Эротоэнциклопедия

Эпилог

Люси, Ориен и Малага на Верхнем Вест-Сайде.

Нью-Йорк, май 2001

Фото Анн Карр

После долгой зимы первого года нового тысячелетия, в первый день которого умерла моя мама, дождливая весна пришла с явным запозданием, а лето едва дает о себе знать, хотя через неделю закончится июнь. После смерти мамы, очень заинтригованной содержимым серого конверта, работа над переводом писем шла у меня все тяжелее. Без маминой веры в мои силы я быстро остыла, решив, что все равно никогда не овладею мастерством профессиональной переводчицы, которая с легкостью кенгуру перескакивает с одного стиля на другой! В этом-то и дело. Если сам Ролан Барт порой отзывается моим голосом, значит, перевод потерпел фиаско.

Некоторое время я утешалась тем, что компенсирую это Читателю, присовокупив к письмам интервью с их адресатами. Это существенно увеличило бы ценность книжечки как документального свидетельства, но, к сожалению, ничего не вышло. Кое-кто уже покоится в могиле, других мне не удалось разыскать. Еще совсем недавно ситуация складывалась просто-таки трагически, поскольку у меня не было никаких сведений ни о ком. Лишь месяц назад я наконец сумела связаться с Анн Кар, американской писательницей польского происхождения, у которой два года жила Юки И.

Анн я нашла через ее литературного агента, Малагу Б., которая дала мне понять, что заочно у нас ничего не выйдет. Единственное, что она пообещала, — встретиться со мной, если я прилечу в Нью-Йорк. Возвращаясь из Канады, я задержалась там на день. Когда я вошла в агентство, зазвонил телефон — из детского сада. Дочка Малаги упала с горки. Воспитательница требовала, чтобы мать немедленно отвела малышку к врачу. Услыхав о происшествии, загорелая, плечистая Малага побледнела и расстегнула клетчатую рубашку, словно почувствовала дурноту. В карих глазах мелькнула паника. Положив трубку, она вскочила со стула, подтянула джинсы. Малага крупная, атлетического сложения, гораздо выше меня. Я невольно погладила ее по руке и взглянула умоляюще, прося позволения пойти с ней — может, позже она найдет для меня минутку?

Малага кивнула, и мы отправились в путь: агент — широкой мужской походкой, я-почти бегом. Дорога заняла несколько минут. Перед невысоким зданием, к окнам которого были приклеены аппликации зверей, нас ждала взволнованная воспитательница со своей подопечной: девочкой лет четырех, с темной челкой и опухшей левой ручкой. Малышка была прелестная, очень похожая на мать и совершенно спокойная. Увидев маму, девочка просияла и подбежала к ней со словами «Ориен упала».

Я облегченно вздохнула, заметив, что лицо Малаги снова порозовело. Она улыбнулась дочке, осторожно подняла ее, обняла, поцеловала ручку и посадила на плечи, сказав: «Тетя из Парижа нас проводит». Мы пошли вниз через Центральный парк. Здоровой ручкой малышка обняла мать за шею, больную положила на ее коротко стриженные темные, уже с легкой проседью, волосы. Малага шагала медленно, всю дорогу рассказывая Ориен историю о больном зайчике, которого вылечил доктор-барсук. Я с любопытством наблюдала за мужественной девочкой, которая ни на что не жаловалась и не боялась доктора.

Доктор Люси, хрупкая блондинка в салатовом ситцевом платье, поразила меня своей прерафаэлитской английской красотой: блеском больших серо-голубых глаз, безупречной фарфоровой кожей, ангельским взглядом. Улыбающаяся, она ждала нас на пороге своего кабинета на восемнадцатом этаже высотного здания на Сентрал Парк Саус. Дочка Малаги протянула к ней ручки и воскликнула: «Мама!»

Врач с пациенткой скрылись за дверью кабинета. Мы сели в приемной. Неловкое молчание прервала Малага. Она говорила быстро, деловито. Я поняла, что ей хочется поскорее разрядить напряжение: «Люси подверглась искусственному оплодотворению. В банке спермы мы вместе выбрали кандидата. Мы хотели, чтобы у него было высшее образование и чтобы он был похож на мою партнершу в молодости. Судьба послала нам студента-медика Стэнфордского университета: голубоглазый блондин, 22 года, рост 180 см, худой, спортивный, не пьющий, не курящий, не употребляющий наркотиков. Лучший на курсе, отличный шахматист, альпинист. Даже голос у него похож на голос Люси. На кассете, которую нам дали послушать, он читает стихи и поет, аккомпанируя себе на гитаре. Мы не знаем о нем только двух моментов: как его зовут и каков он в жизни»

Малага умолкла и заглянула мне в глаза. Потом тихо добавила: «Это было не так просто. Люси приближалась к менопаузе, никогда не беременела. Последний шанс. Ей пришлось пройти многомесячную гормональную терапию, которую она плохо переносила. После каждого укола — я их сама ей делала три раза в день — вынуждена была лежать. Ее постоянно тошнило, рвало, она похудела. Дважды у нас ничего не получилось, я уже готова была сдаться. Но Люси уперлась: три попытки. В третий раз все пошло как по маслу. Беременность она перенесла идеально, без каких-либо осложнений. За неделю до родов Люси еще работала, через месяц — вернулась на работу».

«Потрясающе! Поздравляю вас. Дочка просто чудесная!» — вырвалось у меня. «Правда? — шепнула Малага и посмотрела на меня блаженным взглядом. — Люси — воплощение спокойствия, организованности, оптимизма, впрочем, вы сами видели. Не то что я! Я все время тряслась от страха за Люси и ребенка. Боялась, что Господь Бог накажет нас каким-нибудь монстром, гермафродитом. Я не верующая, но пока Ориен не родилась, постоянно молилась: тайком от рационалистки Люси. До сих пор не могу поверить в этот дар небес. Не перестаю благодарить за это восьмое чудо света».

Перелома не было. Люси занялась малышкой. Я смогла объяснить Малаге, в чем дело. Агент решила мне помочь и связала меня с Анн: особой на редкость эксцентричной. Интуиция подсказывала мне, что писательница знает о сером конверте больше, чем когда-либо захочет мне сообщить. Анн сама что-то пишет о последнем двадцатилетии XX века, так что трудно требовать, чтобы она делилась со мной своими материалами. Пока что я получила от нее только одну ценную информацию.

В 1981 году Юки И вышла замуж за пациента той же клиники Эдмунда Берга. Через год у них родился сын Аоки:

прелестный и всесторонне одаренный, но очень замкнутый, на грани аутизма. До шестнадцати лет Аоки жил с родителями, которые периодически лечились в клинике на Нижнем Ист-Сайде. Потом он убежал из дому, а они перебрались с Манхэттена «куда-то в деревню» (кажется, только их врач знает, куда).

Аоки записался на корабль и уплыл в Японию. Поселился в токийском метро, в собственноручно вышитой шелковой палатке. В манифесте «Homeless Mad Art»[81] он провозгласил родителей предтечами «искусства бездомного и больного». Большую известность принесло ему собственное творчество — «уличная живопись телом», которое Аоки ранит до крови, оставляя затем отпечатки на стенах домов. Это всегда здания, предназначенные на снос. Так Аоки хочет уберечь свое искусство для искусства от любых попыток коммерциализации.

На спине Аоки вытатуировал «хартию прав вечного бродяги по собственному выбору» на японском и иврите. Художник кормится подачками туристов и случайными «номадическими занятиями». В прошлом году сын Эдмунда приплыл в Европу и объявился в Париже. Днем он развозил на мотороллере пиццу, ночью занимался «археологией рубежа столетий»: просматривал содержимое мусорных контейнеров в поисках бумаг «со следом руки». В будущем он хочет составить из них «энциклопедию последних мануальных свидетельств».

Мог ли парень в комбинезоне «Пицца Хат» быть Аоки? Я убедила себя, что мог, и последние две недели расспрашивала о высоком блондине по имени Аоки во всех парижских «Пицца Хат». Тщетно. Никто о нем не слышал.

Послезавтра срок сдачи перевода писем в издательство. Пора кончать эпилог, записывать на дискету, отсылать. Я оттягиваю этот момент.

Из-за облаков вышло солнце. Выйду на воздух и я. Посижу немного в нашем новом мини-скверике, который городские власти громко именуют «парком». Он имеет форму маленького треугольника: одна сторона тянется вдоль бульвара Распай, вторая — вдоль улицы Кампань Премьер. Третьей стороной был некогда фасад техникума, от которого осталась уже только пустая площадка. Пока что она зарастает сорняками. В ближайшем будущем их ждет ликвидация: вскоре здесь вырастет лицей гостиничного хозяйства из оранжевого стекла.

Пахнут какие-то неведомые мне цветы, не то петунии, не то пеларгонии. Со стороны кладбища дует легкий ветерок. Я села в скверике лицом к солнцу, прикрыла глаза, на секунду вздремнула. Разбудил меню тихий мужской голос: интересовался, который час.

Я открыла глаза. На скамейку присел пожилой мужчина с милым добрым лицом, в котором было что-то восточное. У него остановились часы, такие же, как мои: черно-белый «Swatch». Это совпадение нас сблизило, и мы разговорились — о невезучих днях. У симпатичного господина не только остановились часы. Он вдобавок забыл ключ и теперь ждет маму, которая, как выяснилось, живет в моем доме. Знаю ли я ее? «Да, — сказала я, — в лицо», — догадываясь, что речь идет о престарелой японке, которую я порой встречаю в лифте. Мой собеседник упомянул, что происходит из очень интересной семьи, о которой хочет написать книгу.

«Буду вашей первой читательницей», — сказала я, желая доставить милому японцу удовольствие. «Ах, моя дорогая, — улыбнулся он в ответ, — я так занят, что постоянно это откладываю. Семья разветвляется во все стороны, я уж и сам не знаю, с чего начать. Хорошо бы кто-нибудь посмотрел на мой список свежим взглядом, посоветовал, как взяться за дело». — У меня вырвалось, что я вот-вот закончу собственную книжку и готова осуществить «поверхностный просмотр проекта сына моей соседки».

Японец обрадовался, деваться было некуда: я дала милому господину номер телефона и факса. А он взглянул на часы, посмотрел в сторону улицы и поспешно распрощался. Я проводила его взглядом и потеряла дар речи. Милый господин уселся в желтый кабриолет. За рулем сидела молодая длинноволосая брюнетка, в фиолетовом берете, рядом — моя соседка. Милый господин сел сзади, рядом с высоким парнем в красном комбинезоне. Я вскочила со скамейки, как ошпаренная, новый знакомый помахал мне рукой. Машина свернула на Распай, водитель газанул.

На следующий день я получила факс, который привожу в точном переводе:

Таке Курти: Очерк семейной истории

Михаэль Куртиус, р. 1845 в Гейдельберге. В 1869-м защитил диссертацию по археологии Средиземноморья в тамошнем университете, в 1870-м прибыл в Афины в качестве представителя Прусской археологической миссии, а тремя годами позже был назначен ее руководителем. В 1870-м женился на Плании Меркури, поэтессе, и сменил имя и фамилию на Микаэлос Куртиу. У них родились дочь Ирена (1871–1961), в будущем профессор афинской Немецкой гимназии, оставшаяся бездетной; и сын Александр (1872–1950). Микаэлос и Плания организовали «Ethnike Heterea»: подпольный союз патриотов, добровольческие отряды которых спровоцировали греко-турецкую войну, вероломно напав на турецкий гарнизон под Гревенной, где 17 апреля 1897 года погиб Микаэлос. Через час после его смерти Турция объявила войну Греции.

Александр Куртиу (1872–1950), археолог, профессор, в 1948-м был уволен из Афинского университета. В 1891 году женился на Лариссе Грегорьевне, дочери русских эмигрантов, которая родила ему четырех сыновей: Вассилиса (1891–1943?), Янниса (1905–2000), Георгиоса (1906–1992) и Эроса (1910–1939).

Вассилис Куртиу (1891–1943?), деятель международного анархистского движения, фигурировал под несколькими фамилиями. В 1911 году, навещая деда и бабушку в Санкт-Петербурге, познакомился с Розой Курц, по происхождению австрийкой, с которой уехал в Вену. Они вместе учились на нескольких гуманитарных факультетах Венского университета, ни на одном не получив диплома. В 1912-м поженились. При этом Вассилис поменял имя и фамилию на Вольф Курц (на это имя у него были документы). В 1913-м у них родился сын Курт.

Роза и Вольф Курц занимались разнообразной деятельностью и постоянно меняли место жительства. Они очень любили друг друга, но моногамию презирали. В 1938–1942? жили втроем с Аурелией Берг (1900–1955), поэтессой и полиглоткой, у которой от Вольфа была дочь Эффи (1939–1944). После депортации родителей заботу об Аурелии и Эффи Берг взял на себя Курт Курц. После войны Аурелия уехала из Румынии к двоюродной сестре в Будапешт. Она работала переводчицей, сошлась с художником Гезой Метлико (1920–1949), от которого родила сына Эдмунда (р. 1947). После смерти матери Эдмунд Берг попал в детский дом, откуда его вызволил Курт Курц.

Курт Курц (1913–1980), историк романской литературы, философ, эссеист. Друг Константина Бранкузи и Ролана Барта. Много лет провел в румынских лагерях и тюрьмах, на золотом руднике заболел туберкулезом и астмой. Организовал бегство Эдмунда Берга на Запад (via Афины). Последние годы жизни провел под надзором органов безопасности в Бухаресте. Умер от приступа удушья.

Эдмунд Берг (1947), художник и студент Сорбонны, ученик Ролана Барта. После бегства на Запад заболел психическим расстройством, более пятнадцати лет провел в нью-йоркской психиатрической больнице. В 1981 году женился на Юки И (р. 1947), пациентке той же больницы, художнице — концептуалистке, которая родила ему сына Аоки.

Аоки И Берг (р. 1982), художник-номад, представитель «бездомного искусства», основатель Парижского театра клошаров. 30 мая 2001 года женился в Урбино на архивистке и актрисе Корнелии Синьорелли (р. 1980).

Яннис Куртиу (1905–2000), археолог, профессор Афинского университета. В 1938-м женился на Артемизе Меркури, художнице, которая умерла от рака мозга в 1949 году и перед самой смертью родила ему дочь Планию (1949–1999). От внебрачной связи с аспиранткой Ксантиппой Хрониду, впоследствии ассистенткой в Йельском университете и ординарным профессором университета в Майами, имел сына Кристоса (р. 1951), археолога, которого после эмиграции матери в США усыновил.

Плания Куртиу-Синьорелли (1949–1999) вышла замуж за Сильвио Синьорелли (1935–1992), профессора древней истории университета в Урбино. В Афинах закончила отделение древней истории, после рождения дочери Корнелии начала изучать математику. После смерти мужа стала старшим преподавателем на факультете алгебры Университета в Чейпел Хилл, Северная Каролина.

Георгиос Куртиу (1906–1992) известен в научном мире как Сэр Джордж Курти. Вундеркинд, окончил школу в шестнадцать лет, в 1923-м поступил в Кембридж и в Грецию больше не вернулся. Пионер в области микробиологии, член Королевского общества, доктор honoris causa[82] многих университетов, в частности Афинского. Женился на доктор Саре Стайн, однокурснице, которая родила ему сына Альберта Курти (1927–2000), в будущем — профессора университета в Сан-Диего.

Эрос Куртиу (1907–1940) был художественно одаренным enfant terrible.[83] Ненавидел свое имя, с детства называл себя Эдмон. Учиться не желал, перед выпускными экзаменами бежал из дому, скитался по Европе. В 1926 году приехал в Париж и вскоре добился известности под именем Эдмон Курти. Занимался живописью и скульптурой, закончил архитектурное отделение Академии художеств. Увлекался японской сакральной архитектурой. Считается создателем кубистически-ниппонского течения, лучшим образцом которого является «дом художников» на Монпарнасе (улица Кампань Премьер, 23).

Единственный реализованный проект Эдмона Курти представляет собой сплошные мастерские: дуплексы на основе квадрата с окном во всю стену, сообщающиеся при помощи деревянных лестниц. Балюстрада выполнена по образцу торий — ворот, ведущих к синтоистскому храму. Мотив торий популяризировала в Париже Юрико Сузуки (р. 1910), японский дизайнер текстиля, вошедшая в историю моды под именем Зу-Зу. Так Эдмон называл свою миниатюрную невесту, под влиянием которой заинтересовался Японией и спроектировал свой дом. Строительство было закончено 5 мая 1931 года, в день свадьбы Эдмона и Зу-Зу, которые на следующий день въехали в самую маленькую мастерскую на последнем этаже. Там родился их единственный сын Таке Курти (р. 1939), историк архитектуры. Там же до сих пор живет его мама Зу-Зу Курти.

Чтение факса от милого господина Таке подсказало мне мораль следующего содержания. Что невозможно узнать, то следует предоставить случаю, который зовется судьбой. Его посланцем является Эрос, подмигивающий нам глазом новорожденного и совы, что вылетает в сумерках.

Обещаю Вам, что при случае спрошу Корнелию Синьорелли, с какой целью она запечатала в серый конверт пачку писем из отцовского архива и почему опоздала в тот день на свидание со своим парнем.

Париж, 30 июня 2001