада получила мощный импульс, который был поддержан рядом других благоприятных сопутствующих обстоятельств. В отдельные периоды могло сложиться впечатление, что рост стал самоподдерживающимся. Однако на самом деле это не так.

Действие первоначального импульса рано или поздно должно было утратить свою силу. Вот уже долгое время видимость экономического роста поддерживается мощными перераспределительными процессами внутри экономической системы, действенность которых также оказалась исчерпанной, а последствия – весьма опасными.

Главный вывод этой книги заключается в том, что экономическая система сама по себе не обладает свойством постоянно расти и развиваться. Если внешние обстоятельства складываются удачно, то экономика этим непременно воспользуется (этой-то способностью она обладает), и мы будем наблюдать рост. Если внешние условия будут очень благоприятными, то экономика продемонстрирует нам длительный период достаточно быстрого роста, как это и было в эпоху промышленной революции и позже.

Проблема заключается в том, что мы можем определить, какие именно внешние обстоятельства, в какой мере и в какой комбинации обеспечили экономический рост, только постфактум. И тем более не можем воспроизвести всю необходимую совокупность условий.

Кое-что, наверное, можем. Речь идет о некоторых элементах общественного устройства, что, собственно, и является центральной темой теорий модернизации. Что-то может дать научно-техническая политика, особенно если бы мы знали, что надо искать. Но природные условия? Особенности хода демографических процессов, миграции и расселения? Характер распределения мировых денег? Все эти факторы были гораздо значимей фактора политического устройства и влияния конкретных политических решений (если мы вспомним о роли протекционизма). Но все они лежат за пределами наших возможностей изменить их по нашей воле.

Так что же? Смириться с тем, что экономический рост больше невозможен? Это означает двигаться назад, к феодализму, такому устройству общества, когда единственной деятельностью, гарантирующей успех, является захват источников дохода, находящихся в чужой собственности и, соответственно, содействие в защите этих источников.

Сегодня многие прогнозируют возврат к феодализму – больших интеллектуальных усилий для этого не требуется. Кого-то это даже устраивает, кто-то считает, что им лично или значимой с их точки зрения группе людей (например, нации) такой поворот событий даже будет выгодней. Кто-то строит оптимистичные планы – мол, процесс феодализации далеко не зайдет, а потом экономика возьмет свое и вновь начнет почему-то расти. Потому что не расти – не может. На самом деле, отлично может, равно как и падать, и разрушаться. Тем, кто застал распад СССР, это хорошо известно.

Ничего хорошего от отката назад, в феодальное прошлое, ждать не следует. Ничего хорошего в этой идее нет. Вернее, одно достоинство у нее есть, и ради объективности его надо указать.

Эта идея – проста. И это ее свойство как нельзя лучше подходит для общества, долгое время ориентированного на углубление разделения труда, то есть на постоянное упрощение. Тут, конечно, целый клубок парадоксов, заставляющих вспомнить не очень модное сейчас слово «диалектика».

Упрощение деятельности в результате разделения труда делает людей восприимчивыми к простым идеям, из которых самая простая является отрицанием разделения труда. При этом сама идея разделения труда является сложной. Будь она проста, не потребовалось бы ее «переоткрывать» и доделывать после столетнего забвения. Упрощение есть следствие применения идеи разделения труда, но это свойство не относится к самой идее.

Вот тут-то и возникает историческая развилка, которая меня заботит. Сегодня поддержание экономики и обеспечение ее роста возможны только в том случае, если сознательно управлять системами разделения труда: не только поддерживать, но и постоянно их модернизировать, развивать. А здесь мы возвращаемся к вопросу «кто и почему это будет делать».

Кто и почему вообще начнет усваивать сложную идею разделения труда с целью организации управления им, когда в мире существует множество привлекательных, на первый взгляд, простых идей? Только не надо мне говорить про какое-то там абстрактное государство и возлагать на него какие-то надежды. Бюрократия всегда предпочитает простые решения. Да и вообще в условиях выбора между движением вперед и откатом назад, к феодализму, государство, формы организации которого формировались в феодально-абсолютистскую эпоху и с тех пор не претерпели существенных изменений, явно предпочтет возвращение к своим истокам.

Я понимаю, кто и почему будет заинтересован в том, чтобы современное общество начало двигаться назад. Этот процесс, по крайней мере в сознании, уже идет и набрал достаточно сильную инерцию. Единственное, что сдерживает паническое бегство в прошлое, прочь от «ужасов разделения труда» (почему-то при этом считается, что блага, созданные в условиях разделения труда, сохранятся и будут воспроизводиться), – это сохранение остатков веры в то, что экономика каким-нибудь чудесным образом вновь начнет расти. Но чем дальше, тем больше будет эта вера подвергаться сомнению и ее защитный эффект будет снижаться.

Но я не понимаю пока, кто и почему мог бы реально противостоять этой тенденции и взять на себя организацию движения экономики и общества вперед. Возможно, это ограниченность моего кругозора как экономиста – разделение труда сказывается. Быть может, такие люди и институты существуют. Те, кто на вопрос «кто будет делать» могут дать ответ: мы.

Для них и написана эта книга.